Узел смерти
Часть 18 из 32 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Леля задумчиво болтала соломинкой в стакане с коктейлем.
– Это ведь она, верно? Ты тоже так думаешь? Она что-то с ним сделала.
– И что, по-твоему? – Миша тоже так считал, но его собственные предположения, высказанные Лелей, вызвали досаду.
Девушка поправила непослушную прядь. Сегодня на ней был сине-голубой брючный костюм, оттенявший цвет глаз, и Миша невольно любовался ею.
– Может, приворот. Или гипноз, – проговорила Леля. – Кто знает. Ты не веришь в такие вещи?
Миша и сам уже не знал, во что верит.
Сейчас, сидя в кабинете напротив уткнувшегося в бумаги Ласточкина, он подумал, что ему стоит пойти к Илье и поговорить начистоту: хватит уже прятаться друг от друга.
После обеда начнется прием посетителей, а пока никакой срочной работы не было. Чтобы как-то себя занять, Миша решил навести порядок в письменном столе. Разобрал и разложил документы по папкам, выбросил в мусорную корзину обломки карандашей, сломанные скрепки, бумажки с телефонными номерами и прочую чепуху.
А потом наткнулся на папку Белкина.
Тот так и не явился забрать ее, а Мише было недосуг как следует изучить содержимое. Он заглянул туда после самоубийства Мыльникова, увидел бесконечные списки фамилий и адресов, нашел нужный и убрал папку, а теперь решил внимательнее посмотреть, что еще там есть.
За ворохом бумаг обнаружилась прозрачная папка с кнопкой посередине. Миша открыл ее – внутри лежала пачка листов, каждый из которых был озаглавлен и заполнен информацией по одному и тому же принципу: сверху значились имя, фамилия и отчество, после следовали дата и время смерти, а дальше перечислялись обстоятельства, при которых это случилось.
Некоторые листы были исписаны сверху донизу, на других сведений было совсем мало. Похоже, это зависело от того, что смог раскопать Белкин.
Миша читал о том, какую смерть нашли эти люди, и от перечисления тошнотворных подробностей, деловито описанных Белкиным, его замутило. Вывернутые из суставов конечности, сломанные руки и ноги, распоротые животы, залитые кровью комнаты – было невозможно поверить, что все эти жестокие вещи несчастные сотворили с собой сами. Дойдя до описания того, как один из пострадавших пытался содрать с себя кожу, Миша не выдержал и чертыхнулся.
– Ты что там читаешь? – спросил Ласточкин, оторвавшись от своих бумаг, и Миша промычал в ответ что-то неопределенное.
Капитан вытянул шею и, увидев серую папку, неодобрительно хмыкнул.
– Опять ты за свое.
– Но это все и вправду необычно. Хорошо, пусть то, что во всех случаях фигурирует некая женщина, можно назвать совпадением, все же самоубийства чаще связаны с неудачами в любви. Но тут такие зверства.
– Да, – согласился Ласточкин, – может, и необычно. Но никакой другой связи между пострадавшими нет. Они друг друга не знали.
– Но убийца мог знать их всех! – вставил Миша.
– Вот мы и до убийцы договорились, – поморщился Ласточкин. – Если хочешь знать, я поначалу тоже проникся и проверил. – Он вздохнул и поглядел в окно. – Молодой был, вот как ты. Думал, проморгали серийного убийцу-маньяка, а я выйду на него, раскрою серию! – Ласточкин грустно усмехнулся. – Но это только в книжках бывает, ясно? Во всех случаях установлено самоубийство. Без вариантов. – Глядя на Мишино недоверчивое лицо, он добавил: – И потом, пойми: все происходило на протяжении нескольких десятков лет! Если бы и орудовал какой-то псих, то хоть раз выдал бы себя! Ну невозможно ни разу не ошибиться, ни в чем, ни малейшего следа не оставить! В общем, не ищи ответа там, где тебя никто ни о чем не спрашивал. У нас прием через десять минут, мне в Управление надо, так что ты на баррикадах.
Вскоре Ласточкин ушел, оставив Мишу на растерзание посетителям. К счастью, на сей раз обошлось без ходоков, народ приходил весьма адекватный: кому справку выдать, кому характеристику написать. Да и не так много было желающих пообщаться с участковым.
