Уроки магии
Часть 36 из 41 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Корабль по бурному морю плывет,
Его на подводные камни несет.
Но моря пучина не так глубока,
Как любовь, что грозит потопить и меня.
Река широка, и не перебраться,
Ведь крыльев нет у меня.
Дайте лодку для нас с любимой,
И мы станем грести, ты и я.
Самуэлю пришлось сосредоточиться, чтобы расслышать голос Марии, но вскоре он понял: она говорила, что хочет быть с ним, какую бы цену ни пришлось за это заплатить.
– Мы погибли? – спросил Самуэль. Мир был так ярок и прекрасен! Как и отец до него, он по-новому оценил землю.
– Нет, – ответила Мария. Она была уверена в этом так, как никогда и ни в чем прежде. – Мы живы.
Пока Самуэль спал в траве, Мария и Фэйт сидели рядом. Они разожгли костер, и в наступавших сумерках искры поднимались в черное небо. Фэйт разглядывала свою левую ладонь. Линия, остановившаяся после того, как она нашла «Книгу ворона», вновь стала меняться. Теперь она видела, что доживет до старости, но не сможет практиковать магию. Такую цену пришлось заплатить, когда она пренебрегла правилами: Фэйт лишилась дара видения, утратила полученные по наследству способности. Теперь она стала обычной девушкой.
– Если ты больше не хочешь, чтобы я была твоей дочерью, я приму это с пониманием, – сказала Фэйт матери.
– Ты всегда будешь моей дочерью.
Теперь и всегда, в этой жизни и в следующей, независимо от того, что их разделяло или сводило.
Сразу после рассвета Фэйт вернулась на поле и принесла убитого Кипера к костру, чтобы обратить верного компаньона в пепел – в лесу, в его родной стихии. Они смотрели на догоравший костер и вспоминали, как впервые увидели светлячков, думая, что это звезды падают с неба, как Кипер был щенком и пил козье молоко, как Кадин приносила в подарок пуговицы и ключи, как они срывали яблоки с деревьев, когда мир округа Эссекс был еще для них совершенно новым.
Самуэль Диас спал в траве, его черный плащ все еще был насквозь мокрым. Он видел во сне, как Мария Оуэнс наклонилась к нему, чтобы рассказать историю, которую он уже знал с тех пор, как увидел ее на причале в Кюрасао: ей было суждено спасти его жизнь, а ему в ответ – спасти ее.
Часть 6
Судьба
1696
Двенадцать плотников трудились целый год, чтобы построить дом Марии Оуэнс. Использовались пятнадцать разновидностей древесины: золотистый дуб, серебристый ясень, вишневое дерево, вяз, сосна, тсуга, груша, клен, красное дерево, пекан, бук, кипарис, кедр, ореховое дерево, береза. Дом был высоким, с крыльцом, оплетенным лозой глицинии в первом весеннем цветении. На кухне стояла огромная черная чугунная плита, в кладовой высилось множество полок для хранения лекарственных трав. В доме построили две лестницы: одна с поворотами и изгибами, словно головоломка, вела на чердак, другая, сделанная из лучших сортов дуба, заканчивалась широкой площадкой с диваном у окна и висевшими над ним дамасскими портьерами, привезенными из Англии, которые походили на те, что когда-то были в особняке Локлэндов в графстве Эссекс. У входной двери висел медный колокольчик из дома Ханны Оуэнс.
Посетившему город странствующему художнику заказали портрет Марии, который получился очень похожим, вплоть до припухлости на руке, полученной в тот день, когда она стучала в дверь дома Хаторнов. Позируя для художника, Мария надела любимое синее платье, вплела в черные волосы синюю ленту, а сапфир, который никогда не снимала, пристегнула у самого горла. На ней были заказанные Самуэлем Диасом в Бостоне красные башмаки, которые она носила постоянно. Люди говорили, что, когда проходишь мимо портрета Марии, ее глаза следят за тобой, она видит тебя насквозь, и в этот момент можно узнать, был ли ты верен себе самому.
В многочисленные окна было вставлено зеленое стекло, привезенное из Англии, а над крышей высились два кирпичных дымохода. Дом построили так хорошо, что, когда ураган нанес серьезные повреждения каждому второму зданию на улице, у дома Оуэнс не пострадал ни один ставень. Даже прачечная, устроенная рядом, осталась в тот день на месте, что заставило соседей сплетничать еще больше. В маленьком сарае Мария держала кур и коз. Жил у нее и отставший от стаи лебедь, который, появившись однажды, не хотел ее покидать. Птица предпочитала хлебные корки диким растениям. Мария называла лебедя Джеком, и он каждое утро ждал ее на крыльце, а потом весь день ходил по пятам, сопровождая в лавки и во время прогулок по улицам. Дети в городе шептали, что этот лебедь когда-то был человеком, которого превратили в птицу. Никто не осмеливался приближаться к нему, потому что Джек имел скверный характер и признавал одну Марию.
В саду росли лилии, рута и арника, а также огненно-красный лук, помогавший при собачьих укусах и зубной боли. Мария в большом количестве сажала испанский чеснок, пионы, чтобы отгонять зло, целые грядки салата, петрушки и мяты. Считается, что лаванда приносит удачу, и Мария высаживала ее у задней двери дома. К изначально существовавшему навесу была пристроена стеклянная теплица, чтобы выращивать лекарственные травы круглый год, даже в разгар зимы. За запотевшими стеклами стояли горшки с мелиссой, вербеной и чабрецом. Более опасные растения содержались в закрытом сарае с потолком из темного стекла, чтобы проникал свет. Белладонна, тысячелистник, черный паслен, аконит волчий, наперстянка, аронник пятнистый с маленькими ядовитыми ягодами, мята болотная, помогавшая избавиться от нежелательной беременности. Именно там Мария хранила гримуар в черной обложке из жабьей кожи; эта книга должна была перейти после ее смерти к Фэйт, чтобы дочь снова и снова могла штудировать магию от самых ее азов и понять важность правил. На первой странице Ханна записала два правила магии, а теперь Мария без колебания добавила к ним третье.
