В плену нашей тайны
Часть 16 из 36 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Почему вы говорите это мне, а не Яну? Только из-за денег и влияния? — я тоже поднялась со стула, выпрямив плечи, и посмотрела на Юлию Витальевну воинственным взглядом. Однако я знала, невозможно выиграть там, где победу определяют деньги.
— Скажите спасибо, что семья Вишневских на вас дело уголовное не завела, госпожа Исаева! А теперь свободны!
— О чем вы? — по спине пробежал морозец, заставляя волоски на теле стать колом.
— Свободны! — повторила громко Юлия Витальевна, намекая, что не планирует посвящать меня в подробности своей речи. Я опустила голову, развернулась и вышла из кабинета. Однако никак не могла отделаться от слов директрисы. Что значит, не завели уголовное дело? Да за что? Я не помню отрицательных событий со своим участием, кроме черного понедельника. Но судя по тому, что Ян спокойно вернулся в школу, что все продолжали его любить, моя правда никого особо не удивила.
Я спустилась на первый этаж, первый урок закончился пару минут назад, мне наверняка поставят прогул. Зашла в дамский туалет, всполоснуть руки и умыться. После посещения кабинета директрисы, кожа покрылась влагой, а ладони начали липнуть. Но даже в туалете я никак не могла отделаться от назойливой мысли про уголовную ответственность. Неужели есть что-то, о чем я просто не знаю?
Включив воду, я наклонилась к крану и прыснула на лицо водой, пытаясь успокоиться. В этот момент в туалет вошли две девчонки, они не заметили меня, продолжая, громко беседовать друг с другом.
— Офигеть, вот это драка! Еще и на видео засняли. Пятеро против одного, вообще не честно. Но Вишневский все равно молодец, ему вроде и досталось, но им тоже хорошо попало. Уроды! — верещала одна. Услышав фамилию Яна, я прикрутила кран и превратилась в слух, пытаясь не упустить ни единого слова. О какой драке речь? И что значит досталось демону? Кто-то настолько самоубийца, чтобы идти против семьи Вишневских? Что, черт возьми, происходит…
— Говорят, их послал старший брат Каримова.
— Что? Почему?
— Артура нашли без сознания в подсобке, по нему ползали тропические тараканы. Вроде Акимов до жути боится их, и от страха он потерял сознание. Его увезли в больницу.
— Постой, а причем тут Ян? — удивилась девушка. И я тоже удивилась. А потом вдруг в голове всплыла его фраза, про месть, и про то, что не он запер меня в подсобке. Неужели… Неужели в самом деле это был не демон? От осознания мне сделалось не по себе.
— Не знаю, может Артур пошел против Яна или сделал что-то такое, что не должен был? Вообще я на днях Южина еще видела, у него фонарь такой под глазом был, ух. Странно, конечно. Да и таких громких разборок давно не было, видимо что-то серьезное.
Дальше слушать не стала. Протерла лицо ладонями, выключила кран и пулей выскочила из туалета. Я должна увидеть его! Срочно! И спросить, зачем он пришел, почему говорил о мести, и что, в конце концов, происходит.
Однако в нашем кабинете Вишневского не оказалось. Я даже набралась наглости и спросила у одноклассников, где Ян, на что получила презрительный зырк и гробовое молчание. Идиоты. Мозгов в голове кот наплакал, есть ведь экстренные ситуации, надо ж понимать.
Выскочив из класса, меня немного трясло, и хотя прозвенел звонок, я не планировала возвращаться. Прошмыгнула мимо учительской, и даже мимо руссички, которая крикнула мне в спину, мол кабинет в другой стороне. А потом я едва не налетела на медсестру, ту самую, что помогала мне после обморока.
— О, как ваши дела? Все хотела спросить, да вас в школе не было, подумала, вдруг осложнения, — выпалила пожилая женщина, перекрывая мне дорогу на лестнице.
— Все нормально, спасибо. — Любезно поблагодарила я, и планировала обойти как-то даму, как она добавила:
— А мальчик, который вас принес, тогда так волновался. Глаз не сводил, все лепетал, если она умрет, если она умрет. Вы, наверное, к нему бежите? Хорошо его ударили, хотя я видела тех, кому он дал ответку… в общем, досталось всем, — с усмешкой заявила медсестра.
— Постойте, — облизнув пересохшие губы, я перевела взгляд на женщину в белом халате. Сердце словно замерло, его будто поместили в холодильник, до того меня обдало холодом. — Ян… он у вас? Он… в порядке? Что с ним?
