Вашингтонский узел. Время испытаний
Часть 12 из 51 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Все бойцы принесут присягу мне. Они не смогут её нарушить.
– Но разве вы амир?
Аль-Бадри посмотрел на меня, и понял, что не все так просто.
– Они не предадут меня – уверенно сказал он
Прошлое. Июнь 2009 года
Ирак, Багдад
Вернувшись в Багдад, я посмотрел досье этого парня. Оно не впечатляло – из бедной семьи, почти ничего не имеет. Задержан даже не за теракт, а за пропаганду. Предположительно имеет какую-то степень в фикхе[17]. Но какую – мы не знали.
Стэн был настроен оптимистично. Мы гуляли на территории «парка» – так называлось место на территории нового посольства с чахлыми деревьями – а вместо земли тут всё было засыпано цветной щебёнкой.
– Мы должны на кого-то опираться – сказал Стэн – хотя бы на тех, кто виновен меньше других.
Я промолчал.
– Как тебе показался этот парень?
– Работать можно, – я пожал плечами, – но по одной встрече сказать можно мало. Его уже проверяли на детекторе?
– Нет, – скривился Стэн, – да и бесполезно. Они врут, как дышат. Принцип такой, когда ты постоянно лжёшь, детектор этого не видит.
– Что здесь произошло, пока меня не было?
– Ничего хорошего. Сначала мы легли в постель с шиитами, потом с суннитами, потом опять с шиитами. Потом они начали резать друг друга
– А мы что делаем?
– Поддерживаем присутствие. Это официально.
– А неофициально?
Стен выругался матом.
* * *
Начало девятого года ознаменовалось взрывом насилия в Афганистане – хотя казалось, там дело уже выправляется. Придурки из Госдепа тоже так решили и решили спихнуть президента соседнего Пакистана Мушаррафа, который пришёл к власти в Пакистане несколько недемократичным путём – в результате военного переворота. Они только забыли о том, что демократия означает правление на основе общественного консенсуса, а общественный консенсус в Пакистане, как и в других подобных странах, – включает в себя убийство американцев. Сменщики Мушаррафа прекратили сотрудничество с нами в борьбе с Талибаном – и уже через полгода ситуация в Афганистане начала обостряться.
В Ираке насилие понемногу шло на спад – но это было вызвано скорее тем, что на выборах победил Барак Обама. Местные поняли, что мы уйдём и смысла нападать на нас – уже нет.
Мы же – уже готовили план работы после вывода войск.
Тут мне не на руку сыграла моя репутация – Бишоп иногда брал меня с собой и мы ездили к его агентам только вдвоём. Я его прикрывал, хотя это была не боя работа.
Навсегда запомнил того члена Верховного суда. Мы привезли ему жалование – наличные, полмешка. Он там сам должен был кому-то раздать. Дело было у него дома – и пока я стоял с автоматом, верховный судья и Стен, сидя на ковре рядом с грудой банковских упаковок – делили деньги. Три пачки судье, пачку Стену. Четверть мы забрали с собой – откат от судьи.
Когда возвращались обратно, Стен дал мне две пачки и сказал помалкивать…
* * *
Когда на фугасе подорвалась машина с Бобом Гринсбергом – меня сделали депьюти. То есть, заместителем начальника станции.
Это была больше бумажная работа – но мне было не до неё. Мы забрали Ас-Самарраи из лагеря и перевезли в другое место, близ Багдада. Начали готовить нефтяную полицию, для чего заинтересованные нефтяники наняли тренеров из бывших бойцов спецназа – а я вылетел в Прагу, договариваться о нелегальных поставках оружия. После того, как мы официально закупили пятьдесят тысяч пистолетов Глок для иракской полиции а потом они начали всплывать по всему Востоку, вплоть до лагерей палестинских беженцев в Ливане, и всё это попало в газеты – больше мы ничего официально не закупали. На иракских полицейских надежды как не было, так и нет – люди звали их «моникаями». Это потому что мы дали им западную форму, в ней были непривычные для Востока штаны с ширинкой на молнии. Вот местные остряки и вспомнили про Монику Левински и Билла Клинтона.
