Ведьма белого сокола

— Отдадим птенца Давенам? — спросила я.

Догадываюсь, что это они птице крылья сломали, чтобы, позабыв обо всём, я кинулась на помощь, но лучше пусть Давены вылечат, чем мальчик погибнет у нас под забором.

Калид кивнул, признавая мою правоту, а я… я почувствовала себя бесконечно виноватой за то, что не оправдала надежд, не помогла, не справилась. Умом вроде бы и понимаю, что справиться с чарами опытной ведьмы задача не для новичка, а всё равно обидно до слёз и стыдно.

Прежде, чем обращаться к Давенам, снова залезла в гримуар Магия, пропитывающая книгу, слепила, но, прищурившись, я всё-таки смогла читать. Открыла гримуар на странице, связанной с семейным гримуаром, прижала ладонь и мысленно описала ситуацию.

Ответ высветился неожиданный: «Простейший способы частично стереть память разумному существу: простейшие чары не оставляют следа, но их воздействие легко устраняется зельем, стимулирующим память, или иным аналогичным средством. Рекомендовано стирать из памяти отдельные мгновения, чтобы у разумного не возникло подозрения, что его сознанием манипулировали». Это не совсем то, что я хочу, но подходит. Трейс будет убеждён, что, обнаружив его, я стала выяснять, кто он такой, а, разобравшись, вызвала Давенов. В этом смысле удачно, что он ранен — боль мешает соображать здраво.

Я быстро стёрла с век руны. Пока что «Взгляд истины» мне только помешает: будет отвлекать. Лучше, если понадобится, заново их выведу.

Я уколола палец, для разнообразия большой, нанесла птенцу на лоб руну и мысленно начала отматывать время назад, дошла до момента, как Калид увидел Трейса и присел перед ним на корточки. Та-ак… Беседу нашу с фамильяром частично режем. Незачем Давенам знать, что Калид общается со мной вольно, вряд ли у магов подобное принято, посчитают ещё за слабость. Как Калид сидел с птицей и ждал меня, оставляю полностью. Дальше снова цензура. Неплохо.

Закончив, открыла глаза, мысленно приказала Калиду молчать: второй раз копаться в чужой память мне не хочется. Подстраховалась я удачно, хоть и поздно. Следовало заранее предупредить, а я не сообразила. Зато, когда Калид попытался что-то сказать, не смог. Руна со лба птицы бесследно исчезла. Я поднялась.

— Я выяснила, чей он, — фраза предназначалась Трейсу.

В дом я рванула на метле. Столько времени потеряли! Хотела ведь как лучше… Я поднялась в кабинет главы рода. Ожидания оправдались: один свеженький конверт отличался от всех прочих. Он был светло-кремовый, а не безупречно белый. Я осторожно вскрыла послание. Писал Мирос Давен. Витиевато выражал своё восхищение, приглашал и шутливо угрожал продолжать писать дальше.

Я вытащила из рюкзака ручку. Пластик разъело, но стержень был ещё жив. Я быстро вывела на обратной стороне письма: «Лес Мирос, полагаю, нам следует увидеться прямо сейчас. Около моего дома находится птица, принадлежащая вашей семье». Следовало бы отправить записку, написанную на собственной бумаге, но чего нет, того нет. Я закрыла кремовый конверт, благо клей сработал повторно, бросила в ящик. Исчез? Исчез!

Теперь бегом встречать гостя.

С метлы я так и не спустилась, слетела вниз, перемахнула крапиву, через ворота пришлось выходить на своих двоих. Знаком отправила Калида на территорию под защиту контура, а сама осталась стоять рядом с Трейсом.

Мирос не заставил себя ждать. В воздухе прогудело, будто шмель пролетел. Я моргнуть не успела, как Мирос, спрыгнув с парящего над землёй сундука, вежливо поклонился:

— Несравненная лесса Тодор, счастлив вас видеть.

— И я рада встрече. Посмотрите, — я кивнула на Трейса. — Мне показалось, птица связана с вашей семьёй. И ей нужна срочная медицинская помощь, — добавила я с нажимом.

— Д-да.

Мирос всё ещё играл роль галантного влюблённого, поэтому отказать не смог. Осторожно подобрал птенца.

Трейс слабо трепыхнулся и обмяк.

— Лесса, благодарю за заботу и проявленное внимание…

— Пока вы рассуждаете, лес, птице больно, — оборвала я.

По лицу Мироса пробежала тень недовольства, но он сдержался, коротко поклонился:

— Займусь немедленно. Ещё раз благодарю, — оседлал сундук и со свистом умчался. Надеюсь, лечить.

Вроде бы всё, что могла, я сделала. Жаль птенца, очень жаль, но… Плохо быть слабой. Надо расти, причём срочно.

Я вернулась на участок, заперла ворота, прислонилась затылком к створке. И встретилась со жгучим взглядом своего Сокола. Спохватившись, отменила приказ молчать.

— То есть это была твоя работа? — процедил он.

— Я забыла предупредить, что скорректирую мальчику память. Я боялась, что ты скажешь что-нибудь не то, вот и получилось, что получилось. Сожалею.

Сокол неопределённо хмыкнул, развернулся к дому лицом, ко мне спиной. Я нашла в себе силы отлепиться от створки.

— Калид!

Он резко обернулся.

— Да, лесса?

— Я желаю принять клятву у тех, кого ты привёл. Через пять минут.

— Будет исполнено, лесса.

Ну вот, испортила отношения.

Я даже задумалась, нужна ли мне клятва. Если я отпущу Сокола, то… А ничего. У нас какой договор? Клятва — это плата за безопасность. Вот пусть и клянутся. Эти как раз, если верить Калиду, добровольцы, остальных он отпустил.