— Нет, он на первом этаже в медкабинете, в моем сегодня уколы делают первоклашкам.
И больше немедля ни минуты, я помчалась вниз, ощущая нарастающую панику. Казалось, на ребра что-то давит, казалось, я вдыхаю стеклянную пыль. В глазах туман, пальцы сжимались в кулаках, а ногти впивались больно в кожу. Хотя я не чувствовала боли, просто бежала, задаваясь вопросом, что происходит. А еще, впервые за долгое время, я испытала волнение, или даже страх… из–за демона. Моя ненависть к нему с годами становилась больше, а желание навсегда исчезнуть из его поля зрения переходило в навязчивую идею фикс. Однако сейчас, это словно разрушилось, оставляя только одно — пусть с ним все будет в порядке.
Мысли окутали в дурман, и я не заметила, как влетела в физрука, а затем и вовсе упала на пол, ударяясь коленями о плитку. Дмитрий Максимович помог мне, что-то говорил на фоне, даже задавал вопросы.
— Ян в медпункте, я должна узнать, что с ним все… — на взрыв говорила. Во мне нарастало чувство истерики. Физрук не стал допрашивать, за что огромное ему спасибо. И , выдохнув, я побежала дальше.
Свернула за один угол, потом за второй. Двери медкобинета были открыты, и я почти забежала внутрь, однако вовремя остановилась, зажимая рот ладонью. В дальнем углу сидел Ян, в уголку его губы стекала кровь, и на костяшках была кровь, да и бровь разбита. Волосы взъерошены, рубашка порвана. Мне сделалось дурно и страшно одновременно. Если все это из-за меня, если он пострадал настолько сильно из-за меня… Я начала задыхаться, часто моргать, даже попыталась считать, чтобы прийти в норму.
А потом увидела Карину. Она присела на корточки перед Вишневским, взяла его руку и начала обрабатывать ватной палочкой окровавленные костяшки. Она что-то ему говорила, меня же словно ударило электричеством, да таким сильным, что захотелось издать стон.
В очередной раз… я в очередной раз придумала себе того, чего нет. Просто нет. Ну, стал бы он из-за меня драться? Ну что за глупости. Зачем, если есть Акимова? Слезы неожиданно хлынули с моих глаз, достигая губ и подбородка. Я быстро протерла их тыльной старой ладоней, развернулась и пошла прочь. Дура. Я просто глупая дурочка…
Глава 21
Ян
— Ох, ну как же ты! Вот уроды! — жужжала над ухом Акимова, обрабатывая раны на руках. Я не смотрел на нее, да и не слушал особо, до сих пор прибывал в той драке, а в голове раздавался голос Евы. Когда она сказала, что ей плохо, меня передернуло. Обида и ненависть никуда не делись, они жили в сердце так долго, что впору бы уже заглушиться. Но и чувства к Исаевой до сих пор где-то под ребрами, они просыпались, время от времени, чаще ночью, или в те минуты, когда девчонка казалась мне беспомощной и хрупкой.
Наверное, поэтому я затеялся с местью, затащил Каримова в эту подсобку, запер вместе с тропическими тараканами. Мне хотелось заставить его стать на место Евы, ведь пока ты агрессор, никогда не поймешь жертву. И плевать на последствия, я знал, родители Артура не пойдут против нашей семьи, а если и пойдут, ничего не будет, от силы мне выпишут общественные работы. Только этот урод оказался еще большим гадом, натравил брата с дружками.
Пятеро на одного. Он серьезно думал, что я, сбегу поджав хвост? Или испугаюсь и буду слезно молить прощения? Черт. Это слишком смешно, ну и подло. Не все могут дать сдачи. Хочешь выяснить отношения, выясняй их один на один, а не веди себя как последний шакал. Когда мы дрались, когда я получал кулаками по лицу, в перепонках набатом звучал голос Евы, а в глазах вспышками мелькало ее обмякшее тело на моих руках. Я готов был стать волком, который разрывает чужаков. Исаева творила со мной безумные вещи.
Можно ли любить и ненавидеть одновременно? Что же между нами… что в моем, чертовом сердце… Путаница. Одна сплошная путница.
— Вишневский, — голос физрука вырвал из мыслей, и заставил обратить внимание на Карину, которая сидела передо мной на коленках. Ее волосы рассыпались на худых плечах, а пару расстегнутых пуговиц, позволяли разглядеть розовый бюстгальтер. Я устало вздохнул и выхватил руку из пальцев девчонки. Зачем весь этот спектакль?..