Делай как хочешь, но не причиняй никому вреда.
То, что ты отдашь, вернется к тебе в тройном размере.
Влюбляйся всякий раз, как сможешь.
Возможно, гримуар был причиной скопления жаб, или они просто наслаждались разнообразием зелени – в огороде росли щавель, одуванчик, шпинат и листовая свекла. В задней части двора располагался небольшой сад с фруктовыми деревьями: слива, груша и несколько сортов яблонь, все они были высажены в темноте при свете луны. Участок земли между домом и озером Мария оставила свободным и открытым, чтобы все могли им наслаждаться, – дар, который принесет благословение ее семье. Забор, окружавший дом, был необычной конструкции – черный металл с заостренными шипами, выложенными в форме змеи, державшей хвост во рту. Пройти к дому можно было только через передние ворота, густо заросшие диким плющом. Мария прибила к столбу череп лошади, найденный на пастбище Хопвудов, как угрозу и предупреждение для непрошенных посетителей. Земля после исчезновения братьев, среди ночи направившихся на запад, теперь пустовала. Хопвуды так и не обрели дара речи и каждую ночь видели сон, как тонут в темном бездонном озере, а потом просыпались с ртами, полными воды.
Дорожка к дому была выложена двадцатью синими камнями со старой тропинки, прежде ведшей к сараю. Каждую ночь по ней приходили женщины за тем, что им было нужно больше всего, – за чаем из красного перца при болезнях желудка, ваточником туберозовым при расстройстве нервов, черным мылом, которое делало их на несколько лет моложе, или любовным амулетом. Любовь была тем, в чем Мария особенно преуспевала, и она больше с ней не боролась. Какие бы ни ходили слухи, разумные люди знали, что женщину, попавшую в беду, никогда не прогонят с порога дома Марии Оуэнс. Если же она сама шла ночью, укутанная в черный плащ, с мешком целебных средств и заварки для чая, то только для того, чтобы навестить больного ребенка. И все же Мария всегда оставалась предметом пересудов среди женщин, что не мешало им поздно ночью приходить к ней за помощью, особенно когда дело касалось любви. Другие дома были погружены во мрак, но на крыльце дома семьи Оуэнс всегда горел свет. Иногда там оставляли корзины с пирогами и лепешками или недавно сваренный сыр, а то и связанный вручную свитер. Такие дары приносили те, чьих близких обвиняли в колдовстве, а впоследствии освободили по указу губернатора. Многие почему-то были убеждены, что Мария как-то причастна к этому решению, и прониклись к ней благодарностью.
Библиотека Оуэнс открылась в мае, самом красивом месяце года, когда жители Массачусетса могли наконец забыть зиму до поры, пока та не придет снова. Мария купила пустующую тюрьму, после того как Самуэль Диас сделал пожертвование, покрывшее все расходы на ее перестройку. В ходе работы обнаружили синюю книгу для записей, спрятанную за кирпичами. Все остановилось на целый день: даже самые серьезные плотники боялись этого тонкого синего томика, никто его даже не касался. Когда в конце дня Мария пришла посмотреть, что уже сделано, рабочие с мертвенно-бледными лицами сидели полукругом и ждали ее. Она подумала даже, что они нашли чьи-то останки, конечно же, кто-то не вышел из застенка живым, но обнаружила, что причиной остановки стала ее книга для записей. Плотники смотрели на нее, не зная, что делать дальше, а Мария вспомнила первый урок Ханны: слова имеют власть.
Мария оставила свою книгу в библиотеке, чтобы та напоминала посетителям о творившемся раньше в этом здании. Прежде чем хранилище заполнится десятками томов, эта книга, написанная в ту пору, когда женщина была лишена права голоса, будет свидетельствовать о тех временах.
По вечерам проводились занятия для желавших научиться читать. Сначала приходили только женщины. Многие, уходя из дома, вынуждены были врать, что отправляются изучать премудрости лоскутного шитья, но позже и их мужья, фермеры и рыбаки, тоже заглядывали в дверь, а потом входили, держа шляпы в руках, и робко брали какую-нибудь книгу, с трудом втискивая свои большие сильные тела в кресла, предназначенные для детей.
Вскоре открылась и школа Марии Оуэнс для девочек, которую посещали десять учениц от шести до тринадцати лет. Фэйт Оуэнс преподавала им латынь и греческий, а также поэзию и античную литературу. Многие жители города по-прежнему считали, что обучение девочек вредно и опасно для общества, но несколько семей все же позволили своим дочерям записаться на эти занятия, несмотря на сплетни, ходившие о женщинах из рода Оуэнс. Фэйт еще не было и семнадцати, но она пользовалась уважением учениц и их родителей, которые презрели слухи, что будто мать и дочь Оуэнс с наступлением темноты превращаются в ворон и летают над полями, и что они могут проклясть тех, кто плохо с ними обойдется, и что они плавали обнаженными в Пиявочном озере. Летом Мария действительно ходила по утрам на озеро. Она умела лишь держаться на поверхности, но этого ей было достаточно. Могла она и нырнуть разок, когда возникало такое желание. А уж если ей хочется поплавать среди лилий и водорослей абсолютно голой, с волосами, связанными синей лентой, кто не согласится, что это удовольствие, доходящее до восторга?
