Украденная невеста
Часть 44 из 49 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– А может, у тебя там совсе-е-ем ма-маленький? Может, Зойка тебя очень быстро забыла? Хоть бы раз твое имя назвала…
– Не было ничего. Я друзей не предаю. И братьев своих не убиваю.
– А может, ты просто боялся своего дружка? Он ведь мужчина суровый. Но лох. И ты лох. Вы оба лохи. Как и все мусора… Есть такой закон. Естественного отбора. Дураки умирают по пятницам, а лохи по четвергам. Вы умрете в ночь с четверга на пятницу…
Альберт ушел. Шаров снова принялся трясти лестницу, но все впустую. Стойки будто вмурованы в бетон.
– Козел! – в тихом бешенстве процедил Шаров.
– Извини.
– Что, не понял?
– За то, что из-за Зои тебя ударил.
Вряд ли Альберт с Шаровым разыграли перед ним спектакль, чтобы обманом убедить его в невиновности последнего. Слишком сложно для простой проблемы. Простой для них, но никак не для Павла…
– Я не понял, ты что, исповедаться решил? – хмыкнул Шаров. – Рано нам еще умирать.
– Рано, – кивнул Павел.
От тоски хотелось выть волком на луну. Он умрет, и некому будет защитить Зою. Альберт завладеет их домом на море, посадит Зою на цепь, а может, сделает ее наркоманкой. Он – редкая мразь, ему ничего не стоит найти способ приручить ее.
– Где ты ствол спрятал?
– И не один, – оживился Павел.
Один ствол он оставил на столе, Кэмел уже завладел им – Павел видел «ПБ» у него в руке. Но два пистолета оставались в тайниках – один под столом в трапезной, другой в парилке. В сауне, конечно, повышенная влажность, зато Павел обнаружил там незаметный ящичек в полке, очень удобно прятать туда ствол.
– Где?
– А где у тебя ароматные масла? – Павел кивнул в сторону парилки.
– Точно там?
– А это имеет значение?
– Не знаю.
Шаров снова стал расшатывать стойку, но та даже не намекнула на возможную капитуляцию.
* * *
Черешню искали долго. Делали запрос в интернет, выясняли, как она выглядит, сравнивали с другими деревьями. И еще понадобилось время, чтобы найти лопаты и отрыть железный ящик, в который был помещен саквояж. Замок взломали, ящик открыли, саквояж вытащили, а в нем деньги, много денег, все в евровалюте.
– Интересно, сколько там? – шалея от запаха добычи, спросил Марио.
– Альберт не говорил? – и у Шмеля голос вибрировал от возбуждения.
– Не понял. – Марио косо глянул на него.
– Ну вдруг Альберт не знает. Возьмем себе по чутка.
– Это ты сам придумал или кто подсказал?
Марио и сам не прочь был бы прикарманить пачку-другую, сотня тонн брюссельской капусты лишней точно не будет. Но вдруг Шмель провоцирует его, чтобы потом сдать Альберту. А с Альбертом шутки плохи…
– Сам… жаба подсказала.
– Жаба – зверь опасный!
Марио вывалил деньги из саквояжа, быстро пересчитал.
– Восемьдесят четыре котлеты… Почем у нас сейчас евро?
– Может, округлить?
– Курс евро?
– Восемьдесят четыре.
– До ста?
– До восьмидесяти. – Голос у Шмеля дрожал, как мокрый цуцик на холоде.
– Альберт до ста округлит – не унесешь.
– Альберт… – сквозь зубы процедил Шмель.
– Эй, ты чего? – Марио хлопнул в ладоши перед самым его носом. – Даже не думай!
– Да нет, нормально все. – Шмель отвел взгляд.
– Нормально…
Марио и сам, если честно, дал слабину. Забрать бы все бабки да лечь куда-нибудь на дно. Купить бы такой особняк на берегу моря, как у Черкасова, жить себе и горя не знать. Но Черксова-то нашли…
Марио сумел обуздать себя, но чувство возбуждения осталось, возникла потребность резко войти в стадию перенапряжения и еще резче разрядиться.
