В поисках сокровища
Часть 18 из 45 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Мне не нравится все это, – покачала я головой.
– Слушай, Симка, не нравится – домой топай. Ты всегда чем-то недовольна. Я тебя здесь стоять не заставляю.
Я лишь исподлобья взглянула на друга и снова уставилась на дорогу. Домой мне не хотелось. Отец после нашего семейного скандала, протрезвев, вроде как снова «навсегда завязал». Но больше мы с ним толком не общались. Хотя папа и предпринимал несмелую попытку выпросить у меня прощения. И я его даже вроде как простила… Наверное. Но оставаться с ним наедине в квартире пока не хотелось.
Яркий свет фар время от времени слепил глаза. К модному ночному клубу подъезжали машины, из которых выходили лощеные девицы и подтянутые парни. Большинство из них строгий фейсконтрольщик без проблем пропускал. Мы с Лялей рядом с этим клубом были как две белые вороны. На нас периодически косился здоровенный охранник, но пока ничего не говорил.
– Если твоему Степанову так надо, сам бы и передавал свои вещи.
– Он сам не может. Ногу сломал, – огрызнулся Ляля.
– А если это подстава? Ты хоть знаешь, что там? – кивнула я на небольшой сверток, который был у Ляли в руке.
– Я не имею привычки заглядывать в чужие пакеты, – отрезал Ляля.
– Какой ты, Ляля, правильный стал! И давно ли?
– Симка, ты поссориться хочешь?
– А если там наркота?
– Какая наркота? – насторожился Ляля. – Степа таким не занимается.
– Больно ты разбираешься, чем там твой Степа занимается, а чем нет. Ты же его почти не знаешь. А если там таблеточки какие-нибудь, перед клубом закинуться? – проворчала я. Проклинала себя на чем свет стоит из-за того, что снова потащилась с Лялей и теперь снова могу ввязаться в сомнительное мероприятие. Кто ж знал? Я думала, мы просто прогуляемся. – В жизни не поверю, что Степанова что-то связывает с ребятами, которые в этот клуб захаживают. Разные уровни, понимаешь, Лялин? Социальное расслоение, все дела… Не может у него быть таких друзей. Никаких общих интересов.
В этот момент будто в доказательство моих слов мимо нас прошли разукрашенные девицы в брендовых шмотках. Они что-то увлеченно обсуждали. Одна из них, заприметив нас, скользнула оценивающим и каким-то насмешливым взглядом, чем очень меня разозлила. Девицы без труда прошли фейсконтроль и скрылись за высокими стеклянными дверями ночного клуба.
– Ждем еще пять минут и сваливаем, – сердито проговорила я.
Ляля, ежась на ветру, снова хотел мне что-то возразить, но тут к клубу подкатил черный «БМВ». Оттуда вышел серьезный дядя в дорогом костюме. Подошел к задней двери, распахнул ее и помог своей спутнице выбраться из тачки. Я во все глаза уставилась на нее. Сейчас, пусть и в свете тех же уличных фонарей, она совсем не была похожа на ту самую девушку, которая прогуливалась за руку по вечернему городу вместе со Стаховичем. Теперь вместо того симпатичного плаща на плечи была накинута коротенькая кожаная куртка. Мини-платье в блестках, высокие каблуки, крупные кольца в ушах. Светлые густые волосы собраны в высокую прическу. На узком красивом лице девушки появилась кокетливая улыбка. Вот она взяла под руку своего спутника, и они не спеша двинулись в нашу сторону. Мужик же производил не самое приятное впечатление. Лысый, бородатый, с озлобленным взглядом. Он косился по сторонам, явно кого-то высматривая.
– Кажется, наш клиент, – негромко произнес Ляля и шагнул навстречу импозантной парочке. А я все не могла оторвать взгляд от девушки. Она и сегодня была невероятно хороша собой… Но стала вдруг абсолютно другой. Совсем другой. Если бы тот вечер, когда я увидела их со Львом, так не врезался бы мне в память, я бы ее сроду не признала.
– Ты от Степы? – негромко спросил мужик у Ляли без какого-либо приветствия.
– Ага, – ответил Ляля.
