Утесы Бедлама
Часть 12 из 15 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Кто вы? Откуда вы знаете английский?
Последовало молчание. Я стоял у стены, но подпрыгнул, когда на уровне моей головы раздался резкий знакомый стук. Казалось, кто-то швырнул мяч для крикета в стену. У меня не было большого опыта ведения разговоров через стену, но я решил, что на этом беседа была окончена.
Клем потянул меня за край рубашки.
– Отойди, ты закрываешь тепло, – пробормотал он.
Я отошел в сторону.
– Извини. Так лучше?
Он натянул одеяло на голову.
– Извинения не избавят тебя от боли, знаешь ли. Если мы потерпим неудачу и погибнем, потому что ты нас выдал, тебе придется объяснить это Министерству по делам Индии. Ты говорил со мной только что?
– Нет, с мужчиной из соседней комнаты, – ответил я. Клем согнулся в странной позе, поэтому я сложил пополам подушку и подложил ему под голову. Комната медленно прогревалась.
Клем заснул. Не желая теснить его, я взял другую подушку и одеяло и устроился на полу рядом с печью.
Я долго не мог заснуть. Где-то на крыше шуршали морские свинки. Я по-прежнему чувствовал, что пробираюсь сквозь туман мыслей. Хотелось верить, что нам повезло встретить того, кто ненавидел поставщиков хинина настолько, что решил помочь незнакомцам. Возможно, так оно и было. Но Мартель сказал, что владел землями в Нью-Бетлехеме. Он был состоятельным человеком, а Рафаэль сопровождал голландцев, погибших в лесу. Эти мысли не выходили у меня из головы, но я не мог связать их, и это сводило с ума и мешало заснуть. Мозг отказывался работать. В ту ночь я спал плохо. Мной овладел беспричинный страх, и сердце выпрыгивало из груди.
8
Ночью мальчики убежали. Они не оставили записки. Лошадей и мулов тоже не было. Ранним утром, заметив их отсутствие, я прошелся по обледеневшей улице в надежде увидеть их. Но они ушли несколько часов назад. На дороге даже не осталось следов. Все было покрыто свежевыпавшим снегом. Белый снежный покров прерывали лишь две дорожки следов, ведущие в церковь: девочки в большом пончо и мужчины в кожаной шляпе – вероятно, ее отца.
– Не переживайте из-за мулов, – сказал Рафаэль, когда я поделился новостью за завтраком. Киспе не был рад тому, что Мартель разрешил Рафаэлю завтракать с ними за одним столом. – Вы бы не смогли провести их по горным тропам и взять в лодку.
Он говорил медленнее и четче, чем Мартель. От одной мысли о том, чтобы ранним утром сидеть за столом с людьми, говорящими лишь по-испански, меня бросало в дрожь. Но здесь был загадочный англоговорящий мужчина, хотя я было уже решил, что вчерашнее событие мне приснилось. Но Рафаэль говорил так понятно, что его испанский ненамного отличался от эдинбургского английского. Это было мелочью, но вскоре я немного успокоился и перестал переживать из-за исчезновения мальчиков и животных. Я забыл, насколько напряженным стало мое настроение в первые недели в новой стране.
– Я знаю, но я не могу ходить, – признался я. Я снова сидел напротив Рафаэля. Рядом со мной поставили стул для Клема, который проснулся, но еще не спустился. – Возможно, вам придется оставить меня здесь, пока я не найду лошадь.
– Здесь есть лошади, – ответил Рафаэль. Он метнул взгляд на Мартеля. – Киспе может отправиться с нами и потом привести их обратно.
Киспе уставился в пол.
– По рукам, – согласился Мартель. Он возился у приставного столика, на котором дымились котелки и чашки. – Но учти, мой дорогой, если хоть одна из них сломает ногу, я переломаю твои.
– Да, – ответил Рафаэль.
Мартель подошел ко мне и протянул чашку с какао. Я удивленно посмотрел на него.
