Удержаться на краю
Часть 7 из 43 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Этой логики Бруно даже не пытался понять. И уж если Дексу что-то взбредало в башку, остановить его можно было, лишь убив, а убивать кота в их Стае совершенно некому.
Бруно прислушался к себе – рана болела, но боль была уже другой. Тем не менее все это вымотало, он не привык быть слабым, его удивляли непослушные лапы, слабость тела, раздражала беспомощность. Боль привела жар, и постоянно хотелось пить. Но сейчас стало немного легче, несмотря на пережитое отчаяние.
Шерсть Декстера еще хранит запах того, другого человека – она пришла в их дом и сделала так, что хозяйка снова задышала. Она бесстрашно обнимала Бруно, успокаивая, ожидаемо тискала Декстера, и Бруно накрепко запомнил ее запах, а запахи он никогда не забывает.
Бруно прислушался. На кухне люди пили чай, о чем-то говорили, и он не ощущал никакой угрозы, но он запомнил Врага, который напал на его человека. Каким-то своим чутьем он улавливал, что Враг никуда не делся, есть где-то в мире и обязательно вернется, потому что он сродни Дексу – его не остановить.
Бруно вспоминал свою беспомощность и знал, что Враг понимает это. А еще знал, что в следующий раз убьет Врага – как убил того, кто хотел напасть на хозяйку. В последнюю минуту тот его ранил, но это не важно. Так бывает, что ж. Таков мир хищников: не ты – так тебя, и хотя по итогу Бруно победил, но сегодня он едва не потерял все, что у него было важного – своего человека.
– Как ты, малыш?
Она подошла и села рядом. Декстер тут же подошел и остановился поодаль. Они были Стаей, и это важно. Бруно заскулил и уткнулся в знакомую ладонь. Запах Стаи исцелял пса, и ему хотелось спать, но беспокойство съедало душу.
– Мила, он скоро будет в порядке.
Этот человек пахнет разными неприятными вещами, но его руки, хоть и причиняют боль, все-таки приносят облегчение.
– Ленька, я не могу его потерять.
– Не потеряешь. Он молодой, сильный пес, боец, каких мало, – выкарабкается и будет лучше прежнего. Шрамы украшают мужчин. Ладно, подруга, я побежал – зови, если что. Через четыре часа уколешь его антибиотиком – выставь таймер, чтоб не забыть.
– Выставлю.
Мила думает о том, что кто-то был в ее квартире. Да, она оставила дверь открытой, но этот кто-то… куда он делся? Этажом ниже работал мастер и находилась Люба. Видели они кого-то? Наверное, Люба сказала бы ей. Или нет? Даже если она кого-то встретила на лестнице, то, скорее всего, внимания не обратила: чужой дом, мало ли жильцов!
Но выяснить это надо.
Зазвонил телефон, и Мила вздохнула. Звонка она ждала, но конкретно сейчас она боялась, и это ощущение холодка в животе было новым – Мила давно уже ничего не боялась. Во время своих изысканий она иногда попадала в передряги, но это оставалось вне ее привычной жизни. Было две жизни – там, в старых домах, подвалах, на лесных кладбищах, где она искала спрятанные Предметы, и другая, в которую они с Бруно всегда возвращались. В этой жизни не было места запаху гари, тлена, не было места грязи, пыли, налипшим на обувь листьям. Совсем наоборот: уютная квартира с просторной чистой кухней, маленькой спальней и отлично обставленной гостиной, где стоял круглый антикварный стол красного дерева, принадлежавший еще прабабке ее покойной свекрови. А широкий подоконник перед узким высоким окном, откуда Декстер под настроение управлял Вселенной, словно создан, чтобы по утрам забраться на него с ногами и пить кофе, глядя на просыпающуюся планету, которая начинается сразу за стеклом.
Это было ее пространство.