Мужик скользнул по мне презрительным взглядом, и я только сейчас вспомнила, что мой синяк под глазом так и не сошел.
– Измельчал народ у Степанова. Еще б детсадовцев подослал, – покачал головой лысый мужик.
Он взял из рук оскорбленного до глубины души, но помалкивающего Ляли небольшой сверток и протянул своей девушке. Та поспешно убрала его в сумочку. Если б не Ляля, я бы не удержалась и глянула, что там в этом пакете. Хотя, может, и лучше – меньше знаешь, крепче спишь? Я буквально гипнотизировала девушку взглядом. Пару раз она равнодушно посмотрела на меня в ответ. Конечно, она ведь понятия не имела, кто я такая. Хотя мы какое-то время и учились в одной гимназии. Но наверняка первая красавица школы, как и все остальные, меня там не замечала. Да ей бы и в голову не пришло, что кто-то из ее элитной гимназии в этот пятничный вечер мог передавать подозрительный пакет недалеко от ночного клуба.
Когда с делом было покончено, девушка снова осторожно взяла под руку своего взрослого кавалера, и они пошли к клубу. Ляля все еще пыхтел из-за того, что его прозвали детсадовцем. Потом перехватил мой растерянный взгляд и кивнул в сторону дома.
– Ну все? Пойдем?
– Ты не узнал ее? – спросила я, снова обернувшись к клубу.
– Кого – ее? – не понял Ляля.
– Девушку. Мы ее видели тогда с моим одноклассником… Ну, с Левой.
– А? Так это она? – Ляля тоже уставился на вход в клуб. В этот момент парочка как раз благополучно прошла фейсконтроль. – Телка Ричарда Львиное Сердце?
– Она, она… Я сама ее не сразу узнала в таком откровенном прикиде.
– Тогда у меня для твоего одноклассника плохие новости, – хохотнул Ляля. – Он теперь не Лев… а настоящий Олень. Рогатый.
– Перестань, Ляля, это не смешно, – поморщилась я.
– Почему это? Ты за него так переживаешь? – с подозрением покосился на меня друг.
Я не успела ответить. В этот момент на опустевшую улицу из здания клуба вышли разгоряченные шумные танцовщицы. Они были в седых париках с завитками-буклями, как в фильме «Мария-Антуанетта», и в коротких пышных юбках. Ноги у всех от ушей. Макияж странный: бледные припудренные лица с нарисованными мушками на щеках. Не знаю, какая тематика была на вечеринке, но посреди горящих высотных домов танцовщицы выглядели очень необычно. Девушки оживленно болтали, что-то выкрикивали и громко хохотали на всю улицу. Поэтому я и примолкла. Когда мы проходили мимо, одна из танцовщиц схватила Лялю за рукав.
– Какой птенчик гуляет так поздно. Мамочка не потеряла?
Ляля пользовался популярностью у девушек. Внешность ангельская, лицо до неприличия смазливое. Знали бы эти девушки Лялин вредный характер… Несмотря на возраст, Ляля не растерялся рядом со взрослой девицей и тут же положил руку на талию танцовщицы.
– Мамочка, наоборот, нашлась, – самодовольно заявил Ляля. – Привет!
Другие девушки снова захохотали, а та, что изначально хотела подколоть Лялю, взвилась и стала его отпихивать:
– Вот малолетки пошли! Вы видели это? Иди куда шел, пацан…
Внезапно от их визгливого хохота, городского шума, табачного дыма и глухих однообразных басов меня повело куда-то в сторону. И бледные лица в седых париках замельтешили, как узоры в калейдоскопе. Ляля, мгновенно сбросив с себя ухмылку Дон Жуана, сделался озадаченным и подхватил меня под руки.
– Сим, ты чего? – обеспокоенно спросил он.
– Что с малой? – Девушки перестали смеяться. Их голоса доносились откуда-то издалека. – Вода есть у кого-нибудь? Воды!
Откуда-то появилась вожделенная бутылка с водой. Скамеек поблизости не было, поэтому Ляля заботливо отвел меня в сторону и усадил на высокий бордюр проезжей части. За спиной с шумом проносились машины.
– Шац, ты коньки отбросить решила? – обеспокоенно спросил друг, заглядывая мне в глаза.
