Управление
Часть 97 из 102 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Тюремные камеры как-то все походили друг на друга, даже если были по-разному оборудованы. Эта представляла собой клетку, как для дикого животного, и была одной из трех одинаковых камер, находившихся в большом побеленном подвале, в котором оставалось еще достаточно места, где могла бы собраться сотня людей, чтобы наблюдать за заключенными. К счастью, Хелена была единственной узницей, и место оставалось свободным: похоже, никто не собирался иметь с ней дело. Ее даже не допросили. Двое эсэсовцев всего лишь забрали ее, не сказав больше ни слова, не реагировали на вопросы Хелены во время поездки, поместили ее в камеру, заперли, а затем ушли. Чемодан забрали с собой.
Также и в это утро полоска дневного света упала на рассвете через узкое подвальное окно прямо на нары Хелены и разбудила ее. Она сразу же поднялась, села и уныло уставилась на окружавшие ее прутья решетки. Она озябла от ночной прохлады, у нее не было никакого одеяла, только пальто.
Нары, привинченные к подвальной стене, были с тонкой набивкой и покрыты резиной, которая крошилась по краям. Поверхность казалась такой грязной, что Хелена старалась как можно меньше прикасаться к ней.
Остальная обстановка камеры состояла из жестяного ведра с крышкой в углу и крана, из которого вода только капала. После прибытия, когда стало ясно, что ей придется провести здесь ночь, Хелена немного умылась, но не стала пить эту воду, хотя и испытывала сильную жажду и голод, поскольку от нервозности за весь день почти ничего не съела.
На следующий день около полудня молодой парень с соломенно-русыми щетинистыми волосами принес ей немного поесть, хлеб и суп. Он был в форме и с повязкой со свастикой на руке, и он не сказал ни слова.
Ночью ей пришлось превозмочь себя и воспользоваться ведром. Затем она осторожно закрыла крышку и поставила ведро в самый дальний угол камеры, но все равно не было спасения от омерзительной вони, исходившей от него.
Во всяком случае, ей так казалось.
Вот и настал уже второй день. Странно – она была совершенно спокойна. Единственный вопрос, который ее занимал, заключался в том, как долго ей придется пробыть здесь, прежде чем что-то начнет происходить. Но в остальном… Она попыталась. И она сделала все возможное. Это немного утешало, даже если в конечном счете ничего не вышло. По крайней мере, она попыталась, по крайней мере, она сделала хоть что-то.
Из глубины, оттуда, где лестница исчезала в тени, время от времени доносились голоса. Этим утром их было больше, чем вчера, и они звучали более взволнованно и громко, пусть даже Хелена не могла разобрать ни слова. А еще казалось, что там работал телевизор: столь напыщенно звучали только дикторы еженедельных и ежедневных новостей.
В какой-то момент голоса там, наверху, в темноте, закричали все разом: «О-о-о!», как будто транслировался футбольный матч и только что забили решающий гол.
После они и вовсе не могли успокоиться. Накануне примерно в это же время приходил блондин, чтобы забрать пустую миску с ложкой, но сегодня он, похоже, не собирался это делать.
Внезапно раздался выстрел. Хелена вздрогнула, вынырнула из сумрачного полусна, в котором проводила бо́льшую часть времени, прислушалась. Что там произошло? Революция? Бунт?
Потом услышала звон бокалов и смех и поняла – там только что выстрелила пробка шампанского. Что-то праздновали.
И забыли о ней. Когда наступила ночь, миска все еще стояла на месте, в то время как вечеринка наверху была в самом разгаре. По зданию эхом прокатывался веселый смех, вниз проник сигаретный дым, запах пива – и аромат жареного мяса.
Хелена почувствовала сильный голод. Она не могла иначе, как встать, пнуть решетчатую дверь и изо всех сил начать трясти ее, ничего тем самым не добившись. Затем опустилась на корточки и осмотрела замок поближе, как уже делала накануне – и при лучшем свете, – но безрезультатно. Это не пароли угадывать, здесь поможет только подходящий ключ, ключ из металла. Без него она в ловушке как зверь, и останется в ней, не имея никаких шансов освободиться своими силами.