После гибели мужа и свекрови Мила, справившись с неожиданно обрушившейся на нее бедой, обустроила все так, как ей хотелось. И в этом новом пространстве не было места прошлому. Мила давно поняла: прошлое нельзя изменить, но у него есть одно отличное свойство – оно уже прошло, и его можно просто забыть. Она многое забыла и никогда не возвращалась, и высокопарное выражение «призраки прошлого» было как раз о ее манере архивировать файлы. Все призраки надежно упакованы, запаролены и спрятаны в удаленном архиве.
Ну, вот не было в ее жизни… да никого не было, а есть лишь то, что сейчас. И в свое новое пространство Мила не впустила никаких призраков. Муж и свекровь были добры к ней, но вспоминать о них она категорически не хотела – их ведь уже нет, зачем причинять себе боль бесполезными переживаниями.
Она любила мужа, да и со свекровью отлично ладила. Они сумели стать ей семьей, и она была очень счастлива, но когда их не стало… Мила думала, что все рухнет, но ничего не рухнуло. Она проснулась наутро после похорон в квартире с занавешенными зеркалами, поплелась на кухню, где в холодильнике стояла кастрюля с остатками приготовленного свекровью борща. Солнце осветило убогую мебель, затертый линолеум, и она ощутила себя запертой.
И тогда Мила поняла, что нужно выбираться.
Она уже один раз сделала это – выбралась из ямы, куда была брошена по праву рождения, а теперь у нее гораздо больше возможностей.
Мила выбралась, нашла Игру и преуспела, что позволило ей за год полностью изменить свою жизнь. Она выбросила всю мебель, содержимое шкафов и буфетов. Упрятала подальше старые семейные альбомы – это были альбомы ее мужа и свекрови, и Милы в них совсем чуть-чуть, так что жалеть не о чем. Какие-то вещи, которые имели значение для погибших, а для нее нет, – она, в принципе, не понимала, зачем цепляться за вещи.
Мила выбралась и сейчас тоже выберется. Тем более что теперь у нее Стая.
Мила принесла их в дом два года назад: нашла в Интернете питомники и поехала на такси. Сначала забрала Бруно, потом Декстера, и они ехали в одной корзинке: Бруно жалобно скулил, малыш Декс злобно шипел, распушившись до невозможности, а она гладила их и знала, что теперь не одна.
В ее новую жизнь они вписались, словно лишь их не хватало для счастья в этой красиво отремонтированной квартире. А может, и правда, именно их и недоставало, потому что с тех пор, как они впервые уснули вместе на Милиной кровати, ее пространство обрело равновесие.
А теперь она боялась, потому что кто-то вломился в ее мир. И меньше всего ей сейчас хочется отвечать на звонки, но ответить надо.
Звонил заказчик, и Мила понимает, что сказать ему о том, где именно она нашла Предмет, сейчас опасно. Она не могла оказаться тогда в том месте. Мила засунула труп того, кто поранил Бруно, в ту же бочку, рядом с которой уже горел неизвестный, надеясь, что огонь скроет следы. И нож, которым тот поранил ее пса, тоже бросила в пламя – огонь уничтожил и отпечатки, и следы крови. Она выплеснула в бочку весь бензин, что возила в багажнике, и масло тоже. Убитый оказался невысоким и очень худым, удивительно, что он вообще посмел напасть – он не мог не заметить собаку и должен был понимать, что нож может и не спасти. Зачем же ему понадобилось нападать, если он мог просто подождать, когда они с Бруно уйдут?
Или он хотел отнять Предмет? Но это запрещено Правилами. А еще это значит, что искать несостоявшегося убийцу никто не станет.
Но по-хорошему надо съездить туда и посмотреть, и если труп не сгорел, нужно снова поджечь бочку, чтоб уж наверняка.
И хотя она тщательно вытерла место, где лежал Бруно – собачья кровь могла привлечь внимание, а у собак тоже имеется ДНК, – но сейчас сомнения закрались: а вдруг негодяй не сгорел? Она тогда теряла время, рискуя жизнью Бруно, но тщательно засыпала мусором то место, которое протерла, и этим она спасала их обоих. Или думала, что спасала, потому что, если труп не сгорел, если его найдут, если смогут выяснить, что его убило, обнаружат остатки крови, выделят ДНК… А его найдут, если выжил спасенный ею парень, он-то скажет, где именно с ним случилась беда!