– Вам будет полезно, – тихо сказал он. Затем Мартель протянул вторую чашку Клему, который только что подошел к столу неуверенным шагом. – На такой высоте нужно есть что-нибудь сладкое. Чтобы кровь не останавливалась.
– Чудесно, – пробормотал Клем. Я убрал свою трость и протянул руку, чтобы он мог опереться на нее. Он сел и слабо улыбнулся.
– Это местный какао, – пояснил Мартель. – С моей плантации. – Он кивнул в сторону Рафаэля, словно показывая, что плантация находилась в Нью-Бетлехеме. – Отличная вещь. Вырастет заново очень быстро, если его сжечь, – беззаботно сказал он. – Не так ли?
Он обращался к Рафаэлю, который едва заметно улыбался.
– Не знаю, – ответил Рафаэль. – Ни разу не поджигал ваш какао.
– Будь осторожен, – серьезно сказал ему Мартель. – Погода буйствует. В горах будет еще хуже.
– Я позабочусь о лошадях.
– Я имел в виду и тебя. Вот, держи. Пирог в дорогу. Смотри не раздай его весь другим людям.
Рафаэль немного смягчился и взял пирог. Мартель похлопал его по плечу. В своем дорогом бархатном жилете он выглядел как опытный дрессировщик, который почти приручил льва.
Дорога за Асангаро покрылась ледяной коркой. В ту ночь мы остановились у подножия гор в ужасном месте под названием Крусеро. Когда я нагрел чашку воды и опустил в нее термометр, Клем записал в путевом дневнике, что мы находились на высоте пятнадцати тысяч футов. Он с трудом держался на ногах, хотя теперь у него по крайней мере перестала идти кровь из носа. Меня тошнило, я передвигался медленно и устало. Я плохо соображал, не мог читать и даже не сразу догадался приложить снег к ноге, чтобы унять боль. Я решил поискать в сумке старую рубашку, в которую можно было положить снег, но затем понял, что мне снова придется выйти на улицу за снегом, и отказался от этой затеи.
Когда мы прибыли в Крусеро, Рафаэль спустил меня с седла как мешок, словно это было для него привычным и знакомым занятием. Очевидно, он уже помогал кому-то, потому что действовал аккуратно. Он держал меня до тех пор, пока я не оказался на земле и не обрел шаткое равновесие. Обычно я был слишком высоким для подобной помощи, но Рафаэль выполнил это без колебаний. Казалось, он легко поднял бы человека, весящего в два раза больше меня, а ведь я был выше на пару дюймов.
– Спасибо, – удивленно сказал я. Я уже собирался попросить о помощи Киспе.
Рафаэль тоже удивился, услышав слова благодарности. Он с неодобрением посмотрел на меня и молча вложил сумку в мои руки, словно говоря: «Не привыкни к этому».
В постоялом дворе я удалился в угол и устроился на полу рядом с Клемом, чтобы следить, дышит ли он. Я чувствовал себя странно, словно лишился половины мозга, зато теперь сидеть без дела было не таким скучным занятием, как раньше. Мы были не одни. В постоялом дворе также остановились индейцы-торговцы, возвращавшиеся с гор. Недалеко от меня Рафаэль врыл в земляной пол старый колышек и привязал к нему веревку. Он положил к себе на колени книгу на испанском и начал читать, завязывая узелки на веревке. Вскоре я заметил, что остальные индейцы теснились в дальнем углу комнаты, хотя места было много и они могли спать рядом с Рафаэлем. Наконец один из них подошел к нему, опустился на колени и протянул пузырек с чем-то белым. Он заговорил на чистом кечуанском. Рафаэль кивнул и убрал пузырек в свою сумку. Он заметил мой взгляд, но промолчал. Клем, лежавший рядом со мной, стал почти прозрачным, губы потеряли цвет. Он с трудом дышал.
– Мы должны увезти его отсюда, – сказал я Рафаэлю, с трудом вспомнив слова на испанском.
Рафаэль мельком посмотрел на Клема.
– Он в порядке.
