Улыбка смерти на устах

А еще я установила, что в ее клинике работала медсестрой Ольга Мачникова.

И туда, в ту клинику, называется «Лечсанупр», на прием ходит наш режиссер Тучков!

Я все поняла! Он, лже-Клибанов, а в реальности Карагозин, и подруга его, Бобылева, — именно они пациентов той клиники вербуют в клуб самоубийц!

И я сейчас у них, в особняке.

Это поселок Листвянка, по Ярославке. Улица Тенистая, дом два. Срочно приезжай!!!»

И только тут Синичкин откликнулся:

«Уходи оттуда немедленно.

Ни о чем их не спрашивай.

Я скоро буду».

Из коридора послышались шаги на лестнице, поскрипыванье ступеней.

Римма бросилась к унитазу и спустила воду.

В дверь осторожно постучали.

— Римма, с вами все нормально?

— Да-да, все хорошо. Извините, я сейчас иду!

Шаги снова удалились, проскрипели по лестнице вверх.

Римма посмотрелась в зеркало, подкрасила губы, постаралась притушить азартный проблеск в глазах.

Вышла в коридор. За распахнутой дверью в цокольном этаже виднелся зал домашнего кинотеатра на десять персон. Запасного выхода из дома нет — а она бы с большим удовольствием, чтобы больше не пересекаться с хозяином, убежала с заднего крыльца.

Вздохнула и поднялась по крутой лестнице на первый этаж.

Карагозин (Клибанов?) безмятежно сидел на диване, уставившись в телефон. На журнальном столике перед ним дымились, исходили паром две чашки с чаем.

— Я взял на себя смелость за вами поухаживать, — обворожительно улыбнулся хозяин. — Сам я в столь позднее время пью обычно иван-чай. Прекрасно освежает, но не будоражит, как зеленый или цейлонский. Наоборот, спишь после него сном младенца. Воистину, наши предки, русские люди, были большие молодцы, что научились его использовать. Надеюсь, вы тоже, как и я, предпочитаете без сахара. Сахара я, извините, в доме не держу. — А потом, после успокаивающей сентенции — вдруг острый выпад. И глаза смотрят пристально, буравят: — Так что вам удалось выяснить по части убийства моей супруги?

— В сущности, особо ничего. А что вам говорят правоохранители?

— Ищут, — развел руками Карагозин-Клибанов.

А тут по лестнице, со второго этажа, стала спускаться дама. И, да, это была та самая Любовь Михайловна Бобылева, доктор медицинских наук. Одета она была стильно, но по-дачному, по-домашнему: хлопковый пуловер, розовые бриджи. Явление психиатрини очень не понравилось Римме, еще больше напрягло ее. Оно, это явление, как бы говорило: «Мы не хотим перед тобой, девочка, таиться!» А в каких случаях преступники принимают решение не таиться? Правильно: когда свидетеля решают убрать. На всякий случай Римма взяла свою сумочку с дивана и переложила ее на колени.

Однако выглядела Любовь Михайловна — само радушие.

— Риммочка, здравствуйте! Детективное агентство «Павел», я не ошибаюсь? Как ваши успехи в раскрытии убийства Порецкого? Вы ведь им занимаетесь, насколько я понимаю?

— Оно практически раскрыто.

— Вот как! — воскликнула докторица. — Поздравляю! — Она присела на диван напротив девушки, рядом с Карагозиным, бок о бок со своим полюбовником.

— Сделать тебе чаю? — вопросил ее мужчина.

— Да! С удовольствием! — И женщина переключила свое внимание на Римму: — Так кто же, как вы считаете, убил Порецкого?

Хозяин дома тем временем встал и отправился на кухню. Помещение располагалось за спиной Риммы, она не видела мужчину, и это дополнительно нервировало ее.

— Пока это тайна следствия, — любезно ответствовала помощница детектива.

— А какая связь между гибелью Порецкого и бедненькой Кристиной Карагозиной?

У Риммы прямо-таки на языке вертелось: «А это вы мне расскажите!» Однако она, сохраняя любезную мину, пробормотала:

— К сожалению, я не уполномочена давать какие бы то ни было комментарии по делу.

— Да вы не комментируйте! Вы хотя бы просто головой кивните! — Врачиха источала профессиональную любезность и милоту. — Что, неужели Порецкого и Кристину убил один и тот же человек?

— Не могу я это обсуждать.

— Но как вам удалось связать эти два преступления? Один умер в своей собственной квартире, в ванной, и, как вы же сами мне говорили, — возможно, был отравлен. А Кристиночка, бедняжка, — ее зарезали во время пробежки, в лесу. Совсем ведь разные почерки у преступления — разве вы, сыщики, так не считаете?


— Никто не утверждает, что эти два убийства между собой связаны.

— Вот как? А почему же вы и тем и другим одновременно занимаетесь?

— А почему вас все эти дела так сильно интересуют? — огрызнулась Римма. Она не слышала, как там возится на кухне Карагозин, не слышала его шагов. Поэтому нервно оглянулась в сторону кухни. А оказалось — мужчина уже рядом. Он подошел к ее дивану — тихонько, почти неслышно. А в руках у него была на изготовку крепкая бельевая веревка. Римма дернулась и успела вскочить.





Паша




Давненько я так не носился на своей «бэхе». Несмотря на все мои увещевания в адрес Римки, мне почему-то очень остро подумалось: времени у меня мало. И надо спешить. Очень спешить.

