Улыбающийся человек

Краем глаза я наблюдал за Сатти. Он растирал опухшие за день лицо, шею, плечи. Будто лепил себя заново. Все эти несколько недель, пока держалась жара, Сатти выглядел и пах хуже обычного. Казалось, он переживает некую личиночную стадию, которая преобразует его до неузнаваемости. Да мы оба менялись.

Мы выяснили, что комната 4Б, где жила Черри, сдавалась нелегально. Настоящая хозяйка здания страшно удивилась, что в каморке кто-то обитал. И хотя тот факт, что из канала выловили не Черри, принес некоторое облегчение, у нас не было никаких сведений о ней. Кроме примерного описания внешности и уличного прозвища.

Мы с Сатти ждали Карен Стромер у нее в кабинете. Она согласилась встретиться с нами, чтобы поделиться своими выводами об улыбающемся человеке, но я все равно нервничал. В памяти было свежо вчерашнее унижение.

Сатти перестал себя растирать и лениво пошарил в карманах. Ничего не найдя, вздохнул, взял со стола Стромер шариковую ручку и принялся ковырять ею в ухе.

— Ищешь, где включается мозг, Питер? — Стромер вошла в кабинет и закрыла за собой дверь.

Если Сатти и смутился, то ничем этого не выдал. Просто плюхнулся на свое место, почистил стержень ручки о край столешницы и сунул ее в другое ухо. Стромер обошла стол и села напротив нас. Меня она не удостоила взглядом, на Сатти тоже смотреть не захотела, предпочтя обращаться к пространству между нами:

— По понятным причинам разговор будет максимально кратким. — Она открыла папку с отчетом и поискала ручку. Сатти предложил ей свою, из уха, но она достала из кармана другую и что-то пометила в отчете. — Информации много, так что приступим. Итак, кадавр…

— Док, изъясняйтесь проще. Эйдан сегодня без словарика.

Стромер помолчала, потом продолжила:

— Мне давно не попадался такой удивительный объект исследования. — Она говорила сухим официальным тоном, будто речь шла не о теле человека. — Странностей столько, что не знаю, с которой начать…

— Причина смерти известна? — поинтересовался Сатти.

— Судя по предварительному анализу состава крови — полиорганная недостаточность.

Сатти неопределенно хмыкнул:

— Чем вызвана такая причина?

— Несмотря на намеренно глупую формулировку, вопрос не лишен смысла, Питер. Если одним словом — нет. Ждем результатов экспертизы, но, полагаю, в мягких тканях обнаружится токсин.

— Предполагаете отравление?

— Почти уверена, однако я не поэтому попросила вас прийти. — Она бросила взгляд в мою сторону.

Сердце у меня упало. Стромер обещала, что если найдет наркотики, то доложит начальству о попытке проникнуть на место преступления. А если прибавить к этому все события прошлой ночи и всплеск интереса ко мне со стороны Паррса, то ничего хорошего ожидать не приходится. К моему облегчению, Стромер сказала нечто совершенно другое:

— Знакомо ли вам понятие «дважды пропавшие»?

— Нет, — ответил Сатти.

— Это пропавшие без вести люди, об исчезновении которых никто не заявлял, — ответил я. — Их нет в базах данных. Их никто не ищет, а если обнаруживают мертвыми, без документов, то называют по предмету одежды или отличительной черте внешности… — Я замялся, припоминая нашумевшее дело, и наконец поймал на себе взгляд Стромер. — Девушку в дубленке помните?

— Да, яркий пример. — Стромер повернулась к Сатти. — В семидесятых годах где-то между Лондоном и Эдинбургом погибла девушка, которая путешествовала автостопом. Водитель-дальнобойщик, который видел ее последним, сообщил полиции, что она говорила с акцентом и назвалась Энн. Сбивший ее автомобиль так и не нашли. Более того, никто не заявил об исчезновении девушки, подходящей под описание: юная, пацанского вида. Известно только, что пломбы ей ставили в государственной клинике, а одета она была в длинную дубленку и джинсы с французским лейблом. Шла босиком… — Стромер помолчала. — Забавно, что запоминаются такие подробности. Каждый год регистрируются сотни таких смертей, и установить личность человека почти никогда не удается.

— Спасибо, достаточно, — прервал ее Сатти. — Я уже всю задницу отсидел.

— Просто хотела сначала убедиться, что вам знакомо это понятие.

— Ну как же, — отозвался Сатти. — Сонни и Шер[13].

Стромер кивнула:

— Да, хотя мне эти прозвища никогда не нравились.

Сонни и Шер — неопознанные трупы, обнаруженные во время моего первого года службы. Полуразложившееся тело женщины выловили из реки Эруэлл. Ножевых ранений у нее было столько, что после сотни патологоанатом перестал считать, а на голове остались обрывки черного мусорного пакета, которым ее душили. Поскольку труп проплыл по территории нескольких районов, ни один департамент полиции не хотел брать расследование на себя. В итоге было решено поделить нагрузку поровну, или, выражаясь по-новому, пошерить. Неизвестная, в итоге получившая прозвище Шер, не подходила под описание лиц, находящихся в розыске. Что было вдвойне удивительно, так как спустя несколько недель из этой же реки выловили труп маленького мальчика. Результаты тестов ДНК показали, что это мать и сын, поэтому его прозвали «сонни», «сынок».

