Ведьма тебе в помощь
Часть 30 из 72 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Только не это…
– Встречаемся в ателье через час.
– Хорошо.
Да как же так! Почему?! Я заметалась по комнате в поисках одежды. Десяти минут на сборы мне вполне хватило, в ателье поехала на такси, чтобы не терять время. Сейчас Пашке как никогда нужна поддержка.
На месте была даже раньше, впрочем, он тоже. Полкин сидел на лавке, сжимая в руках отцовскую бейсболку.
– Иди сюда! – подбежала к нему, обняла.
Так мы и сидели, не замечая ничего и никого вокруг. Пашка наконец-то дал волю слезам, а я держалась изо всех сил. Это ему нужно горевать, тогда как мне – утешать. Но из-за резкого холодного ветра пришлось переместиться в ателье, где я сварила себе и другу кофе, достала из-под стойки пряники. А ведь собиралась приготовить для него зелье, чтобы унять душевную боль, в итоге ничего не успела.
– Что мне делать, Эль? – поднял он на меня растерянный взгляд. – Я уже ни черта не понимаю в этой жизни.
– Жить, Паш, что же еще. Однажды ты справился с потерей, придется и теперь.
– И что это все такое? Судьба? Расплата? Только за что?
– Если бы я знала.
– А я ему говорил, дождись утра и возвращайся. Машина все равно пустая была. Но он… – и зажмурился, закрыл глаза руками.
– Ты веришь в Бога, Паш? – присела рядом.
– Не знаю.
– Если бы верил, то знал бы, что сейчас твой отец с твоей мамой. Они ведь любили друг друга. А любовь она как магнит. – Да, это слова утешения, потому что, увы, я сама не знаю, что такое любовь. Магнит ли это, нет ли…
– Может быть. Но мне от этого не легче.
– И не будет легче, пока…
В этот момент в ателье пожаловала первая на сегодня клиентка.
– Иди работай, – печально улыбнулся Паша, – я-то никуда не денусь. Меня всегда успокаивало наблюдение за тем, как ты суетишься.
И побежали часы. А люди все шли, причем именно сегодня у каждого второго возникали вопросы один глупее другого, на которые приходилось отвечать с максимальной выдержкой. Ибо довольно сложно объяснить, что из фетра одежду не шьют, кроме кукольной; что свитеры я не вяжу, несмотря на то что у меня ателье, что из джинсов сорок второго размера куртку пятидесятого не сшить без дополнительной ткани. К вечеру я откровенно выдохлась. Морально. Убитый горем Пашка, заказчики со странностями и мои бесчисленные попытки угодить сразу всем. Хорошо хоть паратроним сидел за стеллажом и не отсвечивал.
– Ты закончила? – поднялся Пашка, когда я выпроводила последнего клиента.
– Думаю, да, – растерянно огляделась.
Но едва я собралась выключить электричество, как дверь открылась, и в ателье вошел Тайер. Варлок тотчас впился взглядом в Полкина, причем взглядом, преисполненным лютой неприязни.
– Ателье закрыто, – заявил Пашка, выпятив грудь.
Этого еще не хватало.
– Прямо-таки закрыто? – уставился на меня с негодованием Григер. – Но дверь-то открыта.
– Тебе чего, мужик? – вмиг завелся друг.
О да, знаю я эту его особенность. Когда Полкину плохо, у него появляется неконтролируемая жажда ввязаться в драку.
– С вами, молодой человек, я не разговаривал. И вообще, негоже перебивать старших.
– Паш, прошу, – покачала головой, – не надо. Все в порядке, мужчина пришел за своим заказом.
– Да, Паш, – злобно ухмыльнулся Тайер, – я всего лишь пришел за заказом. Порвались, знаешь ли, любимые подштанники, а Эля благородно и недорого их заштопала.
Я уже хотела закатить глаза, но тут треклятый варлок щелкнул пальцами и Пашка в буквальном смысле одеревенел.
– Пусть отдохнет, – проскрежетал Григер, – щенок!
– Да как ты смеешь! – не сдержалась я. – Немедленно верни его обратно!
– И не подумаю. Нам надо поговорить, а это чучело – помеха.
– У него сегодня отец умер!