— Ой, Дмитрий Максимович! Вы слышали! Какой ужас! Ян пострадал, — пищала Акимова.
— Все со мной нормально, не разводи.
— Янчик! — она поджала губы, сводя брови на переносице. Наверное, это выглядело мило, и я должен был оттаять, но ни черта не сработало. Мало кто мог заставить мое сердце дрогнуть.
— Принеси лучше воды, — процедил сквозь зубы. Акимова тут же подскочила на ноги и шмыгнула к дверям, скрываясь в коридоре. Никогда не пойму, почему девушки забывают о своей гордости. Ведь я ничего ей не обещал, столько раз изменял, да и никогда не считал себя чьим-то парнем. Разве только… но то было давно и вероятно неправда.
— Как себя чувствуешь, Вишневский? — спросил физрук, подходя к полке с разными склянками. Вынудил оттуда одну, поднес к носу, поморщился, затем закинул к себе в карман и оглянулся.
— Нормально.
— А где Исаева? — от фамилии Евы у меня учащался пульс. Всегда. То ли от ненависти, то ли невыносимой жажды. Я чувствовал себя гребенным вампиром, умирающим от нехватки очередной дозы крови.
— Вероятно дома или еще где-то.
— Да нет, она сюда бежала. Мы с ней столкнулись, — ответил Дмитрий Максимович. Человек он был довольно простой, не скрытный. Хотел говорить, говорил, хотел врать, не получалось.
— Ева? Сюда? — мне показалось, во рту пересохло от услышанной новости.
— К тебе бежала, Ян. Упала прямо мне в ноги, голосок дрожит, едва не плачет. Кажется, у вас с ней, — мужчина поиграл плечами, расплываясь в улыбке. Однако мне было не до его намеков. Ева! Бежала ко мне? Так спешила, что даже упала? Ко мне? Эта дуреха…
Я резко подскочил, забыв обо всех ранах, и о том, что сил особо не было после драки. В этот момент в дверях нарисовалась Карина, прижимая бутылку с водой к груди, но я проскользнул мимо, хотя Акимова кричала, просила подождать и еще что-то. Плевать. Мне нужно было увидеть Исаеву. Сердце забилось в бешеных ритмах, казалось, еще немного и оно разорвет грудную клетку.
В последнее время сдерживать эмоции стало тяжелей. Как-то же жил пять лет, пытался не смотреть на нее, не реагировать. И стоило девчонке завести себя парня, упасть в обморок, и Ян Вишневский сломался. Твою ж…
Пробегаю по коридору, и совершенно случайно поворачиваю голову в сторону широкого окна. Останавливаюсь, осознавая — опоздал. Ева закрывает за собой высокую железную дверцу забора, а спустя секунды ее образ пропадает из моего поля зрения. Усмехаюсь, проводя ладонью по лицу.
Бывают дни, когда моя ненависть исчезает. Когда я могу дышать спокойно, смотреть в след Исаевой и улыбаться, вспоминать детство, ее голос, и как прятался под лестницей, наблюдая за выступлением Евы. Если подумать, тогда я любил только выходные, остальные дни казались пустышками.
Неродной отец, показывающий всем видом, что в его жизни нет ребенка и вообще, никакой я не наследник рода Вишневских. Мать, вечно молящая о прощении, и хранящая за камином шкатулку, ту самую, с фотографиями моего родного… папы. Я знал все с детства, знал и сочувствовал маме. Она по глупости влюбилась в своего охранника, отдалась ему, хотя дед и бабка у нас строгих нравов. Они планировали построить серьезный бизнес, используя брак дочки. И построили, как не построить. Чувства детей в богатых семьях порой вещь второстепенная.
Мать узнала о беременности слишком поздно. Она хотела сбежать с любимым мужчиной, но он испугался, отказался от нее. А через несколько дней, дед нашел нового охранника для дочки. Брак с Вишневским не должен был состояться, однако деньги умеют уравнивать чашу весов.
Я родился в семье, которую нельзя назвать семьей. Я никогда не был особенным и желанным ребенком. Все мои детские проказы сводились лишь к одной цели — обратить на себя внимание, показать, что я существую. Это был крик о помощи. Крик, который никто не слышал.