Когда очередь рассосалась, Миша, вместо того чтобы пойти домой, заперся в кабинете, опустил жалюзи и заварил себе чаю. Ласточкин был убедителен, но Мише все же чего-то не хватило. Он решил раз и навсегда закрыть для себя этот вопрос, перечитав все документы повнимательнее, и, если ничего интересного не обнаружится, отдать папку Белкину и посоветовать ему подлечить голову.
Что именно подразумевалось под «интересным», Миша и сам не знал.
Когда он бегло перечитывал все это утром в первый раз, что-то зацепило его, царапнуло, но Миша не осознал, что это было. А теперь надеялся обнаружить, как следует вчитавшись в текст.
Спустя примерно час, когда чай, который он так и не выпил, остыл и покрылся противной коричневой пленкой, Миша натолкнулся на то, что его насторожило.
Женщин, встречи с которыми переворачивали жизни будущих самоубийц вверх тормашками, почти никто никогда не видел. Были лишь четыре случая, когда находились те, кто видели пострадавших в компании новой пассии. Описания были смазанными и бестолковыми, поскольку никто не думал о том, чтобы обвинять женщин в убийствах.
Однако прослеживались детали, на которые указывали все свидетели.
Итак, женщины были высокими, очень худыми, с длинными темными волосами, а в одном случае мать пострадавшего, которая видела сына с девушкой в парке, обмолвилась, что у нее были зубы мелкие, «как у хорька», при этом «очень частые и кривые».
«Ты видел ее зубы? – всплыло в голове. – Острые, мелкие, как у кошки».
Миша отложил бумагу и помассировал пальцами веки. Да, в описаниях загадочных незнакомок имелось явное сходство, и хотя приметы были весьма общими, расплывчатыми – под них попадало множество девушек! – но все же никто ни разу не указал на пышную короткостриженую блондинку низкого роста! И потом, зубы…
– Илья встречается с похожей девушкой, – сказал Миша, и слова, произнесенные в пустой комнате, прозвучали зловеще.
Но ведь это бред! Такого просто не может быть!
Память услужливо подкинула и еще некоторые детали. Все умершие незадолго до гибели сильно изменились – и Илья тоже стал другим человеком. Все буквально зацикливались на новой любви – и Илья, встретив Настю…
Стоп. Имена.
Миша принялся лихорадочно перебирать документы. Кроме внешности в некоторых случаях упоминались и имена, и только сейчас он отчетливо понял, что привлекло его внимание.
Некто Пахомов без оглядки влюбился в Асю.
Предметом страсти Захарченко и Сомова была Ната.
Мать Мослакова, упомянувшая про зубы, говорила, что сын встречался с девушкой по имени Тая.
Мыльникова увлекла Анюта.
Мужчина по фамилии Костин, который ушел из жизни, размозжив себе голову о стену, полюбил Нану.
Миша торопливо пошарил в бумагах, нашел нужный телефон, схватил трубку.
– Слушаю вас, – отозвались на том конце провода.
Наспех представившись, Миша спросил:
– Сын случайно не называл вам имени женщины, с которой встречался в последнее время?
– Отчего же, называл, – ответила Копосова. – Ее звали Стася. Вероятно, это сокращенно от Анастасии.
Миша медленно положил трубку на рычаг.
Ася. Ната. Тая. Анюта. Нана. Стася.
Сомнений не было, но он все же вышел в Интернет и загуглил. Все верно. Перечисленные женские имена представляли собою сокращенные формы имени Анастасия, которое, кстати, в переводе с греческого означало «бессмертная», «воскресшая», «возрожденная».
А Илья встречался с Настей.
Миша вскочил со стула и принялся ходить из угла в угол.
Это ведь невероятно, так? Невозможно! Просто совпадение!
«А если нет?»
«Копосов Клим Константинович, – прозвучал в голове голос Белкина. – Две недели назад умер. Скоро следующий. А потом еще один».
После Копосова был Мыльников. Что, если Илья – следующий?