Бруно могут убить. То, что ее посадят, – полбеды, хотя как тогда быть с Декстером? Но Бруно убьют, и этого она допустить не должна. А потому нужно съездить и протереть место, где пролилась кровь, отбеливателем. Пусть тогда попробуют найти ДНК, ага! Еще надо вылить в бочку канистру бензина, банку масла и снова все там поджечь, чтоб уж наверняка.
Но кто напал на нее сегодня, если в бочке сгорел тот, кто видел их в том старом мертвом доме? Кто-то все-таки их нашел, и когда этот человек поймет, что она выжила, он вернется.
Но сейчас надо разобраться с заказчиком.
– Деньги вами получены?
Голос заказчика нейтральный, но Милу это не обмануло – он нетерпелив.
– Да, все получила. Извините, что задержалась с отправкой, у меня беда с собакой случилась: напоролся на острую арматуру, потребовалась операция. Но Предмет уже отправлен вам, ожидайте.
У всех есть слабое место, а этот заказчик – заядлый собачник. Идейный, можно сказать.
– О… – В его голосе сочувствие. – И как он? Антибиотики колете?
– Да, назначили. – Мила вздохнула: – Чуть не потеряла его, было столько крови…
– Во дворах, как видно, тоже небезопасно. – Заказчик явно не намерен предъявлять претензии. – И как он сейчас?
– Очень слаб, но доктор сказал, что восстановится. Нужно время, да. Мне жаль, что вам пришлось ждать, я забрала все еще третьего дня, но…
– Но такие исключительные обстоятельства… – Заказчик прокашлялся: – Если будет нужна консультация хорошего ветеринара – обращайтесь, я готов всецело вам помочь. Он поднимается?
– Вчера еще нет, а сегодня уже ненадолго смог встать, я же ему лоток поставила.
– Ну, значит, дело на поправку пойдет. А мне снова нужна услуга.
– Сейчас никак. – Мила вздохнула: – Только послезавтра. Мне же собаку надо будет оставить, я его без присмотра бросать не хочу, а чужого, сами понимаете, он к себе не подпустит. Попрошу побыть с ним подругу, которую он хорошо знает, но она то ли сможет завтра, то ли нет – а послезавтра точно.
– Ладно, послезавтра – нормально. Лечите парня, выздоравливайте. Если станет хуже – набирайте без стеснения в любое время, пришлю вам хорошего врача.
– Спасибо вам, мне это очень важно – знать, что я не одна…
Мила ухмыльнулась – люди в своей массе управляемы, нужно просто дать им то, чего они ждут, а этот заказчик болен неизлечимым мачизмом, и для него она сыграла беспомощную, но стойкую барышню, которая борется за жизнь своего пса… Последнее, конечно, было правдой, иначе блеф не удался бы, но теперь она заслужила полное расположение заказчика, который был фигурой весьма непростой. Нужно стараться не врать, а просто расставлять акценты в нужных местах.
Предмет она и правда отослала несколько часов назад, несмотря на то что оставить Бруно одного было ужасно, да только она никогда не приносила Предмет домой, это было ее железное правило, вот и на этот раз контейнер лежал в багажнике машины на охраняемой стоянке, и сегодня она отправила его по адресу. Но по уговору с заказчиком она должна была сделать это двумя днями ранее – и забрать, и передать, – но вышло так, как вышло, что ж.
Это была Игра, она искала Предметы для игроков, и делала это с легкостью, потому что проникать в места, где люди обычно не бывают, не составляло для нее труда. Иногда это были весьма дорогостоящие Предметы, но они не вызывали у Милы желания оставить их себе, а иной раз она содрогалась при мысли, что кто-то платит большие деньги, дабы первым заполучить такой ужас. Для нее это был просто Предмет, она находила и отсылала, получая за это хорошее вознаграждение.
И без Бруно ее работа не была бы такой эффективной.