Я принялась жадно пить воду. Постепенно воздух вернулся в легкие, и тошнота прошла. Грудь больше не сдавливало, в глазах не темнело… Хотя сердце по-прежнему билось часто-часто. Я задышала как рыба, выброшенная на берег.
– Ты перенервничала, – констатировал Ляля. – Паничку словила. Я про такое читал. Слишком много на тебя навалилось.
Конечно, Ляля имел в виду нашу ссору с отцом, когда тот впервые поднял на меня руку.
– Годовые контрольные скоро, – выдавила я. Хотя контрольные меня волновали меньше всего. И Ляля это знал. А панические атаки уже случались со мной раньше, как раз пару лет назад. Но уже давно не повторялись.
Ляля как-то печально улыбнулся и предложил:
– Переночуешь сегодня у меня? Я сам позвоню твоему отцу и скажу, что ты останешься у нас.
Отцу было стыдно за нашу ссору, и он сам избегал меня. Поэтому, скорее всего, без проблем бы отпустил с ночевкой к Ляле. Тем более он не в курсе, что Лялина мама задержалась у родственников…
– Можешь вообще у меня пожить. Ты когда в последний раз нормально ела?
– Ляля, я хорошо питаюсь.
– Мне мама столько котлет наморозила. Я в жизни один не съем. Сим, приходи ко мне, пожалуйста.
Ляля сидел передо мной на коленях. Взял мои ладони и притянул к своему лицу.
– Ты бледная и совсем худая. Тебе бы написать свои дурацкие контрольные и уехать куда-нибудь. Развеяться.
– Заняться чем-то нелегальным? – усмехнулась я.
– Да почему сразу нелегальным? Все будет пучком. Только тачку бы нам теперь найти. Степа-то ногу сломал, блин.
Мы молчали. Шум машин за спиной успокаивал. Украшенное здание клуба дрожало огнями.
– Ну? – спросил наконец Ляля. – Ко мне?
– Идем, – кивнула я.
Ляля махом встал на ноги, протянул мне руку и помог подняться. По-свойски обнял за плечи. Я устало привалилась к нему, и вдвоем мы направились в сторону нашего двора.
– Как думаешь, нужно рассказать Льву, что его девушка… ну… – начала я, осторожно подняв голову и посмотрев сбоку на задумчивого Лялю. – Ну… изменяет ему. Или мы все не так поняли? Знаешь, как это обычно бывает…
– Сдается мне, что мы все так поняли, – отозвался Ляля. – Мне, конечно, не особо нравится твой Лева. Но пацана жалко.
Я не стала уточнять, почему для Ляли Стахович вдруг стал «моим». Только вздохнула:
– И мне его жалко. Ты знал, что родители держат его в ежовых рукавицах?
– Значит, заслужил, – хмыкнул Ляля. – Меня мать тоже ремнем в детстве хлестала.
– Но тебе это никак не помогло, – покачала я головой. – У него другая причина. А впрочем…
Я замолчала. Ведь не имела права рассказывать чужую тайну. Да и Ляля вряд ли проникся бы семейной драмой, потому что черствый сухарь. Если бы я рассказала ему, что Стахович потерял старшего брата, друг обязательно бы возразил: «Но ведь он его даже не знал…»
Ляля накормил меня бутербродами со сладким чаем, а затем постелил в большой комнате, где обычно спала его мама. Сам же отправился играть в «Контру» по сети. Его старенький компьютер гудел так, что слышно было даже в моей комнате. Я ворочалась, пыталась уснуть, разглядывала тени на потолке. Но сон так и не приходил. Я уже давно мучилась бессонницей и не знала, что с этим делать…
Прокручивала в голове нашу последнюю встречу со Стаховичем, когда он внезапно пришел ко мне домой. Тогда я замерла у глазка и долго разглядывала одноклассника под гулкий стук сердца. Я снова испытала волнение, которое испытывала только рядом со Львом. Встречаться с ним в тот день не хотелось. Было стыдно за свой синяк. Что бы Стахович подумал обо мне? Об отце? Хотя, как выяснилось, у Льва в семье тоже было не все так гладко. А поначалу ведь его жизнь казалась такой благополучной: с нарядным полом в парадной в синюю шашечку, ароматом выпечки в квартире и с книжными полками до самого потолка…
В тот вечер Лев и рассказал мне свою печальную историю.
