Увидеть Париж – и победить!
Часть 24 из 42 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
А теперь быстро, в один клик развернуть винтовку и убрать второго «официанта», который лишний, который под ногами путаться будет.
«Полицейский» на мгновенье замер, не сообразив еще, что случилось, но поняв, что клоун мертв, потому что никто из укрытия не стреляет. Кто попал – он или «официант»? Впрочем, это уже не важно… Но если официант только ранен?
В три прыжка «полицейский» приблизился к служебному входу и увидел… Увидел раскинувшегося в крови «официанта» и дальше уже не разбирался, не окликнул его, не пошевелил, не попытался понять жив он или мёртв – поднял оружие и полоснул короткой очередью поперек спины. Всё!
Молодец, хорошо, качественно действует! Трех минут не прошло после его приезда. Но, правда, не он один с этим делом справился, кое-кто ему помог. Теперь «полицейский» прыгнет в машину и под шумок сирены с мигалкой укатит. Вряд ли далеко. Наверняка здесь поблизости его ждет другая машина, куда он пересядет, избавившись от формы, и дальше поедет как вполне добропорядочный гражданин, не нарушая ПДД и скоростной режим.
Да, подбежал… Завалить винтовку… Поймать… Выстрел! И еще два для верности, потому что движущаяся мишень…
«Полицейский» споткнулся, схватился за простреленную ногу и выронил оружие, так как пуля раздробила и кисть руки.
Теперь быстрее! Бросить винтовку, свалиться с импровизированных козел, против отдушины-амбразуры, выскочить на улицу и, мелькая спецодеждой врача и марлевой повязкой (зеваки этот маскарад поймут и правильно оценят), подбежать к раненому, опуститься на колени, как в фильмах, пощупать пульс на шее, покачать головой, озабоченно нахмуриться, раскрыть фельдшерский чемоданчик и вколоть наркотик, чтобы клиент не рыпался. И пока тот еще окончательно не обмяк, обхватить его за талию, закинуть руку за шею и потащить к ближайшей машине с красным на дверце крестом.
Скорее, скорее, надо спешить спасать раненого, которого, не медля ни секунды, нужно отправить на операционный стол, ввести наркоз и… резать, извлекать, переливать и шить, не давая ему уйти, потому что такова благородная профессия врача, и мы не позволим смерти, которая склонилась над изголовьем, забрать его. Все обступившие машину зеваки волной разошлись в стороны, так как прониклись и поверили доктору. Всё произошло очень быстро и никто ничего не понял и не запомнил. Но даже если запомнил, даже если марку, цвет и номер машины – что с того? Машина будет брошена через десять кварталов и ничего кроме подтеков крови в ней не найти…
Всё, поехали! Дело сделано, вечеринка удалась! Наконец-то!
* * *
– Поговорим?
Хотя, похоже, разговора не получится. Неразговорчивый собеседник попался. Бука.
– Ты кто такой? Откуда взялся?
А разговор-то на русском идет, без акцента. И по виду свой он в доску. Гробовую. Что хорошо… Но и плохо! Западные ребята на раз-два лапки поднимают, их даже в армии учат: коли в руки врага попал, тут же доложи противнику всё, что знаешь, рассказать, чтобы жизнь свою драгоценную спасти. А наши, коли упрутся, слова из них не вытянешь, потому что по понятиям.
– Прохожий я, мимо шел.
И точно: Прохожий, не соврал. Хотя не мимо. А сам сюда пришел и всех привел! Кривится, потому что улыбаться не может – дырки в нем, которые к радости не располагают. Но глазки не закатывает, разговаривает, пока действие обезболивающего не прошло.
– Коли прохожий, чего мимо не прошел?
– Любопытный я. Посмотреть хотел, поспрашивать, отчего пальба такая случилась, как на фронте?
– На фронте? А ты на фронте-то был, пешеход, или только в кино смотрел?
– Случалось. Тебе, как видно, тоже…
Это важно, попытаться найти с пленным общий язык, найти точки соприкосновения, расположить к себе. Тогда можно и без крайних мер обойтись. Хлопотное это дело – крайние меры. И грязное.
– Что-то не похож ты на фронтовика. На трепача больше.
– Это почему?
– Я своего брата-вояку окопного за версту чую по запаху кирзы. А ты чужой. Не вписываешься ты в портупею, как та корова в седло.
Рассмеяться шутке. Глянуть ободряюще. Ну, давай, давай, оттаивай. Ты же не знаешь, кто стрелял. Точно не я. Я первую помощь оказывал, бинтиком ранки перевязал, обезболивающие вколол – заботу проявил.
– Я «без портупеи», я на фронте по другому ведомству числился.
– Значит, или снабженец, или чекист.
– Ну, пусть буду снабженец.
– Ты мне удружил? – кивнул на перебитую руку.