Снизу слышится стук – кто-то с силой колотит в запертую дверь. Раньше это случалось крайне редко – Надежда обычно обреталась дома, да и дверь не запирала, и вся шантрапа, бездельники и праздношатайки, обитающие в окрестностях, беспрепятственно попадали в ее берлогу.
Мила злорадно ухмыльнулась, вспомнив чистенькую, идеально одетую и причесанную Любу.
– Да, ребята, теперь вашему притону пришел конец. То-то все обрадуются.
Соседей было немного, всего шесть квартир, но все жильцы дружно ненавидели и Надежду, и ее визитеров, не раз вызывая полицию, когда шум по ночам переполнял чашу всеобщего терпения. Только абсолютно глухая Анна Витальевна, старушка восьмидесяти пяти лет, живущая в квартире напротив Милиной, продолжала здороваться с Надеждой. Но это просто потому, что на ночь она снимала слуховой аппарат.
С первого этажа послышались возбужденные голоса – кто-то из соседей отреагировал на грохот. Мила слышит перепалку на лестнице и думает, что абсолютно напрасно отпустила бородатого парня с инструментами. Надо было попросить его сменить замки, а еще лучше – установить изнутри крепкую задвижку.
Впрочем, и сейчас не поздно, вряд ли он успел отойти далеко от дома. Надо позвонить Любе, узнать телефон мастера…
В дверь позвонили, и Мила снова ощутила укол страха. Это буквально взбесило ее – из-за какого-то сукина сына она уже каждого шороха боится, в собственном доме чувствует себя уязвимой!
Она осторожно заглянула в глазок – за дверью топчется Ирка с первого этажа. Возможно, хочет, чтобы Мила оказала ей моральную поддержку, но дело в том, что именно сейчас это не помешало бы самой Миле.
Взяв себя в руки, она открыла дверь, понимая, что с соседями надо поддерживать хорошие отношения.
– Милка, так Надька что… того? Померла?
Ирина – самозабвенная сплетница, но именно это ее качество иногда оказывается весьма полезным.
– Да, ночью. – Мила выходит из квартиры и прикрывает дверь перед носом у Декстера. – Как же ты пропустила?
У Ирины, несмотря на вполне еще молодой – тридцатилетний – возраст, уже проявились все тактико-технические характеристики типичной околоподъездной бабки: она дневала и ночевала у глазка и у окон, наблюдая за соседями. И как она пропустила действо в квартире Надежды, Мила представить себе не может.
– На даче ночевали с Олегом! – Ирка с досады готова сама себя пнуть. – Олег говорит: поедем да поедем, Лешку с мамой оставим, а сами… свечи там, шампанское, освежить чувства. Ну, освежили, а тут приезжаю – на тебе, Надька померла, полиция была, а я полчаса назад приехала и не видала ничего… Так что там было-то?
– А тебе мать не сказала?
Иркина мать, миниатюрная и очень элегантная, была абсолютно чужда любой мышиной возне, и вопрос этот Мила задала с подковыркой, конечно же.
– Как же, добьешься от нее… Ты-то хоть видела все это?
– Нет, не видела. Ездила по делам, а когда вернулась, никого уже не было. Зато познакомилась с Надькиной сестрой, ее для опознания приглашали. Вроде как сердечный приступ, но это неточно.
– И как теперь с квартирой?
– Так я тебе говорю: у Надежды, как оказалось, родная сестра имеется. Погодки они, представляешь? Но выглядит девушка лет на десять моложе Надьки.
– Ну а что ты хотела, Надька-то пила, в последние полгода вообще на стакане очень плотно сидела, и похоже, не только на стакане, кого это красит…
– Ну, вот и я о том же. – Мила вспомнила чистенькую, идеально причесанную Любу и подумала, что она всем соседям очень понравилась бы. – Я к Надьке спустилась – что-то на лоджии у нее стухло, – а там эта ее сестра. Кстати, кроме того, что она отлично выглядит, сама по себе очень приятная. Сестра Надькина, в смысле. Вот от нее я и узнала, что стряслось.
– То есть она не такая пришибленная, как покойница?