Для ритуала мне снова нужны воск и кровь. Я заглянула в гримаур, перечитала статью о клятвах, затем представила опутанного паутиной Трейса. Какого чёрта у меня не получилось? Текст моментально подстроился под вопрос: «Нерушимые узы, их виды и подвиды». Твою же! В прошлый раз, оказывается, я недостаточно точно сформулировала исходные условия задачи и мне выдали негодный рецепт. Чертыхнувшись вслух, я убрала гримуар в рюкзачок, пересчитала соколов. Скольких доставила, столько и есть. По-прежнему сидят на перилах. Вот и хорошо.

На миг у меня потемнело в глазах. Даже головой пришлось тряхнуть, чтобы разогнать заплясавших на периферии зрения тёмных мушек. Наверное, от усталости. Перенапряглась я. Не зря Янина писала, что практиковаться в магии следует дозированно. Но со стаей надо закончить, к тому же сделать осталось мелочь.


Я развела огонь, разогрела воск. Мне понадобятся «лепёшки» по числу соколов. На каждой надо вывести определённую последовательность рун, затем приложить воск окровавленной стороной к птице, подержать, пока он не осыплется порошком, и переходить к следующему соколу с новой «лепёшкой».

Ничего особенного, ничего нового. Я управилась за полчаса. В процессе, правда, голова несколько раз начинала кружиться и дважды снова темнело в глазах. Я взвесила: лучше прерваться и отдохнуть или уже добить до победного? Если бы не ссора с Калидом, которую ссорой-то не назовёшь, выбрала бы первое, а сейчас… до победного. Тем более, когда я ставила печать на последнего из оборотней, самочувствие пришло в относительную норму, если не считать напавшую на меня зверскую жажду.

— Всё, — объявила я.

Надо бы им что-то сказать, познакомиться хотя бы, но… Снова «но».

Не оборачиваясь, прошла в холл, упала на диван, укрытый заметно увядшими ветками сирени. Стараясь сдерживаться, выхлебала морс до последней капли. Помогло плохо. Во рту осталась сухость. А ещё знобить начало. Впору плащ у Калида отобрать и закутаться с головой, закуклиться. Глупости. Зачем мне плащ, когда в жилых комнатах, в комодах, сохранились одеяла? Совсем мозги не варят. Вместо того, чтобы подняться наверх, я легла, свернулась калачиком. Я всего на минутку, чуть-чуть полежу и встану.

Никогда подобной слабости не испытывала. Тело будто из чугуна отлили. Даже пальцем не пошевелить. Испугаться я не успела, забылась сном.





Глава 15




Мне снился кошмар, и я никак не могла проснуться. Невнятные образы, похожие на неуловимые черные тени, скользящие в безлунной ночи, не отпускали, как я ни билась. Я пыталась от них сбежать, пыталась позвать на помощь, но сил сопротивляться не осталось. Я лежала в темноте, тряслась от холода и не могла пошевелиться. Может быть, это и не сон? Больше смахивает на болезненное забытьё.

Кажется, меня окликали, но голоса доносились, как сквозь вату. Вроде бы я отказалась от ужина, но не уверена. Как я могла отказаться, если даже слова выдавить не могу?

Я задыхалась.

— Лесса? — обращение прозвучало неожиданно ясно.

Попыталась ответить, но не смогла.

Кто-то тронул меня за плечо и громко возмутился.

— Да ты ледяная!

Тише, пожалуйста. Вряд ли мою просьбу услышали…

Меня вдруг приподняли. Диван скрипнул, принимая новый вес, и я оказалась в согревающих объятиях.

— Эй, я же вижу, что ты глаза открыла. Не молчи. В чём дело?

В ответ получалось только моргать, да и то медленно. Зато я, наконец, поняла, кто меня выдернул из кошмара — мой Сокол.

Калид стянул с себя плащ, закутал меня в него по самый нос и прижал к себе ещё теснее, дотянулся до стоп:

— Совсем как сосульки!

— Угу.

С приходом Калида мне стало лучше. Слабость никуда не делась, язык не ворочался, но по крайней мере связь с реальностью вернулась, и я больше не выбивала зубами чечётку.

— Бейзи! — позвал Калид.

Вход в холл оставался вне поля моего зрения, но я услышала шаги, короткий ответ и приказ Калида принести мне горячего чаю. Откуда, интересно, девушка его возьмёт? В качестве заварки, допустим, можно использовать ягоды и листья той же смородины. А как быть с водой? Заросший ряской пруд доверия не внушает. Но ни спросить, ни возразить у меня не получилось.

Калид немного пересел, одной рукой продолжил придерживать меня за плечи, а второй начал растирать левую стопу. Прервался, поймал мои ладони, выругался. Ну да, руки такие же холодные. Я не поняла, что Калид делает, но его плечо под моей щекой начало двигаться. Я недовольно заворчала.

— Сейчас, потерпи.

Он не придумал ничего лучше, как прижать мои руки к своему телу и сверху опустить рубашку. Подтянул к себе мою правую стопу и продолжил массаж, и через пару минут добился, что кровь начала приходить в пальцы, заледеневшие конечности стали отогреваться.

А ещё минут через пять Бейзи принесла чай.

Калид снова пересадил меня, облокотил на спинку дивана. Обращается, как с большой игрушкой. Но приятно… Я даже слабо улыбнулась, губы послушались. Калид не видел, он как раз забрал у Бейзи чашку, пригубил:

— Не обожжёшься. Лесса, очнись, — он снова попытался меня растормошить.

Я послушно сделала глоток.

— Вот, умница, лесса.

Уговаривает, как ребёнка. Или как больную…

— Бейзи, будь добра, бутерброд ещё сделай.