Унтер Лёшка

Лёшка стоял среди наваленных ивовых плетней на валу, накрывшись с головой епанчой, и прижимал к себе свой дорогой штуцер. Дождь шёл уже третий день, и раскисшая глина облепила сапоги, сделав ноги пудовыми. Нести свою сторожевую вахту у внешней параллели нужно было ещё часа три, затем их должен был сменить первый плутонг Сорокина, а ему со своими людьми предстояло поискать сухое место для отдыха и приготовления пищи.

Вот уже две недели егеря стояли на охране инженерных работ, защищая своих сапёров от нападений осаждённых. Больших баталий за всё это время не было, так, отбили пару небольших вылазок и сами в ответ наскок сделали, показывая врагу, что не дремлют и держат свой порох в ружьях сухим. Воевать в такой грязи было тяжело и тоскливо. Да и вообще вся эта осада затягивалась, и было ясно, что если они не успеют взять крепость до затяжных осенних дождей, то армии здесь придётся всё бросить и потом уйти на зимние квартиры, как говорится, «несолоно хлебавши». Столько трудов и жертв в этом случае будут напрасны, ну а турки в таком случае непременно запишут себе победу в обороне Бендер…

Вечерело. Из траншеи выбрался десяток облепленных с головы до ног грязью сапёров, а на смену им в глубокие минные ходы спускалась уже очередная рабочая вахта.

– Э-эх, скорее бы сушь настала, если непогода не прекратится, то все труды здесь наши напрасными будут, – с тоской в голосе высказал свою кручину Лёшке чумазый сапёрный капрал. Он вылезал из минного хода самым последним и теперь обмывал своё грязное лицо из лужи.

– Обваливается там всё у вас? – глядя с сочувствием на бедолагу сапёра, спросил Лёшка.

– Да, плывёт всё, удержу просто нет! – ответил с горечью сапёр. – Мы-то ходы укрепляем, подпираем их там брёвнами да распорками, а они всё сыплются, у меня вон двух ребят завалило намедни, один так и задохнулся насмерть. Если и завтра так дождь лить не перестанет, то считай, что всё заново начинать придётся, ладно хоть пороха в ходы ещё не натащили, а то бы весь там за эти дни засырел.

В это время в стороне османского вала вдруг мелькнули тени, громко заорал Потап, и затем грохнуло несколько фузейных выстрелов.

– Никак вылазка! – всполошился сапёр и схватился за здоровый кол.

– Тревога! – что есть мочи заорал Лёшка и крикнул Игнату: – Быстро в наше расположение беги, поднимай ребят, кричи: османы большими силами с валов наступают! – а сам сбросил епанчу прямо в грязь и прицелился в голосящего визгливым голосом турка, призывающего своих воинов быстрее карабкаться к русским на вал.

Щёлк! – щёлкнул кремень курка, выбивая искры об огниво, но выстрела не было – осечка! Лёшка взвёл курок снова и снова выжал спуск – всё было безрезультатно. Как бы он ни старался беречь оружие от сырости, но, видно, порох на полке всё-таки уже отсырел, и теперь нужно было время для перезарядки, а его-то как раз таки сейчас и не было. Первый десяток турецких воинов уже карабкался вверх по валу. Алексей выхватил оба пистолета и разрядил их в толпящихся внизу. Бабах, бабах! – оба пистоля отработали как положено, а внизу заорали и завыли. Лёшка схватился за шпагу и отбил удар сабли первого выскакивающего наверх турка. Хлоп! – и пришедший ему на помощь сапёр свалил противника прямо в ров ударом огромной деревяшки. Часть наступающих в это время принесёнными с собой кирками и лопатами заваливала нарытые минные шахты, а по приставным лестницам облепленная налипшей грязью всё лезла и лезла вверх турецкая пехота.

– Не сдюжим, – понял Лешка, собираясь дать команду своим на отход. Слишком мало было сил их сторожевого плутонга на этот участок вала и траншей.

– Ура-а! – раздалось сзади, и в вылезающих на вал османов ударил в штыки поднятый по тревоге второй гренадёрский батальон подполковника Дурнова.

Запал у турок разом пропал, и теперь они, чавкая ногами по грязи, старались убраться побыстрее обратно к себе в крепость.

– Людей нужно срочно спасать, откапывать робят нужно! – суетился внизу рва сапёрный капрал, разбрасывая киркой глину с заваленного входа минной шахты.

– Подсобим сапёрам! – крикнул своих егерей Лёшка, тоже отбрасывая раскисшую глину лопатой.