– Совсем не такая. – Мила вдруг вспомнила абсолютно холодные глаза Любы, когда та сидела рядом, сжимая в руке опустевший шприц. – Во-первых, она еще живая.
Бруно прислушался к себе – рана болела, но боль была уже другой. Тем не менее все это вымотало, он не привык быть слабым, его удивляли непослушные лапы, слабость тела, раздражала беспомощность. Боль привела жар, и постоянно хотелось пить. Но сейчас стало немного легче, несмотря на пережитое отчаяние.
Шерсть Декстера еще хранит запах того, другого человека – она пришла в их дом и сделала так, что хозяйка снова задышала. Она бесстрашно обнимала Бруно, успокаивая, ожидаемо тискала Декстера, и Бруно накрепко запомнил ее запах, а запахи он никогда не забывает.
Бруно прислушался. На кухне люди пили чай, о чем-то говорили, и он не ощущал никакой угрозы, но он запомнил Врага, который напал на его человека. Каким-то своим чутьем он улавливал, что Враг никуда не делся, есть где-то в мире и обязательно вернется, потому что он сродни Дексу – его не остановить.
Бруно вспоминал свою беспомощность и знал, что Враг понимает это. А еще знал, что в следующий раз убьет Врага – как убил того, кто хотел напасть на хозяйку. В последнюю минуту тот его ранил, но это не важно. Так бывает, что ж. Таков мир хищников: не ты – так тебя, и хотя по итогу Бруно победил, но сегодня он едва не потерял все, что у него было важного – своего человека.
– Как ты, малыш?
Она подошла и села рядом. Декстер тут же подошел и остановился поодаль. Они были Стаей, и это важно. Бруно заскулил и уткнулся в знакомую ладонь. Запах Стаи исцелял пса, и ему хотелось спать, но беспокойство съедало душу.
– Мила, он скоро будет в порядке.
Этот человек пахнет разными неприятными вещами, но его руки, хоть и причиняют боль, все-таки приносят облегчение.
– Ленька, я не могу его потерять.
– Не потеряешь. Он молодой, сильный пес, боец, каких мало, – выкарабкается и будет лучше прежнего. Шрамы украшают мужчин. Ладно, подруга, я побежал – зови, если что. Через четыре часа уколешь его антибиотиком – выставь таймер, чтоб не забыть.
– Выставлю.
Мила думает о том, что кто-то был в ее квартире. Да, она оставила дверь открытой, но этот кто-то… куда он делся? Этажом ниже работал мастер и находилась Люба. Видели они кого-то? Наверное, Люба сказала бы ей. Или нет? Даже если она кого-то встретила на лестнице, то, скорее всего, внимания не обратила: чужой дом, мало ли жильцов!
Но выяснить это надо.
Зазвонил телефон, и Мила вздохнула. Звонка она ждала, но конкретно сейчас она боялась, и это ощущение холодка в животе было новым – Мила давно уже ничего не боялась. Во время своих изысканий она иногда попадала в передряги, но это оставалось вне ее привычной жизни. Было две жизни – там, в старых домах, подвалах, на лесных кладбищах, где она искала спрятанные Предметы, и другая, в которую они с Бруно всегда возвращались. В этой жизни не было места запаху гари, тлена, не было места грязи, пыли, налипшим на обувь листьям. Совсем наоборот: уютная квартира с просторной чистой кухней, маленькой спальней и отлично обставленной гостиной, где стоял круглый антикварный стол красного дерева, принадлежавший еще прабабке ее покойной свекрови. А широкий подоконник перед узким высоким окном, откуда Декстер под настроение управлял Вселенной, словно создан, чтобы по утрам забраться на него с ногами и пить кофе, глядя на просыпающуюся планету, которая начинается сразу за стеклом.
Это было ее пространство.
После гибели мужа и свекрови Мила, справившись с неожиданно обрушившейся на нее бедой, обустроила все так, как ей хотелось. И в этом новом пространстве не было места прошлому. Мила давно поняла: прошлое нельзя изменить, но у него есть одно отличное свойство – оно уже прошло, и его можно просто забыть. Она многое забыла и никогда не возвращалась, и высокопарное выражение «призраки прошлого» было как раз о ее манере архивировать файлы. Все призраки надежно упакованы, запаролены и спрятаны в удаленном архиве.