– Мама родила в восемнадцать, – негромко начал Стахович, машинально размешивая ложечкой чай. – Родила рано. И как сама потом призналась, не нагулялась еще. Воспитанием они с отцом особо не занимались. Старшего брата отдали на руки бабушке… Она еще тогда была полна сил. И сама только-только родила второго позднего ребенка – Тоню. Да, мой брат и Антонина Юрьевна родились в один год. Они с Тоней ровесники и росли вместе, всегда были вдвоем. Прямо как мы сейчас с Лилей. Вроде в одной семье воспитывались, только Тоня с детства – отличница, умница, активистка. А мой брат всегда был оболтусом, а повзрослев, попал в дурную компанию. Это было в девяностые. Ни бабушка с дедушкой, ни родители, ни Тоня не заметили, как он подсел на наркоту. Поняли, только когда вещи стали из дома пропадать. Мой брат, «из богатенькой семьи», для его дружков, уродов, был как дойная корова. Зависимый и безотказный.
– Когда его не стало? – спросила я, затаив дыхание.
– Он умер за четыре года до нашего с Лилей рождения. И я практически ничего о нем не знаю. Ни мать, ни отец не любят рассказывать… Как ты… Про своих родителей. Я сейчас живу в его комнате. От брата осталась коробка с кассетами и пара плакатов с Брюсом Ли. Мы с Лилей знаем, какую музыку он любил. И что фанател по спортивным драмам. А еще обожал торт домашний, «Наполеон». Сначала бабушка его пекла ему на день рождения… Потом, когда ее не стало, этим начала заниматься мама. Каждый год, в мае, в день рождения брата мы едим «Наполеон». Ненавижу этот торт. У меня с ним самые дурацкие ассоциации. Мы с Лилей как-то оцифрованную пленку смотрели из девяностых. Жутко, конечно. Я ведь с братом практически одно лицо. Даже та же мимика. Будто реинкарнация.
У меня от рассказа Льва холодок пробежал по спине.
– Слушай, Симка, не нравится – домой топай. Ты всегда чем-то недовольна. Я тебя здесь стоять не заставляю.
Я лишь исподлобья взглянула на друга и снова уставилась на дорогу. Домой мне не хотелось. Отец после нашего семейного скандала, протрезвев, вроде как снова «навсегда завязал». Но больше мы с ним толком не общались. Хотя папа и предпринимал несмелую попытку выпросить у меня прощения. И я его даже вроде как простила… Наверное. Но оставаться с ним наедине в квартире пока не хотелось.
Яркий свет фар время от времени слепил глаза. К модному ночному клубу подъезжали машины, из которых выходили лощеные девицы и подтянутые парни. Большинство из них строгий фейсконтрольщик без проблем пропускал. Мы с Лялей рядом с этим клубом были как две белые вороны. На нас периодически косился здоровенный охранник, но пока ничего не говорил.
– Если твоему Степанову так надо, сам бы и передавал свои вещи.
– Он сам не может. Ногу сломал, – огрызнулся Ляля.
– А если это подстава? Ты хоть знаешь, что там? – кивнула я на небольшой сверток, который был у Ляли в руке.
– Я не имею привычки заглядывать в чужие пакеты, – отрезал Ляля.
– Какой ты, Ляля, правильный стал! И давно ли?
– Симка, ты поссориться хочешь?
– А если там наркота?
– Какая наркота? – насторожился Ляля. – Степа таким не занимается.
– Больно ты разбираешься, чем там твой Степа занимается, а чем нет. Ты же его почти не знаешь. А если там таблеточки какие-нибудь, перед клубом закинуться? – проворчала я. Проклинала себя на чем свет стоит из-за того, что снова потащилась с Лялей и теперь снова могу ввязаться в сомнительное мероприятие. Кто ж знал? Я думала, мы просто прогуляемся. – В жизни не поверю, что Степанова что-то связывает с ребятами, которые в этот клуб захаживают. Разные уровни, понимаешь, Лялин? Социальное расслоение, все дела… Не может у него быть таких друзей. Никаких общих интересов.
