Уж замуж невтерпеж

Теттенике сидела на кровати, глядя в стену. Стоило закрыть глаза, и перед ними вставало то… то, что она хотела бы забыть.

А оно не забывалось.

Камень.

Колючие стебли.

Мертвецы.

Стена огня и демоница с чьим-то сердцем на подносе. Как… как возможно подобное? И другое тоже… та лошадь.

Матушка.

Она осторожно коснулась собственного лица, которое онемело. Надо что-то делать! Надо… надо рассказать… нет, она уже рассказала, но ей, кажется, не поверили.

Никто никогда ей не верил.

Теттенике мазнула ладонью по щеке и почти решилась, знать бы еще, на что именно. Но тут с тихим скрипом приотворилась дверь.

– Те… как тебя там, – прозвучал раздраженный голос Ариции Ладхемской.

– Теттенике, – отозвалась Теттенике, почувствовав укол обиды. Ей чужие имена тоже сложными представлялись, но ведь запомнила же!

Выучила.

– Извини, – ладхемская принцесса почувствовала что-то такое. – Я… войду. Точнее мы. Разговор есть.

Они?

Они.

Ариция Ладхемская в своем нелепом наряде, на который ушло много ткани и драгоценных камней, но все же с виду он был, пусть и красив, но на диво неудобен. Теттенике так казалось. За нею – старшая принцесса, которая казалась бледною до жути. Она опиралась на руку сестры и слегка покачивалась, кажется.

Но проснулась.

И это хорошо. Наверное.

Мудрослава Виросская держалась прямо, хотя тоже выглядела несколько потерянной.

Последней вошла островитянка. Огляделась и уселась прямо на пол. Она скрестила ноги, а Теттенике подумала, что эта женщина очень сильная.

И смелая.

Не каждая решится носить мужское платье.

– Доброй ночи вам, – тихо прошептала Теттенике, кляня себя за слабость. Вот ладно бы брат пришёл. Перед ним и плакать не стыдно. А они? Они теперь все увидят, сколь Теттенике ничтожна.

И волосы растрепались.

Лицо, верно, опухло, покраснело, как оно от слез бывает.

– Доброй ли, – хмыкнула Ариция. – Да успокойся ты… или еще надеешься замуж выйти?

Теттенике вздохнула.

Замуж ей не хотелось категорически.

– Выжить бы, – очень осторожно сказала она.

– Вот и я о том, – Летиция Ладхемская коснулась виска. Короткие рыжие волосы её завивались спиральками, и бледная кожа выглядела почти прозрачною. – Извините. Голова все еще болит.

– Лежать бы тебе, – проворчала её сестра.

– Ну да… лежать… належишься тут. Все смотрят на меня, как… не знаю…

– На некромантку, – прогудела островитянка.

– Именно, – Летиция издала нервный смешок. – Мне теперь домой возвращаться нельзя. Мигом в монастыре запрут. А я в монастырь не хочу.

– Будто я хочу.


– Тебя с чего?

– На всякий случай. Сама слышала, как наша… – Ариция скривилась. – Матушкина подруга втирала послу, что нас срочно надо увозить и там, на границе, заковать в железо, чтобы не сбежали. И в монастырь. Что мы прокляты… и ведь эту чушь остальные повторять станут.

– На чужой роток не накинешь платок, – подала голос Мудрослава Виросская. – Что? Так у нас говорят. И ведь правду. Не заткнешь. А главное, не важно, что там на самом деле. Придумают. Переврут и…

Она махнула рукой.

– У матушки с отцом не останется другого выхода. А то и вовсе… это хороший повод. Давно уже ходят разговоры, что в прежние времена государством управлял совет достойных. Так что… возвращаться нельзя.

И все кивнули.

– Меня тоже дома не ждут, – сказала Брунгильда как-то тихо и несчастно, отчего появилось желание обнять её, утешить. – Даже наоборот теперь… Никас ведь… все одно племянник. Родная кровь. А что сволочь, так это со всеми случается… вернусь и чего? Спросят, где он?

– А где он?

– Этот… который неживой уволок. Может, посадил куда, а может, и вовсе сожрал.

– Это вряд ли, – Ариция Ладхемская осторожно погладила островитянку по руке. – Он с виду человек приличный и не станет жрать всякое там… или ты его любишь?

– Кого?! – удивилась Брунгильда.

– Не знаю… Ксандра?

– Окстись!

– Тогда этого… хотя, конечно, извини, вкус у тебя странный.

– Тебя не спросила.

– Тише, девочки, – Мудрослава Виросская подняла руки. – Поругаться еще успеем. Надо решить, что делать. Я-то вернуться могу, но… это многое осложнит. Боюсь, у нас дома тоже не все спокойно. И слухи опять же… замуж мне больше не выйти.

– П-почему? – собственный голос показался Теттенике донельзя жалким.

– Да потому что я эта… Повелительница Разума, – она потерла лоб. – Не было печали. Кому надобна жена, которая такое умеет? А если я не только зверями повелеваю? Ведь найдутся такие, что скажут, раз зверь, то и человек. И еще потом заговорят, что я на брата тоже…

Принцессы переглянулись и вздохнули.

Хором.

– Никому не придется возвращаться, – Теттенике обняла подушку, от которой пахло розой. Но теперь этот запах внушал отвращение. – Мы все тут умрем.

– Вот… знаешь, это не то, что я хотела бы услышать, – проворчала Ариция Ладхемская и огляделась. – Может… чаю попьем? Поговорим о… делах наших скорбных.

– Мы…

– Умрем, я слышала. И что, теперь нам без чаю сидеть? Пока-то мы живы…

– У меня тут вот… сушеное акулье мясо, – Брунгильда сняла с пояса мешок. – Оно соленое, но я вот люблю… если кто попробовать хочет.

– Орехи в меду, – Мудрослава поставила на стол низкую банку. – Лесные. И мед липовый. С детства обожаю.

– Лепестки розы в сахаре, – рядом с первой банкой встала вторая. – Знаете… с чаем оно всегда думается проще. Только еще бы найти кого… тут есть служанки?

– Были, – Теттенике окончательно успокоилась.

Почти.

Она… она никогда прежде не пила чай вот так, чтобы с кем-то… с кем-то… вроде подруг? И подруг у неё не было. И сейчас нет, не стоит обманываться.

Но чаю внезапно захотелось прямо до жути.

– Они меня боятся, – призналась она.

– Было бы чего, – хмыкнула островитянка, потянувшись. – Ты же вон, что тростиночка… дунь и унесет.

– Меня прокляли.

– Подумаешь…

– А еще… я вот… я ведь видела. На самом деле видела!

– Тише, – Мудрослава Виросская подошла и обняла. – Мы верим. О том и пришли поговорить… нам самим надо решить, что делать. Всем. И лучше бы вместе. Тогда и шансов выжить больше будет. Понимаешь?

Теттенике кивнула.