Миша побросал документы обратно в папку, рванул с вешалки ветровку, погасил свет и вылетел из кабинета. Запирая дверь на ключ, он подумал, что нужно бы, наверное, сначала позвонить, спросить: неудобно вваливаться поздним вечером, без приглашения, но решил, что сойдет и так.
Его охватила иррациональная уверенность, что нельзя терять ни минуты, потому что время уходит слишком быстро.
Глава четвертая
Белкин открыл сразу. В тесной прихожей стояла деревянная тумбочка-обувница, и Мише пришло в голову, что Анатолий Петрович сидел на ней и терпеливо ждал, когда в его дверь позвонят.
– Я ждал, что вы придете, – ничуть не удивившись, проговорил Белкин, запирая допотопный замок.
– Как интересно. – Миша протянул Анатолию Петровичу его папку. Тот взял и положил на обувницу. – Я и сам не знал, что приду.
– Я не буквально сегодня имел в виду. Пойдемте на кухню. В прежние времена вся жизнь проходила на кухне. Ели, пили, беседовали, решали проблемы.
Миша прошел за Белкиным по узкому коридору и попал в маленькую, но уютную кухоньку. Лампа с зеленым абажуром освещала стол, застеленный клеенкой того же травянистого оттенка. Белкин принялся выставлять на него варенье, мед, печение в вазочке.
– Вы же с работы, наверное? Сейчас чай пить будем.
Миша хотел отказаться, но вспомнил, что ничего не ел с самого утра, даже пообедать забыл, и понял, что голоден.
– Можно, руки помою?
– Разумеется.
Анатолий Петрович жил один – об этом говорила и одинокая зубная щетка в стаканчике, и полупустая вешалка для верхней одежды, но квартира выглядела ухоженной и опрятной и без женской руки.
Вернувшись в кухню, Миша присел на табурет возле окна. На столе уже стояла большая зеленая кружка с горячим чаем.
– Вам с молоком? – спросил Белкин. – Сахар вот тут, если нужно.
От молока Миша отказался, как и от сахара.
– Я тоже безо всяких добавок пью, а иначе аромат не почувствуешь. Зачем же портить? И чашка чтоб большая, терпеть не могу, когда они размером с наперсток.
Печенье было вкусное, варенье – тоже.
– Это ведь она, верно? Ты тоже так думаешь? Она что-то с ним сделала.
– И что, по-твоему? – Миша тоже так считал, но его собственные предположения, высказанные Лелей, вызвали досаду.
Девушка поправила непослушную прядь. Сегодня на ней был сине-голубой брючный костюм, оттенявший цвет глаз, и Миша невольно любовался ею.
– Может, приворот. Или гипноз, – проговорила Леля. – Кто знает. Ты не веришь в такие вещи?
Миша и сам уже не знал, во что верит.
Сейчас, сидя в кабинете напротив уткнувшегося в бумаги Ласточкина, он подумал, что ему стоит пойти к Илье и поговорить начистоту: хватит уже прятаться друг от друга.
После обеда начнется прием посетителей, а пока никакой срочной работы не было. Чтобы как-то себя занять, Миша решил навести порядок в письменном столе. Разобрал и разложил документы по папкам, выбросил в мусорную корзину обломки карандашей, сломанные скрепки, бумажки с телефонными номерами и прочую чепуху.
А потом наткнулся на папку Белкина.
Тот так и не явился забрать ее, а Мише было недосуг как следует изучить содержимое. Он заглянул туда после самоубийства Мыльникова, увидел бесконечные списки фамилий и адресов, нашел нужный и убрал папку, а теперь решил внимательнее посмотреть, что еще там есть.
За ворохом бумаг обнаружилась прозрачная папка с кнопкой посередине. Миша открыл ее – внутри лежала пачка листов, каждый из которых был озаглавлен и заполнен информацией по одному и тому же принципу: сверху значились имя, фамилия и отчество, после следовали дата и время смерти, а дальше перечислялись обстоятельства, при которых это случилось.
Некоторые листы были исписаны сверху донизу, на других сведений было совсем мало. Похоже, это зависело от того, что смог раскопать Белкин.
