Ведьма и закон. Рождение легенды

Разочарованный в себе и неудовлетворенный Ликург подвинулся еще ближе, склонился над Русей и беззвучно прошептал новое желание. Лямки платья сползли с плеч, обнажив грудь, а подол начал медленно подниматься, открывая бедра и низ живота. Рыжик что-то невнятно пробормотала сквозь сон. Застигнутый врасплох, Лик замер, но быстро пришел в себя. Она не пробудилась.

Медленно, едва не касаясь теплой кожи, он провел ладонью над изгибами ее тела. Пальцы чуть подрагивали от волнения и едва сдерживаемого желания. Он прекрасно осознавал, что ведет себя недостойно, но остановиться не мог, не хотел. Руся хрипло выдохнула и выгнулась, заставив бога на мгновение потерять ориентацию в пространстве. Рыжик не нуждалась в грезах, она сама почувствовала сквозь сон то, чего он так жаждал.

Осмелев окончательно, Ликург вытянулся рядом, приподнялся на локте и коснулся кончиками пальцев приоткрытых губ. Она вздохнула и случайно, едва ощутимо прикусила зубами указательный палец. Теперь он потерял всякую связь с реальностью. Как в бреду, дрожащей рукой он накрыл обнаженную грудь и замер, когда Рыжик подалась навстречу. Чуть надавил и повел ладонь вниз, к животу, проник пальцами между ног. Тихий прерывистый стон отрезвил бога.

Сердитый, он вернул на место белье, покрывало и пижаму Маруси, откинулся рядом на подушку и уставился в темный потолок. Да, он мечтал о ней, любил, сходил с ума. А она? Кого она сейчас во сне представляла? Того же, кого видела в грезах тогда ночью в кабинете?

От расстройства Руся едва не выдала себя. Как можно было зайти так далеко и остановиться тогда, когда она уже не хотела, чтобы он останавливался? Тело ломило и горело. Казалось, кровь вот-вот закипит. Она все еще чувствовала его прикосновения. Или он думает, она всем позволяет себя вот так раздевать и ласкать?

Недолго думая, Руся вытянулась, ощущая желание каждой клеточкой своего тела, и простонала:

– Ли-ик.

Яростное сопение рядом прекратилось. Он, кажется, вообще дышать перестал, но только на секунду. Руся ощутила, как прогнулся матрас, и он вновь оказался совсем близко. Она чуть запрокинула голову, приподняв грудь и издав долгий хриплый выдох.

Лик смотрел на нее, и пытался одновременно справиться с маниту, стремящимся слиться с силой Рыжика, и со страстью, сжигающей тело изнутри. То, что для него было реальностью, для нее было сном. Он мог лишь дарить ей ласку и играть с собственной фантазией, а фантазия рисовала ему немало вариантов, далеко не невинных вариантов.

Несколько наговоров – и Руся оказалась в облегающем купальнике из грубой крупной льняной сети. Она почувствовала, как нити сдавили грудь, как врезались между ног. Ощущения получились приятными и невероятно острыми. Она поерзала и выгнулась, заставив новый предмет одежды двигаться. Дыхание сбилось, разум отключился. Сквозь дымку наслаждения она различила тихий болезненный стон Ликурга. Он не касался, только наблюдал, и от этой мысли Руся задохнулась.

С трудом сдерживая эмоции, Лик сделал купальник еще немного уже, а затем, когда Рыжик начала плавно, размеренно двигаться, доводя себя до оргазма, он навис над ней и осторожно заставил раздвинуть ноги. Он не мог участвовать, но мог наблюдать. Никогда еще женщина не вынуждала его вести себя так, никогда он, бог, еще не довольствовался малым. Лик получал безграничное наслаждение, всего лишь наблюдая, как лен соприкасается с влажной нежной кожей. Разве не безумие?

– Ведьма, – тихо простонал он, когда Маруся успокоилась. «Ведьма» удовлетворенно улыбнулась во сне. Лик беззвучно рассмеялся, вернул ее одежду на место и устроился рядом. Теперь она превратилась в теплый, нежный, мягкий комочек. Повернулась к нему лицом, свернулась в клубок под боком и затихла.





История одиннадцатая

Сын Матери-Природы




Невыносимо жестокие твари. Порой у меня волосы начинают шевелиться, когда читаю историю этого мира. Впрочем, нас, людей, в этом плане созданиям не перещеголять. Причиной почти любой агрессии выступает особенность вида того или иного существа. Скажем, съели кого-то? Наверняка, оборотень. До смерти или полусмерти избили? Ищи половинчатого. Ограбили музей, взяли одну ценность, остальные случайно покололи или опять же случайно покалечили охрану? Хобгоблин с бандой. Обнаружили жертву эксперимента? Скорее всего, дело рук ведьмака или ведьмы. Эксперимент носит масштабы катастрофы? Виноват древний род, вроде Атума.