– Нет, только взгляните на него. Я знаю, что вы родились здесь, но он может умереть. Боже, люди умирают из-за…
– Нет. – Рафаэль подошел ко мне, опустился на колени и взял меня за плечи. Я замер, решив, что он собирается ударить меня головой об стену, лишь бы я замолчал.
– Только не…
– Послушайте, – начал он. – Я видел, как люди умирали на такой высоте. Это выглядит по-другому. – Рафаэль кивнул в сторону Клема. – Ваша паника отчасти вызвана горной болезнью. С ним все в порядке. Только послушайте, как быстро бьется ваше сердце.
Сердце бешено стучало, когда он приложил мою руку к груди.
– Что? – слабым голосом переспросил я. Рафаэль не собирался пускать в ход кулаки, и это смутило меня еще больше.
– Вам не хватает воздуха, – тихо и медленно сказал Рафаэль. – Вот и все. Вы паникуете, когда тонете, паникуете здесь. Это то же самое, только страннее, потому что вы все еще дышите. Но никто из вас не умирает. Если бы вы умирали, я бы не сидел с книгой на коленях. Вы мне верите?
Я кивнул и с изумлением понял, что по моим щекам потекли слезы.
– Боже, это тяжело.
Рафаэль кивнул. Он не удивился и не разозлился из-за того, что я так расстроился.
– Очень, – согласился он. – Вы правы, горная болезнь может убить вас. Но она не пытается сделать это сейчас. – Он протянул мне листья коки. Очевидно, все местные носили их с собой. – Возьмите.
– Откуда вы…
– Просто пожуйте. Держите их за дальними зубами.
Я с робостью маленького ребенка взял листья и попробовал их. Они обладали горьким травяным вкусом и на вкус были гораздо хуже, чем в отваре. Рафаэль положил мешочек с листьями под мое одеяло.
– Спасибо, – искренне сказал я.
Секунду он всматривался в мое лицо.
– С вами все в порядке, – заключил он. – И перестаньте сюсюкать, черт возьми. Я знаю, это мадридские штучки, но рано или поздно вас ограбят. Подумают, что вы человек с очень свободными взглядами.
Я рассмеялся. Казалось, я нуждался в том, чтобы меня отчитали. Мне полегчало, и я понял, что Клем выглядел не так уж и плохо. Когда я повернулся, чтобы сказать Рафаэлю, что он был прав, он уже вернулся к колышку в полу и веревке с узлами.
Погода наладилась на следующее утро, когда мы достигли вершины перевала в Андах. Путь позади нас тянулся на многие мили, мрачный и заснеженный, похожий на ровную белую линию. Холод обжигал кожу. Перевал проходил через ущелье. На середине пути огромная глыба снега ушла прямо под лошадью Рафаэля, но он не упал, а лишь проскользнул вперед на двадцать ярдов.
Клем остановился, дожидаясь меня. Из-за плохого самочувствия мы не общались со вчерашнего дня, но сегодня ему стало лучше. Я тоже немного окреп, хотя дрожь не проходила. Я помнил, как испугался ночью и Рафаэль что-то сказал мне, но не помнил что. Это напоминало лихорадочный бред. Чем больше я гнался за воспоминаниями, тем менее реальными они казались.
– Как ты думаешь, он достойный восхищения человек, с которым плохо обошлись, или просто угрюмый сукин сын? – спросил Клем.
Я рассмеялся.
– Не уверен.
– Ты говорил с ним у Мартеля?
– Нет. Мартель запер его в комнате сразу после ужина.
– Запер?
– Возможно, они думали, что он может напасть на кого-нибудь.
– Или, возможно, он убрался бы домой, прежде чем вы, идиоты, вспомнили бы, как он выглядел, – крикнул Рафаэль, и мы оба остановились, потому что он сказал все по-английски. Он говорил без акцента, точнее с нашим акцентом и слабой иностранной ноткой. – Спускайтесь. К реке ведет ровная дорога, и затем мы проплывем десять миль на лодке.
– Интересный у вас английский, – заявил Клем, придя в себя. – Где вы учились?
В ответ Рафаэль лишь крикнул:
– Быстрее.