Не дурак, совсем не дурак. А если не дурак, можно попробовать договориться. С дураками сложнее, они проекции строить не умеют и выводы делать. Замолчат – и хрен с места сдвинешь. А тут есть шанс.
– Может, я, а может быть, не я, какое это теперь имеет значение?
Кивнул. Спросил спокойно, без нажима и дрожи в голосе:
– Кончать меня будешь?
– С чего ты взял?
– Рожу не прячешь. Прав ты: я офицер, боевой, с самой «земли», не раз по чужим тылам лазил, так что не надо мне тут горбатого лепить. Раз личико не прячешь, значит, уверен, что я никому тебя не опишу. Иначе бы прикрылся. Так?
Точно, умен. И даже слишком. Тут хитрые подходы не сработают.
– Ты в меня стрелял? Вижу, ты. Хорошо стреляешь, хоть и «без портупеи». Я так сразу и понял: слишком быстро и вовремя ты возник со своим медицинским чемоданчиком. Прямо, как фея из сказки. Только я ни в фей, ни в волшебные сказки не верю. Только если в сказке есть страшные колдуны и вурдалаки. – Застонал. – Обезболивающего больше не дашь?
– Нет, только после разговора. А то мало ли чего ты наплетёшь под дозой.
– А выпить? Есть что-нибудь выпить? Кончать – кончай, а лишку не издевайся! Приговоренному последнее желание положено. Водка или спирт имеются? Не жмись, давай, в боевых всегда есть чем глотку смочить для согрева, и чтобы языки развязывать. Может, и у меня развяжется.
– На, держи.
Запрокинул голову, хлебнул из горла тремя жадными глотками, аж задохнулся и глазки заслезились. Или это от боли?
– Допустим, я скажу… Что взамен предложишь?
– Жизнь.
– Врешь! Так разговор у нас не получится. Живым ты меня не выпустишь – факт. Только если через вербовку. Не желаешь? Я нынче не при делах, так что мне всё одно кому служить: хоть им, хоть тебе, хоть черту с рогами. Много не запрошу.
А может, и верно? Служака он отменный и через него можно… Но нет, нельзя. Видел он меня и запомнил: у разведчиков память цепкая, это тебе не прохожий на улице. Поди, детально уже физиономию разобрал, чтобы на фотороботе обратно собрать. Да и не будет у него новых дел, потому как он это завалил. Спишут его, ну или в лучшем случае контакты оборвут. Не проходит вербовка, отработанный он материал – шлак! А шлак в отвал идет.
– Добро! Согласишься сотрудничать, подпишем контракт.
– Через информацию?
– А как иначе? Расскажешь всё, что знаешь, я сравню с тем, что знаю сам, а иначе тебе веры нет. Тут либо кровью вязать, либо жареными фактиками. По рукам?
– Руку ты мне в хлам разнес, так что давай без рукопожатий. Соцпакет будет?
– Обязательно. Похороны за казённый счёт. В ближайшей лесополосе.
Усмехнулся невесело.
– Ладно, банкуй. Один хрен придется всё тебе рассказать, только через «кишки на шомпол». Ни к чему мне героя изображать, нет позади меня ни Родины-матери, ни Сталина, ни даже Москвы, чтобы на амбразуру грудью кинуться.
– А кто есть?
– Кто-то есть, коли я здесь. А вот кто – не скажу.
– Отчего так?
– Я сам его не знаю. Адресок мне скинули, я написáл.
– Кто скинул?
– Кто скинул, того уж нет. Я чиркнул, мне ответили. По скайпу поговорили культурненько, анкетку попросили заполнить, как в отделе кадров.
– А дальше на полосу препятствий бросили, где-нибудь в Африке или на Ближнем Востоке? Так?
– Откуда знаешь?
– Знаю, поэтому рекомендую говорить только правду. Как на Библии.
– Точно, Африка. Бегал, стрелял, взрывал…
– Кто еще с тобой был?
– Поросята Нуф-Нуф и Наф-Наф. Я серьёзно! Маски на нас были. Я Ниф-Нифом был во-о-т с таким пятачком. Короче, звероферма парнокопытных и в инструкторах Волк-Зубами Щёлк.
Сходится, пока всё сходится.
– Дальше.
– Дальше – больше. Дельце одно поручили, не здесь, в Азии, человечка пугнуть… до смерти. Я пугнул, как просили. Билет – туда, билет – обратно, четыре часа на месте и всех делов!
– Кто просил?
– Не знаю, но причитающиеся денежки получил до цента. Без кидалова. После еще работенку подбрасывали.
– Один работал?
– Один.
– А командиры, наблюдатели, помощники?
– Может, и были, но я их не видел. Наверное, кто-то присматривал, как я теперь, но контактов никаких. Уж на что я в теме, но не было такого раньше, чтобы лично на месте не побывать, не осмотреться, не принюхаться. А здесь! Не поверил бы, кабы самому не пришлось.