Но у мерзавца и мускул на лице не дрогнул. Вот ведь нелюдь бессердечная.
– Это, конечно, печально, однако судьба порою беспощадна. Надо уметь принимать ее удары.
– Да уж, в тебе и правда нет души.
– Я реалист, Эльвет, а к вопросам жизни и смерти отношусь философски. Все там будем однажды. Но сейчас не об этом.
– А о чем? – скрестила руки на груди.
– Ты должна переехать в Магорию раньше, чем мы планировали.
– Насколько раньше?
– Можно сказать, уже сегодня.
– Что? Ты спятил? У меня у друга горе, плюс работа, куча заказов. Я не могу все взять и бросить. Это даже не обсуждается.
– Но тебе придется все взять и бросить, – подошел к стойке, уперся в нее кулаками, уставился на меня, аки удав на кролика. – Наши власти закрывают круглосуточные порталы, до частников тоже скоро доберутся. Я не могу так рисковать.
– Даже если бы я и могла, где бы я жила, простите? В полуразрушенном доме ужасов?
– У меня.
– Кто-то способен идти на жертвы? – криво усмехнулась я. – Но я все равно никуда не поеду. Не сейчас. Мой лучший друг нуждается в помощи. Я его не оставлю, – и перевела взгляд на обездвиженного Пашку.
– С этим боровом ничего не случится. А если и случится, что ж, невелика потеря для вселенной, слабаки природе не нужны.
– Ты жестокий, бездушный…
– Видимо, сей факт только для тебя новость, – перебил он. – Я не шучу, Эльвет. И тратить время на уговоры не собираюсь.
– И не надо уговаривать, не получится все равно.
В ответ Григер тяжело вздохнул, очевидно призывая себя к спокойствию, и посмотрел на меня уже не так смертоубийственно.
– Я избавлю твоего лучшего друга от душевных страданий.
– Снова влезешь к нему в голову? И потом, он сегодня же вернется домой, где все напоминает об отце, так что память сразу вернется. А похороны?
– Я не собираюсь стирать ему память. Достаточно подлечить душу.
– Это как? Эликсиры душу лишь успокаивают, но не лечат.
– Можно выключить эмоции. Он будет помнить отца, будет знать, что тот умер, но не будет убиваться.
– Не пойдет, так с людьми нельзя поступать.
– Я тебя не уговариваю, Вереск. Я лишь предлагаю вариант, чтобы ты не переживала за своего драгоценного друга.
– Как можно быть настолько слепым к чужому горю?
– Врач не спас бы ни одной жизни, если бы сидел рядом с пациентом и плакал. Ты либо помогаешь избавиться от недуга, либо сочувствуешь.
– Допустим. Но ты хочешь вытравить из него любовь к отцу, радость добрых воспоминаний.
– Зато все останутся в плюсе. Он не будет коситься на веревку с мылом, ты не будешь винить себя, что не осталась держать его за ручку, а я буду спокоен за нашу сделку.
– И как долго он проходит в этом состоянии морального анабиоза?
– Пока не примет факт смерти отца, а до того момента магия будет удерживать его боль. Все равно что закодироваться, если перевести на человеческий язык. Бывший пьяница видит бутылки с алкоголем, видит, как другие пьют, но сам не хочет. Пойми уже, спасая, надо спасать, а не делить муки на двоих, дабы продемонстрировать свою участливость.
И что мне делать? Если я оставлю Пашку в таком состоянии одного, он не выкарабкается, у него и друзей-то других нет. Выходит, остается согласиться на вариант Григера.
– А моя работа? Как с ней быть?
– Тут все гораздо проще. Ты вернешь заказы, а я финансово компенсирую расторжение сделки недовольным заказчикам.
– А мама?
– Насколько я понял, она не собирается с тобой. И если честно, пока ей будет лучше в Лютерании. Безопаснее, по крайней мере. Решай, Эльвет, кто для тебя важнее, отец или этот? – небрежно кивнул, указывая на друга. – Если будешь продолжать стоять на своем, я просто-напросто не поеду на слушание, тогда оно перенесется на «никогда». Тюремная администрация очень не любит подобных выкрутасов.
– Мне нужно время собраться. Хотя бы до завтра.