Клем вскинул брови.
– Ты слышал? Пойдем.
Последовало молчание. Я стоял у стены, но подпрыгнул, когда на уровне моей головы раздался резкий знакомый стук. Казалось, кто-то швырнул мяч для крикета в стену. У меня не было большого опыта ведения разговоров через стену, но я решил, что на этом беседа была окончена.
Клем потянул меня за край рубашки.
– Отойди, ты закрываешь тепло, – пробормотал он.
Я отошел в сторону.
– Извини. Так лучше?
Он натянул одеяло на голову.
– Извинения не избавят тебя от боли, знаешь ли. Если мы потерпим неудачу и погибнем, потому что ты нас выдал, тебе придется объяснить это Министерству по делам Индии. Ты говорил со мной только что?
– Нет, с мужчиной из соседней комнаты, – ответил я. Клем согнулся в странной позе, поэтому я сложил пополам подушку и подложил ему под голову. Комната медленно прогревалась.
Клем заснул. Не желая теснить его, я взял другую подушку и одеяло и устроился на полу рядом с печью.
Я долго не мог заснуть. Где-то на крыше шуршали морские свинки. Я по-прежнему чувствовал, что пробираюсь сквозь туман мыслей. Хотелось верить, что нам повезло встретить того, кто ненавидел поставщиков хинина настолько, что решил помочь незнакомцам. Возможно, так оно и было. Но Мартель сказал, что владел землями в Нью-Бетлехеме. Он был состоятельным человеком, а Рафаэль сопровождал голландцев, погибших в лесу. Эти мысли не выходили у меня из головы, но я не мог связать их, и это сводило с ума и мешало заснуть. Мозг отказывался работать. В ту ночь я спал плохо. Мной овладел беспричинный страх, и сердце выпрыгивало из груди.
8
Ночью мальчики убежали. Они не оставили записки. Лошадей и мулов тоже не было. Ранним утром, заметив их отсутствие, я прошелся по обледеневшей улице в надежде увидеть их. Но они ушли несколько часов назад. На дороге даже не осталось следов. Все было покрыто свежевыпавшим снегом. Белый снежный покров прерывали лишь две дорожки следов, ведущие в церковь: девочки в большом пончо и мужчины в кожаной шляпе – вероятно, ее отца.
– Не переживайте из-за мулов, – сказал Рафаэль, когда я поделился новостью за завтраком. Киспе не был рад тому, что Мартель разрешил Рафаэлю завтракать с ними за одним столом. – Вы бы не смогли провести их по горным тропам и взять в лодку.
Он говорил медленнее и четче, чем Мартель. От одной мысли о том, чтобы ранним утром сидеть за столом с людьми, говорящими лишь по-испански, меня бросало в дрожь. Но здесь был загадочный англоговорящий мужчина, хотя я было уже решил, что вчерашнее событие мне приснилось. Но Рафаэль говорил так понятно, что его испанский ненамного отличался от эдинбургского английского. Это было мелочью, но вскоре я немного успокоился и перестал переживать из-за исчезновения мальчиков и животных. Я забыл, насколько напряженным стало мое настроение в первые недели в новой стране.
– Я знаю, но я не могу ходить, – признался я. Я снова сидел напротив Рафаэля. Рядом со мной поставили стул для Клема, который проснулся, но еще не спустился. – Возможно, вам придется оставить меня здесь, пока я не найду лошадь.
– Здесь есть лошади, – ответил Рафаэль. Он метнул взгляд на Мартеля. – Киспе может отправиться с нами и потом привести их обратно.
Киспе уставился в пол.
– По рукам, – согласился Мартель. Он возился у приставного столика, на котором дымились котелки и чашки. – Но учти, мой дорогой, если хоть одна из них сломает ногу, я переломаю твои.
– Да, – ответил Рафаэль.
Мартель подошел ко мне и протянул чашку с какао. Я удивленно посмотрел на него.
– Вам будет полезно, – тихо сказал он. Затем Мартель протянул вторую чашку Клему, который только что подошел к столу неуверенным шагом. – На такой высоте нужно есть что-нибудь сладкое. Чтобы кровь не останавливалась.