Все было плохо и надежды на лучшее уже не было
Прага – сильно дала мне по башке, я в несколько часов полёта – перебрался из грязного, кровавого Багдада в чистенькую, приветливую Европу. Где, если ты видишь человека с телефоном, то это не значит, что он хочет тебя взорвать…
Летели мы через Тбилиси. В Тбилиси, столице Грузии, этой некогда запущенной провинции Советского Союза – недавно произошла революция, а совсем недавно открыли реновированный аэропорт. Это хоть немного скрасило моё мрачное настроение после Ирака, как и бутылка грузинского вина, которые мы выпили вместе с коллегами из местной станции ЦРУ. Они тут были довольны жизнью…
* * *
И вот – я в Праге…
Прага – это один из городов Холодной войны, город, находившийся долгое время за железным занавесом, и только сейчас начавший раскрываться. Чехи – несмотря на недобрые чувства к немцам, одновременно старались во всем на них походить. Так что Чехия стала исполнять роль «Германии за полцены». Чехам удалось сохранить большую часть своей промышленности, и у них исторически были сильные позиции в области оружейной торговли. Есть такое объединение ОМНИПОЛ – оно ещё во времена Холодной войны продавало, что попало и кому попало. Самый известный их товар – взрывчатка Семтекс, она здесь была впервые изготовлена.
– ОМНИПОЛ существует до сих пор, – просвещал меня Роджер Торнкрофт, глава местной небольшой станции, когда мы ехали от аэропорта в город, – но лучше с ними не иметь дело. Я сведу тебя с частными лицами, они решают подобные проблемы.
– Что у них есть?
– Всё.
– То есть?
– Им каким-то образом удалось приватизировать трофеи времён Югославских войн. Плюс – у них допуск на склады по всей Европе и на Украине. Здесь многие вступили в НАТО, переходят на их оружие. Старое отдают дёшево.
Я задумался – а можно ли доверять Торнкрофту. По управлению ходили слухи, что он гей. Нет, ЦРУ не имело ничего против геев за исключением того, что скрываемая гомосексуальная ориентация могла стать поводом для перевербовки.
– На встречу поймёшь вместе со мной, – сказал я
Это на случай если Торнкрофт затеет фотографировать. У нас в управлении все копят дерьмо не только на противника, но и друг на друга.
– Нет проблем…
* * *
Встреча состоялась вполне открыто, вдалеке от туристического центра, в одной из местных столовых. Со мной был Торнкрофт, морских пехотинцев из посольства мы не взяли, но Роджер попросил одного продажного полицейского детектива приглядывать за нами. Со стороны контрагентов приехали двое, они приехали на Тойота Ланд Круизер, который был уместен в Багдаде, но совсем не уместен в Праге. От них за версту несло уголовным кодексом…
– Саша, – представился невысокий блондин примерно моего возраста, садясь за стол
Второй не представился – телохранитель. Я уловил русский акцент.
– Может, будем говорить по-русски? – перешёл на русский я.
– Пожалуй, – сказал блондин. – Вы русский?
– В некотором роде
– Что значит, в некотором роде?
– Я эмигрант
Блондин рассмеялся
– Я тоже. В Испании живу.
Торнкрофт заметно нервничал – он не только русского не знал, он и чешский -то не удосужился как следует выучить
Мы заказали мясное блюдо – печеное вепрево колено, кулинарный символ Чехии, после чего блондин передал мне папку с прайсами на товар.
– Застава, семь шестьдесят два на тридцать девять, первая категория, либо, после капитального ремонта, – тысяча семьсот, – я взглянул на блондина, – в России говорят, овёс нынче дорог, так?
– Так в России не говорят. Мы предлагаем хороший товар и столько, сколько нужно.