Однажды осенью под шум высоких берез, под капли, отбивающие грустные ритмы по подоконникам и крышами, я услышал голос Евы. Я увидел ее теплую улыбку, глаза, в которых переливались огоньки от приглушенного освещения. Она не была похожа на детей из богатых семей, она была другой. Я это сразу почувствовал. Мне не разрешали присутствовать на банкетах, мама всегда просила посидеть в комнате и почитать книгу или поиграть с игрушками. Они с отцом боялись, что я сотворю какую-нибудь пакость.
Но игрушки и книги были не такими интересными, как загадочная Ева. Она переступала с ноги на ногу, считала вслух до трех, порой ходила из стороны в сторону, прежде чем войти в комнату, которая отводилась ей с матерью. Я тайно наблюдал за ней, даже слышал несколько раз, как госпожа Исаева приговаривала дочке ни к кому не подходить, и ни с кем не разговаривать.
Тогда мне показалось, мы похожи. Позже я задумывался, почему Ева считала себя странной, почему ее мать стеснялась собственную дочь. Ведь девчонка была потрясающей, без доли преувеличения. А какие у нее губы, а как она их забавно выпучивала вперед, когда обижалась или злилась. Но я так и не нашел ответа на этот вопрос.
И вот сейчас, смотря ей в след, я снова задумался. Почему эта странная девушка — единственная, кого желает мое сердце. Почему я не могу отказаться от нее? В тот черный понедельник случилось нечто ужасное, в тот черный понедельник, я едва не остался сиротой. Я должен желать ей смерти, но каждый раз, когда случается что-то плохое с Евой, мне становится невыносимо тяжело. Я ненавижу себя за это проклятое чувство.
* * *
В секцию я не пошел, сил, итак, не было, какая к черту груша? Кир позвонил, предложил прогуляться, но и лучший друг иногда бывает в пролете. Я прыгнул в тачку, подаренную на восемнадцатилетие, и погнал по трассе, сжимая челюсть. А дома меня ждал отец, сидящий в гостиной. Если честно, я всегда считал его отцом, несмотря ни на что. Может то был вопрос денег, может отсутствие выбора, но он никогда не поднимал на меня руку, хоть и часто ругался. В отличие от деда, отец вслух не называл меня «проблемой» семьи, и за это я был ему благодарен. Мы были на равных.
— Мне звонили из школы, — произнес он, сидя на диване. Нога на ногу, в руках книга, на запястье дорогой ролекс и кеды, тот странный элемент, который всегда заставлял меня улыбаться. Дмитрий Вишневский не стремился к статусу идеала. Он мог запросто заявиться на собрание аукционеров в майке, забив на галстук и дорогой пиджак. После того как маму отправили жить в пансионат, мы стали чаще общаться с ним, и, пожалуй, Дмитрий был единственным человеком, кого я бы смело мог назвать своим родственником.
— Жаловались? — спросил, усаживаясь в кресло напротив. Отец мазнул по мне скучающим взглядом, словно ничего удивительного в разбитом лице не заметил. Мне нравилась его реакция, никаких охов и стонов.
— Сказали, ты раздобыл тараканов и довел парня до ручки. У меня только один вопрос, — он положил книгу на диван, вскинул бровь словно в самом деле, озадачился.
— Если тебя интересует причина, то…
— Где ты раздобыл тараканов? Они же переносчики инфекция, ты реально их трогал?
Я не выдержал, прыснув от смеха. Мне было больно смеяться из-за драки, но то была либо истерия, либо давно забытое чувство. Мы редко разговаривали вот так, как сейчас. Я бы не сказал, что отец не читал мне нотаций. Но порой казалось, он прекрасно чувствует причину моих поступков, по крайне мере, с тех самых пор… Мысли о маме вгоняли в тоску. Давно я не был у нее.
— Вчера я разговаривал с врачом Анны, думаю, надо бы забрать ее к нам.
— Что? — показалось, ослышался. В груди что-то сжалось, видимо сердце. Оно давно не тосковало по маминому голосу в нашем дома.
— Дома ей будет лучше. В конце концов, невозможно вечно прятаться в этих белых стенах. Нужно уметь принимать реальность со всеми ее вытекающими, даже если у тебя за спиной мешок страхов.
— Когда? — у меня не нашлось подходящего ответа, кроме как вопроса о дате. Да и отец, откровенно говоря, был не многословным. Мама жила в пансионате уже пять лет. Мы виделись с ней раз в месяц, но с каждым разом, создавалось вязкое ощущение, что она отдаляется от нас.
