Уж замуж невтерпеж

Вправо.

– Мне нужно будет осмотреть её тщательнее, – сказала принцесса, пытаясь подняться.

И Ксандр любезно подал руку.

– Благодарю. Сложный случай. Интересный. До крайности.

Почему-то я вздрогнула. От неожиданности, не иначе, ибо как-то не укладывались в моем представлении прекрасные принцессы и ужасные покойницы.

– Она будто изъедена тьмой и, главное, органы пострадали в разной степени. Ощущение такое, что она умирала давно… очень давно. А теперь, наконец, взяла и упокоилась!

Это было произнесено донельзя радостным голосом.

А принцесса повернулась к Ричарду и поинтересовалась:

– У вас анатомический театр имеется?

– У меня и обыкновенного-то нет, – повинился Повелитель Тьмы, чуть склонив голову. – Извините.

– Плохо, – взгляд Летиции сделался донельзя задумчивым. – Как можно жить без прекрасного?

– А что прекрасного, извините, в анатомическом театре? – осторожно уточнил Ксандр, глядя на пальчики, что лежали на его руке. Верно, прикидывая, сколь прилично будет от этих пальчиков избавиться.

Если осторожно.

– Прогресс! – отозвалась Ариция Ладхемская. – Прогресс всегда прекрасен, как и путь к познанию.

– Так… а все-таки, – Летиция выпустила жертву. – Где у вас тут трупы вскрывают?

– Ну… – Ксандр и Ричард переглянулись.

И вид у них сделался несчастным.

– Только не говорите, что не вскрывают! – Летиция и ножкой топнула. – Это… это в конце концов, обитель зла и порока!

– Да? – рябая девица начала оглядываться. – Тут?

– Нам так говорили, – поспешила сгладить неловкость Ариция. – Наверняка, преувеличивали… в отношении порока.

– Да, да, – закивала рябая. – Верю. Совершенно беспорочная обитель зла.

Ричард издал сдавленный звук, то ли стон, то ли с трудом сдерживаемый, но совершенно неуместный в данной ситуации смех. А я сказала:

– Думаю, тут найдется какая-нибудь… лаборатория. Или просто комната со столом?

Комната нашлась.



Летиция Ладхемская переодевалась.

И делала она это с совершенно неподобающей облику и положению поспешностью. Молча суетились служанки, и в каждом прикосновении, в каждом жесте их ей чудилось то самое неодобрение, которое Летиция, как ей казалось, преодолела. Вместе с неподобающими принцессе склонностями.

Преодолела.

Забыла.

Давно уже забыла. А тут взяла и вспомнила. Вдруг.

Но… но разве могла она поступить иначе?

Спину жег неодобрительный взгляд дуэньи, которая поджала губы, что, впрочем, не мешало ей жевать. Жевала она чеснок, изредка обмакивая дольки в освященный мед.

Платье сняли.

И нижнее тоже. Убрали часть юбок. Фижмы. И ослабили корсет.

– Ты тоже думаешь, что я зря? – тихо поинтересовалась Летиция и закрыла глаза, позволяя стереть с лица своего краску. Стирали теплыми надушенными полотенцами. – Матушка была бы недовольна.

У нее, может, опять бы сердце прихватило.

– Несомненно, – проскрипела дуэнья, выдыхая теплый чесночный аромат. – Вы, ваше высочество, уж позвольте, но проявили совершенно непростительную неразумность, показав столь неуместный интерес к… случившемуся.


Она чуть запнулась, а физия сделалась еще более торжественной и одухотворенной.

– Но это можно еще объяснить.

Летиция поморщилась.

Всегда объясняли. Во всяком случае еще в детстве, когда она не знала, что титул – это прежде всего ограничения. И пусть принцессе многое проститься, но… не это.

Лучше бы она тогда и вправду любовником обзавелась.

Любовник – это хотя бы жизненно.

Понять можно.

– Нет, – Ариция покачала головой. – Напротив, я думаю, что ты все правильно сделала.

– Я? – Летиция выхватила полотенце из рук служанки и сама стерла с лица краску. Закрыла глаза, наслаждаясь таким недоступным ощущением чистой кожи. И продляя его.

Она действительно забыла, как это возможно, вот так…

Пожалуй, от белил она откажется.

И от румян.

Не станет рисовать ресницы. И краску для век оставит на вечер. Немного пудры, чтоб совсем уж приличия не нарушать, и помада, но та, которая посветлее.

Именно.

– Ты, дорогая сестра.

– Ариция, вы-то должны поступить разумно! – возмутилась почтенная дуэнья, едва не подавившись очередным ломтиком чеснока.

И вот как у нее изжога-то не начинается?

Летиция покосилась на дуэнью с интересом. Хотя… она привезла с собой целую корзину всяких склянок с зельями, иные весьма сомнительного свойства, если бы кто поинтересовался мнением Летиции. Но им никогда-то не интересовались, вот она и молчала.

Привычно.

– Убедите вашу сестру, что её поведение будет неподобающим!

– Почему? – Ариция подала простое платье, которое подошло бы служанке. Вероятно, у служанки и было взято. – Напротив. Оглянитесь! Где мы находимся?

– В сердце зла! – отозвалась дуэнья и даже привстала, должно быть, для пущей солидности. И руку вытянула к потолку.

– В месте, где к мертвым отношение совсем иное, нежели то, к которому мы привыкли. Здесь мертвые ведут себя как живые.

– И это противно богам!

– Если бы богам и вправду было противно, – отозвалась Ариция, сама помогая Летиции застегнуть махонькие пуговки. – Они бы нашли способ высказаться. На деле же думаю, что нам сказали и показали далеко не все. Если рассуждать здраво, вряд ли из обычного мертвеца можно создать нечто, подобное этим темным рыцарем, силою молитвы.

– Вы недооцениваете силу молитвы, ваше высочество! – дуэнья окончательно оскорбилась и замолчала, надувшись от обиды. Отчего сделалась похожей на жабу, правда, в высоком парике.

А все-таки до чего по-дурацки эти парики смотрятся.

И не понятно.

Нет, парики – очень даже понятно, но… как Летиция могла забыть?

– Пускай. Но думаю, у них есть способ более надежный и требующий некоего вмешательства в структуру плоти. Следовательно, что?

– Что?

– Увлечение моей сестры может оказаться очень даже полезным. Это ведь хорошо, когда муж и жена получают удовольствие от вещей сходных.

– Я не получаю от этого удовольствия! – возразила Летиция, помогая закрепить скромный узкий воротник из жатого кружева. Мешать он не должен, а вот наряд преобразил.

Служанки кружев не носят.

Вот волосы под сеткой лежали ровно. Летиция несколько мгновений раздумывала, но все же отказалась от парика. Не хватало, чтобы пудра с него попала на образцы.

– Мне просто интересно, как устроено тело…

…с этого все началось.

Или с разбитой коленки. Ей так рассказывали, про коленку и про то, как Летиция сидела, завороженно глядела на кровь и не пыталась даже её остановить.