Умирать не больно

Слова давались с трудом, потому что доктор Сивер ничего не произносила. Она ничего не спрашивала, просто молчала, давая словам упасть в тишину.

Так зачем я стараюсь их произнести?

Лучше не станет.

Ной солгал.

Я скрестила руки на груди, решив держаться до самого конца. Ведь я начала. Значит, нужно закончить.

– Он держал нас в клетке. В старой мерзкой клетке с ржавыми прутьями и грязной соломой на полу. – Пришлось перевести дыхание и сжать левую ладонь в кулак, чтобы отогнать слезы. – Я просила отпустить Джорджи. Она же не была ему нужна – все дело во мне, не в ней… Во мне и в моих показаниях. И я… но он… он сказал, что прежде мы сыграем с ним в одну игру.

Я сжала пальцы сильнее и почувствовала, что ощущаю физическую боль, а не душевную. Хорошо. Это лучше. Лучше быть в реальности, чем там, в прошлом. Это мое волшебное место, где воспоминания – всего лишь воспоминания и не могут причинить настоящую боль. Я хочу от них избавиться, но не могу, потому что они о Джорджи. Последнее, что я о ней запомнила, последние дни, проведенные вместе. И если я избавлюсь от них, это будет сродни предательству. Да, они терзают меня, потому что всегда со мной, но они мне нужны. Они часть меня.

– Что это была за игра? – нарушила молчание доктор Сивер.

– Пытки. Он хотел отплатить мне за то, что с ним сделали в тюрьме. Он творил со мной всякие вещи и… он резал… меня. – Я с трудом закончила предложение. Дыхание оборвалось.

– Кая, если хочешь, мы можем отдохнуть.

– Все в порядке, доктор Сивер, вы ведь хотели услышать это. О том, как Стивен вырезал на мне букву своего мерзкого имени. – Я непроизвольно накрыла заветную татуировку под грудью. Ткань куртки была гладкой, но под ней я чувствовала кожу, горящую огнем. – Как он сломал мои пальцы, чтобы я не сопротивлялась. Это была адская боль, а у меня даже не было волшебного места… – Я сделала глубокий вдох. Мой язык распух в горле. – Но все равно… – вдох, – когда он вернул меня в клетку… У меня уже был план. Я хотела… Я хотела… Я…

Я слишком увлекалась тем, что пыталась отомстить доктору Сивер страшным рассказом, поэтому не почувствовала, как подкрадывается приступ. И вот я упала на пол.

Я услышала звон битого стекла и голос доктора Сивер:

– Кая! Кая Айрленд!

Я хотела сказать ей, что таблетки лежат в кармане куртки, но не смогла. Схватилась за горло, пытаясь вдохнуть. Язык не двигался. Я не могла управлять своим телом, когда руки скрючились, а сквозь ноги прошел болезненный удар тока. Не могла потушить огонь, который тек по телу. Я видела только перекошенное лицо доктора Сивер.





* * *


Декабрь, 2012

Я откашливала кровь на солому, а Джорджи обнимала меня за плечи и ревела, будто маленькая сирена.

– Кая! Кая! Что с тобой?! Что с тобой?!

Я хотела сказать, что все нормально, но мысли смешались. Полная каша. Во всем этом хаосе осталась лишь ослепляющая, невыносимая боль, из-за которой отнялся язык. Я даже не могла попросить Джорджи перестать плакать.

Она должна перестать.

Должна перестать.

Пусть она окажется в темном зале кинотеатра, пусть представит, что я сижу рядом; пусть Джорджи думает, что я смотрю мультфильм вместе с ней, ведь когда она оборачивается и что-то шепчет мне на ухо восторженным голоском, я умудряюсь кивать, не открывая при этом глаз.

Пусть Джорджи будет там, а не здесь.

Я упала лицом в солому. Боль уже приелась, как надоедает одна и та же мелодия по радио, которая играет изо дня в день. Раздражает. Боль сосредоточилась в каждой ранке: в груди, в правой руке, где-то еще. Боль взрывается фейерверками. Поэтому я едва соображала, что должна сделать. Я уже сказала Джорджи: когда Стивен придет, она должна будет бежать, когда я скажу. Мне плевать на то, что он со мной сделает. Он все равно меня не отпустит. А вот Джорджи я вытащу, несмотря ни на что. Эта мысль успокаивала, стоило только представить, как сестра оказывается дома рядом с мамой и папой. Но без меня.

