Венецианский контракт

Он направился к следующей двери, помеченной крестом, и сделал то же самое. Вскоре за ним шла небольшая процессия, петляя по улицам, в которую по пути вливались новые члены.

Возле церкви Мираколи Аннибал поднял трость, и люди остановились. Он вошел в церковь, где его крестили, но не преклонил колени и не стал любоваться мраморным убранством. Вместо этого он поднялся по небольшой лестнице на каменную арку, которая серовато-коричневой радугой нависала над улицей и вела к небольшому монастырю, примыкавшему к церкви. Через решетчатые окна он видел людей, которые толпились внизу, ожидая его. Внезапно его охватила паника. Но ведь это он привел всё в движение и теперь должен довести дело до конца.

Он прошел по арке к расположенной за ней дверце и постучался ручкой своей эбеновой трости – вложив в это столько уважения, сколько смог. Ему открыла дверь престарелая монахиня в черной рясе и белом апостольнике. La Badessa – аббатиса прихода Мираколи, с которой он имел продолжительную беседу накануне.

– Вы готовы, госпожа Бадесса?

– Да. Мы готовы, – кивнула она, сохраняя абсолютную серьезность.

– И никаких сомнений?

Тень улыбки скользнула на её губах.

– Мы – сельский приход, доктор. Если люди едут, мы тоже едем.

Аннибал повернул обратно, а аббатиса с сёстрами последовали за ним. Он подождал, пока аббатиса преклонила колени перед мраморным алтарем. Она заперла шкафчик для священных сосудов в алтарной стене, где хранились Святые Дары. Поклонившись дарохранительнице, она сожгла два кусочка ладана перед золотым крестом и опустила крест на мрамор. Возвращаясь к монахиням, ожидавшим её в проходе между рядами, она не склонилась перед лежащим навзничь крестом. Священник умер прошлой ночью, и сейчас это уже была не церковь, а прекрасный мраморный мавзолей. Господь покинул её, а теперь и сестры аббатства Мираколи тоже должны уходить.

На улице Аннибал возглавил процессию, как гамельнский дудочник, похитивший детей. Но его растущая команда привлекла к себе внимание – доктор Валнетти, тащивший свою тележку с фальшивой бутылированной надеждой, выпустил красную ручку и бросился за ними. Аннибал стиснул зубы под маской. Он знал, что этот момент настанет.

– Аннибал? Куда вы ведете этих людей?

– В свою больницу.

– Что за… И где же она находится? – спросил Валнетти.

Аннибал промолчал.

– Это мои пациенты, – повысил голос Валнетти.

– Мои тоже, – услышал он в ответ.

– Вы не смеете этого делать, Касон.

– Однако делаю.

– Но зачем?

– У нас с вами разные методы. Я попробовал ваши, а теперь собираюсь попробовать свои.

Валнетти принялся лебезить перед ним.

– Мы можем договориться.

– Не думаю, – холодно ответил Аннибал, проходя мимо Валнетти, но тот преградил ему путь.

– Знаете, моя семья из Генуи.

– И что?

– Там есть одна легенда, – Валнетти споткнулся, стараясь поспеть за Аннибалом, и продолжал громко тараторить. – На пастуха Николаса, когда он был ещё совсем ребенком, снизошло Божественное видение, и он повел тысячи детей через Альпы в Крестовый поход против неверных мусульман. – Теперь он уже бежал, чтобы догнать своего подчиненного. – Они пришли в Геную, все эти дети, сотни детей. Николас верил, что море расступится, и малыши сели на берегу в ожидании. – Он остановил Аннибал, схватившись за его черный плащ на груди. Их клювы столкнулись. – Николас не был пророком, Касон, он был просто глупым ребенком.

Аннибал отпихнул его и продолжил путь, не проронив ни слова. Валнетти оказался в толпе идущих, некоторые из них толкали его, обходя. Он попытался обратиться то к одному, то к другому, но не получил ответа, и ему оставалось только семенить за Аннибалом, пока вся процессия не дошла до Фондамента Нуове.

Валнетти молча наблюдал, как Аннибал рассаживал людей в ожидавшие их лодки, но когда молодой врач прыгнул в самую большую лодку, он нанес ему последний удар.

– Я добьюсь, чтобы вас исключили из Consiglio Medico, Высшего медицинского совета – предупредил он.

– Это ваша обязанность – быть внимательным и осторожным, – пожал плечами Аннибал.

– С каких это пор? – фыркнул в свой длинный нос Валнетти.

Аннибал не стал медлить с ответом. Он оттолкнул ногой лодку от пристани.

– С сегодняшнего дня, – сказал он.





* * *


Маленькая флотилия во главе с Аннибалом, который снова возвышался на носу лодки, везла больных с их семьями на остров. Самые тяжелые больные находились в его лодке – как первопроходцы. Когда они достигли Лаззаретто Ново, он увидел, что Бокка выполнил его поручения, данные ему на прошлой неделе. Красный крест стерли со сторожки; здесь больше не будет никаких скорбных знаков. Светильник на причале поправили. Когда его зажигали, лодки должны были останавливаться здесь; когда же он не горел, они не могли сюда приближаться. Бокка выкопал небольшую яму перед воротами и наполнил её известью по приказу Аннибала, чтобы люди, прибывающие на остров или покидающие его, могли продезинфицировать свою обувь.


Аннибал, велев остальным лодкам ждать, повел свою маленькую группу тяжелобольных через ворота; некоторых несли на носилках те, у кого ещё хватало сил, некоторые шли сами, некоторые ковыляли на костылях или опирались на своих товарищей. Аннибал провел их в Тезон, уложил на кровати и каждому дал воды. Затем большие ворота закрыли.

Вернувшись к лодкам, он забрал пассажиров и разместил их в домах призрения, категорически запретив входить в Тезон, как бы им ни хотелось навестить своих близких. Два дома остались свободными: разваливающийся дом возле церкви и угловой дом рядом со смотровой башней, который он взял себе. Аннибал оставил привезенных детей играть под белыми тутовыми деревьями и направился в Тезон.

Но сначала он заглянул в церквушку. Там он заметил чью-то тень, коленопреклоненную. Аннибал отошел, не желая мешать молитве, но Бадесса обернулась и поднялась.

– Входите, – сказала она.

Он подошел нерешительно, стягивая широкополую шляпу. Клюв он оставил.

– Прошу простить меня за маску, – сказал он. – Это больше для вашей безопасности, чем для моей. – Но он всё же поклонился – неуклюже, чтобы выказать своё уважение; не алтарю, а ей.

– Я не хотел мешать вам.

– Я не говорила ничего, чего нельзя было бы прервать. Я продолжу позже, – сказала она, протягивая ему руку и указывая своим шишковатым пальцем на балки на потолке. – Наш разговор длится всю жизнь и сегодня он не завершится. – Она поправила рясу на своих полных бедрах.

– Что вы здесь делаете, доктор?

Он теребил щепку, торчащую из скамейки, и печально улыбнулся под маской.

– Честно? Я не знаю.

– Думаю, я знаю. Вы собираетесь взвалить на свои плечи великое дело, – улыбнулась она тоже, затем села на одну из скамеек и пригласила его сделать то же самое. – Когда вы пришли ко мне вчера и спросили о бедном отце Орландо, вы напомнили мне, что приход сестер Мираколи был учрежден для ухода за incurabili – умирающими, которых Господь покарал проказой и другими неизлечимыми болезнями, занесенными сюда Крестовыми походами. Эти первые пациенты знали, что их болезни неизлечимы. Первые сестры тоже знали об этом. Но они верили в Чудо. – Она взглянула на него. – Когда вы пришли ко мне со своей задумкой, это напомнило мне о смирении. Именно поэтому мы с нашими сестрами последовали за вами. Когда-то давно мы творили чудеса. И, кажется, до сих пор не разучились.

Аннибал слушал молча. Бадесса сжала простой деревянный крест, висевший у неё на шее. – Сын мой. Я слышала рассказ Валнетти; говорят, это правда. Николас и детский Крестовый поход – они сидели на берегу и ждали чуда. Но есть и другой рассказ – намного важнее, один из лучших на свете. Однажды человек повел свой народ в Землю обетованную, и на их пути оказалось море. Он не стал дожидаться, когда воды отступят; он ударил своим посохом о землю и повелел морю расступиться.

Бадесса поднялась, и свет, льющийся через разноцветное стекло единственного окна, запестрел на её рясе. Она обернулась и посмотрела на него сверху вниз.

– И море расступилось, доктор. Расступилось.





* * *


Шли дни, и на острове кипела работа, как в пчелином улье. Сестры Мираколи трудились не покладая рук, заполняя ниши Тезона плетнем и обмазкой. Мальчик Салве, несмотря на свой недуг, понимал простейшие приказания и очень пригодился, даже больше, чем Бокка. Среди прибывших был плетельщик, который руководил работой, а сёстры Мираколи, известные своим здравым, практичным уставом, не боялись испачкать руки.

Аннибал отправил нескольких сестер за хорошей тканью на рынок в Трепорти, который находился на материке, куда зараза ещё не успела добраться. Бокка и Салве должны были каждое утро собирать чистую воду из колодца и ловить рыбу в лагуне, а также запустить в озёра форель и разводить устриц на длинных узловатых верёвках. Одна из монахинь, крепкая женщина по имени сестра Анна, умевшая разводить домашнюю птицу, купила парочку несушек и петуха и привезла их на остров в рыбачьей лодке, перебросив кудахчущую добычу через плечо. Аннибал считал, что если выращивать продукты питания на месте и ловить здесь же рыбу, то люди получат свежую еду, которая не сможет заразиться через воздух.

Один из приплывших был школьный учитель, который открыл класс для мальчиков в маленькой церкви. Сёстры, придерживаясь своего устава, поочередно пели мессы в отведенные для этого часы и проводили ежедневные службы, на которых непременно присутствовал Бокка, а Аннибал редко появлялся. Бокка с превеликой гордостью пожертвовал Бадессе медный кубок, который дал ему Аннибал, в качестве сосуда для Святых Даров. Так простой медный кубок из заброшенного винного погреба превратился в настоящую святыню церкви Святого Варфоломея.

Аннибал продумал каждую деталь своей маленькой утопии. Монахини посеяли травы на плодородной осушенной земле за колодцем, а Аннибал составил для них план Ботанического сада в Падуе, чтобы на месте выращивать целебные травы и готовить из них мази.

Женщины шили матрасы для больных и по указанию Аннибала набивали их рутой и вереском, обладающими лечебными свойствами. Врач укладывал эти матрасы на больничные полы аккуратными рядами. Больных держали в Тезоне, их семьи – в домах призрения, и они никогда не встречались. Никому не разрешалось переходить из Тезона в дома, кроме Аннибала в его защитной одежде. Расходов было много. Сокровищница Касонов постепенно пустела в своем тайном укрытии возле колодца под надежной охраной каменного льва.

Каждый день Аннибал прерывал работу, забирался на башню в юго-восточном конце стены и смотрел на Венецию через море. Когда ветер дул в нужном направлении, он слышал непрерывный звон чумных колоколов в городе, призывавших души умирающих. Шесть врачей сестиери проигрывали битву. Сквозь красные мутные стекла его маски Венеция казалась ему охваченной огнем.

Аннибал сознавал всю шаткость своего положения. Он понимал, что присвоил себе остров, являвшийся собственностью Республики, и мог только надеяться, что сумеет доказать эффективность своих методов, и тогда Совет оставит его в покое. Валнетти не любил, когда ему перечили, и Аннибал подозревал, что тот уже побывал в Совете по здравоохранению и сообщил о поведении молодого врача. И каждый день, вглядываясь в розовеющее море через красные мутные стекла маски, он ждал, что кто-то явится сюда, чтобы остановить его начинание.





Глава 18





Сесилия Сабатини быстро привыкала к новой жизни служанки в доме с золотым циркулем.

Вскоре она хорошо изучила высокий дом с множеством связующих лестниц и переходов. Она привыкла к полумраку задних комнат и слепящему свету приемных залов, где своды и округлости окон пропускали золотистые лучи, преломляющиеся в ослепительную радугу. Возле дома находилась уединенная площадь с колодцем посередине, там, где главный вход для посетителей был отмечен циркулем над дверью. Со стороны фасада, выходившего на сверкающий канал с его оживленным движением, находились водные ворота; сзади – крошечный грязный дворик, над которым нависали ещё три высоченных дома. Дворик служил для сбора мусора, отходов и нечистот со всех домов, пока раз в неделю их не вывозили мусорщики на своих навозных телегах. Там ужасно пахло, и новая служанка, посчитав это место негигиеничным, избегала его, как только могла.

Домочадцы хорошо приняли высокую молчаливую девушку; она была умна и услужлива, ей не приходилось объяснять дважды, она выполняла работу, не дожидаясь, пока её попросят. Они были добры к Фейре – отчасти благодаря ей самой, отчасти из-за её немоты и отчасти потому, что она находилась под защитой своего дяди Сабато, которого все любили и уважали, и который был при этом близким другом хозяина. Двое лакеев были добры к новой служанке ещё по одной причине – любой дурак видел, что она красива, как бы девушка ни пыталась скрыть это.

Кухарка, которую все называли Корона Кучина – она сама считала себя Королевой кухни – была в курсе всего, что происходило в её царстве. Она сразу заметила нескромные взгляды лакеев и решила действовать. Ласково потрепав Фейру за подбородок, когда та впервые спустилась вниз, она с досадой воскликнула: «Матерь Божья, дорогуша, ты выглядишь так, словно собираешься работать на ponte delle tette, размахивая своими малышками для господ! Я дам тебе кружево, чтобы прикрыть вырез, и нижнюю юбку подлиннее».

Кухарка потащила Фейру в подвальную комнату, похожую на комнату Фейры, и стала рыться в своих шкафчиках. Она нашла для девушки длинную нижнюю юбку, которая спускалась почти до щиколотки. «И вот это», – Корона Кучина накинула на плечи Фейры кружевную шаль. Она продолжала искать что-то в ящике комода. «У меня где-то должна быть старая булавка – а, вот она – сейчас закрепим».

Добрая кухарка приколола булавкой шаль к платью. Фейра посмотрела на свою грудь. Булавка была в форме крошечного металлического крестика с маленькой фигуркой, висящей на нем.

Носить символ пророка-пастуха – это не единственное, на что ей пришлось пойти. Без вуали запахи дома атаковали её: рыбные кости, варящиеся на кухонной плите, восковая полировка в чулане и прогорклый бараний жир свечей в studiolo – мастерской архитектора. Удушливый смолянистый запах угля, который ей приходилось носить, вызывал у неё кашель; даже затхлый запах книг в кожаных переплетах в маленькой библиотеке, расположенной ярусом вдоль стен кабинета, заставлял её чихать.