«Полицейский» на мгновенье замер, не сообразив еще, что случилось, но поняв, что клоун мертв, потому что никто из укрытия не стреляет. Кто попал – он или «официант»? Впрочем, это уже не важно… Но если официант только ранен?
В три прыжка «полицейский» приблизился к служебному входу и увидел… Увидел раскинувшегося в крови «официанта» и дальше уже не разбирался, не окликнул его, не пошевелил, не попытался понять жив он или мёртв – поднял оружие и полоснул короткой очередью поперек спины. Всё!
Молодец, хорошо, качественно действует! Трех минут не прошло после его приезда. Но, правда, не он один с этим делом справился, кое-кто ему помог. Теперь «полицейский» прыгнет в машину и под шумок сирены с мигалкой укатит. Вряд ли далеко. Наверняка здесь поблизости его ждет другая машина, куда он пересядет, избавившись от формы, и дальше поедет как вполне добропорядочный гражданин, не нарушая ПДД и скоростной режим.
Да, подбежал… Завалить винтовку… Поймать… Выстрел! И еще два для верности, потому что движущаяся мишень…
«Полицейский» споткнулся, схватился за простреленную ногу и выронил оружие, так как пуля раздробила и кисть руки.
Теперь быстрее! Бросить винтовку, свалиться с импровизированных козел, против отдушины-амбразуры, выскочить на улицу и, мелькая спецодеждой врача и марлевой повязкой (зеваки этот маскарад поймут и правильно оценят), подбежать к раненому, опуститься на колени, как в фильмах, пощупать пульс на шее, покачать головой, озабоченно нахмуриться, раскрыть фельдшерский чемоданчик и вколоть наркотик, чтобы клиент не рыпался. И пока тот еще окончательно не обмяк, обхватить его за талию, закинуть руку за шею и потащить к ближайшей машине с красным на дверце крестом.
Скорее, скорее, надо спешить спасать раненого, которого, не медля ни секунды, нужно отправить на операционный стол, ввести наркоз и… резать, извлекать, переливать и шить, не давая ему уйти, потому что такова благородная профессия врача, и мы не позволим смерти, которая склонилась над изголовьем, забрать его. Все обступившие машину зеваки волной разошлись в стороны, так как прониклись и поверили доктору. Всё произошло очень быстро и никто ничего не понял и не запомнил. Но даже если запомнил, даже если марку, цвет и номер машины – что с того? Машина будет брошена через десять кварталов и ничего кроме подтеков крови в ней не найти…
Всё, поехали! Дело сделано, вечеринка удалась! Наконец-то!
* * *
– Поговорим?
Хотя, похоже, разговора не получится. Неразговорчивый собеседник попался. Бука.
– Ты кто такой? Откуда взялся?
А разговор-то на русском идет, без акцента. И по виду свой он в доску. Гробовую. Что хорошо… Но и плохо! Западные ребята на раз-два лапки поднимают, их даже в армии учат: коли в руки врага попал, тут же доложи противнику всё, что знаешь, рассказать, чтобы жизнь свою драгоценную спасти. А наши, коли упрутся, слова из них не вытянешь, потому что по понятиям.
– Прохожий я, мимо шел.
И точно: Прохожий, не соврал. Хотя не мимо. А сам сюда пришел и всех привел! Кривится, потому что улыбаться не может – дырки в нем, которые к радости не располагают. Но глазки не закатывает, разговаривает, пока действие обезболивающего не прошло.
– Коли прохожий, чего мимо не прошел?
– Любопытный я. Посмотреть хотел, поспрашивать, отчего пальба такая случилась, как на фронте?
– На фронте? А ты на фронте-то был, пешеход, или только в кино смотрел?
– Случалось. Тебе, как видно, тоже…
Это важно, попытаться найти с пленным общий язык, найти точки соприкосновения, расположить к себе. Тогда можно и без крайних мер обойтись. Хлопотное это дело – крайние меры. И грязное.
– Что-то не похож ты на фронтовика. На трепача больше.
– Это почему?
– Я своего брата-вояку окопного за версту чую по запаху кирзы. А ты чужой. Не вписываешься ты в портупею, как та корова в седло.
Рассмеяться шутке. Глянуть ободряюще. Ну, давай, давай, оттаивай. Ты же не знаешь, кто стрелял. Точно не я. Я первую помощь оказывал, бинтиком ранки перевязал, обезболивающие вколол – заботу проявил.
– Я «без портупеи», я на фронте по другому ведомству числился.
– Значит, или снабженец, или чекист.
– Ну, пусть буду снабженец.
– Ты мне удружил? – кивнул на перебитую руку.
