Вечный кролик

– Меня вот что беспокоит, – продолжал я, – стоило нам упомянуть при Бобби, что Тоби пропал и что он член Крольнадзора, как она тут же куда-то звонит, и Тоби, весь напуганный, уже извиняется перед Пиппой и признается, что переспал с Арабеллой из клуба верховой езды. Он был очень напуган.

Я наклонился поближе к дверце.

– Твоя семья как-то связана с Подпольем?

Я помолчал.

– Тебя ведь там нет, верно?

Я открыл дверцу и обнаружил, что прав. Там не было ни Конни, ни романа Александра Дюма, ни фонарика… ни, как ни странно, моего пылесоса. Закрыв дверь, я вздохнул, налил себе чаю и сел за кухонный стол, размышляя, не приложил ли Харви руку к состоянию Тоби, пошел ли он тоже в кино… и в кино ли они вообще пошли. Я напомнил себе, что Пиппа была самостоятельной девушкой, а затем пошел в гостиную, собираясь посмотреть что-нибудь – что угодно – по телику. Далеко я не ушел, поскольку в прихожей кое-что привлекло мое внимание. Ботинки Конни все еще стояли там, где она их оставила, – у старых напольных часов. Тем вечером прошел небольшой дождь, и я знал, что кролики терпеть не могли мочить лапы.

Она все еще была в доме.

Я заглянул в гостиную, затем в подсобку, где увидел, как цветочное платье Конни крутится в стиральной машине. Еще больше озадачившись, я проверил оранжерею, свой кабинет и столовую, но ее нигде не было. Я вернулся в прихожую и там услышал, как наверху шумит душ.

– Миссис Кролик? – позвал я у лестницы. – Вы наверху?

Она не ответила, и вместо этого я услышал, как она что-то напевает своим приятным голосом. Несколько секунд я просто стоял, не решаясь что-нибудь сделать, а затем сказал себе, что это мой дом, и медленно поплелся вверх по ступеням.

Душ работал в ванной комнате в моей спальне, и дверь была открыта. В зеркале я мог разглядеть ее отражение. С намокшим мехом, если не считать хвоста и мощных мускулов бедра и голени, ее тело было почти таким же, как у человеческой женщины. Я отвел глаза, несколько секунд постоял, снова посмотрел и снова отвел глаза. «Если ты видишь кролика, значит, кролик видит тебя».

– Конни?

– Ой, привет, Питер, – крикнула она. Судя по всему, мое присутствие ее совсем не смущало. – Я не знала, надолго ли ты, поэтому воспользовалась возможностью кое-что постирать и запрыгнула в душ. У нас никак не получается подключить горячую воду в Хемлок Тауэрс. Ты ведь не против, правда?

– Ну, не против, – сказал я и, в общем-то, не слукавил.

– Я использовала весь твой шампунь, – сказала она, – все два литра. У меня много меха. Но вот кондиционер я не нашла.

– Я им не пользуюсь.

– Может, это и хорошо, – сказала она, – у меня и так всегда мех немного пушится. Ты не передашь мне полотенце?

Я передал, стараясь при этом не отводить стыдливо глаза. Не желая показаться ханжой, я все-таки смотрел на нее – но только в глаза.

– Спасибо, – сказала она, заворачиваясь в полотенце и выходя из душа. – У тебя ведь есть фен, да? А то мех сохнет годами и может слипнуться, если его сразу не расчесать.

– Я принесу Пиппин, – сказал я и пошел вниз за феном. Когда я вернулся, Конни уже сбросила полотенце и смотрела на свое обнаженное тело в полноразмерное зеркало, висевшее на двери шкафа.

– Банти учит нас, что зеркала, бесконечные селфи и самовосхваление в соцсетях – это врата в нарциссизм, – сказала она, повернувшись, чтобы получше рассмотреть себя. – В колониях зеркал нет, у нас дома тоже, а в машинах они делаются маленькими, чтобы избежать неприличного самолюбования. Что ты думаешь?

– Я думаю, что ты… очень красивая, Конни.

Она улыбнулась, взяла фен и стала сушить свою шубку, которая состояла из тончайших волосков и поэтому сохла очень быстро. Она начала с задних лап, а затем стала подниматься выше, за все время ни разу не смутившись от моего присутствия.

– Они вернули Тоби, – сказал я.

– Я знаю, – сказала она. – Бобби знает кролика, который знает кролика, который знает кролика, который знает кролика.

– Вы состоите в Подполье?

– Все кролики состоят в Подполье, – помолчав, ответила она. – Оно основано скорее на взаимопонимании, а не на вербовке. Кто-нибудь тебе кивнет, или тронет за плечо, или позвонит, и тебе нужно будет поступить правильно, какой бы ни оказалась личная цена. Единство и целеустремленность. Держи, посушишь мне спинку, ладно?

Она повернулась, и я направил фен на ее мохнатую спину. Она передала мне мягкую расческу, и я стал еще и расчесывать мех.

– Помнишь, как мы ходили смотреть все эти ужасные фильмы? – спросила она через плечо. – Мы сидели на заднем ряду из-за моих ушей и даже за руки не держались или еще чего, но сиденья были узенькими, и поэтому мы касались друг друга?

– Я очень отчетливо это помню.