В этот момент будто в доказательство моих слов мимо нас прошли разукрашенные девицы в брендовых шмотках. Они что-то увлеченно обсуждали. Одна из них, заприметив нас, скользнула оценивающим и каким-то насмешливым взглядом, чем очень меня разозлила. Девицы без труда прошли фейсконтроль и скрылись за высокими стеклянными дверями ночного клуба.
– Ждем еще пять минут и сваливаем, – сердито проговорила я.
Ляля, ежась на ветру, снова хотел мне что-то возразить, но тут к клубу подкатил черный «БМВ». Оттуда вышел серьезный дядя в дорогом костюме. Подошел к задней двери, распахнул ее и помог своей спутнице выбраться из тачки. Я во все глаза уставилась на нее. Сейчас, пусть и в свете тех же уличных фонарей, она совсем не была похожа на ту самую девушку, которая прогуливалась за руку по вечернему городу вместе со Стаховичем. Теперь вместо того симпатичного плаща на плечи была накинута коротенькая кожаная куртка. Мини-платье в блестках, высокие каблуки, крупные кольца в ушах. Светлые густые волосы собраны в высокую прическу. На узком красивом лице девушки появилась кокетливая улыбка. Вот она взяла под руку своего спутника, и они не спеша двинулись в нашу сторону. Мужик же производил не самое приятное впечатление. Лысый, бородатый, с озлобленным взглядом. Он косился по сторонам, явно кого-то высматривая.
– Кажется, наш клиент, – негромко произнес Ляля и шагнул навстречу импозантной парочке. А я все не могла оторвать взгляд от девушки. Она и сегодня была невероятно хороша собой… Но стала вдруг абсолютно другой. Совсем другой. Если бы тот вечер, когда я увидела их со Львом, так не врезался бы мне в память, я бы ее сроду не признала.
– Ты от Степы? – негромко спросил мужик у Ляли без какого-либо приветствия.
– Ага, – ответил Ляля.
Мужик скользнул по мне презрительным взглядом, и я только сейчас вспомнила, что мой синяк под глазом так и не сошел.
– Измельчал народ у Степанова. Еще б детсадовцев подослал, – покачал головой лысый мужик.
Он взял из рук оскорбленного до глубины души, но помалкивающего Ляли небольшой сверток и протянул своей девушке. Та поспешно убрала его в сумочку. Если б не Ляля, я бы не удержалась и глянула, что там в этом пакете. Хотя, может, и лучше – меньше знаешь, крепче спишь? Я буквально гипнотизировала девушку взглядом. Пару раз она равнодушно посмотрела на меня в ответ. Конечно, она ведь понятия не имела, кто я такая. Хотя мы какое-то время и учились в одной гимназии. Но наверняка первая красавица школы, как и все остальные, меня там не замечала. Да ей бы и в голову не пришло, что кто-то из ее элитной гимназии в этот пятничный вечер мог передавать подозрительный пакет недалеко от ночного клуба.
Когда с делом было покончено, девушка снова осторожно взяла под руку своего взрослого кавалера, и они пошли к клубу. Ляля все еще пыхтел из-за того, что его прозвали детсадовцем. Потом перехватил мой растерянный взгляд и кивнул в сторону дома.
– Ну все? Пойдем?
– Ты не узнал ее? – спросила я, снова обернувшись к клубу.
– Кого – ее? – не понял Ляля.
– Девушку. Мы ее видели тогда с моим одноклассником… Ну, с Левой.
– А? Так это она? – Ляля тоже уставился на вход в клуб. В этот момент парочка как раз благополучно прошла фейсконтроль. – Телка Ричарда Львиное Сердце?
– Она, она… Я сама ее не сразу узнала в таком откровенном прикиде.
– Тогда у меня для твоего одноклассника плохие новости, – хохотнул Ляля. – Он теперь не Лев… а настоящий Олень. Рогатый.
– Перестань, Ляля, это не смешно, – поморщилась я.
– Почему это? Ты за него так переживаешь? – с подозрением покосился на меня друг.