Казалось невероятным, что об их исчезновении не знал никто, кроме убийцы. Не помогли ни рассылка фоторобота, ни объявление с просьбой о содействии в поиске информации, ни документальный фильм, показанный по телевидению. «Дважды пропавшие» будто исчезали с лица земли, и никому не было до них дела. Те, чьи трупы обнаруживали, но опознать не могли, словно бы сразу рождались безвестными.

— В розыск его точно не объявляли, — сказал Сатти.

— Все немного сложнее, — возразила Стромер.

— То есть?

— Я считаю, что этот человек изо всех сил старался скрыть свою личность.

— При нем ведь не нашлось документов? — вмешался я, пока Сатти не начал опять придираться к словам.

— И этикетки были аккуратно спороты с одежды. Но это далеко не все. У него удалена кожа с кончиков пальцев.

Какое-то время все молчали.


— После смерти? Бандитские разборки? — спросил Сатти.

— Судя по состоянию рубцовой ткани, операцию провели за некоторое время, возможно, даже за несколько лет до смерти. Причем, судя по хронологии событий, он сам решился на это. Не похоже на бандитские разборки.

— Операция, — произнес я задумчиво. — Значит, был врач, больница? Такое вряд ли делают в частных клиниках.

— Я говорю «операция» просто потому, что не знаю, как еще это назвать. Бандиты отрезали бы руки целиком. Или отхватили бы пальцы кусачками. Здесь все сделано профессионально и продуманно. И некоторое время назад, так что, скорее всего, добровольно.

— Добровольно… — повторил Сатти, будто впервые слышит это слово. — Видел я как-то чувака, который спалил себе пальцы зажигалкой. Хотел пройти через границу какого-то там Хреностана.

— Это совсем другое. При ожогах, порезах, попытках срезать кожу самостоятельно повреждаются глубокие ткани и остаются рубцы. И отпечатки пальцев просто меняются. Но в этом случае верхний слой кожи удалили и заменили.

— Чем?

— Это называется «пересадка кожи», Питер. Если тебе такое сделать, ты здорово помолодеешь…

Я подался вперед:

— Но зачем такое с собой проделывать?

— Действительно непонятно, с какой стороны ни посмотри… Даже если взять вора-рецидивиста, какой смысл? В результате такой крайне редкой операции он, наоборот, обзаведется уникальными отпечатками пальцев, если их можно будет так назвать.

— Значит, смысл в том, чтобы скрыть что-то не в будущем, а в прошлом? — подумал я вслух.

— Это одна из версий.

— Но у человека же, кроме пальцев, еще много чего есть, — заметил Сатти.

— Вот именно. У большинства людей вообще ни разу в жизни отпечатков пальцев не берут. И труп редко идентифицируют по ним. Гораздо чаще по зубам, — уверенно заключила Стромер.

— Дайте угадаю: наш приятель редко наведывался к стоматологу?

— Наоборот, очень часто. Свои зубы ему или удалили, или обточили под коронки. Голливудская улыбка, вы же сами видели. Так что зубы тут не помогут. И последнее про внешность. Кто обратил внимание на цвет глаз?

— Ярко-голубой, — ответил я. Хотя это был скорее глубокий синий.

— Хорошо. Но неправильно. Глаза у него были довольно приятного карего оттенка. Он носил цветные линзы. — Стромер сдвинула отчет ровно на край стола, похоже довольная тем, что мы, особенно Сатти, потеряли дар речи от удивления. — Еще у него была четвертая стадия.

Мы продолжали потрясенно молчать.

— Рака, — пояснила она.

— Четвертая — это ведь плохо, да?

— Пятой не существует. Метастазы расползлись по телу, как гниль. Но ни в желудке, ни в крови не обнаружилось следов обезболивающих. Его должны были мучить нестерпимые боли.

Сатти встрепенулся:

— Выходит, тому, с кем у него так некстати пересеклись дорожки, надо было всего-навсего немного подождать?

— Несколько недель. Если бы не все это, можно было бы сказать, что погибший обладал превосходными физическими данными. Никогда не видела таких натренированных ног. Как у бегуна-чемпиона или у танцора балета.

— Беззубый балерун с терминальной стадией рака и без отпечатков пальцев, — пробормотал Сатти. — Ясненько.

— Готовы к остальному?

Мы молча ждали.

— Эйдан, просветите детектива-инспектора, о чем пойдет речь? — По лицу Стромер нельзя было понять, радует ли ее, что я сейчас потеряю работу, или нет.

«Ну, давай уже», — думал я. Мне надоело попадать в собственные ловушки. Но вслух сказал:

— О стежках на брюках. В них что-то вшили.

— Есть предположения? — Стромер посмотрела мне в глаза.

— Нет, — ответил я.

— А что про это скажете? — Она достала из папки две фотокопии и протянула нам по одной.

Я не знал, чего ожидать. К счастью, это оказалась просто страница с текстом. Я присмотрелся к краю сфотографированного листка. Похоже, откуда-то вырванного. Всего два слова на иностранном языке.