Ну, вот не было в ее жизни… да никого не было, а есть лишь то, что сейчас. И в свое новое пространство Мила не впустила никаких призраков. Муж и свекровь были добры к ней, но вспоминать о них она категорически не хотела – их ведь уже нет, зачем причинять себе боль бесполезными переживаниями.
Она любила мужа, да и со свекровью отлично ладила. Они сумели стать ей семьей, и она была очень счастлива, но когда их не стало… Мила думала, что все рухнет, но ничего не рухнуло. Она проснулась наутро после похорон в квартире с занавешенными зеркалами, поплелась на кухню, где в холодильнике стояла кастрюля с остатками приготовленного свекровью борща. Солнце осветило убогую мебель, затертый линолеум, и она ощутила себя запертой.
И тогда Мила поняла, что нужно выбираться.
Она уже один раз сделала это – выбралась из ямы, куда была брошена по праву рождения, а теперь у нее гораздо больше возможностей.
Мила выбралась, нашла Игру и преуспела, что позволило ей за год полностью изменить свою жизнь. Она выбросила всю мебель, содержимое шкафов и буфетов. Упрятала подальше старые семейные альбомы – это были альбомы ее мужа и свекрови, и Милы в них совсем чуть-чуть, так что жалеть не о чем. Какие-то вещи, которые имели значение для погибших, а для нее нет, – она, в принципе, не понимала, зачем цепляться за вещи.
Мила выбралась и сейчас тоже выберется. Тем более что теперь у нее Стая.
Мила принесла их в дом два года назад: нашла в Интернете питомники и поехала на такси. Сначала забрала Бруно, потом Декстера, и они ехали в одной корзинке: Бруно жалобно скулил, малыш Декс злобно шипел, распушившись до невозможности, а она гладила их и знала, что теперь не одна.
В ее новую жизнь они вписались, словно лишь их не хватало для счастья в этой красиво отремонтированной квартире. А может, и правда, именно их и недоставало, потому что с тех пор, как они впервые уснули вместе на Милиной кровати, ее пространство обрело равновесие.
А теперь она боялась, потому что кто-то вломился в ее мир. И меньше всего ей сейчас хочется отвечать на звонки, но ответить надо.
Звонил заказчик, и Мила понимает, что сказать ему о том, где именно она нашла Предмет, сейчас опасно. Она не могла оказаться тогда в том месте. Мила засунула труп того, кто поранил Бруно, в ту же бочку, рядом с которой уже горел неизвестный, надеясь, что огонь скроет следы. И нож, которым тот поранил ее пса, тоже бросила в пламя – огонь уничтожил и отпечатки, и следы крови. Она выплеснула в бочку весь бензин, что возила в багажнике, и масло тоже. Убитый оказался невысоким и очень худым, удивительно, что он вообще посмел напасть – он не мог не заметить собаку и должен был понимать, что нож может и не спасти. Зачем же ему понадобилось нападать, если он мог просто подождать, когда они с Бруно уйдут?
Или он хотел отнять Предмет? Но это запрещено Правилами. А еще это значит, что искать несостоявшегося убийцу никто не станет.
Но по-хорошему надо съездить туда и посмотреть, и если труп не сгорел, нужно снова поджечь бочку, чтоб уж наверняка.
И хотя она тщательно вытерла место, где лежал Бруно – собачья кровь могла привлечь внимание, а у собак тоже имеется ДНК, – но сейчас сомнения закрались: а вдруг негодяй не сгорел? Она тогда теряла время, рискуя жизнью Бруно, но тщательно засыпала мусором то место, которое протерла, и этим она спасала их обоих. Или думала, что спасала, потому что, если труп не сгорел, если его найдут, если смогут выяснить, что его убило, обнаружат остатки крови, выделят ДНК… А его найдут, если выжил спасенный ею парень, он-то скажет, где именно с ним случилась беда!
