В кольце врагов
Часть 2 из 30 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Вино отравлено. Я хочу его разоблачить.
Все-таки воспитание в семье правителей дорого стоит – лишь на секунду в глазах Ростислава застыло удивление, и вот уже князь дружески приобнял меня за плечи:
– Конечно! Конечно, пусть мой побратим первым отведает сладкого греческого вина, столь щедро поднесенного нашим ромейским другом!
Если катепан и заподозрил неладное, то вида не подал – да и я, развернувшись к византийцу, лишь радушно улыбнулся, протягивая руки к братине. В зале опять послышался недовольный ропот – ну и плевать на него. Впрочем, вскоре я определю собравшимся новую цель для излияния гнева… Буквально через пару минут.
Ромей подал чашу, коротко посмотрев мне в глаза. В его взгляде читается лишь приторная лесть. Опытный лицедей! Моя дружелюбная учтивость наверняка не так естественна… Склонившись, я покачал братину в руках, сделав вид, что уже собираюсь пить, и вновь поднял взгляд на лукавого грека:
– Катепан, мой старый друг!
Губы византийца сложились в довольную улыбку, но в глазах будто бы пробежала легкая тень.
– Мой старый друг, который так и не удостоил меня встречи в Корсуни! В те самые дни, когда я уводил разоренных корабельных мастеров с ромейских верфей, он не набрался мужества встретиться со мной лично. Зато подослал наемных убийц!
В этот раз губы ромея исказила кривая усмешка, а в глазах загорелись жаркие, злые огоньки.
– Что за глупость! Я никого не посылал…
– Так выпей же своего вина!
На мгновение грек потерял самообладание, и на его лице отразился откровенный испуг. Но только на мгновение.
– Что за вздор! Я ведь только что отпил!
Возмущенные моим поведением приближенные Ростислава громко закричали, поддерживая ромея, но я лишь гадко ухмыльнулся:
– А я видел, как ты окунул палец левой руки в вино…
Ропот собравшихся заметно стих, сменившись угрюмой, тяжелой тишиной.
– …а ведь здесь все знают, насколько коварные ромеи искусны в отравлениях! Осуши же братину и, если я не прав, докажи свою невиновность. Но коли я прав, – в моем голосе зазвенел металл, – то у тебя есть лишь единственный шанс выжить. Расскажи правду, и даю слово, что живота тебя за это преступление не лишат!
Несколько секунд лицо катепана отражало тяжелую внутреннюю борьбу. А я запоздало подумал, что у отравителя могло быть и противоядие про запас, и вообще – в настоящем Ростислав умер спустя несколько дней, греческий яд оказался не из быстродействующих. Вот выпьет ромей вино, отбросит чашу, в довесок выставив меня дураком, да полетит в Херсон, скорее спасать жизнь. Впрочем, мы могли бы и попридержать его в Тмутаракани – вот только после смерти катепана наверняка бы поползли слухи о том, что я сам отравил его в доказательство своих слов. Это не говоря уже о неминуемом конфликте с Византией! Невеселая перспектива, ничего не скажешь.
Но тут грек сломленно склонил голову и едва слышно произнес:
– Пощадите…
В зале повис возмущенный рев:
– Казнить его!!!
– В цепи!!!
– Отправим базилевсу его голову!!!
– В поход на Царьград!!!
Обернувшись к Ростиславу, я коротко попросил:
– Он нам нужен. Живым нужен.
Побратим кивнул, обжигая катепана ледяным взглядом, и жестом подозвал дружинников.
Октябрь 1066 г. от Рождества Христова
Тмутаракань, столица княжества.
Дворец Ростислава Владимировича
Среди собравшихся в гриднице сейчас находятся самые влиятельные в княжестве люди: Порей, посадник Корчева, неизменно сопровождающий Ростислава еще с новгородских времен, Горислав, лидер русской купеческой общины в Херсоне, и Путята, глава уже Тмутараканского купечества. Армию и флот скромно представляю я – первый воевода князя, Андрей Урманин.