– Задохнутся ведь солдатики, быстрее, братцы! – всё причитал капрал, яростно, как зверь, работая своим орудием.

Через десяток минут вход в шахту удалось расчистить, и на Божий свет выбрались саперы, волоча за собой придавленного землёй товарища.

– Спасибо, братцы! Дай бог вам здоровья! Благодарствуем, робяты! – слышалось от спасённых. – Не бросили нас егеря-соколики!

Весь плутонг после сдачи вахты возвращался в свой лагерь мокрый и облепленный грязью от сапог аж до самой макушки. Но самое главное, что все сегодня были пока живы. А дождь сверху всё лил и лил…



Русские батареи вели непрерывный огонь по турецким укреплениям, и из-за продолжительной осады, тянущейся гораздо дольше запланированного, у артиллерии уже начал ощущаться недостаток боеприпасов. Снаряды снова стали экономить и даже объявили вознаграждение за собранные на поле ядра. Ушлый Потап с пронырливым Федькой умудрились так заработать аж по два гривенника. Но всё равно всего этого было мало, и обозные команды начали подвоз новых боеприпасов из Хотина, Аккермана и Килии. Потребность в порохе и снарядах была такая высокая, что все генералы и штаб-офицеры армии, имевшие при себе лошадей, отдавали их для организации подвоза. Только 3 сентября, чтобы скрыть подготовку генерального штурма, обстрел крепости усилили до прежних 600 выстрелов в сутки.

Ночью была взорвана первая мина, заложенная под гласиром – пологой земляной насыпью перед наружным рвом крепости. Турки, всполошившись, сразу же бросились в атаку, но были отбиты картечью и штыками. Бой был очень жестокий. Противник понёс большие потери, урон русских войск составил тоже более 350 человек. В ночь на 6 сентября была взорвана ещё одна мина, и её огромная воронка была сразу же занята и стала очередным русским укреплением перед крепостью.

Обе стороны готовились к последней решительной схватке. Командующий турецким гарнизоном Эмин-паша, ставший им после смерти прежнего сераскира, взял клятву со своих солдат драться до последнего. Русский командующий решил начать генеральный штурм в ночь с 15 на 16 сентября 1770 года.





Глава 4. Штурм




Сменившись с охраны минных ходов, плутонг Егорова харчевался разваренной пшеничной дробленкой, размоченными сухарями и варёной кониной. Мясо перед штурмом не жадничали и выдали его каждой артели аж по десять фунтов. Хорошо в котле оно развариться ещё не успело и было на вкус весьма жестковато, но солдатики не жаловались, и это было хорошо. Теперь вовсе было непонятно, когда удастся поесть и удастся ли кому-то вообще. Расположенные недалёко от лагеря батареи били в сторону крепости не умолкая, и рёв от пушек стоял оглушительный.

– Вон пушкари как стараются, – кивнул на мелькающие у орудий фигурки Федька. – Сегодня, похоже, все ядра запульнут и тогда уж опять без работы останутся, а ну как не удастся турку сейчас взять, а мы тут без орудийного припаса?

– Да тебе-то что, Цыган, с того, вам же с Потапкой и хорошо будет с тех пуляний, – усмехнулся Карпыч. – Снова вон ядер наковыряете в поле и опять при своём барыше останетесь.

– Не-е, – покачал головой загорелый до черноты егерь. – Надоело уже тут ковыряться и на месте сидеть тоже надоело, скучно мне здеся, дядь Вань. Пора бы уже крепость брать и к своим на Дунай опять двигать. Загостились мы уже лишнего тут.

– Это да… – вздохнул пожилой егерь. – Вроде и одно дело со всеми тут вместе делаем, а всё равно для всех как чужие мы здесь. Пётр Ляксеич, что слышно-то, с кем на нонышней приступ пойдём?

Лёшка отложил в сторону свою пулелейку и посмотрел на Карпыча.

– Наш егерский батальон поддерживает третью колонну Миллера, через часика два, как совсем стемнеет, думаю, начнём уже выдвигаться на позиции, так что пока есть время – готовьтесь братцы.

Макарыч глубоко вздохнул, перекрестился и пробормотал:

– Опять на самом острие пойдём. Только бы эти мины хорошо сработали, страсть ведь сколько в те ходы сапёры пороха натащили, ужасть просто!

Действительно, все последние дни в основной минный ход, идущий к главному крепостному рву, русские сапёры стаскивали сотни пудов пороха. Именно их и охраняли егеря Кутузова от турецких вылазок, им же теперь и предстояло вместе с гренадёрами пройти по той бреши, которую должен был пробить в турецких укреплениях гигантский взрыв.