Бруно могут убить. То, что ее посадят, – полбеды, хотя как тогда быть с Декстером? Но Бруно убьют, и этого она допустить не должна. А потому нужно съездить и протереть место, где пролилась кровь, отбеливателем. Пусть тогда попробуют найти ДНК, ага! Еще надо вылить в бочку канистру бензина, банку масла и снова все там поджечь, чтоб уж наверняка.
Но кто напал на нее сегодня, если в бочке сгорел тот, кто видел их в том старом мертвом доме? Кто-то все-таки их нашел, и когда этот человек поймет, что она выжила, он вернется.
Но сейчас надо разобраться с заказчиком.
– Деньги вами получены?
Голос заказчика нейтральный, но Милу это не обмануло – он нетерпелив.
– Да, все получила. Извините, что задержалась с отправкой, у меня беда с собакой случилась: напоролся на острую арматуру, потребовалась операция. Но Предмет уже отправлен вам, ожидайте.
У всех есть слабое место, а этот заказчик – заядлый собачник. Идейный, можно сказать.
– О… – В его голосе сочувствие. – И как он? Антибиотики колете?
– Да, назначили. – Мила вздохнула: – Чуть не потеряла его, было столько крови…
– Во дворах, как видно, тоже небезопасно. – Заказчик явно не намерен предъявлять претензии. – И как он сейчас?
– Очень слаб, но доктор сказал, что восстановится. Нужно время, да. Мне жаль, что вам пришлось ждать, я забрала все еще третьего дня, но…
– Но такие исключительные обстоятельства… – Заказчик прокашлялся: – Если будет нужна консультация хорошего ветеринара – обращайтесь, я готов всецело вам помочь. Он поднимается?
– Вчера еще нет, а сегодня уже ненадолго смог встать, я же ему лоток поставила.
– Ну, значит, дело на поправку пойдет. А мне снова нужна услуга.
– Сейчас никак. – Мила вздохнула: – Только послезавтра. Мне же собаку надо будет оставить, я его без присмотра бросать не хочу, а чужого, сами понимаете, он к себе не подпустит. Попрошу побыть с ним подругу, которую он хорошо знает, но она то ли сможет завтра, то ли нет – а послезавтра точно.
– Ладно, послезавтра – нормально. Лечите парня, выздоравливайте. Если станет хуже – набирайте без стеснения в любое время, пришлю вам хорошего врача.
– Спасибо вам, мне это очень важно – знать, что я не одна…
Мила ухмыльнулась – люди в своей массе управляемы, нужно просто дать им то, чего они ждут, а этот заказчик болен неизлечимым мачизмом, и для него она сыграла беспомощную, но стойкую барышню, которая борется за жизнь своего пса… Последнее, конечно, было правдой, иначе блеф не удался бы, но теперь она заслужила полное расположение заказчика, который был фигурой весьма непростой. Нужно стараться не врать, а просто расставлять акценты в нужных местах.
Предмет она и правда отослала несколько часов назад, несмотря на то что оставить Бруно одного было ужасно, да только она никогда не приносила Предмет домой, это было ее железное правило, вот и на этот раз контейнер лежал в багажнике машины на охраняемой стоянке, и сегодня она отправила его по адресу. Но по уговору с заказчиком она должна была сделать это двумя днями ранее – и забрать, и передать, – но вышло так, как вышло, что ж.
Это была Игра, она искала Предметы для игроков, и делала это с легкостью, потому что проникать в места, где люди обычно не бывают, не составляло для нее труда. Иногда это были весьма дорогостоящие Предметы, но они не вызывали у Милы желания оставить их себе, а иной раз она содрогалась при мысли, что кто-то платит большие деньги, дабы первым заполучить такой ужас. Для нее это был просто Предмет, она находила и отсылала, получая за это хорошее вознаграждение.
И без Бруно ее работа не была бы такой эффективной.
Снизу слышится стук – кто-то с силой колотит в запертую дверь. Раньше это случалось крайне редко – Надежда обычно обреталась дома, да и дверь не запирала, и вся шантрапа, бездельники и праздношатайки, обитающие в окрестностях, беспрепятственно попадали в ее берлогу.