То ли дело на Земле. Войны, голод, кровь – карусель, уходящая в бесконечность. Для злобы людям годится любой предлог. Не понравилось слово, книга или фильм? Не смог доказать свою точку зрения? Непривычен внешний вид прохожего? Он или она постарается уничтожить любую причину беспокойства, даже если мнимой причиной окажется невинный или слабый. Слишком часто людям не нужен суд, не нужно следствие. Потребность одна – линчевать и как можно быстрее. Можно еще равнодушно пройти мимо казни… Быть может, это все тоже особенности вида, только нашего?

Из личных записей Константина Ивченко.





Она бежала, спотыкалась, падала, поднималась и снова бежала. Тело покрывали синяки, ссадины и раны. Рваная грязная сорочка пропиталась кровью. Волчица не обращала внимания на боль и промозглый туманный холод ночного леса. Ею двигало одно единственное желание – спастись любой ценой. Чуткий звериный слух подсказывал направление.





Руся залюбовалась этим тощим, длинным, угловатым юношей. Ликург был Эйдолоном, но так отличался от них. Ее переполняли тоска и нежность. Перламутровые глаза светились, губы упрямо сжимались, он не собирался сдаваться на милость обстоятельств ни тогда, ни теперь. Умный, внимательный, сильный, добрый, немного высокомерный и конечно же чересчур самоуверенный. Маруся усмехнулась, выплыла из сна и потянулась. Одинокий и упрямый – она, наконец, решила эту головоломку, такую простую для других и такую сложную для нее. Эмоции и чуткость никогда не были сильной стороной Руси. С самого детства она недопонимала, терялась, забывала, в ее голове будто пытались ужиться множество личностей, которые на самом деле и личностями-то не были. Если одна ее часть хотела мужчину, то вторая – брезговала, третья – паниковала, четвертая вообще не понимала, зачем мужчины в жизни нужны, – пятая вспоминала весь предыдущий неудачный опыт общения с противоположным полом. И так всегда и во всем. Баба Беря выступала неизменным ориентиром в жизни внучки, если не сама она помогала сделать Русе выбор, то ее мудрые слова, которые ведьма хранила в памяти, как культовые тексты. Но в последние дни неожиданно стало ощутимо легче понимать окружающих. Настолько неожиданно, что Маруся не сразу это осознала. Мысли уже не путались, желания не вызывали привычного расслоения личности. После того памятного сражения над усыпальницей Азазеля хаос, которым всегда была переполнена ее личность, будто отступил. Теперь она приобрела возможность анализировать, делать выводы и даже выстраивать предположения.

Руся протяжно вздохнула, потянулась, развернулась на бок, открыла глаза и тихо вскрикнула. Лик лежал рядом и молча пристально наблюдал за ней.

– Внуча? – раздался из гостиной обеспокоенный голос Береславы. – У тебя все хорошо? – Голос старой ведьмы приближался.

Не особо разбираясь, почему она это делает, Руся вскочила, с грохотом столкнула слегка удивленного, но не оказывающего сопротивления шефа с кровати и затолкала его под кровать.

Дверь распахнулась и в комнату вошла Береслава.

– Внуча?

– Я упала, – Маруся вытянулась по стойке смирно перед бабушкой. – Во сне. С кровати.

– Да? – Беря подозрительно оглядела сначала внучку, потом комнату. – Какой-то слабенький бог. Я надеялась, он Шута покрепче держит.

Из-под кровати донесся глухой удар.

– Соседи! – едва ли не взвизгнула Руся. – Напугали во сне. Опять стучат.

– Нда? Ну, ладно. Умывайся и пойдем блинами накормлю.

Береслава вышла из комнаты, но прежде, чем закрыть за собой дверь, добавила:


– Сосед тоже пусть из-под кровати выбирается. И его блинами накормлю.

Руся пробормотала проклятие, закрыла лицо руками и бухнулась на кровать. Глухо бормоча на мертвом языке заговор против ведьминого слова, Ликург выбрался.

– На штраф нарываетесь, госпожа Козлова?

Руся всхлипнула и забралась с головой под одеяло, насмешив бога. Он сел на матрас рядом с ней.

– Рыжик, тебе все же придется со мной поговорить и в себе разобраться придется. – Он подвинул ее и вытянулся рядом. – Сначала ты не замечаешь меня, будто и не бог я вовсе, будто человек какой слабенький, неприметный, игнорируешь приказы, заботишься, будто сам я о себе позаботиться не в состоянии…

– Когда это? – пробормотала она из-под одеяла.