– Нет. Мы уедем сегодня. Но собраться ты успеешь.
– Встречаемся в ателье через час.
– Хорошо.
Да как же так! Почему?! Я заметалась по комнате в поисках одежды. Десяти минут на сборы мне вполне хватило, в ателье поехала на такси, чтобы не терять время. Сейчас Пашке как никогда нужна поддержка.
На месте была даже раньше, впрочем, он тоже. Полкин сидел на лавке, сжимая в руках отцовскую бейсболку.
– Иди сюда! – подбежала к нему, обняла.
Так мы и сидели, не замечая ничего и никого вокруг. Пашка наконец-то дал волю слезам, а я держалась изо всех сил. Это ему нужно горевать, тогда как мне – утешать. Но из-за резкого холодного ветра пришлось переместиться в ателье, где я сварила себе и другу кофе, достала из-под стойки пряники. А ведь собиралась приготовить для него зелье, чтобы унять душевную боль, в итоге ничего не успела.
– Что мне делать, Эль? – поднял он на меня растерянный взгляд. – Я уже ни черта не понимаю в этой жизни.
– Жить, Паш, что же еще. Однажды ты справился с потерей, придется и теперь.
– И что это все такое? Судьба? Расплата? Только за что?
– Если бы я знала.
– А я ему говорил, дождись утра и возвращайся. Машина все равно пустая была. Но он… – и зажмурился, закрыл глаза руками.
– Ты веришь в Бога, Паш? – присела рядом.
– Не знаю.
– Если бы верил, то знал бы, что сейчас твой отец с твоей мамой. Они ведь любили друг друга. А любовь она как магнит. – Да, это слова утешения, потому что, увы, я сама не знаю, что такое любовь. Магнит ли это, нет ли…
– Может быть. Но мне от этого не легче.
– И не будет легче, пока…
В этот момент в ателье пожаловала первая на сегодня клиентка.
– Иди работай, – печально улыбнулся Паша, – я-то никуда не денусь. Меня всегда успокаивало наблюдение за тем, как ты суетишься.
И побежали часы. А люди все шли, причем именно сегодня у каждого второго возникали вопросы один глупее другого, на которые приходилось отвечать с максимальной выдержкой. Ибо довольно сложно объяснить, что из фетра одежду не шьют, кроме кукольной; что свитеры я не вяжу, несмотря на то что у меня ателье, что из джинсов сорок второго размера куртку пятидесятого не сшить без дополнительной ткани. К вечеру я откровенно выдохлась. Морально. Убитый горем Пашка, заказчики со странностями и мои бесчисленные попытки угодить сразу всем. Хорошо хоть паратроним сидел за стеллажом и не отсвечивал.
– Ты закончила? – поднялся Пашка, когда я выпроводила последнего клиента.
– Думаю, да, – растерянно огляделась.
Но едва я собралась выключить электричество, как дверь открылась, и в ателье вошел Тайер. Варлок тотчас впился взглядом в Полкина, причем взглядом, преисполненным лютой неприязни.
– Ателье закрыто, – заявил Пашка, выпятив грудь.
Этого еще не хватало.
– Прямо-таки закрыто? – уставился на меня с негодованием Григер. – Но дверь-то открыта.
– Тебе чего, мужик? – вмиг завелся друг.
О да, знаю я эту его особенность. Когда Полкину плохо, у него появляется неконтролируемая жажда ввязаться в драку.
– С вами, молодой человек, я не разговаривал. И вообще, негоже перебивать старших.
– Паш, прошу, – покачала головой, – не надо. Все в порядке, мужчина пришел за своим заказом.
– Да, Паш, – злобно ухмыльнулся Тайер, – я всего лишь пришел за заказом. Порвались, знаешь ли, любимые подштанники, а Эля благородно и недорого их заштопала.
Я уже хотела закатить глаза, но тут треклятый варлок щелкнул пальцами и Пашка в буквальном смысле одеревенел.
– Пусть отдохнет, – проскрежетал Григер, – щенок!
– Да как ты смеешь! – не сдержалась я. – Немедленно верни его обратно!
– И не подумаю. Нам надо поговорить, а это чучело – помеха.
– У него сегодня отец умер!
Но у мерзавца и мускул на лице не дрогнул. Вот ведь нелюдь бессердечная.