Не дурак, совсем не дурак. А если не дурак, можно попробовать договориться. С дураками сложнее, они проекции строить не умеют и выводы делать. Замолчат – и хрен с места сдвинешь. А тут есть шанс.
– Может, я, а может быть, не я, какое это теперь имеет значение?
Кивнул. Спросил спокойно, без нажима и дрожи в голосе:
– Кончать меня будешь?
– С чего ты взял?
– Рожу не прячешь. Прав ты: я офицер, боевой, с самой «земли», не раз по чужим тылам лазил, так что не надо мне тут горбатого лепить. Раз личико не прячешь, значит, уверен, что я никому тебя не опишу. Иначе бы прикрылся. Так?
Точно, умен. И даже слишком. Тут хитрые подходы не сработают.
– Ты в меня стрелял? Вижу, ты. Хорошо стреляешь, хоть и «без портупеи». Я так сразу и понял: слишком быстро и вовремя ты возник со своим медицинским чемоданчиком. Прямо, как фея из сказки. Только я ни в фей, ни в волшебные сказки не верю. Только если в сказке есть страшные колдуны и вурдалаки. – Застонал. – Обезболивающего больше не дашь?
– Нет, только после разговора. А то мало ли чего ты наплетёшь под дозой.
– А выпить? Есть что-нибудь выпить? Кончать – кончай, а лишку не издевайся! Приговоренному последнее желание положено. Водка или спирт имеются? Не жмись, давай, в боевых всегда есть чем глотку смочить для согрева, и чтобы языки развязывать. Может, и у меня развяжется.
– На, держи.
Запрокинул голову, хлебнул из горла тремя жадными глотками, аж задохнулся и глазки заслезились. Или это от боли?
– Допустим, я скажу… Что взамен предложишь?
– Жизнь.
– Врешь! Так разговор у нас не получится. Живым ты меня не выпустишь – факт. Только если через вербовку. Не желаешь? Я нынче не при делах, так что мне всё одно кому служить: хоть им, хоть тебе, хоть черту с рогами. Много не запрошу.
А может, и верно? Служака он отменный и через него можно… Но нет, нельзя. Видел он меня и запомнил: у разведчиков память цепкая, это тебе не прохожий на улице. Поди, детально уже физиономию разобрал, чтобы на фотороботе обратно собрать. Да и не будет у него новых дел, потому как он это завалил. Спишут его, ну или в лучшем случае контакты оборвут. Не проходит вербовка, отработанный он материал – шлак! А шлак в отвал идет.
– Добро! Согласишься сотрудничать, подпишем контракт.
– Через информацию?
– А как иначе? Расскажешь всё, что знаешь, я сравню с тем, что знаю сам, а иначе тебе веры нет. Тут либо кровью вязать, либо жареными фактиками. По рукам?
– Руку ты мне в хлам разнес, так что давай без рукопожатий. Соцпакет будет?
– Обязательно. Похороны за казённый счёт. В ближайшей лесополосе.
Усмехнулся невесело.
– Ладно, банкуй. Один хрен придется всё тебе рассказать, только через «кишки на шомпол». Ни к чему мне героя изображать, нет позади меня ни Родины-матери, ни Сталина, ни даже Москвы, чтобы на амбразуру грудью кинуться.
– А кто есть?
– Кто-то есть, коли я здесь. А вот кто – не скажу.
– Отчего так?
– Я сам его не знаю. Адресок мне скинули, я написáл.
– Кто скинул?
– Кто скинул, того уж нет. Я чиркнул, мне ответили. По скайпу поговорили культурненько, анкетку попросили заполнить, как в отделе кадров.
– А дальше на полосу препятствий бросили, где-нибудь в Африке или на Ближнем Востоке? Так?
– Откуда знаешь?
– Знаю, поэтому рекомендую говорить только правду. Как на Библии.
– Точно, Африка. Бегал, стрелял, взрывал…
– Кто еще с тобой был?
– Поросята Нуф-Нуф и Наф-Наф. Я серьёзно! Маски на нас были. Я Ниф-Нифом был во-о-т с таким пятачком. Короче, звероферма парнокопытных и в инструкторах Волк-Зубами Щёлк.
Сходится, пока всё сходится.
– Дальше.
– Дальше – больше. Дельце одно поручили, не здесь, в Азии, человечка пугнуть… до смерти. Я пугнул, как просили. Билет – туда, билет – обратно, четыре часа на месте и всех делов!
– Кто просил?
– Не знаю, но причитающиеся денежки получил до цента. Без кидалова. После еще работенку подбрасывали.
– Один работал?
– Один.
– А командиры, наблюдатели, помощники?
– Может, и были, но я их не видел. Наверное, кто-то присматривал, как я теперь, но контактов никаких. Уж на что я в теме, но не было такого раньше, чтобы лично на месте не побывать, не осмотреться, не принюхаться. А здесь! Не поверил бы, кабы самому не пришлось.