* * *
Никто не знал, замужем ли Мария, но один человек проводил с ней зимы, а каждое лето уходил в море. Некоторые утверждали, что он вернулся из мертвых. Матросы, посещавшие таверны, мало рассказывали о нем, говоря лишь, что он хорошо им платил и был великолепным навигатором. Они подсмеивались над его особыми привычками: с упоением рассказывать всяческие истории, пить специально приготовленный чай, придававший ему мужество, и повсюду искать разнообразные виды деревьев, столь многочисленные, что дорогу к дому семейства Оуэнс стали называть Магнолиевой улицей. Ходил слух, что достаточно постоять там в мае, в день, когда расцветали деревья, чтобы влюбиться. Никто не верил этим байкам, но с некоторыми это и взаправду случалось: такие пары ощущали себя супругами, даже еще не побывав в церкви, и, как все считали, были исключительно счастливы.
* * *
Фэйт Оуэнс нередко видели в городе с книгой в руке, читающей на ходу. Она носила черную шляпу с широкими полями и мужские брюки и всегда таскала с собой сумку с книгами, чтобы можно было, закончив один том, тут же перейти к следующему. Очень редко ее нос не утыкался в книгу: иногда люди видели, как она читает, сидя в лесу на камне или на скале у озера, переворачивая страницы и бросая хлебные крошки в темную воду. Фэйт собрала десятки томов для новой библиотеки, посещая богатые семьи по всему округу Эссекс, в Бостоне и Кембридже, убеждая преуспевающих меценатов, что для дальнейшего процветания колонии все население – мужчины, женщины и дети – должно быть грамотным. Несколько мужчин влюбились в Фэйт, но она их отвергла. Фэйт настораживало, когда ее называли красивой: трудно сказать, что у человека на уме, когда он говорит такое. Она многому научилась, размышляя об ошибках матери. Если ей когда-нибудь случится влюбиться, это должен быть человек, с которым она могла бы говорить по душам.
В Гарвардский университет женщин не принимали, но почетный гражданин Томас Брэттл, написавший письмо с критикой процессов над ведьмами, и вместе с тем университетский казначей и член Королевского общества, решил все необходимые формальности для обучения Фэйт в университете. Они общались гораздо теснее, чем многие предполагали, несмотря на разницу в возрасте, высоко ценили ум друг друга, и она была благодарна Брэттлу, поверившему в ее педагогические способности.
Фэйт сидела на заднем ряду семинара по классическим языкам в Гарварде, ей разрешалось только слушать, но не говорить. В повседневной жизни она носила мужскую одежду, находя ее гораздо практичнее юбок и накидок с капюшонами. В Гарварде ее видели в черной куртке и брюках, в белой рубашке с черным галстуком. В такой же униформе ходили и мужчины, поэтому Фэйт не привлекала к себе внимание. Впрочем, она едва ли оставалась незамеченной из-за красных башмаков, которые всегда носила.
– Джентльмены, – сказал профессор студентам в первый день, когда появилась Фэйт Оуэнс. – Будьте так любезны, смотрите на меня.
Фэйт многое делала неправильно. В центре ее левой ладони по-прежнему красовалась отметина, появившаяся, когда утонула Марта Чейз. Пятно побледнело, но напоминало ей о тех случаях в прошлом, когда она делала неверный выбор. Каждый год, в канун летнего солнцестояния, в гостиную ее дома на Магнолиевой улице залетал воробей. Если он делал три круга, облетая комнату, обязательно случалась неприятность. Из-за этого Фэйт никогда не забывала птичку, у которой отняла жизнь, готовя Пирог отмщения для Джона Хаторна. Судья стал успешным коммерсантом, но жители города его избегали. Фэйт ничего теперь не было нужно от Джона, да он и не мог ничего ей дать. Воробья она всегда отгоняла метлой к окну и выпускала наружу.
Фэйт еще не искупила свои грехи и должна была многое исправить. По этой причине по субботам она ходила с фермы на ферму, обучая грамоте девочек, родители которых не позволяли им отнимать время от работы, чтобы посещать школу. Фэйт проделывала пешком столько миль и возвращалась домой так поздно, что Мария опасалась, что она совсем выбьется из сил. Однажды под вечер Фэйт шла домой через пастбище, в сером свете ранней зимы к ней подошла белая лошадь и не отходила до самого дома. Это случилось на поле, принадлежавшем братьям Хопвуд, земля там была по-прежнему засыпана пеплом. Фэйт поняла, что ей опять повезло: после смерти Кипера ее вновь выбрали. Она назвала кобылу Холли, и люди нередко видели, как она едет поздно вечером через поля, в брюках, с сумкой книг и рыжими волосами, заправленными под черную шляпу.
Джон Хаторн всячески избегал встреч с женщинами рода Оуэнс, но Мария и Руфь иногда случайно встречались на улице и обнимались, как родные сестры. Руфь принялась посещать уроки чтения, и всякий раз, когда она выходила через садовую калитку и шла в библиотеку, вспоминала, что не сказала мужу, куда идет, и не спросила его разрешения. Она была благодарна судьбе за жизнь, выпавшую на ее долю.
Мария и Фэйт иногда встречались взглядом, накрывая на стол к обеду, выбирали вместе ингредиенты для лечения или пекли традиционный шоколадный бисквит, пропитанный вином, с кремом и вареньем на день рождения. Женщины помнили темные времена зловещей магии, но эти времена прошли, и Мария с Фэйт помирились. Нет никого, кто сражается друг с другом столь яростно, как мать и дочь, но никто и не прощает так полно и безоговорочно.
Однажды вечером, когда Мария вышла на крыльцо зажечь фонарь, чтобы клиентки знали, что могут прийти, Фэйт последовала за матерью и вручила ей «Книгу ворона». Девушка стыдилась своего поведения и красной метки на ладони.
– Я использовала ее во зло. Она не должна мне принадлежать.