Она снова опустилась на нары и почувствовала себя неудачницей, а еще – грязной, липкой и жалкой.
А главное, у нее не было объяснения, что, собственно, произошло.
* * *
На следующее утро пришел Лудольф. Один.
Дым, запах пива и жареной еды за ночь исчезли. Вечеринка в какой-то момент закончилась, но когда, Хелена не заметила, и кому-то, похоже, пришла в голову идея все основательно проветрить.
Лудольф остановился в двух шагах от решетки и смотрел на нее отсутствующим взглядом. На нем был длинный черный кожаный плащ и, как обычно, никаких знаков различия.
Хелена выдержала его взгляд молча и неподвижно. Она тоже не знала, что сказать.
Наконец Лудольф вздохнул и произнес:
– Неужели ты действительно думала, что тот, кто может вывезти дезертира из страны, не сможет предотвратить побег жены?
Хелена почувствовала, как опускаются ее плечи, словно ослабевают под огромным весом.
– Он – любовь всей моей жизни, Лудольф, – произнесла она, внезапно охваченная безумной надеждой, что он поймет и войдет в ее положение. – Что я должна была делать?
– Я тебе скажу, что ты должна делать, – ответил Лудольф резким тоном, который сразу же разрушил все ее надежды. – Ты должна пойти со мной и выполнять свои обязанности как жена, мать и как немка. Все просто.
Она смотрела, как он достает из кармана пальто связку ключей.
– Как ты меня нашел? Что я сделала не так?
Он взвесил в руке связку ключей.
– Ты хочешь сказать, помимо того, что злонамеренно бросила своего мужа?
– Помимо того, да. – Хелена встала и приблизилась к нему. Она чувствовала, что он по-прежнему желает ее, несмотря ни на что. И знала, что именно это спасло ее от худшего. Но его физическая близость по-прежнему ей противна, была чем-то, что она выносила только с трудом. – Пожалуйста – теперь ты можешь мне все рассказать. Я не понимаю, и это сводит меня с ума.
Лудольф разминал в руке связку ключей, издавая металлический скрежет.
– На Центральном вокзале Берлина работает проект по распознаванию лиц с использованием компьютеров, – наконец неохотно начал он. – Данные поступают в большую компьютерную сеть в берлинском районе Лихтенберг, которая называется ТПИО. Система распознала тебя, и, когда увидела, что ты садишься в поезд, отличающийся от того, на который у тебя билет, она подняла тревогу. Было нетрудно выяснить, что на таком поезде можно добраться до Роттердама, откуда в этот же вечер должен отправиться корабль, где забронирована каюта для женщины, которой вообще-то не существует.
Хелена была ошеломлена.
– ТПИО? Проект доктора Данцера! Я работала над ним!
Лудольф удивленно поднял брови.
– Ну, тогда ты лучше меня понимаешь, как все работает.
– Но, – воскликнула Хелена, – как же пропускная способность? Ее же не хватит! Распознавание лиц – невероятно трудоемкое дело. Система просто не сможет их все обработать!
– Она это и не делает. Пока что наблюдение ограничивается списком людей, за которыми необходимо следить.
Хелена поняла.
– В котором я тоже числюсь.
– Конечно. Я с самого начала подозревал, что ты попытаешься последовать за своим Артуром в Бразилию.
Он сунул ключ в замок.
– Но теперь система будет расширяться. Еще немного, и она сможет следить за всеми немцами и в конечном итоге за всем миром.
Хелена насторожилась. То, как он подчеркнул слово «теперь», прозвучало несколько странно.
– Теперь? Почему теперь? Что это значит?
Лудольф отпер замок, открыл дверь камеры.
– Ах да. Ты же еще не знаешь. Война закончилась. Мы победили.
* * *
Лудольф отправился с ней в гостиницу, в которой сам уже переночевал, прежде чем пойти в полицейский участок сегодняшним утром, и отослал ее в душ.
Ее отпустили безо всяких церемоний и даже вернули чемодан. Тем утром дежурили всего несколько человек, и никто из них не выглядел достаточно трезвым, особенно когда они приветствовали Лудольфа: попытка сделать это молодцевато больше напоминала пародию.
А после на улицах: повсюду счастливые лица, смех, очевидное облегчение.