Первым слово взял Горислав:
– Княже, после попытки отравления катепаном вся Корсунь бурлит, под твою руку идти хочет! Люди не желают, чтобы ими правили низкие отравители, и никогда еще не было у греков такого единодушия, как стать твоими людьми! Мастера, землепашцы, купцы, даже ратники – все хотят быть твоими! И сурожцы от них не отстают, оба города готовы переметнуться от базилевса!
Короткая и эмоциональная речь купца нашла живой отклик у Ростислава – глубокая морщина, пролегшая на лбу от тяжких дум, разгладилась, глаза посветлели. Собрата по цеху поддержал Путята:
– Коль Корсунь возьмем, наши купцы самыми богатыми на Руси станут, куда уж новгородцам! Ведь через нас вся торговля с ромеями пойдет, а заодно и с Хорезмом!
Однако фонтан купеческого оптимизма живо перекрыл суровый практик Порей:
– Княже, катепан на пытках признался, что он сам решил использовать яд, без приказа базилевса. Так что с нашей стороны причины забрать города нет. Греки же люди изменчивые, сегодня они тебя славят, но уже завтра откроют ворота ромейскому войску. А ведь коли возьмем мы их города, с базилевсом войны не избежать! Приплывут они на своих громадах, да зальют огнем греческим любую из гаваней. А у нас ведь все города на побережье, они хоть на Корсунь пойдут, хоть на Корчев, а хоть на саму Тмутаракань! Войско высадят, пока дружина не собралась, что делать будем? Стоит ли развязывать проигрышную войну?!
Ростислав, вновь нахмурившийся после слов старого сподвижника, обратился ко мне:
– Ну а ты, Андрей, что скажешь?
Коротко поклонившись побратиму, я начал неспешно рассуждать:
– Правы оба, и Путята, и Порей. Безусловно, если базилевс соберет флот и судовую рать, они могут ударить в любой точке княжества. И, безусловно, если дело дойдет до осады Корсуни, с полной уверенностью можно заявить, что найдутся предатели – хотя для кого как! – кто откроет ворота или каким иным образом поможет осаждающим. Но если мы все же займем Корсунь и Сурож… О, это даст нам огромные преимущества, княже! Греческие мастера талантливы и трудолюбивы, их женщины плодовиты. Уменьшим подати, дадим возможность возделывать землю без всяких препятствий, и в скором времени они заселят всю Старую Готию, где и сегодня есть старые крепости и небольшие поселки[1]. А между тем в степную часть полуострова половцы еще не проникли, сейчас там живут торки с печенегами. Если мы заключим с кочевниками союз на условиях признания ими княжеской власти, то получим в свое распоряжение сильное конное войско, а степняки – мощные каменные укрепления, на которые смогут опереться в случае половецкого вторжения. Помимо того, объединив усилия всех ваших подданных, в будущем мы смогли бы возвести вал в горле полуострова, быть может, даже впустить море в ров. А в месте наиболее удобного прохода возвести крепость. Печенегов мы убедим, что возводим укрепления для защиты от половцев, но фактически черные клобуки окажутся в вашей полной власти, запертые крепостями со всех сторон!
– Красиво речешь, урманин! Вот только все, что ты говоришь, возможно лишь в будущем, в то время как базилевс может нанести удар уже сейчас!
Порей резко меня перебил, и в глазах Ростислава, с удовольствием слушающего о разворачивающихся перед ним перспективах, я заметил гневные искорки. Но князь мудр, на старого сподвижника срываться не стал. Да и несмотря на авантюрные черты его характера, перспектива войны с Византией действительно пугает побратима – и не его одного.