Пока я размышляла над этим со скоростью улитки, Джорджи убрала влажные волосы с моего лица. Я благодарно сжала ее пальчики левой рукой. Такие крохотные и холодные, что мне страшно. Сквозь тело прошла дрожь, когда Джорджи наклонилась и поцеловала меня в лоб, будто это она моя старшая сестра.

На несколько минут я провалилась в небытие, а когда с трудом открыла глаза, Джорджи все еще сидела рядом, подтянув колени к груди, и смотрела на меня. Она никак не отреагировала на мое пробуждение – просто смотрела спокойным взглядом. Она тоже устала. Устала сидеть в темноте и бороться со страхом и неведением. И кажется, она уже знает, что должно случиться. Умненькая младшая сестра.

Я с трудом села и положила руку на ребро. Кровь пропитала повязку, которую любезно наложил Стивен. Правая рука неподвижно лежала на полу. Шевелить ею было страшно. Пока боль спит, я могу обдумать последовательность действий.

Но времени не было. Я не успела ни на чем сосредоточиться – к клетке, будто почувствовав, что я проснулась, подошел Стивен. Он больше не осторожничал, потому что знал, насколько я слаба. Но он не знал, что мне хватит сил, чтобы его отвлечь. Тогда Джорджи уйдет.

Она подняла голову, будто прочитав мои мысли. В уголках глаз собрались крупные слезинки, а затем скатились по щекам. Я хотела броситься к ней и обнять. Утешить. Заплакать. Я бы сделала это, если бы не чувствовала, что почти умерла.

Стивен возился у двери с подносом с едой. Кормежка всегда проходила у него по расписанию – явно привык к тюремным распорядкам. Пока он гремел алюминиевыми мисками, я облизала пересохшие губы с засохшей кровью и шепнула Джорджи:

– Маме и папе ни слова. – Ее глаза расширились, словно она собралась возражать. Я не позволила: – Они никогда не узнают, что здесь случилось, ясно? – Когда губы Джорджи начали дрожать, потому что она все поняла, я положила левую руку ей на шею, зарылась пальцами в грязные всклоченные волосы и строгим шепотом сказала: – Ни слова, Джорджи. Они не должны знать, что здесь случилось.

Если они узнают, как он измывался надо мной, что он со мной делал, мама не выживет, а папа…

Поднос опрокинулся. Джорджи вздрогнула и прижалась ко мне, словно крохотный птенчик. Я обернулась, наполняясь страхом до самых краев сознания. Клетка начала сжиматься, шаги Стивена гулко стучали в голове.

Стивен поднял голову, насмешливо взглянув на лампочку над клеткой, затем опустил взгляд на меня.


– У тебя действительно такой белый цвет лица или проблема в освещении? – Я сделала вдох, продолжая игнорировать его издевательства. Стивен продолжил: – Ты выглядишь словно ходячий мертвец. – Он неодобрительно покачал головой, цокая языком. – Так дело не пойдет.

Я хотела сказать, что еще пара экспериментов, и я истеку кровью, но не сказала. Я посмотрела на Джорджи, повторив установку:

– Родителям ни слова.

Она кивнула, на лице – ужас. В огромных красивых глазах страх и понимание. Она осознала, что я предупредила ее только по одной причине: когда она выйдет из этой клетки, меня не будет рядом.

Меня уже не будет.

Стивен, как и следовало ожидать, вышел из себя:

– Будешь игнорировать? – До моего слуха донесся звон ключей. – Знаешь, а ведь я мог быть и нежнее! Но нет, от тебя не дождешься вежливости, мисс Айрленд! Так что имей в виду: во всем происходящем виновата только ты и никто больше. Это ты виновата в том, что я сделал с тобой и твоей сестрой. Да, Джорджи?

Она дернула головой на звук своего имени, но я ухватила сестру за подбородок. Она уставилась на меня не моргая, и я уставилась на нее в ответ.

Она должна бежать. Как только откроется клетка, я наброшусь на Стивена, а Джорджи сбежит.

На секунду я увидела, как это происходит, а потом реальность наполнилась скрипом железной двери и мерзким голосом Стивена:

– И Лили умерла из-за тебя. Я слишком разозлился, что она отправила тебе сообщение, потому случилось то, что случилось.

О чем говорит это ничтожество?

Я застыла. Ярость охватила меня.

Он сказал, что убил Лили из-за меня? Он думает, что сможет повесить на меня вину за?..

Джорджи прижалась ко мне, обхватила руками за талию, сжав мое тело, испещренное незажившими рубцами, до боли. Ее крохотные плечи дрожали от страха и слез. Я позволила ей на секунду расслабиться, затем осторожно отодвинула от себя и покачала головой.

– Скоро, – шепнула одними губами. Она моргнула один раз, что означало «да».