Миша читал о том, какую смерть нашли эти люди, и от перечисления тошнотворных подробностей, деловито описанных Белкиным, его замутило. Вывернутые из суставов конечности, сломанные руки и ноги, распоротые животы, залитые кровью комнаты – было невозможно поверить, что все эти жестокие вещи несчастные сотворили с собой сами. Дойдя до описания того, как один из пострадавших пытался содрать с себя кожу, Миша не выдержал и чертыхнулся.
– Ты что там читаешь? – спросил Ласточкин, оторвавшись от своих бумаг, и Миша промычал в ответ что-то неопределенное.
Капитан вытянул шею и, увидев серую папку, неодобрительно хмыкнул.
– Опять ты за свое.
– Но это все и вправду необычно. Хорошо, пусть то, что во всех случаях фигурирует некая женщина, можно назвать совпадением, все же самоубийства чаще связаны с неудачами в любви. Но тут такие зверства.
– Да, – согласился Ласточкин, – может, и необычно. Но никакой другой связи между пострадавшими нет. Они друг друга не знали.
– Но убийца мог знать их всех! – вставил Миша.
– Вот мы и до убийцы договорились, – поморщился Ласточкин. – Если хочешь знать, я поначалу тоже проникся и проверил. – Он вздохнул и поглядел в окно. – Молодой был, вот как ты. Думал, проморгали серийного убийцу-маньяка, а я выйду на него, раскрою серию! – Ласточкин грустно усмехнулся. – Но это только в книжках бывает, ясно? Во всех случаях установлено самоубийство. Без вариантов. – Глядя на Мишино недоверчивое лицо, он добавил: – И потом, пойми: все происходило на протяжении нескольких десятков лет! Если бы и орудовал какой-то псих, то хоть раз выдал бы себя! Ну невозможно ни разу не ошибиться, ни в чем, ни малейшего следа не оставить! В общем, не ищи ответа там, где тебя никто ни о чем не спрашивал. У нас прием через десять минут, мне в Управление надо, так что ты на баррикадах.
Вскоре Ласточкин ушел, оставив Мишу на растерзание посетителям. К счастью, на сей раз обошлось без ходоков, народ приходил весьма адекватный: кому справку выдать, кому характеристику написать. Да и не так много было желающих пообщаться с участковым.
Когда очередь рассосалась, Миша, вместо того чтобы пойти домой, заперся в кабинете, опустил жалюзи и заварил себе чаю. Ласточкин был убедителен, но Мише все же чего-то не хватило. Он решил раз и навсегда закрыть для себя этот вопрос, перечитав все документы повнимательнее, и, если ничего интересного не обнаружится, отдать папку Белкину и посоветовать ему подлечить голову.
Что именно подразумевалось под «интересным», Миша и сам не знал.
Когда он бегло перечитывал все это утром в первый раз, что-то зацепило его, царапнуло, но Миша не осознал, что это было. А теперь надеялся обнаружить, как следует вчитавшись в текст.
Спустя примерно час, когда чай, который он так и не выпил, остыл и покрылся противной коричневой пленкой, Миша натолкнулся на то, что его насторожило.
Женщин, встречи с которыми переворачивали жизни будущих самоубийц вверх тормашками, почти никто никогда не видел. Были лишь четыре случая, когда находились те, кто видели пострадавших в компании новой пассии. Описания были смазанными и бестолковыми, поскольку никто не думал о том, чтобы обвинять женщин в убийствах.
Однако прослеживались детали, на которые указывали все свидетели.
Итак, женщины были высокими, очень худыми, с длинными темными волосами, а в одном случае мать пострадавшего, которая видела сына с девушкой в парке, обмолвилась, что у нее были зубы мелкие, «как у хорька», при этом «очень частые и кривые».
«Ты видел ее зубы? – всплыло в голове. – Острые, мелкие, как у кошки».
Миша отложил бумагу и помассировал пальцами веки. Да, в описаниях загадочных незнакомок имелось явное сходство, и хотя приметы были весьма общими, расплывчатыми – под них попадало множество девушек! – но все же никто ни разу не указал на пышную короткостриженую блондинку низкого роста! И потом, зубы…
– Илья встречается с похожей девушкой, – сказал Миша, и слова, произнесенные в пустой комнате, прозвучали зловеще.
Но ведь это бред! Такого просто не может быть!
