Венец демона

У насекомых, наводнивших камеру, не было крыльев. Маленькие, величиной с орех пекан, они компенсировали свой размер огромной численностью – а еще силой крепких мандибул.

В своей киотской лаборатории Кен уже видел, что эти осы способны сделать с крысой.

Не могу смотреть…

Заметив его беспокойство, к нему повернулся Грей.

Мацуи будто онемел. Полчища насекомых выползали из соседнего отсека и кишели на полу, заполняя все углы камеры – осы окружали добычу, чтобы перекрыть пути к отступлению.

Стоящая рядом Валя показала Грею два пальца.

– Твой второй шанс.

Пирс не обратил на нее внимания.

– Что это? – спросил он у Кена.

– Жнецы, – судорожно сглотнув, ответил тот.





ЖНЕЦ


Маленький трутень стукался панцирем о панцири соседей. Длинные усики-антенны перекрещивались. Бесчисленные ножки терлись друг о друга, и невозможно было сказать, где заканчивается отдельная особь и начинается рой.

Чтобы еще более укрепить взаимную связь, тела трутней покрыты тончайшими волосками. Многим осам из большого роя ворсинки нужны лишь для того, чтобы собирать нектар, но у жнецов волоски давным-давно превратились в средство общения. Через соприкосновение волосков трутни непрерывно обмениваются химическими веществами и феромонами, сливаясь в единое целое.

Когда отряд трутней попал в новую местность, их тонко настроенные органы чувств тут же принялись определять присутствие добычи. Приумноженный ощущениями целого роя, поиск стал в тысячу раз эффективнее. Гормоны ответили на сигнал, заставив сокращаться мощные мускулы острых мандибул. Одновременно железа, расположенная между глаз, выделила в рот каждого трутня капельку секрета, содержащего 2-гептанон, агент нервно-паралитического действия. Яд одной такой капли способен обездвижить гусеницу или другое насекомое сходного размера, однако, действуя совместно, рой в состоянии парализовать и более крупную добычу.

Вдобавок в слюне трутней содержится мощный раствор пищеварительных ферментов, способных размягчить самые твердые ткани. Эта особенность развилась у них с тех времен, когда пища была покрыта крепкой чешуей.

Повинуясь инстинкту, заложенному в генетическом коде, трутни берут добычу в «клещи». Все это время они продолжают собирать информацию, в основном измеряя уровень угрозы. Тем не менее трутням нечего бояться. Их тела покрыты твердыми панцирями, с незапамятных времен приспособленными к тому, чтобы противостоять огромной силе – например, выдержать вес лапы доисторического гиганта.

Когда согласие достигнуто, расчеты превращаются в указания. Несколько отрядов внутри роя начинают щелкать задними ногами, издавая громкие резкие звуки; остальные присоединяются к хору. Эхо от щелчков возвращается с дополнительной информацией.

Сперва – форма и размер.





Какофония щелчков становится все громче, усиленная тысячами особей; созданные ими звуки проникают сквозь верхние слои тела добычи, сообщая подробности грядущего пира.





Ясно: вокруг сердцевины из твердых тканей шевелится мясо, переливается кровь, извиваются внутренности. Все тело добычи пронизывают электрические разряды, особенно активные внутри черепа.

При виде столь щедрого подарка рой охватывает чувство голода, вызывающее неутолимое желание обглодать добычу до костей. Осы направляются к жертве.

Ничто их не остановит.

Ничто не способно их остановить.





Часть четвертая

Быстрина





Глава 24





8 мая, 16 часов 00 минут по центральноевропейскому летнему времени

Гданьск, Польша

Во внутреннем дворе на цепях висел человек.

– Дурной знак, – сухо прокомментировал Монк, проходя мимо заключенного.

Кэт не доверяла знакам и предзнаменованиям, но, помня о событиях в Таллинне, держалась настороже.

Человек на цепях расхохотался, когда его товарищ сделал фото, – они оба были посетителями Исторического музея Гданьска, посвященного средневековой истории города. Музей занимал несколько готических зданий XIV века. Когда-то здесь располагались тюрьма и лобное место. В одной из башен музея до сих пор в первозданном виде демонстрируют тюремные камеры, где на всеобщее обозрение выставлены старинные орудия пыток.

Впрочем, команда направлялась не туда.

Большая часть пятиэтажного музейного комплекса была посвящена тому, что здесь называли «золотом Балтики». Над стрельчатой готической аркой висела вывеска: «MUZEUM BURSZTYNU».

– Музей янтаря, – перевела Элена. Проходя под аркой, она споткнулась о булыжник; Сэм едва успел подхватить ее под руку.