Лёшка, отлив очередную пулю в своей пулелейке, бросил её остывать на песок, а сам взял с углей чугунную посудинку с деревянной ручкой и начал осторожно заливать из неё свинец в формочку. Его штуцерная пулелейка, похожая чем-то на клещи, с двумя одинаковыми половинками-формами, отливала лишь по одной пуле, которые ещё потом нужно было долго шлифовать, убирая задиры. И на всё это требовалась ему масса времени. С фузейными и пистолетными круглыми пулями всё было гораздо проще, поэтому налили их фузилёры уже от души. У каждого солдата были свои штатные пулелейки, состоявшие из двух половинок на дюжину форм, позволявшие отливать в них пули быстро. Да и такой тщательной обработки, как для капризного штуцера, такая круглая пуля не требовала.

– Господин сержант, а правда, что тому, кто на главный вал первым поднимется, нашим командующим аж сто рублёв денег обещано? – спросил самый молодой солдатик плутонга Савушка.

– Правда, – кивнул Лёшка. – А офицеру следующий чин вне очереди обещан, – и выбил на песок очередную пулю.

– Сто рублёв, сто-о! – аж закатил глаза Сава. – Это ж можно батеньку выкупить у нашего барина, а он потом на своём извозном промысле и матушку с сестрёнками да братишками из крепостных ведь вытянет.

– Ты на том валу проживи хоть немного для начала! – охладил парня Карпыч. – Думаешь, тебя турка ждать там будет, пока ты свои целковые считать будешь? Говорят же тебе, там целая тьма отборных янычар нашего приступа ждёт, а это ещё те оторвы, я тебе скажу! Ты вон лучше штык свой наточи поострее, чем без дела тут сидеть и лясы впустую точить.

– Так точил же, – покраснел Савушка. – И пули наделал с запасом, и патроны на все заряды накрутил. Давайте я вам, Иван Карпыч, помогу, – и он взял из мешка добрую пластину свинца.



В девять вечера объявили общее построение по батальонам. Основной удар планировалось наносить после подрыва гигантской мины. Главные ударные силы русских были разделены на три штурмовые колонны. Во главе каждой из них двигались гренадёры полковников Вассермана, Корфа и Миллера. В резерве колонн, второй волной, шли мушкетёры, а рассыпным строем перед всеми ними – полковые охотники и егеря. На правом фланге готовились к рывку войска генерала Каменского, на левом – графа Мусина-Пушкина. Остальные войска должны были поддержать атакующие колонны в случае их успеха. Артиллерия под командованием генерала Вульфа усилила и без того мощный огонь, орудия били непрерывно, пушки раскалились и полуголые артиллеристы, все в поту, саже и копоти, обливали их, охлаждая, и беспрестанно чистили банниками стволы.

Лёшка стоял в рассыпанной цепи егерей перед гренадёрской шеренгой и вглядывался перед собой в громаду Бендерских укреплений.

Страшно, как же страшно воевать в этом времени! Это не тот далёкий век, где цель была в основном в виде крошечной фигурке на мушке или же вообще в оптике прицела. Нет, тут резались на штыках и саблях, глаза в глаза, штыки в штыки, а стреляя во врага в упор, ты воочию видел, как из него летят кровавые брызги.

Гигантской силы взрыв, раздавшийся впереди, хлестнул ударной волной замершие в ожидании команды шеренги, многие в них попадали на землю и загомонили. Самого Лёшку, сидевшего в ожидании на корточках, волна резко толкнула на землю, и он, сидя, прикрыл голову штуцером, а с неба падали камни, галька и песок, поднятые вверх «глоб де компрессион» (буквально – «сдавленный шар») направленным взрывом из заряда весом в 400 пудов пороха. Этот направленный взрыв завалил огромный оборонительный ров перед турецкими бастионами и построил импровизированный мост на крепостной вал.

Войска пошли в атаку. Турки открыли сильный огонь, но стреляли они в темноте плохо. Видно вокруг было отвратительно, и так-то наступала тёмная южная ночь, а ещё и в воздухе до сих пор стояла пелена пыли, поднятой гигантским взрывом.

– Быстрее, быстрее! – торопил своих егерей Лёшка. – Не стоять на месте! Выстрелил – отскочил в сторону, чтобы он на вспышку в тебя в ответ не пульнул!

Всё было и так по сто раз обговорено, но он по себе знал, как важно слышать в бою уверенный голос командира. А из-за спины слышался мерный топот штурмовых колонн и команды гренадёрских офицеров.

– Егоров, за мной! – крикнул пробегающий рядом с десятком егерей Кутузов, и Лёшка рванул что есть сил за ним.