Я не успела ответить. В этот момент на опустевшую улицу из здания клуба вышли разгоряченные шумные танцовщицы. Они были в седых париках с завитками-буклями, как в фильме «Мария-Антуанетта», и в коротких пышных юбках. Ноги у всех от ушей. Макияж странный: бледные припудренные лица с нарисованными мушками на щеках. Не знаю, какая тематика была на вечеринке, но посреди горящих высотных домов танцовщицы выглядели очень необычно. Девушки оживленно болтали, что-то выкрикивали и громко хохотали на всю улицу. Поэтому я и примолкла. Когда мы проходили мимо, одна из танцовщиц схватила Лялю за рукав.
– Какой птенчик гуляет так поздно. Мамочка не потеряла?
Ляля пользовался популярностью у девушек. Внешность ангельская, лицо до неприличия смазливое. Знали бы эти девушки Лялин вредный характер… Несмотря на возраст, Ляля не растерялся рядом со взрослой девицей и тут же положил руку на талию танцовщицы.
– Мамочка, наоборот, нашлась, – самодовольно заявил Ляля. – Привет!
Другие девушки снова захохотали, а та, что изначально хотела подколоть Лялю, взвилась и стала его отпихивать:
– Вот малолетки пошли! Вы видели это? Иди куда шел, пацан…
Внезапно от их визгливого хохота, городского шума, табачного дыма и глухих однообразных басов меня повело куда-то в сторону. И бледные лица в седых париках замельтешили, как узоры в калейдоскопе. Ляля, мгновенно сбросив с себя ухмылку Дон Жуана, сделался озадаченным и подхватил меня под руки.
– Сим, ты чего? – обеспокоенно спросил он.
– Что с малой? – Девушки перестали смеяться. Их голоса доносились откуда-то издалека. – Вода есть у кого-нибудь? Воды!
Откуда-то появилась вожделенная бутылка с водой. Скамеек поблизости не было, поэтому Ляля заботливо отвел меня в сторону и усадил на высокий бордюр проезжей части. За спиной с шумом проносились машины.
– Шац, ты коньки отбросить решила? – обеспокоенно спросил друг, заглядывая мне в глаза.
Я принялась жадно пить воду. Постепенно воздух вернулся в легкие, и тошнота прошла. Грудь больше не сдавливало, в глазах не темнело… Хотя сердце по-прежнему билось часто-часто. Я задышала как рыба, выброшенная на берег.
– Ты перенервничала, – констатировал Ляля. – Паничку словила. Я про такое читал. Слишком много на тебя навалилось.
Конечно, Ляля имел в виду нашу ссору с отцом, когда тот впервые поднял на меня руку.
– Годовые контрольные скоро, – выдавила я. Хотя контрольные меня волновали меньше всего. И Ляля это знал. А панические атаки уже случались со мной раньше, как раз пару лет назад. Но уже давно не повторялись.
Ляля как-то печально улыбнулся и предложил:
– Переночуешь сегодня у меня? Я сам позвоню твоему отцу и скажу, что ты останешься у нас.
Отцу было стыдно за нашу ссору, и он сам избегал меня. Поэтому, скорее всего, без проблем бы отпустил с ночевкой к Ляле. Тем более он не в курсе, что Лялина мама задержалась у родственников…
– Можешь вообще у меня пожить. Ты когда в последний раз нормально ела?
– Ляля, я хорошо питаюсь.
– Мне мама столько котлет наморозила. Я в жизни один не съем. Сим, приходи ко мне, пожалуйста.
Ляля сидел передо мной на коленях. Взял мои ладони и притянул к своему лицу.
– Ты бледная и совсем худая. Тебе бы написать свои дурацкие контрольные и уехать куда-нибудь. Развеяться.
– Заняться чем-то нелегальным? – усмехнулась я.
– Да почему сразу нелегальным? Все будет пучком. Только тачку бы нам теперь найти. Степа-то ногу сломал, блин.
Мы молчали. Шум машин за спиной успокаивал. Украшенное здание клуба дрожало огнями.
– Ну? – спросил наконец Ляля. – Ко мне?
– Идем, – кивнула я.
Ляля махом встал на ноги, протянул мне руку и помог подняться. По-свойски обнял за плечи. Я устало привалилась к нему, и вдвоем мы направились в сторону нашего двора.