Мила злорадно ухмыльнулась, вспомнив чистенькую, идеально одетую и причесанную Любу.
– Да, ребята, теперь вашему притону пришел конец. То-то все обрадуются.
Соседей было немного, всего шесть квартир, но все жильцы дружно ненавидели и Надежду, и ее визитеров, не раз вызывая полицию, когда шум по ночам переполнял чашу всеобщего терпения. Только абсолютно глухая Анна Витальевна, старушка восьмидесяти пяти лет, живущая в квартире напротив Милиной, продолжала здороваться с Надеждой. Но это просто потому, что на ночь она снимала слуховой аппарат.
С первого этажа послышались возбужденные голоса – кто-то из соседей отреагировал на грохот. Мила слышит перепалку на лестнице и думает, что абсолютно напрасно отпустила бородатого парня с инструментами. Надо было попросить его сменить замки, а еще лучше – установить изнутри крепкую задвижку.
Впрочем, и сейчас не поздно, вряд ли он успел отойти далеко от дома. Надо позвонить Любе, узнать телефон мастера…
В дверь позвонили, и Мила снова ощутила укол страха. Это буквально взбесило ее – из-за какого-то сукина сына она уже каждого шороха боится, в собственном доме чувствует себя уязвимой!
Она осторожно заглянула в глазок – за дверью топчется Ирка с первого этажа. Возможно, хочет, чтобы Мила оказала ей моральную поддержку, но дело в том, что именно сейчас это не помешало бы самой Миле.
Взяв себя в руки, она открыла дверь, понимая, что с соседями надо поддерживать хорошие отношения.
– Милка, так Надька что… того? Померла?
Ирина – самозабвенная сплетница, но именно это ее качество иногда оказывается весьма полезным.
– Да, ночью. – Мила выходит из квартиры и прикрывает дверь перед носом у Декстера. – Как же ты пропустила?
У Ирины, несмотря на вполне еще молодой – тридцатилетний – возраст, уже проявились все тактико-технические характеристики типичной околоподъездной бабки: она дневала и ночевала у глазка и у окон, наблюдая за соседями. И как она пропустила действо в квартире Надежды, Мила представить себе не может.
– На даче ночевали с Олегом! – Ирка с досады готова сама себя пнуть. – Олег говорит: поедем да поедем, Лешку с мамой оставим, а сами… свечи там, шампанское, освежить чувства. Ну, освежили, а тут приезжаю – на тебе, Надька померла, полиция была, а я полчаса назад приехала и не видала ничего… Так что там было-то?
– А тебе мать не сказала?
Иркина мать, миниатюрная и очень элегантная, была абсолютно чужда любой мышиной возне, и вопрос этот Мила задала с подковыркой, конечно же.
– Как же, добьешься от нее… Ты-то хоть видела все это?
– Нет, не видела. Ездила по делам, а когда вернулась, никого уже не было. Зато познакомилась с Надькиной сестрой, ее для опознания приглашали. Вроде как сердечный приступ, но это неточно.
– И как теперь с квартирой?
– Так я тебе говорю: у Надежды, как оказалось, родная сестра имеется. Погодки они, представляешь? Но выглядит девушка лет на десять моложе Надьки.
– Ну а что ты хотела, Надька-то пила, в последние полгода вообще на стакане очень плотно сидела, и похоже, не только на стакане, кого это красит…
– Ну, вот и я о том же. – Мила вспомнила чистенькую, идеально причесанную Любу и подумала, что она всем соседям очень понравилась бы. – Я к Надьке спустилась – что-то на лоджии у нее стухло, – а там эта ее сестра. Кстати, кроме того, что она отлично выглядит, сама по себе очень приятная. Сестра Надькина, в смысле. Вот от нее я и узнала, что стряслось.
– То есть она не такая пришибленная, как покойница?
– Совсем не такая. – Мила вдруг вспомнила абсолютно холодные глаза Любы, когда та сидела рядом, сжимая в руке опустевший шприц. – Во-первых, она еще живая.