Первыми на вал они влетели с ним вместе. Всё было как в каком-то замедленном кино, Лёшка действовал как на автомате, мозг просто не успевал осмысливать всё то, что делало его тело, запечатлевая всё вокруг какими-то рваными обрывками. Выстрел в упор в набегающего турка, перехваченным за дуло штуцером он, как дубиной, ударил подскакивающего и что-то истошно орущего воина в светлом тюрбане. Тяжёлый приклад ударил его в середину лица, там что-то противно хрустнуло, а перед Лёшкой уже был новый враг, норовивший его срубить саблей. Лёшка уже никак не успевал отбить её, но янычар вдруг переломился пополам и упал навзничь – чья-то пуля нашла врага. Перед Лёшкой выскочил Савушка с дымящейся из ствола фузеей и что-то проорал ему задорное. Внезапно его ноги подкосились, и он, как-то так по-детски удивлённо и обиженно глядя на Алексея, завалился на бок.

Кутузов отбивался шпагой сразу от двух врагов, Лёшка закинул бесполезный штуцер за спину и выхватил одновременно оба пистолета. Бах! Бах! – один соперник майора пошатнулся и, прикрывая раненый бок, медленно отступил назад, а прямо в ноги Алексею упал подбегающий с каким-то флажком на древке копья здоровенный турок.

– Вал наш, вперёд, ребята! – заорал Кутузов и побежал вперёд, а за ним катилась волна уже подоспевших гренадёр. Полковник Миллер возглавлявший колонну был убит и солдат возглавил подполковник Репин. С валов ожесточённая схватка постепенно начала переходить на улицы и дома внутри крепости.

– Плутонг, стой! – скомандовал Лёшка. – Заряжай! Огонь в двух шеренгах, по готовности!

Позиция ведения огня с валов была идеальной! Гренадеры, скатившись с вала, бились теперь в рукопашной с подоспевшим к месту прорыва турецким резервом, и противника теперь можно было поражать меткими выстрелами на выбор.

Хлоп! Хлоп! Хлоп! – раздались одиночные выстрелы успевших перезарядить фузеи. Первая шеренга била с колена, а вторая – стоя. Егерская фузея была короче мушкетёрской, быстрее заряжалась, да и навык обращения с оружием у егерей был на порядок выше, чем в строевых ротах, поэтому темп стрельбы поднялся до четырёх, а у кого-то даже и до пяти выстрелов в минуту. Пока стрелки выпустили по десятку пуль, Лёшка сделал только один-единственный выстрел – в того, самого дальнего турецкого офицера, что истошно выкрикивал команды из-за спин своих солдат, прикрываясь перевёрнутой повозкой. Осман, размахивая булавой с каким-то хвостом на ней, чуть вышел из-за укрытия, и Лёшка плавно выжал спусковой крючок. Того аж развернуло ударом пули, и он упал на руки двух своих телохранителей. «И то хлеб», – подумал Лешка, вколачивая очередную пулю в дульный срез.

Гренадёры отбили натиск османов и погнали дрогнувшего врага в кривые улочки крепости. К нему постоянно подходили подкрепления, снятые с других участков крепостных стен и валов. И схватка опять приняла ожесточённый характер. Драться приходилось буквально за каждый дом, баррикаду и метр улицы, но наши воины прорубали себе дорогу к главной цитадели. Части прорыва начали получать подкрепление извне. Всё новые войска через пробитые валы и бастионы вступали в Бендеры. Вторая волна мушкетёрских полков укрепила гренадёрские порядки, и русские усилили свой натиск.

Лёшка подхватил фузею, выпавшую из рук Ермолая, турецкая пуля пробила насквозь его плечо, вырвав огромный кус мяса на вылете. Кость у егеря не была сломана, а вот кровь сейчас шла очень обильно, ещё минут десять, и если её не остановить, то Ермолай однозначно покойник. Они с Макарычем привалили солдата к стене дома, положив ему под поясницу какую-то валявшую тут же тряпичную рухлядь.

– Держись, ты только держись, Ермолка, мы тебя не бросим, не боись! – успокаивающе внушал раненому Лёшка.

Взрезав кинжалом камзол и исподнее, он перетянул плечо узким кожаным ремешком как можно туже над раной, а саму её пролил водкой, присыпал сушёным тысячелистником и затем плотно перебинтовал рулончиком бязи.

– Макарыч, ты давай беги к нашим, а я сейчас, две минуты и тоже за тобой поспешу! – капрал кивнул и бросился в ту ближайшую кривую улочку, откуда сейчас слышался рёв битвы.