– Все верно. Но не стоит забывать, что после смерти царя Василия[2] империей не правил ни один базилевс, кто заботился бы о ее войске и судах. Константин Дука не чета Иоанну Цимисхию[3] и Никифору Фоке[4], не сравнится он и с Болгаробойцем. Чтобы собрать ратников и корабли, ромеям потребуется время. Но между тем греки, как никто другой, любят действовать чужими руками. Порей страшится их флота в Тмутараканской гавани, а на его месте я бы боялся войска союзников базилевса.
В гриднице повисло тяжелое молчание, некоторое время спустя прерванное Ростиславом:
– Ясы. Они ведь точат на нас зуб после войны с касогами[5].
Новгородец энергично поддержал князя:
– И верно! Ведь царь Дургулель только вернулся из похода на Арран[6], у него пятьдесят тысяч войска! А коли двинутся на нас ясы, то тотчас взбунтуются и касоги!
Я коротко улыбнулся:
– И вновь воевода Порей прав. Воинов у царя Дургулеля много. Но много и врагов! Близкого союзника ясов, Грузинское царство, с юга давят кочевники-мусульмане, и им обоим нужна помощь. А Византия не спешит ее оказывать, ромеи ввяжутся в драку только тогда, когда ее самим будет уже не избежать. Так вот, если мы убедим Дургулеля, что более верным и надежным союзником является не базилевс Константин, а князь Ростислав, то мы избежим войны с ясами.
Короткое молчание, установившееся после моих слов, первым нарушил Порей:
– Даже если мы убедим Дургулеля не участвовать в войне с Византией…
– …То мы сами нанесем первый удар с моря!
– А-ха-ха-ха!!!
Ядовито рассмеявшись в ответ на мои слова, новгородец принялся с гневом меня отчитывать, брызгая слюной при каждом слове:
– Жаль, что Вышата преставился, а то бы он рассказал тебе, урманин, как ромеи жгли его корабли «греческим огнем»! Как горела сама вода, как…
– Мне прекрасно знакомы возможности византийского флота, воевода. Если ты не забыл, в прошлом году мы именно на ромейских судах разбили касогов.
Оборвав пламенную речь Порея, я спокойно продолжил:
– Греки имеют возможность ударить по любому городу княжества, это верно. На их месте я разделил бы флот на две части и первой атаковал бы Тмутаракань. Дождался, когда князь призовет на защиту стольного града всю дружину, и высадил бы основные силы под Корсунью и Сурожем, вернув города. Именно поэтому необходимо лишить ромеев наступательной инициативы, опередить их удар. К примеру, атаковать побережье силами касогов, дать им вволю пограбить греков. Когда же последние бросят против них эскадру, заманить врага в ловушку, где его будут ждать лучшие наши суда. А что касается повода… Любой поверит, что катепан на пытках указал на базилевса, даже если это и неправда – он ведь мог таким образом попытаться себя обелить. Мол, действовал по приказу. Да и настоящие указания Константина Дуки были довольно размыты: удержи город любой ценой – так ведь ромей сказал, верно? Любой ценой. Вот он и пошел на отравление, и кто знает, не прикажет ли прямо базилевс своему следующему посланнику отравить князя?! Просто на всякий случай. Греки часто пускают яд в ход против своих политических противников.
Князь согласно кивнул и спросил:
– Сколько у нас кораблей?
– Если не считать херсонские панфилы, которые не факт, что перейдут к нам вместе с экипажами, то помимо прошлогодних либурн Калинник срубил еще четыре на верфях Танаиса. Вряд ли византийцы соберутся атаковать нас зимой, а к весне число судов удвоится и у нас их будет как минимум двенадцать.