Мария собиралась сжечь книгу, которая приносит беду. Никто не мог предъявить права на нее, а по правилам книгу следовало уничтожить после кончины владельца. Она могла разжечь костер на задворках сада и избавить мир от этой книги, но та была так красива, а автор ее так много знал, что Мария никак не могла заставить себя сделать это. Существовали причины, почему темные книги писали женщины: им не разрешали публиковаться, они не могли иметь собственность, их продавали для услады развратникам, они старели и больше не были желанны, их заковывали в цепи, они грезили о лучшей доле и, не видя другого выхода, обращались к зловещей магии. Если бы правильные люди использовали магию осторожно, она, заключенная в этом тексте, могла стать большим даром. На последней странице содержалось заклинание, которое прекращало действие любого проклятия, но цена, которую надо было заплатить за него, была невероятно высока, и женщина, на это решившаяся, должна была проявить абсолютное бесстрашие.
Вместо того чтобы сжечь книгу, Мария прошла поздним вечером через поля в темноте, как делала это давно, когда ее приняли за ворону. С собой она взяла ключи от библиотеки. Мария спрятала «Книгу ворона» за выпавшие из кладки кирпичи, где когда-то хранила свой гримуар. Она оставила магическую книгу в тюремной камере, в которой сидела и выглядывала из окна, чтобы увидеть магнолию, думая о случившемся чуде. Мария уколола палец и пролила на цементный раствор несколько капель своей крови. Придет время, женщина по фамилии Оуэнс найдет эту книгу и использует как должно – с любовью, верой и мужеством.
* * *
Мария всегда носила сапфир, подаренный ей Самуэлем Диасом. Сапфир – камень мудрости и пророчеств, который позволяет сохранить верность самому себе. Диас ушел в море, и она по нему скучала. Он был слишком большого роста для постели, но без него в ней стало пусто. Когда Самуэль был в плавании, Мария часто сидела под магнолией и находила утешение даже в скверную погоду. Диас вернется и привезет с собой рассказы о морских раковинах размером с кочан капусты и о таинственных птицах с голубыми лапками, о белых медведях, живущих среди льдов, и об островах, где все цветы красные. Самуэль был человеком гордым и трудным в общении, любил спорить, но он умел не только говорить, но и слушать.
Мария признала, что неправильно относилась к любви, думая, что на нее падки одни дураки. Напротив, она обнаружила, что глупо бежать от любви, какой бы ни была ее цена или наказание за нее. Они ждали, что Самуэля настигнет проклятие, но через некоторое время Мария нашла объяснение: проклятие осталось в убеждении, что он так и лежит на дне глубокого озера. Самуэль стал теперь другим, не тем, кем был до того, как умер, а человека нельзя проклясть дважды. Темными ночами, когда Мария с тревогой думала о еще не рожденных женщинах из рода Оуэнс, она находила утешение в том, что они призваны не только искать средства лечения, но и бороться с проклятиями.
Судьба способна дать то, на что меньше всего рассчитываешь: она принесла им дочь, которую назвали Ханна Рейна Диас Оуэнс в честь Ханны Оуэнс и матери Самуэля. Таким образом две женщины словно восстали из пепла, о них вспоминали всякий раз, когда произносили их имена. Ребенок родился в январе; то было зимнее дитя с черными волосами и темно-серыми глазами. Малышка умела криком привлечь к себе птиц и заставить раскрыться бутон цветка на ладони. Засыпала девочка, лишь услышав от отца очередную историю.
Пришло время, когда Самуэль как-то утром объявил, что больше не будет ходить в море. Как до этого его отец, он полюбил жизнь на суше и проводил почти все время в саду, выращивая овощи. Кроме того, Самуэль завел пчел, чей мед был так сладок, что даже сильные мужчины, попробовав его, бывали растроганы до слез. Самуэль в своем черном плаще трудился на воздухе каждый день, даже зимой: разбрасывал сено по саду, высаживал морозоустойчивую рассаду на солнце. Малышка лежала в корзинке рядом. Самуэль всегда что-то говорил, даже когда работал: ему надо было рассказать тысячу разных историй, а ребенок слушал его так внимательно, что забывал плакать.
В последний снежный мартовский день, когда подо льдом уже зеленела весна, Мария оставила Самуэля спящим в постели. Завернув Ханну в свою накидку, она прошла по траве, хрусткой от мороза. Над ними собирались в стаю вороны, на березах блестел иней. Утро было холодным, она шла, вдыхая прозрачный воздух. Марии показалось, что она услышала зов Кадин. В памяти сохранился тот день на Любимом поле в графстве Эссекс, где она родилась. Поля, покрытые снегом, яркое синее небо, густой лес, женщина, научившая ее Непостижимому искусству, быстрый черный глаз вороны. Именно тогда Мария увидела то, что всегда потом видела в зеркале, – черное сердце на снегу.
C ветки порывом ветра сбросило гнездо. Мария встала на колени, чтобы показать младенцу маленького птенца. Черная птица не обратила на Марию внимания, она безбоязненно разглядывала ребенка блестящим глазом. Ты не можешь выбрать себе фамилиара – он должен выбрать тебя. Когда маленькая Ханна протянула руку, птенец подошел к завернутой в материнскую накидку девочке и уселся рядом. Мария ощутила, как замедлилась пульсация птичьего сердца, приноравливаясь к сердцебиению младенца.
Они взяли птицу домой, завернув в одеяло, и Ханна кормила ее с кончика пальца сладкой водой. Вскоре птенец уже прыгал по дому, усаживался на лестницу и на карниз, к которому крепились дамасские шторы. Когда весна войдет в полную силу, птица научится летать. Она всегда будет рядом с девочкой, рожденной в снежный день. Ее отец вернется домой из морского плавания и расскажет все известные ему истории, сестра возьмет ее на руки, чтобы почитать книгу, мать научит всему, что ей надлежит знать. Так начинается жизнь в этом мире. Это уроки, которые следует выучить. Выпей чаю с ромашкой, чтобы успокоить душу. Накорми холод и умори голодом лихорадку. Прочти столько книг, сколько сможешь. Всегда выбирай мужество. Никогда не наблюдай, как горит другая женщина. Знай, что любовь – единственный ответ.