– Пойдем лучше Зойку ахнем, – предложил он.
– Ну можно, – кивнул Шмель.
Или он что-то задумал, или ему тоже нужно было переключиться с одного интереса на другой.
– А как же Черкасов? – усмехнулся Марио.
– Хана Черкасову!
Шмель знал, о чем говорил. Если Черкасов сдал свои бабки, значит, шансов у него реально нет. Значит, за свою Зойку он точно не заступится. Но так думал трусоватый Шмель, а Марио изначально плевал на Черкасова. И Зойку приговорил к постели еще до того, как взялся за лопату.
– Давай сначала позвоним, – сказал Марио.
А вот Альберта он боялся, поэтому за телефон взялся с твердым намерением честно назвать сумму обнаруженных в саквояже денег. И тем самым удавить искушение, которое змеиными кольцами сдавливало грудь.
* * *
Угол бассейна врезался в грудь, сдавливая ребра, – и больно, и дышать тяжело. Павел пытался изменить положение тела, но тщетно. Шаров все еще пытался расшатать стойку лестницы, его физическую боль усиливало чувство безнадеги и отчаяния.
– Да брось ты, – в какой уже раз посоветовал ему Павел.
– Ты не понимаешь.
– Что ты сходишь с ума?
– Помнишь про мышь, как она барахталась в молоке?
– У молока такая природа, оно может превратиться в сметану…
– У твоей стойки плохая природа, сколько ни барахтайся, не оторвется.
– А твоя?
– Моя может. В мою болты не вкручивали.
– А что делали?
– Вкрутили так, что бетон раскрошился. Потом просто вставили, в готовую шпатлевку. Застыло крепко, но все равно не та прочность.
– Я бы не сказал.
– Посмотрим!
Шаров снова взялся за дело, и на этот раз стойка пошатнулась, как надломленный зуб во рту. И в этот момент послышались шаги. Шаров остановился.
Альберт подошел вплотную к Павлу, поднял ногу, но на голову не наступил.
– Сколько в саквояже было денег?
– Не было ничего. Я друзей не предаю. И братьев своих не убиваю.
– А может, ты просто боялся своего дружка? Он ведь мужчина суровый. Но лох. И ты лох. Вы оба лохи. Как и все мусора… Есть такой закон. Естественного отбора. Дураки умирают по пятницам, а лохи по четвергам. Вы умрете в ночь с четверга на пятницу…
Альберт ушел. Шаров снова принялся трясти лестницу, но все впустую. Стойки будто вмурованы в бетон.
– Козел! – в тихом бешенстве процедил Шаров.
– Извини.
– Что, не понял?
– За то, что из-за Зои тебя ударил.
Вряд ли Альберт с Шаровым разыграли перед ним спектакль, чтобы обманом убедить его в невиновности последнего. Слишком сложно для простой проблемы. Простой для них, но никак не для Павла…
– Я не понял, ты что, исповедаться решил? – хмыкнул Шаров. – Рано нам еще умирать.
– Рано, – кивнул Павел.
От тоски хотелось выть волком на луну. Он умрет, и некому будет защитить Зою. Альберт завладеет их домом на море, посадит Зою на цепь, а может, сделает ее наркоманкой. Он – редкая мразь, ему ничего не стоит найти способ приручить ее.
– Где ты ствол спрятал?
– И не один, – оживился Павел.
Один ствол он оставил на столе, Кэмел уже завладел им – Павел видел «ПБ» у него в руке. Но два пистолета оставались в тайниках – один под столом в трапезной, другой в парилке. В сауне, конечно, повышенная влажность, зато Павел обнаружил там незаметный ящичек в полке, очень удобно прятать туда ствол.
– Где?
– А где у тебя ароматные масла? – Павел кивнул в сторону парилки.
– Точно там?
– А это имеет значение?
– Не знаю.
Шаров снова стал расшатывать стойку, но та даже не намекнула на возможную капитуляцию.