– Мне это нравилось, – помолчав, сказала она. – Такая сдержанная близость. Я всегда чувствовала, что мы с тобой как будто подходим друг другу, ты и я. Ни с кем больше этого не ощущала. Ни с кроликом, ни с человеком, даже ни с одним из моих мужей.

– Да, – сказал я. – Я тоже это чувствовал. Все, спина у тебя высохла.

Она повернулась, забрала у меня фен и начала сушить мех на руках и туловище.

– Слушай, – сказал я, – я хочу извиниться.

Она направила фен на уши, и они комично захлопали.

– За что?

– Помнишь, я сказал тебе, что не работаю в Крольнадзоре опознавателем? Так вот… Я солгал. Я опознаватель. Пятнадцать лет уже как.

Я опустил глаза и увидел, что мои пальцы плотно сплетены, красноречиво выдавая мое волнение. Мое сердце колотилось, и я чувствовал, словно мою грудь сдавило стальным кольцом.


– Я еще тридцать лет назад поняла, что у тебя дар, – мягко сказала она, – когда в универе ты мог узнать меня в толпе кроликов. Я часто гадала, поймешь ли ты, что у тебя есть такая способность, и как ты ею воспользуешься. Я принимаю твои извинения за ложь. Кроличий Путь позволяет лжецу стереть пятно вранья, если в течение часа он сделает одно благое бескорыстное дело. Думаю, ты только что успел.

И она улыбнулась.

– Ничего не изменилось, Пит. Между нами все хорошо.

Я набрал в грудь воздуха.

– На самом деле я должен извиниться не только за это.

– Да? – сказала она, вдруг посерьезнев. – За что тогда?

Какое-то время я смотрел на нее, открыл рот, чтобы рассказать ей о том, что я был вторичным опознавателем в ночь ареста Дилана Кролика и что меня принудили подтвердить его личность. Что я должен был сделать больше, что я мог сделать больше. Но вместо этого я сказал:

– За то, что не пришел на ту демонстрацию, когда тебя попросили покинуть университет. Моя тетушка была не настолько больна и в итоге поправилась. Я должен был прийти туда, к тебе.

Она пожала плечами.

– Меня бы все равно выгнали. Ты был нужен тетушке. Я на тебя за это не обижаюсь, ведь это АКроПаСК заставила университет изменить правила приема, а не ты. И, Питер?

– Да?

– Я тоже должна извиниться.

– За что?

– Увидишь.

Я собирался сказать ей, что всегда жалел о том, что не связался с ней, даже после того, как ушла Елена. Наверное, дело было в страхе. Я боялся встречаться с крольчихой, боялся, что неправильно истолковал наши с ней чувства. Но я так и не сказал этого, потому что длинные и очень изящные уши Конни, до этого момента расслабленно лежавшие у нее на спине, вдруг резко встали торчком на макушке, и она на несколько секунд внимательно прислушалась.

– Черт, – сказала она. – Я только что слышала, как хлопнула дверь машины.

– Пиппа еще не могла вернуться… Наверное, это кто-нибудь из соседей.

– Это был «Додж». Такой звук ни с чем не спутаешь. Док скорее всего вернулся, чтобы переночевать. Кролики чувствуют себя неуютно, когда им приходится спать не в своей кровати.

– Но… До Ближнего Востока же лететь десять часов.

– Нет, нет, – сказала она, – не тот Ближний Восток. Ноттингем. – Она стащила с моей кровати простыню и завернулась в нее. Я тем временем подошел к окну спальни и выглянул наружу. Конечно же, Док уже припарковал «Додж» и поскакал ко входу в дом. Несмотря на то что уже наступил вечер, на дворе стояло лето, и еще было достаточно светло.

– Ну что? – спросила Конни.

– Он пошел в дом. Нет, погоди, он снова вышел.

Док постоял на улице, понюхал воздух, а затем зашагал в нашем направлении.

– Он идет сюда, – сказал я дрожащим от страха голосом.

– Он как идет, решительно и уверенно?

– Да.

– Ой, мамочки, – сказала она. – Вполне возможно, что он все это неправильно поймет.

– Нет, – сказал я, – он точно все поймет неправильно. Что нам делать?

– Ну, – задумчиво сказала она, – он уже что-то подозревает, так что решит, что ты меня уводишь, и вызовет тебя на дуэль.

– Ничего страшного, я ведь просто могу отказаться.

– Вообще-то нет, – сказала она, качая головой. – Если он тебя вызовет, то дуэли не миновать. Только самый мерзкий бесхребетный гад может попытаться выкрутиться.

– Бесхребетный гад?

– Самый мерзкий.

– У меня есть идея получше, – сказал я. Ее томик Дюма и фонарь лежали на кровати, так что я передал их ей и открыл дверь шкафа. Она сделала шаг внутрь, затем остановилась и снова повернулась ко мне.

– Док помешан на чести и дуэлях, и выбора у тебя, скорее всего, не будет, так что вот что тебе нужно знать: его дуэльные пистолеты украшены изображениями зверей, и он даст тебе выбрать, из какого стрелять. Тот, что с жаворонком, бьет немного левее, а тот, у которого на ручке вырезан крокодил, бьет прямо в цель.

– Я никогда этого не запомню.

– Это просто: с крокодилом на ручке пистолет стреляет кучно, а с маленькой пташкой всегда дает промашку.