Блондин понизил голос
– Ваш интерес заложен в цене.
– Но разве вы амир?
Аль-Бадри посмотрел на меня, и понял, что не все так просто.
– Они не предадут меня – уверенно сказал он
Прошлое. Июнь 2009 года
Ирак, Багдад
Вернувшись в Багдад, я посмотрел досье этого парня. Оно не впечатляло – из бедной семьи, почти ничего не имеет. Задержан даже не за теракт, а за пропаганду. Предположительно имеет какую-то степень в фикхе[17]. Но какую – мы не знали.
Стэн был настроен оптимистично. Мы гуляли на территории «парка» – так называлось место на территории нового посольства с чахлыми деревьями – а вместо земли тут всё было засыпано цветной щебёнкой.
– Мы должны на кого-то опираться – сказал Стэн – хотя бы на тех, кто виновен меньше других.
Я промолчал.
– Как тебе показался этот парень?
– Работать можно, – я пожал плечами, – но по одной встрече сказать можно мало. Его уже проверяли на детекторе?
– Нет, – скривился Стэн, – да и бесполезно. Они врут, как дышат. Принцип такой, когда ты постоянно лжёшь, детектор этого не видит.
– Что здесь произошло, пока меня не было?
– Ничего хорошего. Сначала мы легли в постель с шиитами, потом с суннитами, потом опять с шиитами. Потом они начали резать друг друга
– А мы что делаем?
– Поддерживаем присутствие. Это официально.
– А неофициально?
Стен выругался матом.
* * *
Начало девятого года ознаменовалось взрывом насилия в Афганистане – хотя казалось, там дело уже выправляется. Придурки из Госдепа тоже так решили и решили спихнуть президента соседнего Пакистана Мушаррафа, который пришёл к власти в Пакистане несколько недемократичным путём – в результате военного переворота. Они только забыли о том, что демократия означает правление на основе общественного консенсуса, а общественный консенсус в Пакистане, как и в других подобных странах, – включает в себя убийство американцев. Сменщики Мушаррафа прекратили сотрудничество с нами в борьбе с Талибаном – и уже через полгода ситуация в Афганистане начала обостряться.
В Ираке насилие понемногу шло на спад – но это было вызвано скорее тем, что на выборах победил Барак Обама. Местные поняли, что мы уйдём и смысла нападать на нас – уже нет.
Мы же – уже готовили план работы после вывода войск.
Тут мне не на руку сыграла моя репутация – Бишоп иногда брал меня с собой и мы ездили к его агентам только вдвоём. Я его прикрывал, хотя это была не боя работа.
Навсегда запомнил того члена Верховного суда. Мы привезли ему жалование – наличные, полмешка. Он там сам должен был кому-то раздать. Дело было у него дома – и пока я стоял с автоматом, верховный судья и Стен, сидя на ковре рядом с грудой банковских упаковок – делили деньги. Три пачки судье, пачку Стену. Четверть мы забрали с собой – откат от судьи.
Когда возвращались обратно, Стен дал мне две пачки и сказал помалкивать…
* * *
Когда на фугасе подорвалась машина с Бобом Гринсбергом – меня сделали депьюти. То есть, заместителем начальника станции.
Это была больше бумажная работа – но мне было не до неё. Мы забрали Ас-Самарраи из лагеря и перевезли в другое место, близ Багдада. Начали готовить нефтяную полицию, для чего заинтересованные нефтяники наняли тренеров из бывших бойцов спецназа – а я вылетел в Прагу, договариваться о нелегальных поставках оружия. После того, как мы официально закупили пятьдесят тысяч пистолетов Глок для иракской полиции а потом они начали всплывать по всему Востоку, вплоть до лагерей палестинских беженцев в Ливане, и всё это попало в газеты – больше мы ничего официально не закупали. На иракских полицейских надежды как не было, так и нет – люди звали их «моникаями». Это потому что мы дали им западную форму, в ней были непривычные для Востока штаны с ширинкой на молнии. Вот местные остряки и вспомнили про Монику Левински и Билла Клинтона.