– Как думаешь, нужно рассказать Льву, что его девушка… ну… – начала я, осторожно подняв голову и посмотрев сбоку на задумчивого Лялю. – Ну… изменяет ему. Или мы все не так поняли? Знаешь, как это обычно бывает…
– Сдается мне, что мы все так поняли, – отозвался Ляля. – Мне, конечно, не особо нравится твой Лева. Но пацана жалко.
Я не стала уточнять, почему для Ляли Стахович вдруг стал «моим». Только вздохнула:
– И мне его жалко. Ты знал, что родители держат его в ежовых рукавицах?
– Значит, заслужил, – хмыкнул Ляля. – Меня мать тоже ремнем в детстве хлестала.
– Но тебе это никак не помогло, – покачала я головой. – У него другая причина. А впрочем…
Я замолчала. Ведь не имела права рассказывать чужую тайну. Да и Ляля вряд ли проникся бы семейной драмой, потому что черствый сухарь. Если бы я рассказала ему, что Стахович потерял старшего брата, друг обязательно бы возразил: «Но ведь он его даже не знал…»
Ляля накормил меня бутербродами со сладким чаем, а затем постелил в большой комнате, где обычно спала его мама. Сам же отправился играть в «Контру» по сети. Его старенький компьютер гудел так, что слышно было даже в моей комнате. Я ворочалась, пыталась уснуть, разглядывала тени на потолке. Но сон так и не приходил. Я уже давно мучилась бессонницей и не знала, что с этим делать…
Прокручивала в голове нашу последнюю встречу со Стаховичем, когда он внезапно пришел ко мне домой. Тогда я замерла у глазка и долго разглядывала одноклассника под гулкий стук сердца. Я снова испытала волнение, которое испытывала только рядом со Львом. Встречаться с ним в тот день не хотелось. Было стыдно за свой синяк. Что бы Стахович подумал обо мне? Об отце? Хотя, как выяснилось, у Льва в семье тоже было не все так гладко. А поначалу ведь его жизнь казалась такой благополучной: с нарядным полом в парадной в синюю шашечку, ароматом выпечки в квартире и с книжными полками до самого потолка…
В тот вечер Лев и рассказал мне свою печальную историю.
– Мама родила в восемнадцать, – негромко начал Стахович, машинально размешивая ложечкой чай. – Родила рано. И как сама потом призналась, не нагулялась еще. Воспитанием они с отцом особо не занимались. Старшего брата отдали на руки бабушке… Она еще тогда была полна сил. И сама только-только родила второго позднего ребенка – Тоню. Да, мой брат и Антонина Юрьевна родились в один год. Они с Тоней ровесники и росли вместе, всегда были вдвоем. Прямо как мы сейчас с Лилей. Вроде в одной семье воспитывались, только Тоня с детства – отличница, умница, активистка. А мой брат всегда был оболтусом, а повзрослев, попал в дурную компанию. Это было в девяностые. Ни бабушка с дедушкой, ни родители, ни Тоня не заметили, как он подсел на наркоту. Поняли, только когда вещи стали из дома пропадать. Мой брат, «из богатенькой семьи», для его дружков, уродов, был как дойная корова. Зависимый и безотказный.
– Когда его не стало? – спросила я, затаив дыхание.
– Он умер за четыре года до нашего с Лилей рождения. И я практически ничего о нем не знаю. Ни мать, ни отец не любят рассказывать… Как ты… Про своих родителей. Я сейчас живу в его комнате. От брата осталась коробка с кассетами и пара плакатов с Брюсом Ли. Мы с Лилей знаем, какую музыку он любил. И что фанател по спортивным драмам. А еще обожал торт домашний, «Наполеон». Сначала бабушка его пекла ему на день рождения… Потом, когда ее не стало, этим начала заниматься мама. Каждый год, в мае, в день рождения брата мы едим «Наполеон». Ненавижу этот торт. У меня с ним самые дурацкие ассоциации. Мы с Лилей как-то оцифрованную пленку смотрели из девяностых. Жутко, конечно. Я ведь с братом практически одно лицо. Даже та же мимика. Будто реинкарнация.
У меня от рассказа Льва холодок пробежал по спине.