Его на подводные камни несет.
Но моря пучина не так глубока,
Как любовь, что грозит потопить и меня.
Река широка, и не перебраться,
Ведь крыльев нет у меня.
Дайте лодку для нас с любимой,
И мы станем грести, ты и я.
Самуэлю пришлось сосредоточиться, чтобы расслышать голос Марии, но вскоре он понял: она говорила, что хочет быть с ним, какую бы цену ни пришлось за это заплатить.
– Мы погибли? – спросил Самуэль. Мир был так ярок и прекрасен! Как и отец до него, он по-новому оценил землю.
– Нет, – ответила Мария. Она была уверена в этом так, как никогда и ни в чем прежде. – Мы живы.
Пока Самуэль спал в траве, Мария и Фэйт сидели рядом. Они разожгли костер, и в наступавших сумерках искры поднимались в черное небо. Фэйт разглядывала свою левую ладонь. Линия, остановившаяся после того, как она нашла «Книгу ворона», вновь стала меняться. Теперь она видела, что доживет до старости, но не сможет практиковать магию. Такую цену пришлось заплатить, когда она пренебрегла правилами: Фэйт лишилась дара видения, утратила полученные по наследству способности. Теперь она стала обычной девушкой.
– Если ты больше не хочешь, чтобы я была твоей дочерью, я приму это с пониманием, – сказала Фэйт матери.
– Ты всегда будешь моей дочерью.
Теперь и всегда, в этой жизни и в следующей, независимо от того, что их разделяло или сводило.
Сразу после рассвета Фэйт вернулась на поле и принесла убитого Кипера к костру, чтобы обратить верного компаньона в пепел – в лесу, в его родной стихии. Они смотрели на догоравший костер и вспоминали, как впервые увидели светлячков, думая, что это звезды падают с неба, как Кипер был щенком и пил козье молоко, как Кадин приносила в подарок пуговицы и ключи, как они срывали яблоки с деревьев, когда мир округа Эссекс был еще для них совершенно новым.
Самуэль Диас спал в траве, его черный плащ все еще был насквозь мокрым. Он видел во сне, как Мария Оуэнс наклонилась к нему, чтобы рассказать историю, которую он уже знал с тех пор, как увидел ее на причале в Кюрасао: ей было суждено спасти его жизнь, а ему в ответ – спасти ее.
Часть 6
Судьба
1696
Двенадцать плотников трудились целый год, чтобы построить дом Марии Оуэнс. Использовались пятнадцать разновидностей древесины: золотистый дуб, серебристый ясень, вишневое дерево, вяз, сосна, тсуга, груша, клен, красное дерево, пекан, бук, кипарис, кедр, ореховое дерево, береза. Дом был высоким, с крыльцом, оплетенным лозой глицинии в первом весеннем цветении. На кухне стояла огромная черная чугунная плита, в кладовой высилось множество полок для хранения лекарственных трав. В доме построили две лестницы: одна с поворотами и изгибами, словно головоломка, вела на чердак, другая, сделанная из лучших сортов дуба, заканчивалась широкой площадкой с диваном у окна и висевшими над ним дамасскими портьерами, привезенными из Англии, которые походили на те, что когда-то были в особняке Локлэндов в графстве Эссекс. У входной двери висел медный колокольчик из дома Ханны Оуэнс.
Посетившему город странствующему художнику заказали портрет Марии, который получился очень похожим, вплоть до припухлости на руке, полученной в тот день, когда она стучала в дверь дома Хаторнов. Позируя для художника, Мария надела любимое синее платье, вплела в черные волосы синюю ленту, а сапфир, который никогда не снимала, пристегнула у самого горла. На ней были заказанные Самуэлем Диасом в Бостоне красные башмаки, которые она носила постоянно. Люди говорили, что, когда проходишь мимо портрета Марии, ее глаза следят за тобой, она видит тебя насквозь, и в этот момент можно узнать, был ли ты верен себе самому.
В многочисленные окна было вставлено зеленое стекло, привезенное из Англии, а над крышей высились два кирпичных дымохода. Дом построили так хорошо, что, когда ураган нанес серьезные повреждения каждому второму зданию на улице, у дома Оуэнс не пострадал ни один ставень. Даже прачечная, устроенная рядом, осталась в тот день на месте, что заставило соседей сплетничать еще больше. В маленьком сарае Мария держала кур и коз. Жил у нее и отставший от стаи лебедь, который, появившись однажды, не хотел ее покидать. Птица предпочитала хлебные корки диким растениям. Мария называла лебедя Джеком, и он каждое утро ждал ее на крыльце, а потом весь день ходил по пятам, сопровождая в лавки и во время прогулок по улицам. Дети в городе шептали, что этот лебедь когда-то был человеком, которого превратили в птицу. Никто не осмеливался приближаться к нему, потому что Джек имел скверный характер и признавал одну Марию.
В саду росли лилии, рута и арника, а также огненно-красный лук, помогавший при собачьих укусах и зубной боли. Мария в большом количестве сажала испанский чеснок, пионы, чтобы отгонять зло, целые грядки салата, петрушки и мяты. Считается, что лаванда приносит удачу, и Мария высаживала ее у задней двери дома. К изначально существовавшему навесу была пристроена стеклянная теплица, чтобы выращивать лекарственные травы круглый год, даже в разгар зимы. За запотевшими стеклами стояли горшки с мелиссой, вербеной и чабрецом. Более опасные растения содержались в закрытом сарае с потолком из темного стекла, чтобы проникал свет. Белладонна, тысячелистник, черный паслен, аконит волчий, наперстянка, аронник пятнистый с маленькими ядовитыми ягодами, мята болотная, помогавшая избавиться от нежелательной беременности. Именно там Мария хранила гримуар в черной обложке из жабьей кожи; эта книга должна была перейти после ее смерти к Фэйт, чтобы дочь снова и снова могла штудировать магию от самых ее азов и понять важность правил. На первой странице Ханна записала два правила магии, а теперь Мария без колебания добавила к ним третье.