— В конце октября, у нее как раз закончится курс каких-то препаратов. Но Ян, — он поднялся с дивана, закинув руки в карманы прямых брюк. Я посмотрел на отца снизу вверх, прикидывая, к чему идет разговор. — Прекращай играть в героя защитника.
— Скажите спасибо, что семья Вишневских на вас дело уголовное не завела, госпожа Исаева! А теперь свободны!
— О чем вы? — по спине пробежал морозец, заставляя волоски на теле стать колом.
— Свободны! — повторила громко Юлия Витальевна, намекая, что не планирует посвящать меня в подробности своей речи. Я опустила голову, развернулась и вышла из кабинета. Однако никак не могла отделаться от слов директрисы. Что значит, не завели уголовное дело? Да за что? Я не помню отрицательных событий со своим участием, кроме черного понедельника. Но судя по тому, что Ян спокойно вернулся в школу, что все продолжали его любить, моя правда никого особо не удивила.
Я спустилась на первый этаж, первый урок закончился пару минут назад, мне наверняка поставят прогул. Зашла в дамский туалет, всполоснуть руки и умыться. После посещения кабинета директрисы, кожа покрылась влагой, а ладони начали липнуть. Но даже в туалете я никак не могла отделаться от назойливой мысли про уголовную ответственность. Неужели есть что-то, о чем я просто не знаю?
Включив воду, я наклонилась к крану и прыснула на лицо водой, пытаясь успокоиться. В этот момент в туалет вошли две девчонки, они не заметили меня, продолжая, громко беседовать друг с другом.
— Офигеть, вот это драка! Еще и на видео засняли. Пятеро против одного, вообще не честно. Но Вишневский все равно молодец, ему вроде и досталось, но им тоже хорошо попало. Уроды! — верещала одна. Услышав фамилию Яна, я прикрутила кран и превратилась в слух, пытаясь не упустить ни единого слова. О какой драке речь? И что значит досталось демону? Кто-то настолько самоубийца, чтобы идти против семьи Вишневских? Что, черт возьми, происходит…
— Говорят, их послал старший брат Каримова.
— Что? Почему?
— Артура нашли без сознания в подсобке, по нему ползали тропические тараканы. Вроде Акимов до жути боится их, и от страха он потерял сознание. Его увезли в больницу.
— Постой, а причем тут Ян? — удивилась девушка. И я тоже удивилась. А потом вдруг в голове всплыла его фраза, про месть, и про то, что не он запер меня в подсобке. Неужели… Неужели в самом деле это был не демон? От осознания мне сделалось не по себе.
— Не знаю, может Артур пошел против Яна или сделал что-то такое, что не должен был? Вообще я на днях Южина еще видела, у него фонарь такой под глазом был, ух. Странно, конечно. Да и таких громких разборок давно не было, видимо что-то серьезное.
Дальше слушать не стала. Протерла лицо ладонями, выключила кран и пулей выскочила из туалета. Я должна увидеть его! Срочно! И спросить, зачем он пришел, почему говорил о мести, и что, в конце концов, происходит.
Однако в нашем кабинете Вишневского не оказалось. Я даже набралась наглости и спросила у одноклассников, где Ян, на что получила презрительный зырк и гробовое молчание. Идиоты. Мозгов в голове кот наплакал, есть ведь экстренные ситуации, надо ж понимать.
Выскочив из класса, меня немного трясло, и хотя прозвенел звонок, я не планировала возвращаться. Прошмыгнула мимо учительской, и даже мимо руссички, которая крикнула мне в спину, мол кабинет в другой стороне. А потом я едва не налетела на медсестру, ту самую, что помогала мне после обморока.
— О, как ваши дела? Все хотела спросить, да вас в школе не было, подумала, вдруг осложнения, — выпалила пожилая женщина, перекрывая мне дорогу на лестнице.
— Все нормально, спасибо. — Любезно поблагодарила я, и планировала обойти как-то даму, как она добавила:
— А мальчик, который вас принес, тогда так волновался. Глаз не сводил, все лепетал, если она умрет, если она умрет. Вы, наверное, к нему бежите? Хорошо его ударили, хотя я видела тех, кому он дал ответку… в общем, досталось всем, — с усмешкой заявила медсестра.
— Постойте, — облизнув пересохшие губы, я перевела взгляд на женщину в белом халате. Сердце словно замерло, его будто поместили в холодильник, до того меня обдало холодом. — Ян… он у вас? Он… в порядке? Что с ним?
— Нет, он на первом этаже в медкабинете, в моем сегодня уколы делают первоклашкам.