* * *
Черешню искали долго. Делали запрос в интернет, выясняли, как она выглядит, сравнивали с другими деревьями. И еще понадобилось время, чтобы найти лопаты и отрыть железный ящик, в который был помещен саквояж. Замок взломали, ящик открыли, саквояж вытащили, а в нем деньги, много денег, все в евровалюте.
– Интересно, сколько там? – шалея от запаха добычи, спросил Марио.
– Альберт не говорил? – и у Шмеля голос вибрировал от возбуждения.
– Не понял. – Марио косо глянул на него.
– Ну вдруг Альберт не знает. Возьмем себе по чутка.
– Это ты сам придумал или кто подсказал?
Марио и сам не прочь был бы прикарманить пачку-другую, сотня тонн брюссельской капусты лишней точно не будет. Но вдруг Шмель провоцирует его, чтобы потом сдать Альберту. А с Альбертом шутки плохи…
– Сам… жаба подсказала.
– Жаба – зверь опасный!
Марио вывалил деньги из саквояжа, быстро пересчитал.
– Восемьдесят четыре котлеты… Почем у нас сейчас евро?
– Может, округлить?
– Курс евро?
– Восемьдесят четыре.
– До ста?
– До восьмидесяти. – Голос у Шмеля дрожал, как мокрый цуцик на холоде.
– Альберт до ста округлит – не унесешь.
– Альберт… – сквозь зубы процедил Шмель.
– Эй, ты чего? – Марио хлопнул в ладоши перед самым его носом. – Даже не думай!
– Да нет, нормально все. – Шмель отвел взгляд.
– Нормально…
Марио и сам, если честно, дал слабину. Забрать бы все бабки да лечь куда-нибудь на дно. Купить бы такой особняк на берегу моря, как у Черкасова, жить себе и горя не знать. Но Черксова-то нашли…
Марио сумел обуздать себя, но чувство возбуждения осталось, возникла потребность резко войти в стадию перенапряжения и еще резче разрядиться.
– Пойдем лучше Зойку ахнем, – предложил он.
– Ну можно, – кивнул Шмель.
Или он что-то задумал, или ему тоже нужно было переключиться с одного интереса на другой.
– А как же Черкасов? – усмехнулся Марио.
– Хана Черкасову!
Шмель знал, о чем говорил. Если Черкасов сдал свои бабки, значит, шансов у него реально нет. Значит, за свою Зойку он точно не заступится. Но так думал трусоватый Шмель, а Марио изначально плевал на Черкасова. И Зойку приговорил к постели еще до того, как взялся за лопату.
– Давай сначала позвоним, – сказал Марио.
А вот Альберта он боялся, поэтому за телефон взялся с твердым намерением честно назвать сумму обнаруженных в саквояже денег. И тем самым удавить искушение, которое змеиными кольцами сдавливало грудь.
* * *
Угол бассейна врезался в грудь, сдавливая ребра, – и больно, и дышать тяжело. Павел пытался изменить положение тела, но тщетно. Шаров все еще пытался расшатать стойку лестницы, его физическую боль усиливало чувство безнадеги и отчаяния.
– Да брось ты, – в какой уже раз посоветовал ему Павел.
– Ты не понимаешь.
– Что ты сходишь с ума?
– Помнишь про мышь, как она барахталась в молоке?
– У молока такая природа, оно может превратиться в сметану…
– У твоей стойки плохая природа, сколько ни барахтайся, не оторвется.
– А твоя?
– Моя может. В мою болты не вкручивали.
– А что делали?
– Вкрутили так, что бетон раскрошился. Потом просто вставили, в готовую шпатлевку. Застыло крепко, но все равно не та прочность.
– Я бы не сказал.
– Посмотрим!
Шаров снова взялся за дело, и на этот раз стойка пошатнулась, как надломленный зуб во рту. И в этот момент послышались шаги. Шаров остановился.
Альберт подошел вплотную к Павлу, поднял ногу, но на голову не наступил.
– Сколько в саквояже было денег?