Порей недоверчиво покачал головой:
– Двенадцать малых против даже двух десятков больших…
– Я знаю, как бить большие греческие дромоны, воевода! Мастер Калинник доступно все рассказал, и если мы решимся, то дело останется лишь за подготовкой команд к весне. Мы наберем их из корсуньцев, варягов и тмутараканцев. Но если занимать ромейские города, – обратился я к Ростиславу, – то действовать нужно сейчас. Базилевсу не потребуется собирать большой флот, когда хватит отправить тройку дромонов с десантом, чтобы мятеж в городе стих. И помните: от Царьграда до Корсуни морским путем от силы три-четыре дня хода. Быть может, пока мы обсуждаем предложение, переданное Гориславом, ромеи уже плывут по морю! Решение за тобой, княже.
Ростислав внимательно осмотрел собравшихся, заглядывая в глаза каждому. Купцы смотрят по-собачьи преданно, всем своим видом показывая, что они «за» – но на то они и купцы, чтобы преследовать лишь собственную выгоду. Порей насупился, смотрит хмуро, его взгляд буквально кричит: нет, нет, опасно! Наконец князь обратил свой взор на меня – и мне едва хватило выдержки сохранить спокойствие и не показать своего волнения! Но, возможно, именно эта непроницаемость сыграла ключевую роль в решении Ростислава.
– Порей, собирай дружину и варягов. Мы возьмем города! А ты, побратим, готовься ехать послом к Дургулелю. И чтобы отправился как можно раньше! Вы же, торговые люди, соберите богатых даров, да поболе, надобно затмить блеск ромейского золота. Как-никак настоящего царя будем в союзники приглашать!
Я низко поклонился, в то время как корчевский посадник со злостью тряхнул головой. Но такова воля князя! Разгоряченные, радостными взглядами обменялись купцы – видимо, текущие потери «на подарки» не идут ни в какое сравнение с возможными будущими прибылями.
– Позволь, княже, мне задержаться.
Ростислав кивнул, несмотря на еще один красноречивый, пышущий неприязнью взгляд Порея, устремленный в мою сторону. Но что поделать, воевода, коль ты все время пытаешься мне возражать?
Дождавшись, пока мы останемся вдвоем, я обратился к побратиму:
– Княже, что ты думаешь о будущем?
Встретив недоумение в глазах собеседника, я пояснил свою мысль:
Все-таки воспитание в семье правителей дорого стоит – лишь на секунду в глазах Ростислава застыло удивление, и вот уже князь дружески приобнял меня за плечи:
– Конечно! Конечно, пусть мой побратим первым отведает сладкого греческого вина, столь щедро поднесенного нашим ромейским другом!
Если катепан и заподозрил неладное, то вида не подал – да и я, развернувшись к византийцу, лишь радушно улыбнулся, протягивая руки к братине. В зале опять послышался недовольный ропот – ну и плевать на него. Впрочем, вскоре я определю собравшимся новую цель для излияния гнева… Буквально через пару минут.
Ромей подал чашу, коротко посмотрев мне в глаза. В его взгляде читается лишь приторная лесть. Опытный лицедей! Моя дружелюбная учтивость наверняка не так естественна… Склонившись, я покачал братину в руках, сделав вид, что уже собираюсь пить, и вновь поднял взгляд на лукавого грека:
– Катепан, мой старый друг!
Губы византийца сложились в довольную улыбку, но в глазах будто бы пробежала легкая тень.
– Мой старый друг, который так и не удостоил меня встречи в Корсуни! В те самые дни, когда я уводил разоренных корабельных мастеров с ромейских верфей, он не набрался мужества встретиться со мной лично. Зато подослал наемных убийц!
В этот раз губы ромея исказила кривая усмешка, а в глазах загорелись жаркие, злые огоньки.
– Что за глупость! Я никого не посылал…
– Так выпей же своего вина!
На мгновение грек потерял самообладание, и на его лице отразился откровенный испуг. Но только на мгновение.
– Что за вздор! Я ведь только что отпил!
Возмущенные моим поведением приближенные Ростислава громко закричали, поддерживая ромея, но я лишь гадко ухмыльнулся:
– А я видел, как ты окунул палец левой руки в вино…
Ропот собравшихся заметно стих, сменившись угрюмой, тяжелой тишиной.