Память услужливо подкинула и еще некоторые детали. Все умершие незадолго до гибели сильно изменились – и Илья тоже стал другим человеком. Все буквально зацикливались на новой любви – и Илья, встретив Настю…
Стоп. Имена.
Миша принялся лихорадочно перебирать документы. Кроме внешности в некоторых случаях упоминались и имена, и только сейчас он отчетливо понял, что привлекло его внимание.
Некто Пахомов без оглядки влюбился в Асю.
Предметом страсти Захарченко и Сомова была Ната.
Мать Мослакова, упомянувшая про зубы, говорила, что сын встречался с девушкой по имени Тая.
Мыльникова увлекла Анюта.
Мужчина по фамилии Костин, который ушел из жизни, размозжив себе голову о стену, полюбил Нану.
Миша торопливо пошарил в бумагах, нашел нужный телефон, схватил трубку.
– Слушаю вас, – отозвались на том конце провода.
Наспех представившись, Миша спросил:
– Сын случайно не называл вам имени женщины, с которой встречался в последнее время?
– Отчего же, называл, – ответила Копосова. – Ее звали Стася. Вероятно, это сокращенно от Анастасии.
Миша медленно положил трубку на рычаг.
Ася. Ната. Тая. Анюта. Нана. Стася.
Сомнений не было, но он все же вышел в Интернет и загуглил. Все верно. Перечисленные женские имена представляли собою сокращенные формы имени Анастасия, которое, кстати, в переводе с греческого означало «бессмертная», «воскресшая», «возрожденная».
А Илья встречался с Настей.
Миша вскочил со стула и принялся ходить из угла в угол.
Это ведь невероятно, так? Невозможно! Просто совпадение!
«А если нет?»
«Копосов Клим Константинович, – прозвучал в голове голос Белкина. – Две недели назад умер. Скоро следующий. А потом еще один».
После Копосова был Мыльников. Что, если Илья – следующий?
Миша побросал документы обратно в папку, рванул с вешалки ветровку, погасил свет и вылетел из кабинета. Запирая дверь на ключ, он подумал, что нужно бы, наверное, сначала позвонить, спросить: неудобно вваливаться поздним вечером, без приглашения, но решил, что сойдет и так.
Его охватила иррациональная уверенность, что нельзя терять ни минуты, потому что время уходит слишком быстро.
Глава четвертая
Белкин открыл сразу. В тесной прихожей стояла деревянная тумбочка-обувница, и Мише пришло в голову, что Анатолий Петрович сидел на ней и терпеливо ждал, когда в его дверь позвонят.
– Я ждал, что вы придете, – ничуть не удивившись, проговорил Белкин, запирая допотопный замок.
– Как интересно. – Миша протянул Анатолию Петровичу его папку. Тот взял и положил на обувницу. – Я и сам не знал, что приду.
– Я не буквально сегодня имел в виду. Пойдемте на кухню. В прежние времена вся жизнь проходила на кухне. Ели, пили, беседовали, решали проблемы.
Миша прошел за Белкиным по узкому коридору и попал в маленькую, но уютную кухоньку. Лампа с зеленым абажуром освещала стол, застеленный клеенкой того же травянистого оттенка. Белкин принялся выставлять на него варенье, мед, печение в вазочке.
– Вы же с работы, наверное? Сейчас чай пить будем.
Миша хотел отказаться, но вспомнил, что ничего не ел с самого утра, даже пообедать забыл, и понял, что голоден.
– Можно, руки помою?
– Разумеется.
Анатолий Петрович жил один – об этом говорила и одинокая зубная щетка в стаканчике, и полупустая вешалка для верхней одежды, но квартира выглядела ухоженной и опрятной и без женской руки.
Вернувшись в кухню, Миша присел на табурет возле окна. На столе уже стояла большая зеленая кружка с горячим чаем.
– Вам с молоком? – спросил Белкин. – Сахар вот тут, если нужно.
От молока Миша отказался, как и от сахара.
– Я тоже безо всяких добавок пью, а иначе аромат не почувствуешь. Зачем же портить? И чашка чтоб большая, терпеть не могу, когда они размером с наперсток.
Печенье было вкусное, варенье – тоже.