– Это, конечно, печально, однако судьба порою беспощадна. Надо уметь принимать ее удары.
– Да уж, в тебе и правда нет души.
– Я реалист, Эльвет, а к вопросам жизни и смерти отношусь философски. Все там будем однажды. Но сейчас не об этом.
– А о чем? – скрестила руки на груди.
– Ты должна переехать в Магорию раньше, чем мы планировали.
– Насколько раньше?
– Можно сказать, уже сегодня.
– Что? Ты спятил? У меня у друга горе, плюс работа, куча заказов. Я не могу все взять и бросить. Это даже не обсуждается.
– Но тебе придется все взять и бросить, – подошел к стойке, уперся в нее кулаками, уставился на меня, аки удав на кролика. – Наши власти закрывают круглосуточные порталы, до частников тоже скоро доберутся. Я не могу так рисковать.
– Даже если бы я и могла, где бы я жила, простите? В полуразрушенном доме ужасов?
– У меня.
– Кто-то способен идти на жертвы? – криво усмехнулась я. – Но я все равно никуда не поеду. Не сейчас. Мой лучший друг нуждается в помощи. Я его не оставлю, – и перевела взгляд на обездвиженного Пашку.
– С этим боровом ничего не случится. А если и случится, что ж, невелика потеря для вселенной, слабаки природе не нужны.
– Ты жестокий, бездушный…
– Видимо, сей факт только для тебя новость, – перебил он. – Я не шучу, Эльвет. И тратить время на уговоры не собираюсь.
– И не надо уговаривать, не получится все равно.
В ответ Григер тяжело вздохнул, очевидно призывая себя к спокойствию, и посмотрел на меня уже не так смертоубийственно.
– Я избавлю твоего лучшего друга от душевных страданий.
– Снова влезешь к нему в голову? И потом, он сегодня же вернется домой, где все напоминает об отце, так что память сразу вернется. А похороны?
– Я не собираюсь стирать ему память. Достаточно подлечить душу.
– Это как? Эликсиры душу лишь успокаивают, но не лечат.
– Можно выключить эмоции. Он будет помнить отца, будет знать, что тот умер, но не будет убиваться.
– Не пойдет, так с людьми нельзя поступать.
– Я тебя не уговариваю, Вереск. Я лишь предлагаю вариант, чтобы ты не переживала за своего драгоценного друга.
– Как можно быть настолько слепым к чужому горю?
– Врач не спас бы ни одной жизни, если бы сидел рядом с пациентом и плакал. Ты либо помогаешь избавиться от недуга, либо сочувствуешь.
– Допустим. Но ты хочешь вытравить из него любовь к отцу, радость добрых воспоминаний.
– Зато все останутся в плюсе. Он не будет коситься на веревку с мылом, ты не будешь винить себя, что не осталась держать его за ручку, а я буду спокоен за нашу сделку.
– И как долго он проходит в этом состоянии морального анабиоза?
– Пока не примет факт смерти отца, а до того момента магия будет удерживать его боль. Все равно что закодироваться, если перевести на человеческий язык. Бывший пьяница видит бутылки с алкоголем, видит, как другие пьют, но сам не хочет. Пойми уже, спасая, надо спасать, а не делить муки на двоих, дабы продемонстрировать свою участливость.
И что мне делать? Если я оставлю Пашку в таком состоянии одного, он не выкарабкается, у него и друзей-то других нет. Выходит, остается согласиться на вариант Григера.
– А моя работа? Как с ней быть?
– Тут все гораздо проще. Ты вернешь заказы, а я финансово компенсирую расторжение сделки недовольным заказчикам.
– А мама?
– Насколько я понял, она не собирается с тобой. И если честно, пока ей будет лучше в Лютерании. Безопаснее, по крайней мере. Решай, Эльвет, кто для тебя важнее, отец или этот? – небрежно кивнул, указывая на друга. – Если будешь продолжать стоять на своем, я просто-напросто не поеду на слушание, тогда оно перенесется на «никогда». Тюремная администрация очень не любит подобных выкрутасов.
– Мне нужно время собраться. Хотя бы до завтра.
– Нет. Мы уедем сегодня. Но собраться ты успеешь.