И больше немедля ни минуты, я помчалась вниз, ощущая нарастающую панику. Казалось, на ребра что-то давит, казалось, я вдыхаю стеклянную пыль. В глазах туман, пальцы сжимались в кулаках, а ногти впивались больно в кожу. Хотя я не чувствовала боли, просто бежала, задаваясь вопросом, что происходит. А еще, впервые за долгое время, я испытала волнение, или даже страх… из–за демона. Моя ненависть к нему с годами становилась больше, а желание навсегда исчезнуть из его поля зрения переходило в навязчивую идею фикс. Однако сейчас, это словно разрушилось, оставляя только одно — пусть с ним все будет в порядке.
Мысли окутали в дурман, и я не заметила, как влетела в физрука, а затем и вовсе упала на пол, ударяясь коленями о плитку. Дмитрий Максимович помог мне, что-то говорил на фоне, даже задавал вопросы.
— Ян в медпункте, я должна узнать, что с ним все… — на взрыв говорила. Во мне нарастало чувство истерики. Физрук не стал допрашивать, за что огромное ему спасибо. И , выдохнув, я побежала дальше.
Свернула за один угол, потом за второй. Двери медкобинета были открыты, и я почти забежала внутрь, однако вовремя остановилась, зажимая рот ладонью. В дальнем углу сидел Ян, в уголку его губы стекала кровь, и на костяшках была кровь, да и бровь разбита. Волосы взъерошены, рубашка порвана. Мне сделалось дурно и страшно одновременно. Если все это из-за меня, если он пострадал настолько сильно из-за меня… Я начала задыхаться, часто моргать, даже попыталась считать, чтобы прийти в норму.
А потом увидела Карину. Она присела на корточки перед Вишневским, взяла его руку и начала обрабатывать ватной палочкой окровавленные костяшки. Она что-то ему говорила, меня же словно ударило электричеством, да таким сильным, что захотелось издать стон.
В очередной раз… я в очередной раз придумала себе того, чего нет. Просто нет. Ну, стал бы он из-за меня драться? Ну что за глупости. Зачем, если есть Акимова? Слезы неожиданно хлынули с моих глаз, достигая губ и подбородка. Я быстро протерла их тыльной старой ладоней, развернулась и пошла прочь. Дура. Я просто глупая дурочка…
Глава 21
Ян
— Ох, ну как же ты! Вот уроды! — жужжала над ухом Акимова, обрабатывая раны на руках. Я не смотрел на нее, да и не слушал особо, до сих пор прибывал в той драке, а в голове раздавался голос Евы. Когда она сказала, что ей плохо, меня передернуло. Обида и ненависть никуда не делись, они жили в сердце так долго, что впору бы уже заглушиться. Но и чувства к Исаевой до сих пор где-то под ребрами, они просыпались, время от времени, чаще ночью, или в те минуты, когда девчонка казалась мне беспомощной и хрупкой.
Наверное, поэтому я затеялся с местью, затащил Каримова в эту подсобку, запер вместе с тропическими тараканами. Мне хотелось заставить его стать на место Евы, ведь пока ты агрессор, никогда не поймешь жертву. И плевать на последствия, я знал, родители Артура не пойдут против нашей семьи, а если и пойдут, ничего не будет, от силы мне выпишут общественные работы. Только этот урод оказался еще большим гадом, натравил брата с дружками.
Пятеро на одного. Он серьезно думал, что я, сбегу поджав хвост? Или испугаюсь и буду слезно молить прощения? Черт. Это слишком смешно, ну и подло. Не все могут дать сдачи. Хочешь выяснить отношения, выясняй их один на один, а не веди себя как последний шакал. Когда мы дрались, когда я получал кулаками по лицу, в перепонках набатом звучал голос Евы, а в глазах вспышками мелькало ее обмякшее тело на моих руках. Я готов был стать волком, который разрывает чужаков. Исаева творила со мной безумные вещи.
Можно ли любить и ненавидеть одновременно? Что же между нами… что в моем, чертовом сердце… Путаница. Одна сплошная путница.
— Вишневский, — голос физрука вырвал из мыслей, и заставил обратить внимание на Карину, которая сидела передо мной на коленках. Ее волосы рассыпались на худых плечах, а пару расстегнутых пуговиц, позволяли разглядеть розовый бюстгальтер. Я устало вздохнул и выхватил руку из пальцев девчонки. Зачем весь этот спектакль?..
— Ой, Дмитрий Максимович! Вы слышали! Какой ужас! Ян пострадал, — пищала Акимова.