– …а ведь здесь все знают, насколько коварные ромеи искусны в отравлениях! Осуши же братину и, если я не прав, докажи свою невиновность. Но коли я прав, – в моем голосе зазвенел металл, – то у тебя есть лишь единственный шанс выжить. Расскажи правду, и даю слово, что живота тебя за это преступление не лишат!
Несколько секунд лицо катепана отражало тяжелую внутреннюю борьбу. А я запоздало подумал, что у отравителя могло быть и противоядие про запас, и вообще – в настоящем Ростислав умер спустя несколько дней, греческий яд оказался не из быстродействующих. Вот выпьет ромей вино, отбросит чашу, в довесок выставив меня дураком, да полетит в Херсон, скорее спасать жизнь. Впрочем, мы могли бы и попридержать его в Тмутаракани – вот только после смерти катепана наверняка бы поползли слухи о том, что я сам отравил его в доказательство своих слов. Это не говоря уже о неминуемом конфликте с Византией! Невеселая перспектива, ничего не скажешь.
Но тут грек сломленно склонил голову и едва слышно произнес:
– Пощадите…
В зале повис возмущенный рев:
– Казнить его!!!
– В цепи!!!
– Отправим базилевсу его голову!!!
– В поход на Царьград!!!
Обернувшись к Ростиславу, я коротко попросил:
– Он нам нужен. Живым нужен.
Побратим кивнул, обжигая катепана ледяным взглядом, и жестом подозвал дружинников.
Октябрь 1066 г. от Рождества Христова
Тмутаракань, столица княжества.
Дворец Ростислава Владимировича
Среди собравшихся в гриднице сейчас находятся самые влиятельные в княжестве люди: Порей, посадник Корчева, неизменно сопровождающий Ростислава еще с новгородских времен, Горислав, лидер русской купеческой общины в Херсоне, и Путята, глава уже Тмутараканского купечества. Армию и флот скромно представляю я – первый воевода князя, Андрей Урманин.
Первым слово взял Горислав:
– Княже, после попытки отравления катепаном вся Корсунь бурлит, под твою руку идти хочет! Люди не желают, чтобы ими правили низкие отравители, и никогда еще не было у греков такого единодушия, как стать твоими людьми! Мастера, землепашцы, купцы, даже ратники – все хотят быть твоими! И сурожцы от них не отстают, оба города готовы переметнуться от базилевса!
Короткая и эмоциональная речь купца нашла живой отклик у Ростислава – глубокая морщина, пролегшая на лбу от тяжких дум, разгладилась, глаза посветлели. Собрата по цеху поддержал Путята:
– Коль Корсунь возьмем, наши купцы самыми богатыми на Руси станут, куда уж новгородцам! Ведь через нас вся торговля с ромеями пойдет, а заодно и с Хорезмом!
Однако фонтан купеческого оптимизма живо перекрыл суровый практик Порей:
– Княже, катепан на пытках признался, что он сам решил использовать яд, без приказа базилевса. Так что с нашей стороны причины забрать города нет. Греки же люди изменчивые, сегодня они тебя славят, но уже завтра откроют ворота ромейскому войску. А ведь коли возьмем мы их города, с базилевсом войны не избежать! Приплывут они на своих громадах, да зальют огнем греческим любую из гаваней. А у нас ведь все города на побережье, они хоть на Корсунь пойдут, хоть на Корчев, а хоть на саму Тмутаракань! Войско высадят, пока дружина не собралась, что делать будем? Стоит ли развязывать проигрышную войну?!
Ростислав, вновь нахмурившийся после слов старого сподвижника, обратился ко мне:
– Ну а ты, Андрей, что скажешь?