Делай как хочешь, но не причиняй никому вреда.
То, что ты отдашь, вернется к тебе в тройном размере.
Влюбляйся всякий раз, как сможешь.
Возможно, гримуар был причиной скопления жаб, или они просто наслаждались разнообразием зелени – в огороде росли щавель, одуванчик, шпинат и листовая свекла. В задней части двора располагался небольшой сад с фруктовыми деревьями: слива, груша и несколько сортов яблонь, все они были высажены в темноте при свете луны. Участок земли между домом и озером Мария оставила свободным и открытым, чтобы все могли им наслаждаться, – дар, который принесет благословение ее семье. Забор, окружавший дом, был необычной конструкции – черный металл с заостренными шипами, выложенными в форме змеи, державшей хвост во рту. Пройти к дому можно было только через передние ворота, густо заросшие диким плющом. Мария прибила к столбу череп лошади, найденный на пастбище Хопвудов, как угрозу и предупреждение для непрошенных посетителей. Земля после исчезновения братьев, среди ночи направившихся на запад, теперь пустовала. Хопвуды так и не обрели дара речи и каждую ночь видели сон, как тонут в темном бездонном озере, а потом просыпались с ртами, полными воды.
Дорожка к дому была выложена двадцатью синими камнями со старой тропинки, прежде ведшей к сараю. Каждую ночь по ней приходили женщины за тем, что им было нужно больше всего, – за чаем из красного перца при болезнях желудка, ваточником туберозовым при расстройстве нервов, черным мылом, которое делало их на несколько лет моложе, или любовным амулетом. Любовь была тем, в чем Мария особенно преуспевала, и она больше с ней не боролась. Какие бы ни ходили слухи, разумные люди знали, что женщину, попавшую в беду, никогда не прогонят с порога дома Марии Оуэнс. Если же она сама шла ночью, укутанная в черный плащ, с мешком целебных средств и заварки для чая, то только для того, чтобы навестить больного ребенка. И все же Мария всегда оставалась предметом пересудов среди женщин, что не мешало им поздно ночью приходить к ней за помощью, особенно когда дело касалось любви. Другие дома были погружены во мрак, но на крыльце дома семьи Оуэнс всегда горел свет. Иногда там оставляли корзины с пирогами и лепешками или недавно сваренный сыр, а то и связанный вручную свитер. Такие дары приносили те, чьих близких обвиняли в колдовстве, а впоследствии освободили по указу губернатора. Многие почему-то были убеждены, что Мария как-то причастна к этому решению, и прониклись к ней благодарностью.
Библиотека Оуэнс открылась в мае, самом красивом месяце года, когда жители Массачусетса могли наконец забыть зиму до поры, пока та не придет снова. Мария купила пустующую тюрьму, после того как Самуэль Диас сделал пожертвование, покрывшее все расходы на ее перестройку. В ходе работы обнаружили синюю книгу для записей, спрятанную за кирпичами. Все остановилось на целый день: даже самые серьезные плотники боялись этого тонкого синего томика, никто его даже не касался. Когда в конце дня Мария пришла посмотреть, что уже сделано, рабочие с мертвенно-бледными лицами сидели полукругом и ждали ее. Она подумала даже, что они нашли чьи-то останки, конечно же, кто-то не вышел из застенка живым, но обнаружила, что причиной остановки стала ее книга для записей. Плотники смотрели на нее, не зная, что делать дальше, а Мария вспомнила первый урок Ханны: слова имеют власть.
Мария оставила свою книгу в библиотеке, чтобы та напоминала посетителям о творившемся раньше в этом здании. Прежде чем хранилище заполнится десятками томов, эта книга, написанная в ту пору, когда женщина была лишена права голоса, будет свидетельствовать о тех временах.
По вечерам проводились занятия для желавших научиться читать. Сначала приходили только женщины. Многие, уходя из дома, вынуждены были врать, что отправляются изучать премудрости лоскутного шитья, но позже и их мужья, фермеры и рыбаки, тоже заглядывали в дверь, а потом входили, держа шляпы в руках, и робко брали какую-нибудь книгу, с трудом втискивая свои большие сильные тела в кресла, предназначенные для детей.
Вскоре открылась и школа Марии Оуэнс для девочек, которую посещали десять учениц от шести до тринадцати лет. Фэйт Оуэнс преподавала им латынь и греческий, а также поэзию и античную литературу. Многие жители города по-прежнему считали, что обучение девочек вредно и опасно для общества, но несколько семей все же позволили своим дочерям записаться на эти занятия, несмотря на сплетни, ходившие о женщинах из рода Оуэнс. Фэйт еще не было и семнадцати, но она пользовалась уважением учениц и их родителей, которые презрели слухи, что будто мать и дочь Оуэнс с наступлением темноты превращаются в ворон и летают над полями, и что они могут проклясть тех, кто плохо с ними обойдется, и что они плавали обнаженными в Пиявочном озере. Летом Мария действительно ходила по утрам на озеро. Она умела лишь держаться на поверхности, но этого ей было достаточно. Могла она и нырнуть разок, когда возникало такое желание. А уж если ей хочется поплавать среди лилий и водорослей абсолютно голой, с волосами, связанными синей лентой, кто не согласится, что это удовольствие, доходящее до восторга?