— Все со мной нормально, не разводи.
— Янчик! — она поджала губы, сводя брови на переносице. Наверное, это выглядело мило, и я должен был оттаять, но ни черта не сработало. Мало кто мог заставить мое сердце дрогнуть.
— Принеси лучше воды, — процедил сквозь зубы. Акимова тут же подскочила на ноги и шмыгнула к дверям, скрываясь в коридоре. Никогда не пойму, почему девушки забывают о своей гордости. Ведь я ничего ей не обещал, столько раз изменял, да и никогда не считал себя чьим-то парнем. Разве только… но то было давно и вероятно неправда.
— Как себя чувствуешь, Вишневский? — спросил физрук, подходя к полке с разными склянками. Вынудил оттуда одну, поднес к носу, поморщился, затем закинул к себе в карман и оглянулся.
— Нормально.
— А где Исаева? — от фамилии Евы у меня учащался пульс. Всегда. То ли от ненависти, то ли невыносимой жажды. Я чувствовал себя гребенным вампиром, умирающим от нехватки очередной дозы крови.
— Вероятно дома или еще где-то.
— Да нет, она сюда бежала. Мы с ней столкнулись, — ответил Дмитрий Максимович. Человек он был довольно простой, не скрытный. Хотел говорить, говорил, хотел врать, не получалось.
— Ева? Сюда? — мне показалось, во рту пересохло от услышанной новости.
— К тебе бежала, Ян. Упала прямо мне в ноги, голосок дрожит, едва не плачет. Кажется, у вас с ней, — мужчина поиграл плечами, расплываясь в улыбке. Однако мне было не до его намеков. Ева! Бежала ко мне? Так спешила, что даже упала? Ко мне? Эта дуреха…
Я резко подскочил, забыв обо всех ранах, и о том, что сил особо не было после драки. В этот момент в дверях нарисовалась Карина, прижимая бутылку с водой к груди, но я проскользнул мимо, хотя Акимова кричала, просила подождать и еще что-то. Плевать. Мне нужно было увидеть Исаеву. Сердце забилось в бешеных ритмах, казалось, еще немного и оно разорвет грудную клетку.
В последнее время сдерживать эмоции стало тяжелей. Как-то же жил пять лет, пытался не смотреть на нее, не реагировать. И стоило девчонке завести себя парня, упасть в обморок, и Ян Вишневский сломался. Твою ж…
Пробегаю по коридору, и совершенно случайно поворачиваю голову в сторону широкого окна. Останавливаюсь, осознавая — опоздал. Ева закрывает за собой высокую железную дверцу забора, а спустя секунды ее образ пропадает из моего поля зрения. Усмехаюсь, проводя ладонью по лицу.
Бывают дни, когда моя ненависть исчезает. Когда я могу дышать спокойно, смотреть в след Исаевой и улыбаться, вспоминать детство, ее голос, и как прятался под лестницей, наблюдая за выступлением Евы. Если подумать, тогда я любил только выходные, остальные дни казались пустышками.
Неродной отец, показывающий всем видом, что в его жизни нет ребенка и вообще, никакой я не наследник рода Вишневских. Мать, вечно молящая о прощении, и хранящая за камином шкатулку, ту самую, с фотографиями моего родного… папы. Я знал все с детства, знал и сочувствовал маме. Она по глупости влюбилась в своего охранника, отдалась ему, хотя дед и бабка у нас строгих нравов. Они планировали построить серьезный бизнес, используя брак дочки. И построили, как не построить. Чувства детей в богатых семьях порой вещь второстепенная.
Мать узнала о беременности слишком поздно. Она хотела сбежать с любимым мужчиной, но он испугался, отказался от нее. А через несколько дней, дед нашел нового охранника для дочки. Брак с Вишневским не должен был состояться, однако деньги умеют уравнивать чашу весов.
Я родился в семье, которую нельзя назвать семьей. Я никогда не был особенным и желанным ребенком. Все мои детские проказы сводились лишь к одной цели — обратить на себя внимание, показать, что я существую. Это был крик о помощи. Крик, который никто не слышал.
Однажды осенью под шум высоких берез, под капли, отбивающие грустные ритмы по подоконникам и крышами, я услышал голос Евы. Я увидел ее теплую улыбку, глаза, в которых переливались огоньки от приглушенного освещения. Она не была похожа на детей из богатых семей, она была другой. Я это сразу почувствовал. Мне не разрешали присутствовать на банкетах, мама всегда просила посидеть в комнате и почитать книгу или поиграть с игрушками. Они с отцом боялись, что я сотворю какую-нибудь пакость.