Война – окончена? Хелена все еще не могла в это поверить.
После того как она приняла душ и переоделась, Лудольф направился с ней в столовую и заказал ей большой завтрак. Они пришли поздно, столовая была почти пуста, и он выбрал такой столик, чтобы ей было хорошо видно телевизор, по которому транслировали кадры и объяснения произошедшего. Снова и снова показывали фотографии, запечатлевшие ядерный взрыв над Лондоном, уничтоживший центр города, Букингемский дворец, парламент и банковский центр, а также снимки Москвы, где Кремль оказался стертым с лица земли. Кадры были сделаны с нескольких самолетов, а также с земли, и разосланы всем правительствам и во все информационные агентства мира вместе с информацией о том, что новое оружие, которым теперь располагает Великий Германский рейх, называется Молотом Тора и обрушится на каждого, кто все еще верит, что способен не повиноваться немецкой воле.
В то же время, подчеркнул диктор, правительство Германии выступило с щедрыми предложениями по заключению перемирия. Транслировали обращение Гитлера, где он заявлял, что хочет мира и всегда его хотел. Править миром никогда не было целью Германии и не является теперь, напротив, немецкий народ только стремился, да, ради собственного сохранения вынужден был стремиться к тому, чтобы занять отведенное ему место в великой семье народов, которого он до сих пор был лишен из-за подлых интриг отдельных людей. Кроме того, одно из основополагающих убеждений национал-социализма заключается в том, что каждый народ имеет право жить так, как ему хочется.
Правительство Соединенных Штатов первым согласилось на предложенное перемирие. В случае с Англией и Советским Союзом придется некоторое время подождать, поскольку эти два государства со вчерашнего дня были, так сказать, обезглавлены: в Англии умер король Георг VI, который, как известно, отказался покидать Лондон, а по поводу остальных членов королевской семьи пока царила неопределенность. Премьер-министр Черчилль хоть и находился в бункере, но бункеры, которые способны выдержать удар Молота Тора, еще не были построены. Жив ли Сталин, до сих пор никто не знал. Таким образом, эти две страны заняты выяснением, кто уполномочен говорить от их лица; однако первая реакция возможных кандидатов уже сигнализировала о согласии: бессмысленно, цитировали слова английского адмирала, сопротивляться такому насилию.
И снова взрывы. Вспышка, заставившая весь экран на мгновение побелеть, затем облако пыли грибовидной формы, которое все поднималось и поднималось, а о его неимоверных размерах можно только догадываться. На аэрофотоснимках взрыва над Англией на долю секунды появилось освещенное русло Темзы и стало понятным, насколько огромно это облако и какой чудовищной, да, совершенно неземной силой обладал взрыв, поистине, как кулак Бога, опустившийся на землю.
– Я помогла этому случиться, – потрясенно вырвалось у Хелены. – Я взломала доступ к американскому компьютеру, на котором находились планы.
Лудольф неодобрительно посмотрел на нее.
– Что ты такое говоришь? Бомба разработана немецкими учеными.
– Да. Но только немецкими учеными, бежавшими в США.
Он больше ничего не сказал, но Хелена видела, что он ей не верит. На что она даже и не обиделась, потому что и сама себе не поверила бы. На самом деле, такой поворот судьбы показался ей чистым издевательством, чем-то совершенно невозможным, и на мгновение она подумала, что все это ей только снится.
Диктор прервала постоянно повторяющийся репортаж, чтобы сообщить актуальные новости.
– Как нам только что стало известно, фюрер созывает большую международную мирную конференцию в Берлине. Американское правительство уже согласилось принять участие, как и генерал Жуков, нынешний главнокомандующий Красной армией. Кроме того, свое участие подтвердили: правительство Италии, правительство Японии…
Хелена отложила в сторону столовые приборы и опустилась на спинку стула. Она съела все, несмотря на ужасные кадры, потому что голод был сильнее, чем ужас, и теперь она сыта, что, как выяснилось, помогало справиться с отчаянием.
– Что будет дальше? – спросила она.
Лудольф пожал плечами.
– Ну, несмотря на все разговоры о мире и самоопределении народов, фюрер, конечно, будет диктовать свои условия…