* * *
Никто не знал, замужем ли Мария, но один человек проводил с ней зимы, а каждое лето уходил в море. Некоторые утверждали, что он вернулся из мертвых. Матросы, посещавшие таверны, мало рассказывали о нем, говоря лишь, что он хорошо им платил и был великолепным навигатором. Они подсмеивались над его особыми привычками: с упоением рассказывать всяческие истории, пить специально приготовленный чай, придававший ему мужество, и повсюду искать разнообразные виды деревьев, столь многочисленные, что дорогу к дому семейства Оуэнс стали называть Магнолиевой улицей. Ходил слух, что достаточно постоять там в мае, в день, когда расцветали деревья, чтобы влюбиться. Никто не верил этим байкам, но с некоторыми это и взаправду случалось: такие пары ощущали себя супругами, даже еще не побывав в церкви, и, как все считали, были исключительно счастливы.
* * *
Фэйт Оуэнс нередко видели в городе с книгой в руке, читающей на ходу. Она носила черную шляпу с широкими полями и мужские брюки и всегда таскала с собой сумку с книгами, чтобы можно было, закончив один том, тут же перейти к следующему. Очень редко ее нос не утыкался в книгу: иногда люди видели, как она читает, сидя в лесу на камне или на скале у озера, переворачивая страницы и бросая хлебные крошки в темную воду. Фэйт собрала десятки томов для новой библиотеки, посещая богатые семьи по всему округу Эссекс, в Бостоне и Кембридже, убеждая преуспевающих меценатов, что для дальнейшего процветания колонии все население – мужчины, женщины и дети – должно быть грамотным. Несколько мужчин влюбились в Фэйт, но она их отвергла. Фэйт настораживало, когда ее называли красивой: трудно сказать, что у человека на уме, когда он говорит такое. Она многому научилась, размышляя об ошибках матери. Если ей когда-нибудь случится влюбиться, это должен быть человек, с которым она могла бы говорить по душам.
В Гарвардский университет женщин не принимали, но почетный гражданин Томас Брэттл, написавший письмо с критикой процессов над ведьмами, и вместе с тем университетский казначей и член Королевского общества, решил все необходимые формальности для обучения Фэйт в университете. Они общались гораздо теснее, чем многие предполагали, несмотря на разницу в возрасте, высоко ценили ум друг друга, и она была благодарна Брэттлу, поверившему в ее педагогические способности.
Фэйт сидела на заднем ряду семинара по классическим языкам в Гарварде, ей разрешалось только слушать, но не говорить. В повседневной жизни она носила мужскую одежду, находя ее гораздо практичнее юбок и накидок с капюшонами. В Гарварде ее видели в черной куртке и брюках, в белой рубашке с черным галстуком. В такой же униформе ходили и мужчины, поэтому Фэйт не привлекала к себе внимание. Впрочем, она едва ли оставалась незамеченной из-за красных башмаков, которые всегда носила.
– Джентльмены, – сказал профессор студентам в первый день, когда появилась Фэйт Оуэнс. – Будьте так любезны, смотрите на меня.
Фэйт многое делала неправильно. В центре ее левой ладони по-прежнему красовалась отметина, появившаяся, когда утонула Марта Чейз. Пятно побледнело, но напоминало ей о тех случаях в прошлом, когда она делала неверный выбор. Каждый год, в канун летнего солнцестояния, в гостиную ее дома на Магнолиевой улице залетал воробей. Если он делал три круга, облетая комнату, обязательно случалась неприятность. Из-за этого Фэйт никогда не забывала птичку, у которой отняла жизнь, готовя Пирог отмщения для Джона Хаторна. Судья стал успешным коммерсантом, но жители города его избегали. Фэйт ничего теперь не было нужно от Джона, да он и не мог ничего ей дать. Воробья она всегда отгоняла метлой к окну и выпускала наружу.
Фэйт еще не искупила свои грехи и должна была многое исправить. По этой причине по субботам она ходила с фермы на ферму, обучая грамоте девочек, родители которых не позволяли им отнимать время от работы, чтобы посещать школу. Фэйт проделывала пешком столько миль и возвращалась домой так поздно, что Мария опасалась, что она совсем выбьется из сил. Однажды под вечер Фэйт шла домой через пастбище, в сером свете ранней зимы к ней подошла белая лошадь и не отходила до самого дома. Это случилось на поле, принадлежавшем братьям Хопвуд, земля там была по-прежнему засыпана пеплом. Фэйт поняла, что ей опять повезло: после смерти Кипера ее вновь выбрали. Она назвала кобылу Холли, и люди нередко видели, как она едет поздно вечером через поля, в брюках, с сумкой книг и рыжими волосами, заправленными под черную шляпу.
Джон Хаторн всячески избегал встреч с женщинами рода Оуэнс, но Мария и Руфь иногда случайно встречались на улице и обнимались, как родные сестры. Руфь принялась посещать уроки чтения, и всякий раз, когда она выходила через садовую калитку и шла в библиотеку, вспоминала, что не сказала мужу, куда идет, и не спросила его разрешения. Она была благодарна судьбе за жизнь, выпавшую на ее долю.
Мария и Фэйт иногда встречались взглядом, накрывая на стол к обеду, выбирали вместе ингредиенты для лечения или пекли традиционный шоколадный бисквит, пропитанный вином, с кремом и вареньем на день рождения. Женщины помнили темные времена зловещей магии, но эти времена прошли, и Мария с Фэйт помирились. Нет никого, кто сражается друг с другом столь яростно, как мать и дочь, но никто и не прощает так полно и безоговорочно.
Однажды вечером, когда Мария вышла на крыльцо зажечь фонарь, чтобы клиентки знали, что могут прийти, Фэйт последовала за матерью и вручила ей «Книгу ворона». Девушка стыдилась своего поведения и красной метки на ладони.
– Я использовала ее во зло. Она не должна мне принадлежать.