Но игрушки и книги были не такими интересными, как загадочная Ева. Она переступала с ноги на ногу, считала вслух до трех, порой ходила из стороны в сторону, прежде чем войти в комнату, которая отводилась ей с матерью. Я тайно наблюдал за ней, даже слышал несколько раз, как госпожа Исаева приговаривала дочке ни к кому не подходить, и ни с кем не разговаривать.
Тогда мне показалось, мы похожи. Позже я задумывался, почему Ева считала себя странной, почему ее мать стеснялась собственную дочь. Ведь девчонка была потрясающей, без доли преувеличения. А какие у нее губы, а как она их забавно выпучивала вперед, когда обижалась или злилась. Но я так и не нашел ответа на этот вопрос.
И вот сейчас, смотря ей в след, я снова задумался. Почему эта странная девушка — единственная, кого желает мое сердце. Почему я не могу отказаться от нее? В тот черный понедельник случилось нечто ужасное, в тот черный понедельник, я едва не остался сиротой. Я должен желать ей смерти, но каждый раз, когда случается что-то плохое с Евой, мне становится невыносимо тяжело. Я ненавижу себя за это проклятое чувство.
* * *
В секцию я не пошел, сил, итак, не было, какая к черту груша? Кир позвонил, предложил прогуляться, но и лучший друг иногда бывает в пролете. Я прыгнул в тачку, подаренную на восемнадцатилетие, и погнал по трассе, сжимая челюсть. А дома меня ждал отец, сидящий в гостиной. Если честно, я всегда считал его отцом, несмотря ни на что. Может то был вопрос денег, может отсутствие выбора, но он никогда не поднимал на меня руку, хоть и часто ругался. В отличие от деда, отец вслух не называл меня «проблемой» семьи, и за это я был ему благодарен. Мы были на равных.
— Мне звонили из школы, — произнес он, сидя на диване. Нога на ногу, в руках книга, на запястье дорогой ролекс и кеды, тот странный элемент, который всегда заставлял меня улыбаться. Дмитрий Вишневский не стремился к статусу идеала. Он мог запросто заявиться на собрание аукционеров в майке, забив на галстук и дорогой пиджак. После того как маму отправили жить в пансионат, мы стали чаще общаться с ним, и, пожалуй, Дмитрий был единственным человеком, кого я бы смело мог назвать своим родственником.
— Жаловались? — спросил, усаживаясь в кресло напротив. Отец мазнул по мне скучающим взглядом, словно ничего удивительного в разбитом лице не заметил. Мне нравилась его реакция, никаких охов и стонов.
— Сказали, ты раздобыл тараканов и довел парня до ручки. У меня только один вопрос, — он положил книгу на диван, вскинул бровь словно в самом деле, озадачился.
— Если тебя интересует причина, то…
— Где ты раздобыл тараканов? Они же переносчики инфекция, ты реально их трогал?
Я не выдержал, прыснув от смеха. Мне было больно смеяться из-за драки, но то была либо истерия, либо давно забытое чувство. Мы редко разговаривали вот так, как сейчас. Я бы не сказал, что отец не читал мне нотаций. Но порой казалось, он прекрасно чувствует причину моих поступков, по крайне мере, с тех самых пор… Мысли о маме вгоняли в тоску. Давно я не был у нее.
— Вчера я разговаривал с врачом Анны, думаю, надо бы забрать ее к нам.
— Что? — показалось, ослышался. В груди что-то сжалось, видимо сердце. Оно давно не тосковало по маминому голосу в нашем дома.
— Дома ей будет лучше. В конце концов, невозможно вечно прятаться в этих белых стенах. Нужно уметь принимать реальность со всеми ее вытекающими, даже если у тебя за спиной мешок страхов.
— Когда? — у меня не нашлось подходящего ответа, кроме как вопроса о дате. Да и отец, откровенно говоря, был не многословным. Мама жила в пансионате уже пять лет. Мы виделись с ней раз в месяц, но с каждым разом, создавалось вязкое ощущение, что она отдаляется от нас.
— В конце октября, у нее как раз закончится курс каких-то препаратов. Но Ян, — он поднялся с дивана, закинув руки в карманы прямых брюк. Я посмотрел на отца снизу вверх, прикидывая, к чему идет разговор. — Прекращай играть в героя защитника.