– Чудесно, – пробормотал Клем. Я убрал свою трость и протянул руку, чтобы он мог опереться на нее. Он сел и слабо улыбнулся.
– Это местный какао, – пояснил Мартель. – С моей плантации. – Он кивнул в сторону Рафаэля, словно показывая, что плантация находилась в Нью-Бетлехеме. – Отличная вещь. Вырастет заново очень быстро, если его сжечь, – беззаботно сказал он. – Не так ли?
Он обращался к Рафаэлю, который едва заметно улыбался.
– Не знаю, – ответил Рафаэль. – Ни разу не поджигал ваш какао.
– Будь осторожен, – серьезно сказал ему Мартель. – Погода буйствует. В горах будет еще хуже.
– Я позабочусь о лошадях.
– Я имел в виду и тебя. Вот, держи. Пирог в дорогу. Смотри не раздай его весь другим людям.
Рафаэль немного смягчился и взял пирог. Мартель похлопал его по плечу. В своем дорогом бархатном жилете он выглядел как опытный дрессировщик, который почти приручил льва.
Дорога за Асангаро покрылась ледяной коркой. В ту ночь мы остановились у подножия гор в ужасном месте под названием Крусеро. Когда я нагрел чашку воды и опустил в нее термометр, Клем записал в путевом дневнике, что мы находились на высоте пятнадцати тысяч футов. Он с трудом держался на ногах, хотя теперь у него по крайней мере перестала идти кровь из носа. Меня тошнило, я передвигался медленно и устало. Я плохо соображал, не мог читать и даже не сразу догадался приложить снег к ноге, чтобы унять боль. Я решил поискать в сумке старую рубашку, в которую можно было положить снег, но затем понял, что мне снова придется выйти на улицу за снегом, и отказался от этой затеи.
Когда мы прибыли в Крусеро, Рафаэль спустил меня с седла как мешок, словно это было для него привычным и знакомым занятием. Очевидно, он уже помогал кому-то, потому что действовал аккуратно. Он держал меня до тех пор, пока я не оказался на земле и не обрел шаткое равновесие. Обычно я был слишком высоким для подобной помощи, но Рафаэль выполнил это без колебаний. Казалось, он легко поднял бы человека, весящего в два раза больше меня, а ведь я был выше на пару дюймов.
– Спасибо, – удивленно сказал я. Я уже собирался попросить о помощи Киспе.
Рафаэль тоже удивился, услышав слова благодарности. Он с неодобрением посмотрел на меня и молча вложил сумку в мои руки, словно говоря: «Не привыкни к этому».
В постоялом дворе я удалился в угол и устроился на полу рядом с Клемом, чтобы следить, дышит ли он. Я чувствовал себя странно, словно лишился половины мозга, зато теперь сидеть без дела было не таким скучным занятием, как раньше. Мы были не одни. В постоялом дворе также остановились индейцы-торговцы, возвращавшиеся с гор. Недалеко от меня Рафаэль врыл в земляной пол старый колышек и привязал к нему веревку. Он положил к себе на колени книгу на испанском и начал читать, завязывая узелки на веревке. Вскоре я заметил, что остальные индейцы теснились в дальнем углу комнаты, хотя места было много и они могли спать рядом с Рафаэлем. Наконец один из них подошел к нему, опустился на колени и протянул пузырек с чем-то белым. Он заговорил на чистом кечуанском. Рафаэль кивнул и убрал пузырек в свою сумку. Он заметил мой взгляд, но промолчал. Клем, лежавший рядом со мной, стал почти прозрачным, губы потеряли цвет. Он с трудом дышал.
– Мы должны увезти его отсюда, – сказал я Рафаэлю, с трудом вспомнив слова на испанском.
Рафаэль мельком посмотрел на Клема.
– Он в порядке.
– Нет, только взгляните на него. Я знаю, что вы родились здесь, но он может умереть. Боже, люди умирают из-за…
– Нет. – Рафаэль подошел ко мне, опустился на колени и взял меня за плечи. Я замер, решив, что он собирается ударить меня головой об стену, лишь бы я замолчал.
– Только не…
– Послушайте, – начал он. – Я видел, как люди умирали на такой высоте. Это выглядит по-другому. – Рафаэль кивнул в сторону Клема. – Ваша паника отчасти вызвана горной болезнью. С ним все в порядке. Только послушайте, как быстро бьется ваше сердце.
Сердце бешено стучало, когда он приложил мою руку к груди.
– Что? – слабым голосом переспросил я. Рафаэль не собирался пускать в ход кулаки, и это смутило меня еще больше.
– Вам не хватает воздуха, – тихо и медленно сказал Рафаэль. – Вот и все. Вы паникуете, когда тонете, паникуете здесь. Это то же самое, только страннее, потому что вы все еще дышите. Но никто из вас не умирает. Если бы вы умирали, я бы не сидел с книгой на коленях. Вы мне верите?
Я кивнул и с изумлением понял, что по моим щекам потекли слезы.
– Боже, это тяжело.
Рафаэль кивнул. Он не удивился и не разозлился из-за того, что я так расстроился.
– Очень, – согласился он. – Вы правы, горная болезнь может убить вас. Но она не пытается сделать это сейчас. – Он протянул мне листья коки. Очевидно, все местные носили их с собой. – Возьмите.
– Откуда вы…
– Просто пожуйте. Держите их за дальними зубами.
Я с робостью маленького ребенка взял листья и попробовал их. Они обладали горьким травяным вкусом и на вкус были гораздо хуже, чем в отваре. Рафаэль положил мешочек с листьями под мое одеяло.
– Спасибо, – искренне сказал я.
Секунду он всматривался в мое лицо.
– С вами все в порядке, – заключил он. – И перестаньте сюсюкать, черт возьми. Я знаю, это мадридские штучки, но рано или поздно вас ограбят. Подумают, что вы человек с очень свободными взглядами.
Я рассмеялся. Казалось, я нуждался в том, чтобы меня отчитали. Мне полегчало, и я понял, что Клем выглядел не так уж и плохо. Когда я повернулся, чтобы сказать Рафаэлю, что он был прав, он уже вернулся к колышку в полу и веревке с узлами.
Погода наладилась на следующее утро, когда мы достигли вершины перевала в Андах. Путь позади нас тянулся на многие мили, мрачный и заснеженный, похожий на ровную белую линию. Холод обжигал кожу. Перевал проходил через ущелье. На середине пути огромная глыба снега ушла прямо под лошадью Рафаэля, но он не упал, а лишь проскользнул вперед на двадцать ярдов.
Клем остановился, дожидаясь меня. Из-за плохого самочувствия мы не общались со вчерашнего дня, но сегодня ему стало лучше. Я тоже немного окреп, хотя дрожь не проходила. Я помнил, как испугался ночью и Рафаэль что-то сказал мне, но не помнил что. Это напоминало лихорадочный бред. Чем больше я гнался за воспоминаниями, тем менее реальными они казались.
– Как ты думаешь, он достойный восхищения человек, с которым плохо обошлись, или просто угрюмый сукин сын? – спросил Клем.
Я рассмеялся.
– Не уверен.
– Ты говорил с ним у Мартеля?
– Нет. Мартель запер его в комнате сразу после ужина.
– Запер?
– Возможно, они думали, что он может напасть на кого-нибудь.
– Или, возможно, он убрался бы домой, прежде чем вы, идиоты, вспомнили бы, как он выглядел, – крикнул Рафаэль, и мы оба остановились, потому что он сказал все по-английски. Он говорил без акцента, точнее с нашим акцентом и слабой иностранной ноткой. – Спускайтесь. К реке ведет ровная дорога, и затем мы проплывем десять миль на лодке.
– Интересный у вас английский, – заявил Клем, придя в себя. – Где вы учились?
В ответ Рафаэль лишь крикнул:
– Быстрее.
Клем вскинул брови.
– Ты слышал? Пойдем.