Мария собиралась сжечь книгу, которая приносит беду. Никто не мог предъявить права на нее, а по правилам книгу следовало уничтожить после кончины владельца. Она могла разжечь костер на задворках сада и избавить мир от этой книги, но та была так красива, а автор ее так много знал, что Мария никак не могла заставить себя сделать это. Существовали причины, почему темные книги писали женщины: им не разрешали публиковаться, они не могли иметь собственность, их продавали для услады развратникам, они старели и больше не были желанны, их заковывали в цепи, они грезили о лучшей доле и, не видя другого выхода, обращались к зловещей магии. Если бы правильные люди использовали магию осторожно, она, заключенная в этом тексте, могла стать большим даром. На последней странице содержалось заклинание, которое прекращало действие любого проклятия, но цена, которую надо было заплатить за него, была невероятно высока, и женщина, на это решившаяся, должна была проявить абсолютное бесстрашие.
Вместо того чтобы сжечь книгу, Мария прошла поздним вечером через поля в темноте, как делала это давно, когда ее приняли за ворону. С собой она взяла ключи от библиотеки. Мария спрятала «Книгу ворона» за выпавшие из кладки кирпичи, где когда-то хранила свой гримуар. Она оставила магическую книгу в тюремной камере, в которой сидела и выглядывала из окна, чтобы увидеть магнолию, думая о случившемся чуде. Мария уколола палец и пролила на цементный раствор несколько капель своей крови. Придет время, женщина по фамилии Оуэнс найдет эту книгу и использует как должно – с любовью, верой и мужеством.
* * *
Мария всегда носила сапфир, подаренный ей Самуэлем Диасом. Сапфир – камень мудрости и пророчеств, который позволяет сохранить верность самому себе. Диас ушел в море, и она по нему скучала. Он был слишком большого роста для постели, но без него в ней стало пусто. Когда Самуэль был в плавании, Мария часто сидела под магнолией и находила утешение даже в скверную погоду. Диас вернется и привезет с собой рассказы о морских раковинах размером с кочан капусты и о таинственных птицах с голубыми лапками, о белых медведях, живущих среди льдов, и об островах, где все цветы красные. Самуэль был человеком гордым и трудным в общении, любил спорить, но он умел не только говорить, но и слушать.
Мария признала, что неправильно относилась к любви, думая, что на нее падки одни дураки. Напротив, она обнаружила, что глупо бежать от любви, какой бы ни была ее цена или наказание за нее. Они ждали, что Самуэля настигнет проклятие, но через некоторое время Мария нашла объяснение: проклятие осталось в убеждении, что он так и лежит на дне глубокого озера. Самуэль стал теперь другим, не тем, кем был до того, как умер, а человека нельзя проклясть дважды. Темными ночами, когда Мария с тревогой думала о еще не рожденных женщинах из рода Оуэнс, она находила утешение в том, что они призваны не только искать средства лечения, но и бороться с проклятиями.
Судьба способна дать то, на что меньше всего рассчитываешь: она принесла им дочь, которую назвали Ханна Рейна Диас Оуэнс в честь Ханны Оуэнс и матери Самуэля. Таким образом две женщины словно восстали из пепла, о них вспоминали всякий раз, когда произносили их имена. Ребенок родился в январе; то было зимнее дитя с черными волосами и темно-серыми глазами. Малышка умела криком привлечь к себе птиц и заставить раскрыться бутон цветка на ладони. Засыпала девочка, лишь услышав от отца очередную историю.
Пришло время, когда Самуэль как-то утром объявил, что больше не будет ходить в море. Как до этого его отец, он полюбил жизнь на суше и проводил почти все время в саду, выращивая овощи. Кроме того, Самуэль завел пчел, чей мед был так сладок, что даже сильные мужчины, попробовав его, бывали растроганы до слез. Самуэль в своем черном плаще трудился на воздухе каждый день, даже зимой: разбрасывал сено по саду, высаживал морозоустойчивую рассаду на солнце. Малышка лежала в корзинке рядом. Самуэль всегда что-то говорил, даже когда работал: ему надо было рассказать тысячу разных историй, а ребенок слушал его так внимательно, что забывал плакать.
В последний снежный мартовский день, когда подо льдом уже зеленела весна, Мария оставила Самуэля спящим в постели. Завернув Ханну в свою накидку, она прошла по траве, хрусткой от мороза. Над ними собирались в стаю вороны, на березах блестел иней. Утро было холодным, она шла, вдыхая прозрачный воздух. Марии показалось, что она услышала зов Кадин. В памяти сохранился тот день на Любимом поле в графстве Эссекс, где она родилась. Поля, покрытые снегом, яркое синее небо, густой лес, женщина, научившая ее Непостижимому искусству, быстрый черный глаз вороны. Именно тогда Мария увидела то, что всегда потом видела в зеркале, – черное сердце на снегу.
C ветки порывом ветра сбросило гнездо. Мария встала на колени, чтобы показать младенцу маленького птенца. Черная птица не обратила на Марию внимания, она безбоязненно разглядывала ребенка блестящим глазом. Ты не можешь выбрать себе фамилиара – он должен выбрать тебя. Когда маленькая Ханна протянула руку, птенец подошел к завернутой в материнскую накидку девочке и уселся рядом. Мария ощутила, как замедлилась пульсация птичьего сердца, приноравливаясь к сердцебиению младенца.
Они взяли птицу домой, завернув в одеяло, и Ханна кормила ее с кончика пальца сладкой водой. Вскоре птенец уже прыгал по дому, усаживался на лестницу и на карниз, к которому крепились дамасские шторы. Когда весна войдет в полную силу, птица научится летать. Она всегда будет рядом с девочкой, рожденной в снежный день. Ее отец вернется домой из морского плавания и расскажет все известные ему истории, сестра возьмет ее на руки, чтобы почитать книгу, мать научит всему, что ей надлежит знать. Так начинается жизнь в этом мире. Это уроки, которые следует выучить. Выпей чаю с ромашкой, чтобы успокоить душу. Накорми холод и умори голодом лихорадку. Прочти столько книг, сколько сможешь. Всегда выбирай мужество. Никогда не наблюдай, как горит другая женщина. Знай, что любовь – единственный ответ.