Коротко поклонившись побратиму, я начал неспешно рассуждать:
– Правы оба, и Путята, и Порей. Безусловно, если базилевс соберет флот и судовую рать, они могут ударить в любой точке княжества. И, безусловно, если дело дойдет до осады Корсуни, с полной уверенностью можно заявить, что найдутся предатели – хотя для кого как! – кто откроет ворота или каким иным образом поможет осаждающим. Но если мы все же займем Корсунь и Сурож… О, это даст нам огромные преимущества, княже! Греческие мастера талантливы и трудолюбивы, их женщины плодовиты. Уменьшим подати, дадим возможность возделывать землю без всяких препятствий, и в скором времени они заселят всю Старую Готию, где и сегодня есть старые крепости и небольшие поселки[1]. А между тем в степную часть полуострова половцы еще не проникли, сейчас там живут торки с печенегами. Если мы заключим с кочевниками союз на условиях признания ими княжеской власти, то получим в свое распоряжение сильное конное войско, а степняки – мощные каменные укрепления, на которые смогут опереться в случае половецкого вторжения. Помимо того, объединив усилия всех ваших подданных, в будущем мы смогли бы возвести вал в горле полуострова, быть может, даже впустить море в ров. А в месте наиболее удобного прохода возвести крепость. Печенегов мы убедим, что возводим укрепления для защиты от половцев, но фактически черные клобуки окажутся в вашей полной власти, запертые крепостями со всех сторон!
– Красиво речешь, урманин! Вот только все, что ты говоришь, возможно лишь в будущем, в то время как базилевс может нанести удар уже сейчас!
Порей резко меня перебил, и в глазах Ростислава, с удовольствием слушающего о разворачивающихся перед ним перспективах, я заметил гневные искорки. Но князь мудр, на старого сподвижника срываться не стал. Да и несмотря на авантюрные черты его характера, перспектива войны с Византией действительно пугает побратима – и не его одного.
– Все верно. Но не стоит забывать, что после смерти царя Василия[2] империей не правил ни один базилевс, кто заботился бы о ее войске и судах. Константин Дука не чета Иоанну Цимисхию[3] и Никифору Фоке[4], не сравнится он и с Болгаробойцем. Чтобы собрать ратников и корабли, ромеям потребуется время. Но между тем греки, как никто другой, любят действовать чужими руками. Порей страшится их флота в Тмутараканской гавани, а на его месте я бы боялся войска союзников базилевса.
В гриднице повисло тяжелое молчание, некоторое время спустя прерванное Ростиславом:
– Ясы. Они ведь точат на нас зуб после войны с касогами[5].
Новгородец энергично поддержал князя:
– И верно! Ведь царь Дургулель только вернулся из похода на Арран[6], у него пятьдесят тысяч войска! А коли двинутся на нас ясы, то тотчас взбунтуются и касоги!
Я коротко улыбнулся:
– И вновь воевода Порей прав. Воинов у царя Дургулеля много. Но много и врагов! Близкого союзника ясов, Грузинское царство, с юга давят кочевники-мусульмане, и им обоим нужна помощь. А Византия не спешит ее оказывать, ромеи ввяжутся в драку только тогда, когда ее самим будет уже не избежать. Так вот, если мы убедим Дургулеля, что более верным и надежным союзником является не базилевс Константин, а князь Ростислав, то мы избежим войны с ясами.
Короткое молчание, установившееся после моих слов, первым нарушил Порей:
– Даже если мы убедим Дургулеля не участвовать в войне с Византией…
– …То мы сами нанесем первый удар с моря!
– А-ха-ха-ха!!!
Ядовито рассмеявшись в ответ на мои слова, новгородец принялся с гневом меня отчитывать, брызгая слюной при каждом слове:
– Жаль, что Вышата преставился, а то бы он рассказал тебе, урманин, как ромеи жгли его корабли «греческим огнем»! Как горела сама вода, как…
– Мне прекрасно знакомы возможности византийского флота, воевода. Если ты не забыл, в прошлом году мы именно на ромейских судах разбили касогов.