С момента прилета в Гданьск энтомолог постоянно держался рядом с Эленой. Она уже почти оправилась от эффекта, вызванного успокоительным, которое ей вколол похититель, однако Сэм все равно не отходил от нее ни на шаг, особенно когда они шли по Длуге – живописной пешеходной улице, пролегающей мимо высоких средневековых зданий.

Кэт тоже смотрела в оба – но не на Элену, а по сторонам. По улице бродили толпы туристов, и Кэт чувствовала себя неуютно. Старинные дома были приспособлены под бутики и отели, рестораны и кафе. В многочисленных подвалах располагались ювелирные магазины и галереи, специализирующиеся на «балтийском золоте» – напоминании о прежней славе Гданьска как янтарной столицы мира.

Заплатив за входные билеты, Кэт повела группу вверх по крутой лестнице во внутреннюю часть музея. На первом этаже в подсвеченных стеклянных витринах были выставлены произведения искусства из янтаря. Кэт бдительно оглядывала залы в поисках возможной угрозы, порой невольно любуясь шедеврами, расположенными под стеклом. Дерево с листьями из янтаря среди цветов с янтарными лепестками, средневековый корабль из застывшей смолы с янтарными парусами, лампы с полированными янтарными абажурами, источающими золотистое сияние…

В большой витрине на вращающейся подставке лежало янтарное яйцо Фаберже, покрытое золотой сеткой. Его верхняя часть была открыта – внутри находился полированный шар, тоже из янтаря.

– Как красиво, – выдохнула Элена, доставая очки, чтобы получше рассмотреть яйцо.

Сэм склонился над витриной.

– Настоящий королевский подарок.

– Даже не представляете, насколько вы правы, – сказала Элена, толкнув его плечом. – Держу пари, что это яйцо – подарок царей и символизирует связь с Россией. Именно там добывалась бо́льшая часть янтаря.

– И именно туда направлялся Смитсон, предприняв свое путешествие, – со значением произнес Сэм.

«Пока не прервал его», – подумала Кэт.

Елена кивнула.

– В России янтарь добывают в Калининградской области. Прежде это место называлось Кенигсберг, что означает «королевская гора».

Сэм разогнулся, потер затекшую поясницу.

– Значит, у этого яйца действительно королевская история.

– Причем ее корни уходят в эпоху более древнюю, чем времена русских царей. – Элена, прищурившись, указала на крохотную точку внутри яйца. – Если приглядеться, можно заметить в янтаре маленькую мушку. – Она выпрямилась и обвела взглядом спутников. – Можно сказать, янтарь хранит в себе историю страны. Культурную, политическую и даже биологическую.

– К несчастью для Гавайев, – заметил Монк, – похоже, янтарь сохранил слишком много.

Вспомнив, зачем они здесь, Кэт взглянула на часы.

– Нам пора. – Она направилась к узкой лестнице, ведущей на второй этаж. – Сюда.

Перед отъездом из Таллинна Кэт связалась с директором музея и изложила ему прежнюю легенду: ее команда пытается восстановить утерянную коллекцию минералов Смитсона и, в частности, ищет большой кусок янтаря, добытый в этом регионе. Директор с радостью предложил свою помощь, особенно после того, как узнал, что в составе команды исследователей приедет библиотекарь Конгресса США. Оставалось только надеяться, что для этого человека все не закончится так же трагически, как для директора Тамма. По последним сведениям, тот перенес операцию, но его жизнь по-прежнему висела на волоске. Лара не отходила от постели отца.

Поднимаясь по ступеням, Кэт мучилась угрызениями совести. Она не хотела подвергать посторонних людей риску, но ситуация на Гавайях ухудшалась с каждым часом, миллионы жизней находились под угрозой, поэтому у нее не было другого выхода.

Они вошли на второй этаж, посвященный истории янтаря. Справа на кирпичной стене висела средневековая карта, похожая на ту, которую показывала Лара. На карте был проложен старинный торговый путь, идущий от Санкт-Петербурга вдоль балтийского побережья в Гданьск, затем поворачивающий на юг через Польшу и заканчивающийся в Италии.

Янтарный путь.

Где-то на этом пути Смитсон и раздобыл свой артефакт.

Где?

– Дорогая, – сказал Монк, прервав ее размышления, – по-моему, вон тот человек пытается привлечь твое внимание.

На противоположной стороне зала, за бархатным шнуром, преграждающим выход в соседнее помещение, стоял невысокий мужчина в костюме, слишком тесном для выпирающего брюшка, и оживленно махал им рукой. Это и был директор музея. По-видимому, он узнал Элену, потому что обратился сразу к ней:

– Доктор Дельгадо, какая честь!

Между директором и группой по залу ходили многочисленные туристы.