– Ну всё, держись, Ермолай, через пару часов, если мы к тебе не подоспеем, ты сам вот этот ремешок сними, это чтобы рука без крови не отмерла, и вот ещё, на тебе, хлебни сам, – и Лёшка влил ему несколько добрых глотков водки в горло. – От шока на поле боя – самое то!

Лёшка подхватил егерскую фузею раненого, перезарядил её и рванул вдогонку за своим плутонгом.

Почти вся пехота армии приняла участие в сражении. Панин был опытным военачальником, и, бросив основные силы в прорыв, он позаботился также о тыле и о своих флангах. В траншеи были посажены спешенные карабинеры, гусары и казаки, волонтёры и нестроевые из обозных команд, все, кто не принимал участие в непосредственном штурме крепости, заняли окопы. Именно это и спасло русскую армию, когда всё рассчитавший Эмин-паша бросил в отчаянную вылазку на левый фланг свой отборный полк янычар и более чем полторы тысячи такой же отборной конницы. Турки порвали первую нить обороны русских и начали заходить штурмующей армии в тыл. В траншеях закипела отчаянная битва. В это время с валов опасность увидел полковник Фелькерзам и бросил своих егерей на защиту русских позиций. Его примеру последовали и другие командиры. Генерал Эльмпт собрал все те силы, что были расставлены вокруг крепости, и тоже кинул их на прорвавшегося противника. Канониры развернули пушки с задней параллели и открыли огонь по нападающим в упор, ближней картечью. Турки были атакованы со всех сторон, дрались они отчаянно, но замысел их командующего провалился. Видя, что вылазка не удалась, османы попытались прорваться в сторону Аккермана, но было уже поздно. Их конницу истребили всю, часть же пехоты захватили в плен, а основную часть уничтожили.

Лёшка всего этого не знал и прорывался со своим подразделением по узкой улочке к центру города, где высилась главная цитадель крепости. Улицу пробивали штыками гренадёры и мушкетёры строевых рот, а егеря их поддерживали своим жалящим и метким огнём.

– Сержант, угомоните тех вон, в доме, моих вон пятерых уже из него завалили, – проорал в грохоте боя высокий капитан в гренадёрской форме, указывая на большой кирпичный дом, стоявший на повороте улочки. Из его узких окон, как из крепостных амбразур, часто били турецкие мушкеты и фузеи. А перед этим домом уже лежали мёртвыми или корчились в муках с десяток русских солдат.

– Да бьём, бьём, вашблагородие, – ответил ему в сердцах Лёшка. – Только они же укрыты больно хорошо, не подстрелишь их просто, так, как в поле. У вас гренады-то хоть есть с собой? – и он с надеждой посмотрел на офицера. – Сейчас бы в окна закинули, а там бы уж перекололи всех.

– Да откуда?! – махнул рукой капитан. – Ещё в шестьдесят третьем их особым указом за ненадобностью отменили. Да-а, а сейчас бы они пригодились тут нам.

– Ладно, тогда делаем так, – прокричал в грохоте боя Егоров. – Вы со всеми своими гренадёрами и с мушкетёрами откатитесь пока что немного назад и перезарядитесь все. От ваших сотни-другой выстрелов толку тут будет, конечно, немного, но вы хотя бы отвлечёте на себя этих! – и он кивнул на дом. – А мы с егерями попробуем туда с бокового хода пробиться. Как вы только услышите в доме крики и пальбу, так сразу же бросайтесь в атаку и поддержите нас там, ну и по улице дальше, конечно, тоже бейте. И ещё, как зарядитесь все, то вы побольше суеты на улице наводите, «ура» кричите, залпами бейте в окна. В общем, отвлекайте тут турку на себя! И все пистоли, что у вас есть, отдайте нам на время, они тут вам всё равно уже ни к чему, а нам в здании накоротке – в самый раз там будут.

Капитан согласно кивнул, вытаскивая из-за пояса два своих пистолета.

Лёшка собрал возле себя всю команду и объяснил им предстоящую задачу. Под его началом было всего двадцать три человека. Двоих старичков – Карпыча и Макарыча с лучшим стрелком команды штуцерником Егором Лёшка оставил на улице с гренадёрами.

– Вы нам тут нужнее будете, братцы, у вас глаз верный и рука на быстрый бой набита лучше, чем у всех, а уж тем паче, чем у этих строевых. Так что хоть парочку защитников дома выбейте каждый из своих фузей, да и Егор, глядишь, кого-нибудь тут тоже подстрелит. Главное, сделайте так, чтобы турки в окна поменьше таращились.