Вечерний час пик вроде бы закончился, но все равно машины на МКАДе встречались. Я пришпорил своего конька-горбунка и поехал активно. Выгадывал свободные ряды и выжимал акселератор на полную, где только можно. Баварская красавица охотно слушалась меня и даже, кажется, удивлялась: почему мы давно не ездили с ней так стремительно! Стрелка спидометра билась в районе двухсот, я обходил попутные и страшно мешающие мне авто на Кольцевой, как стоячие, — и наплевать, сколько штрафов по итогам моей эскапады пришлют мне бдительные видеокамеры ЦОДДа.

Я свернул на Щелковское шоссе и попытался так же активно ехать и там, но двухполосная трасса, тянущаяся поперек гигантской Балашихи, была забита — поэтому я выскочил на встречку, презрев все сплошные, и погнал там. Видеорегистраторы — чепуха, лишь бы «гайцы» воочию не увидели мои полеты и не попытались остановить. Светофоры я тоже, как правило, проскакивал на красный — только смотрел внимательно, чтоб не влупил мне в бок какой автобус и, упаси бог, пешехода какого не задеть. Истерическое бибиканье со всех сторон стало звуком, постоянно сопровождающим мое движение. Наконец, левый поворот со Щелчка — и потянулась длинная однополосная дорога вдоль старых дач и воинских частей. Здесь я тоже обгонял по встречке.

В итоге доехал до места не за час тридцать, как изначально сулил навигатор, а за тридцать пять минут. Сколько свалится после этого на меня квитанций об оплате, я старался не думать. В любом случае Римка этого стоила. А мне отчего-то казалось, что она в беде.

К искомому дому на улице Тенистой, два в поселке Листвянка я подскочил на рысях. Понемногу смеркалось. Дом а-ля английский замок настороженно наблюдал за мной из-за высокого забора. Неподалеку на обочине притулилась «Киа». Возле капота курил носатый дядька. Завидев меня, он решительно отшвырнул окурок и подошел ко мне. Сказал гортанно:

— Вы Павел Сергеевич? Вы девушку — частного детектива разыскиваете?

Я не стал умничать, просто ответил:

— Да.

— Она зашла сюда, в дом, час назад. И до сих пор не выходила. И я там, внутри, какой-то шум слышал.





Римма




Карагозин-Клибанов попытался набросить веревочную петлю ей на шею, но она успела вскочить и защититься рукой. Петля скользнула по плечу и упала. В то же самое время девушка второй своей рукой залезла в сумочку. Когда она выходила из туалета, открыла на телефоне номер 112. И теперь нажала на «вызов».

Ее действия не остались незамеченными преступниками. Карагозин выбил сумочку из ее рук и отшвырнул ее. Однако Римма не выпустила телефон. Она слышала, что звонок пошел, и тогда размахнулась и бросила аппарат в высоченное окно гостиной. Мобильник, кувыркаясь, ударил в стекло. Издалека она услышала из трубки голос оператора. Но, несмотря на то что кидала она телефон изо всех сил — стекло он не разбил. Лишь ударил в него и упал на ковер гостиной. Бобылева бросилась к нему, подняла и нажала «отбой». А Карагозин в тот самый момент схватил с журнального столика высокую хрустальную вазу и обрушил ее на голову Римме. И в самый момент удара она услышала, как зазвонил-заразливался домофон.





Паша




Я нажал кнопку домофона. Звонок пошел, но внутри не отвечали.

Забор был очень высокий. Слишком. Тогда я подбежал к «бэхе» и подогнал ее вплотную к забору.

— Если не вернусь через десять минут, звони в полицию, — сказал я водителю. Грузин величественно кивнул.

Я оттолкнулся от порожка, залез на крышу авто. Потом подтянулся на руках на верхней кромке забора и перекинул через нее ноги. Передо мной расстилался двор, сплошь покрытый плиткой, и две машины, «Брабус» и просто «мерс», посреди него. Я повис на руках, прыгнул. Опыт службы в ВДВ сказался — хоть давненько я не дергал парашютное кольцо. Я спружинил на ногах, а потом завалился на бок. Вскочил, бросился к дому.

Навстречу мне выскочили двое. Мужчина и женщина, в возрасте примерно около пятидесяти.

— Стой! — крикнул я им. — Лечь на землю!

Из кобуры скрытого ношения я выхватил свой газовый «макаров» — хоть какое-то оружие, хоть напугать. Однако парочка не удостоила его вниманием. Они кинулись к черному «Брабусу». Я подбежал как можно ближе и стал стрелять. Но когда они были на вольном воздухе, я был слишком далеко и не попал. А когда они впрыгнули в машину и оказались под прикрытием автомобильных стекол — мой пугач их не брал.

Мужчина, видимо, нажал брелок — ворота стали медленно разъезжаться. Я стоял как раз на пути «мерса» и уходить не собирался. Выстрелил еще три раза — но без толку. «Брабус» тронулся и понесся прямо на меня. Я едва успел отпрыгнуть в сторону.

Но в ворота преступники проехать не смогли. Неожиданное препятствие преградило им путь. Прямо поперек дороги, боком, вдруг выросла «Киа», принадлежащая Вахтангу. «Брабус» затормозил и остановился. Из машины выскочил Карагозин и, матерясь, бросился в сторону машины таксиста. И тут он от меня не ушел. Мой выстрел, с нескольких метров, поразил его в шею.

Откуда-то донеслись вскрики полицейской машины. Они приближались.