– Зелье от похмелья.

– Ых.

Лик снова рассмеялся.

– Смотришь то, как на врага, то, как на друга, то беспомощно и испуганно, словно я единственный, кто способен тебя спасти. Скажи, как мужчине выдержать такие перепады? Как можно быть такой сильной и такой слабой, умной и глупой одновременно?

– Я не глупая! – она откинула одеяло и сверкнула сердитым взглядом.

– Что и требовалось доказать, – Лик повернулся на бок. – Только что пряталась от меня и вот уже злишься. Потом ты спокойно принимаешь мое безумие в Пустошах и вдруг начинаешь доверять безоговорочно до такой степени, что подразумеваешь, будто я должен знать ход твоих мыслей. И опять заботишься. – Он чуть помолчал. – И целуешь, ласкаешь так, что у меня больше не остается ни одного шанса не любить тебя.

На последних словах Руся заметно смутилась, глаза спрятала и чуть покраснела.

– И всегда отталкиваешь. Каждый раз. Пожалуйста, не играй со мной.

Лик сдержал улыбку. Нельзя сказать, что произносил неискренние слова. Все, что он описал, он действительно чувствовал. Неискренним было то, как он это сказал и когда – все выверено и вовремя. На деле говорить он сейчас вообще не хотел, хотел прижаться к ней и зайти так далеко, как не позволил себе ночью, но, как заведено, Рыжик сменила лик. Из страстной, открытой женщины она перевоплотилась в застенчивую испуганную равнодушную девчонку. Одна бессознательно манит его и отдается, вторая боится и отталкивает. Лику вдруг снова захотелось покалечить ее родню и тех мужчин, с которыми она имела несчастье связаться в прошлом. Сколь глубокими и многочисленными должны быть раны, чтобы этот живой, любопытный рыжий нос так сопротивлялся любви?

Лик поднял руку и прикоснулся к ее волосам.

– Хочешь, уйду?

Она прикусила губу.

– Это да или нет?

На этот раз она едва уловимо отрицательно покачала головой. Удержаться от счастливой улыбки Лик не сумел. Да и как, когда сознание переполняли тысячи самых потрясающих эмоций? Задай он вопрос чуть раньше, из страха и упрямства она дала бы иной ответ, но не теперь. Расчет удался.

– В верности и чести клянусь моей любви, – тихо проговорил он на древнем языке рода Эйдолон.

Рыжик вскинула голову и с подозрением уставилась на Лика.

– Нет, я никакой другой женщине этого не говорил, – с насмешливой улыбкой ответил он на красноречивый взгляд. – А вот ты, похоже, уже структуру родовой клятвы слышала.

Она снова смутилась.

– Ну, конечно! – разочарованно зло прошипел Лик и поднялся. Вдруг расхотелось быть терпеливым и понимающим. Он почти вымаливает у нее внимание, произносит древний заговор, связывающий маниту, не ожидая того же взамен, а она? – Мог бы догадаться! И кто тебе клялся? Котик твой?

Удержаться от язвительного тона он тоже не сумел.

Маруся сначала растерялась от столь явной вспышки ярости, потом заулыбалась. Что бы там себе не думало начальство, она уже не была той невнимательной, рассеянной Марусей. Раньше она бы не обратила внимания на столь явный приступ ревности, но не теперь. На душе сделалось потрясающе легко, словно крылья за спиной выросли, захотелось смеяться и обнимать сердитого и, оказывается, такого беспомощного перед ней бога.

– Будущие аптекари дают клятву, связывающую маниту с древней магией. А «котик» – это кличка Инмутефа. Его так влюбленный в него безответно ведьмак называл, мы дразнить начали, так и прижилось.

Лик озадаченно, немного беспомощно покосился на Русю, рассеянно взъерошил пальцами волосы на затылке и после минутного раздумья вскочил с кровати.

– Пойду с Береславой побеседую.

– Ведьма, – прошептал он в коридоре, когда из-за двери донесся мелодичный счастливый смех.

– Это кто тут «ведьма»? – встретила его на кухне вопросом Береслава.

– Подслушивать нехорошо, – парировал бог.

Пожилая женщина рассмеялась:

– Нехорошо, мой юный друг, в кровать к девушке без ее ведома забираться. И не надо мне вот тут сейчас лицо оскорбленного праведника строить, я внучу знаю! Она мужика, которого любит, и близко к себе в здравом уме и твердой памяти не подпустит.

Лик заулыбался.

– Что? Из всей речи услышал только один конкретный отрывок, да? – съязвила Береслава.