Добившись необходимого ответа, я ухватилась за прутья клетки левой рукой и, опираясь на здоровую ногу, поднялась. Проглотила стон. Не хотелось смотреть вниз и видеть, как штанина на правой ноге превратилась в кровавую корку. Джорджи поднялась следом и прижалась к моему бедру. Думала, что я могу ее защитить.

Я сглотнула, пристально наблюдая за тем, как Стивен входит в клетку. Наконец-то, наконец-то он безоружен, уверен, что ему ничего не грозит и я бессильна. Да, я бессильна, но все равно смогу свалить его на пол. Я должна что-то сделать, пока еще могу двигаться, а у него нет ни дубинки, ни электрошокера – ничего.

Джорджи подняла голову и посмотрела на меня, но я смотрела лишь на Стивена: на его отвратительный шрам, на руки, с которых он смыл мою кровь, на рубашку и джинсы из плотной ткани. Долгое время я изучала Стивена, как коллекционер, который изучает любопытный экспонат. Я изучаю его сейчас так, как изучает мясник кусок мяса. Без предупреждения стены клетки вновь начали сжиматься вокруг меня. Чтобы они прекратили движение, я двинулась сама – вперед к Стивену. Он мягким голосом заметил:

– Знаешь, а ведь это ты была виновата в смерти Лили, но в тюрьму посадили меня.

Джорджи ухватилась пальчиками за мою штанину и следовала, не отставая, к двери клетки. Там все еще стоял Стивен. Он с улыбкой произнес:

– И тогда ты была виновата, Кая, и сейчас будешь виновна в том, что случится с Джорджи. Да, малышка? – Он улыбнулся, опуская взгляд на мою сестру. Я не успела среагировать, как вдруг Джорджи издала странный писк и бросилась к распахнутой настежь двери.

Я сделала два поспешных шага, выкрикнув ее имя, но подавилась, когда Стивен схватил ее за шею и сильно сжал. Ее грязные пальцы вцепились в его белое запястье.

– Ты ничего не сделаешь ребенку, – дрогнувшим голосом сказала я. Стивен сжимал горло Джорджи, а казалось, мое. Он держал ее перед собой, а казалось, это я нахожусь в его грязных руках. Это в мою кожу он впивается ногтями, желая причинить боль.

– Я знаю, что ты задумала, мисс Айрленд, – с издевкой пропело чудовище человеческим голосом. – Я у тебя в голове, Кая, у тебя в голове.

Нет, нет, нет, – посылала я Джорджи мысленные сигналы, уставившись на нее немигающим взглядом. Ее карие глаза превратились в две блестящие стекляшки.

Мне действительно стало страшно, ведь если Стивен сдавит пальцы чуть сильнее, это будет конец. Ее слезы капали на его ладонь, но он даже не замечал. А если бы заметил, обрадовался бы сильнее.

Я прочистила горло и заявила уверенно:

– Ты ей ничего не сделаешь.

И его взгляд ответил «сделаю». На губах расцвела улыбка.

– Она очень на тебя похожа… маленькая копия тебя, мисс Айрленд.

У меня в голове была полная каша, мысли крутились, как карусель.

Страшно, страшно, до смерти страшно. Прошу Бога, чтобы с Джорджи ничего не случилось. За секунду успеваю подумать о маме и папе: «Хоть бы они поскорее нашли нас и спасли». Пусть папа найдет нас. Пусть он заберет Джорджи подальше от этого места. Пусть спрячет меня от Стивена. Пусть запрет его в пыточную камеру и сделает с ним то же, что он сделал со мной. Нет, я сделаю сама. Я сама возьму в руки нож и раскрою его тело на куски.

– Почему ты плачешь, Кая? – послышался любовный, наполненный нежностью голос. Стивен так удивился, что ослабил хватку. И Джорджи воспользовалась этим и вонзила в его запястье зубы. Вгрызлась в кожу так сильно, что по ее подбородку скатилась кровь.

Стивен заорал, а я, позабыв обо всем на свете, бросилась к ним. Опоздала. На секунду. На минуту. Годы. И вот уже Стивен с воплем схватил Джорджи за волосы и отодрал от своей руки. Прошла лишь одна секунда, и он со всей злостью впечатал голову моей малышки в прутья клетки. Эта секунда наполнилась криками и характерным хрустом ломающихся костей.

А затем секунда прошла, и Джорджи повалилась на пол.

Я, склонившись, в недоумении смотрела на ее тельце в грязной одежде. Почему она не кричит? Почему не плачет? Почему Джорджи не моргает?