Все было плохо и надежды на лучшее уже не было
Прага – сильно дала мне по башке, я в несколько часов полёта – перебрался из грязного, кровавого Багдада в чистенькую, приветливую Европу. Где, если ты видишь человека с телефоном, то это не значит, что он хочет тебя взорвать…
Летели мы через Тбилиси. В Тбилиси, столице Грузии, этой некогда запущенной провинции Советского Союза – недавно произошла революция, а совсем недавно открыли реновированный аэропорт. Это хоть немного скрасило моё мрачное настроение после Ирака, как и бутылка грузинского вина, которые мы выпили вместе с коллегами из местной станции ЦРУ. Они тут были довольны жизнью…
* * *
И вот – я в Праге…
Прага – это один из городов Холодной войны, город, находившийся долгое время за железным занавесом, и только сейчас начавший раскрываться. Чехи – несмотря на недобрые чувства к немцам, одновременно старались во всем на них походить. Так что Чехия стала исполнять роль «Германии за полцены». Чехам удалось сохранить большую часть своей промышленности, и у них исторически были сильные позиции в области оружейной торговли. Есть такое объединение ОМНИПОЛ – оно ещё во времена Холодной войны продавало, что попало и кому попало. Самый известный их товар – взрывчатка Семтекс, она здесь была впервые изготовлена.
– ОМНИПОЛ существует до сих пор, – просвещал меня Роджер Торнкрофт, глава местной небольшой станции, когда мы ехали от аэропорта в город, – но лучше с ними не иметь дело. Я сведу тебя с частными лицами, они решают подобные проблемы.
– Что у них есть?
– Всё.
– То есть?
– Им каким-то образом удалось приватизировать трофеи времён Югославских войн. Плюс – у них допуск на склады по всей Европе и на Украине. Здесь многие вступили в НАТО, переходят на их оружие. Старое отдают дёшево.
Я задумался – а можно ли доверять Торнкрофту. По управлению ходили слухи, что он гей. Нет, ЦРУ не имело ничего против геев за исключением того, что скрываемая гомосексуальная ориентация могла стать поводом для перевербовки.
– На встречу поймёшь вместе со мной, – сказал я
Это на случай если Торнкрофт затеет фотографировать. У нас в управлении все копят дерьмо не только на противника, но и друг на друга.
– Нет проблем…
* * *
Встреча состоялась вполне открыто, вдалеке от туристического центра, в одной из местных столовых. Со мной был Торнкрофт, морских пехотинцев из посольства мы не взяли, но Роджер попросил одного продажного полицейского детектива приглядывать за нами. Со стороны контрагентов приехали двое, они приехали на Тойота Ланд Круизер, который был уместен в Багдаде, но совсем не уместен в Праге. От них за версту несло уголовным кодексом…
– Саша, – представился невысокий блондин примерно моего возраста, садясь за стол
Второй не представился – телохранитель. Я уловил русский акцент.
– Может, будем говорить по-русски? – перешёл на русский я.
– Пожалуй, – сказал блондин. – Вы русский?
– В некотором роде
– Что значит, в некотором роде?
– Я эмигрант
Блондин рассмеялся
– Я тоже. В Испании живу.
Торнкрофт заметно нервничал – он не только русского не знал, он и чешский -то не удосужился как следует выучить
Мы заказали мясное блюдо – печеное вепрево колено, кулинарный символ Чехии, после чего блондин передал мне папку с прайсами на товар.
– Застава, семь шестьдесят два на тридцать девять, первая категория, либо, после капитального ремонта, – тысяча семьсот, – я взглянул на блондина, – в России говорят, овёс нынче дорог, так?
– Так в России не говорят. Мы предлагаем хороший товар и столько, сколько нужно.
Блондин понизил голос
– Ваш интерес заложен в цене.