Оборвав пламенную речь Порея, я спокойно продолжил:
– Греки имеют возможность ударить по любому городу княжества, это верно. На их месте я разделил бы флот на две части и первой атаковал бы Тмутаракань. Дождался, когда князь призовет на защиту стольного града всю дружину, и высадил бы основные силы под Корсунью и Сурожем, вернув города. Именно поэтому необходимо лишить ромеев наступательной инициативы, опередить их удар. К примеру, атаковать побережье силами касогов, дать им вволю пограбить греков. Когда же последние бросят против них эскадру, заманить врага в ловушку, где его будут ждать лучшие наши суда. А что касается повода… Любой поверит, что катепан на пытках указал на базилевса, даже если это и неправда – он ведь мог таким образом попытаться себя обелить. Мол, действовал по приказу. Да и настоящие указания Константина Дуки были довольно размыты: удержи город любой ценой – так ведь ромей сказал, верно? Любой ценой. Вот он и пошел на отравление, и кто знает, не прикажет ли прямо базилевс своему следующему посланнику отравить князя?! Просто на всякий случай. Греки часто пускают яд в ход против своих политических противников.
Князь согласно кивнул и спросил:
– Сколько у нас кораблей?
– Если не считать херсонские панфилы, которые не факт, что перейдут к нам вместе с экипажами, то помимо прошлогодних либурн Калинник срубил еще четыре на верфях Танаиса. Вряд ли византийцы соберутся атаковать нас зимой, а к весне число судов удвоится и у нас их будет как минимум двенадцать.
Порей недоверчиво покачал головой:
– Двенадцать малых против даже двух десятков больших…
– Я знаю, как бить большие греческие дромоны, воевода! Мастер Калинник доступно все рассказал, и если мы решимся, то дело останется лишь за подготовкой команд к весне. Мы наберем их из корсуньцев, варягов и тмутараканцев. Но если занимать ромейские города, – обратился я к Ростиславу, – то действовать нужно сейчас. Базилевсу не потребуется собирать большой флот, когда хватит отправить тройку дромонов с десантом, чтобы мятеж в городе стих. И помните: от Царьграда до Корсуни морским путем от силы три-четыре дня хода. Быть может, пока мы обсуждаем предложение, переданное Гориславом, ромеи уже плывут по морю! Решение за тобой, княже.
Ростислав внимательно осмотрел собравшихся, заглядывая в глаза каждому. Купцы смотрят по-собачьи преданно, всем своим видом показывая, что они «за» – но на то они и купцы, чтобы преследовать лишь собственную выгоду. Порей насупился, смотрит хмуро, его взгляд буквально кричит: нет, нет, опасно! Наконец князь обратил свой взор на меня – и мне едва хватило выдержки сохранить спокойствие и не показать своего волнения! Но, возможно, именно эта непроницаемость сыграла ключевую роль в решении Ростислава.
– Порей, собирай дружину и варягов. Мы возьмем города! А ты, побратим, готовься ехать послом к Дургулелю. И чтобы отправился как можно раньше! Вы же, торговые люди, соберите богатых даров, да поболе, надобно затмить блеск ромейского золота. Как-никак настоящего царя будем в союзники приглашать!
Я низко поклонился, в то время как корчевский посадник со злостью тряхнул головой. Но такова воля князя! Разгоряченные, радостными взглядами обменялись купцы – видимо, текущие потери «на подарки» не идут ни в какое сравнение с возможными будущими прибылями.
– Позволь, княже, мне задержаться.
Ростислав кивнул, несмотря на еще один красноречивый, пышущий неприязнью взгляд Порея, устремленный в мою сторону. Но что поделать, воевода, коль ты все время пытаешься мне возражать?
Дождавшись, пока мы останемся вдвоем, я обратился к побратиму:
– Княже, что ты думаешь о будущем?
Встретив недоумение в глазах собеседника, я пояснил свою мысль: