Училка и миллионер
Часть 8 из 38 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Тётя Галя, видимо, пообщалась с моей мамой, которой случайно проболталась Карина о мистере Орешке. Ничего такого она не сказала, ляпнула просто “что-то давно твоего ухажёра на чёрной тачке не видать”, когда я с мамой на громкой связи разговаривала. Мама и стала выспрашивать. Я ей детали рассказывать, конечно, не стала, она же волноваться будет. Просто сказала, что да, появился такой, но меня он не интересует.
И вот тётя сегодня прямо за столом и ляпнула, что я игнорю мужика, а всё потому, что всё своё время посвящаю школе, и так никогда замуж и не выйду.
Я на тётушку не обижаюсь, такой вот она человек. Ляпнет что-то, а потом сама переживает. Но, кажется, в этот раз она не считает, что сказала что-то не то.
— Есть один, да. Но я даже не знаю, подходит ли ему такое слово — поклонник. Он сам мне не подходит, Захар. Так что надеюсь, он скоро отвалит.
— Хочешь, я с ним поболтаю?
— О нет! — пугаюсь, брату не нужны проблемы, а Макарский как пить дать устроит их, если захочет. — Не нужно, Захар. Я сама.
Он пару секунд смотрит своим внимательным въедливым взглядом, но вроде бы соглашается. А я перевожу тему и радуюсь, когда к нам выходит Вика. Брат мой хоть и интеллигентный доктор, а по морде съездить кому-надо может. Так что лучше ему детали не рассказывать.
Вечер проходит в тёплой, домашней обстановке. Вика и Захар признаются, что ждут девочку. Они вообще такие милые. Ближе к восьми они уже собираются, потому что Вика устала, да и вообще, самому Захару завтра в клинику, тёте Гале на работу.
Я помогаю убраться со стола и в десять валюсь спать как подкошенная. У меня в доме тёти и комната своя есть. На кровати, застеленной розовым покрывалом, сидит большой розовый слон, которого тётя Галя и дядя Лёня подарили мне на десять лет. Они всегда хотели ещё и девочку, но жизнь распорядилась так, что после Захара тётя Галя больше не смогла родить. Так что отрывались они на мне, и я утопала в розовом, мягких игрушках и куклах, когда приезжала к ним. Мама ещё всё переживала, что они меня избалуют.
Забравшись под одеяло, я обнимаю руками и коленями розового слона и закрываю глаза. И перед сном почему-то думаю о Макарском. О его внимательном, будто в душу проникающем, пристальном взгляде, о кривой усмешке, которая, когда мы втроём пили вино в квартире, не казалась мне столь наглой и саркастичной, как в ресторане. А ещё меня почему-то царапало, когда он рассматривал Карину.
Вот если даже предположить, что где-то в параллельной вселенной, другая Катя Зайченко, без оглядки на мораль и собственные представления правильности и неправильности, приняла бы предложение Макарского? Каково бы это было?
Во рту становится как-то суховато, и я переворачиваюсь на другой бок. Так хотела спать, а всё никак. Перед глазами мелькают непрошенные картины, как длинные, немного узловатые мужские пальцы скользят по моей щеке, как кожа реагирует на них румянцем. А потом они одну за другой цепляют пуговицы на моей блузке, расстёгивают и снова скользят по коже…
— Балда! — ругаюсь сама на себя, снова ворочаясь. — Фу, Катя, что за бред. Спи давай.
Да. Завтра я поеду к морю, и оно своей свежестью, прохладой и солью на губах выветрит все эти глупости о параллельных вселенных. Подарит спокойствие и ясный ум.
Но море оказалось бессильным…
9
Так хорошо просто расслабиться и дышать полной грудью. На Ривьере сейчас пустынно, по сравнению с летом, людей совсем немного. Несколько небольших компаний гуляют, фоткаются, небольшая группа студентов сидят на сумках прямо на гальке чуть дальше. Я же подхожу к самой кромке, вглядываюсь в линию горизонта и просто расслабляюсь.
Море тёмное, но спокойное, выталкивает белую пену на кромку. Чуть дальше по краю топчутся чайки, выискивая себе чем полакомиться. Я прикрываю глаза и дышу глубоко и спокойно.
— Прекрасный вид, не так ли? Расслабляет, — слышу рядом негромкий голос, и в первые секунды даже думаю, что мне просто показалось. — Люблю море.
Распахиваю глаза и оборачиваюсь. Нет, не показалось.
— Что вы здесь делаете?
— Привет, Катерина, — Макарский улыбается. — То же, что и ты, очевидно, — отдыхаю, наслаждаюсь морем.
Он невозможный. Я ни за что не поверю, что Константин оказался тут случайно. Таких совпадений не бывает.
— Вы меня преследуете, — говорю без вопросительной интонации. — Это уже тянет на уголовку.
— Чем докажешь? — приподнимает брови. — Я здесь по делам бизнеса. И вообще, может, это ты на меня зуб заимела за случай в супермаркете и преследуешь?
— Так обратитесь в полицию, — сердито складываю руки на груди.
Его глаза почти такого же цвета, как сейчас море. Будто оно отражается в них. Не лазурно-голубые, но и не серые. Светлые, кристально-чистые, будто идеально-прозрачная вода. И смотрит так открыто, что я даже тушуюсь, мне становится как-то вроде бы и совестно за свою грубость.
— А если камера будет слишком маленькая, и я там тоже буду? — подмигивает.
Ну вот что он за человек? Нельзя без этих подколов и шуточек? И без этого взгляда, вызывающего странное ощущение на коже. Только я устыдилась своего поведения, как он вворачивает свои шуточки.
Странный он вообще. Я совершенно не понимаю, как себя с ним вести. Он то шутит, то вдруг выдвигает невероятное по своей наглости предложение, вполне серьёзно давая понять, что игры с ним — вещь небезопасная. Как кобра, завораживает, своим спокойствием, позволяя расслабиться жертве, но в любой момент может ужалить. Опасный и непредсказуемый для меня. Когда он рядом, я не чувствую себя в безопасности.
Спокойствие, подаренное морем, рушится, распадается на пиксели, но мне удаётся сохранить невозмутимый вид и не поддаться на провокацию.
— Я думала, мужчин и женщин держат отдельно, — отвечаю, не моргнув. — Так как вы меня нашли, Константин? Слежку приставили?
— По поводу раздельных камер — решаемо. Везде работают люди, Катя, и все они любят деньги, — кивает на мой смартфон. — В том числе и в компании мобильного оператора.
Вот он цифровой век — можно найти кого угодно и где угодно. Я даже понимаю в чём-то нашего соцпедагога, которая так негативно относится к современным устройствам.
— Прогуляемся? — показывает рукой вдоль пляжа.
Пожимаю плечами и, засунув руки в карманы плаща, начинаю медленно идти. Константин тоже шагает рядом. Он снова в лёгком распахнутом настежь пальто, только уже тёмно-песочном, водолазке под горло и серых джинсах. Морской лёгкий ветер доносит до моего обоняния ненавязчивый запах мужского парфюма. Приятный, не резкий, такой же обманчиво-спокойный, как, на первый взгляд, и его хозяин.
— У тебя в Сочи родственники? — спрашивает, пиная камешек.
— А оператор мобильной связи не сказал? — выгибаю бровь. — Или потребовал ещё доплатить?
— Я у него не спрашивал, — усмехается Константин. — Катя, давай мириться. Ты шипишь на меня, как котёнок, забившийся в угол. Кстати, можно я так и буду тебя называть? Китти Кэт — котёнок Кэт, как звала Скарлетт свою дочь в книге Александры Рипли.
— Вы читали «Скарлетт»? — удивлённо смотрю на Макарского. — Вот уж неожиданно.
— Когда-то в ранней юности. Я гостил у бабушки и заболел. Телевизор она включать до вечера почему-то не разрешала, а из книг у неё были только любовные романы, вот я парочку и прочёл.
Это кажется таким необычным и странным, а особенно то, что он запомнил такой момент, что я даже не сразу отвечаю на первый вопрос.
— И нет, не надо меня так звать. Звучит пошло и как название кошачьего корма.
— То есть кошачий корм звучит пошло?
— Нет! Я не об этом.
Останавливаюсь и снова сердито смотрю на него. Вот же гад. Это талант — любое слово другого человека вывернуть наизнанку и постебаться с этого.
— О, ну наконец-то, — он переводит взгляд в сторону небольшого пирса, откуда доносится шум мотора. — Ты опоздал, — говорит громко.
— Извините, Константин Львович, — выкрикивает мужчина, бегом направляясь по пирсу к нам. — Больше не повторится.
Макарский игнорирует его извинения и поворачивается ко мне.
— Катя, предлагаю всё же продолжить наш ужин, трансформируя в обед. Как насчёт компании дельфинов?
Я застываю, шокированная его самоуверенностью, хотя пора было бы перестать удивляться.
Дельфины… Блин, столько раз я хотела их увидеть, но тётя, несмотря на то, что с восемнадцати лет живёт в Сочи, панически боится моря, и дальше городского пляжа и купания «по грудь» никогда не решалась и меня не отпускала. Захару удавалось сбежать, чтобы покататься на банане, катере или катамаране. А вот я слышала только «Катя, я за тебя перед матерью в ответе, ты что, какие катера-пароходы!»
Но с Макарским это так себе идея. Он не видит берегов и считает, что деньги решают всё. Я не могу и не должна соглашаться. Это опасно и безответственно. В сотый раз стоит себе напомнить, что я его не знаю, а то, насколько узнала, точно является причиной для отказа.
Но дельфины…
— Соглашайся, Катя, — смотрит в глаза пристально и настойчиво. — Обещаю: никаких непристойных предложений. Мясо, овощи, дельфины и лёгкая болтовня. Вино и рыбалка, если захочешь. Пара часов, и я доставлю тебя к тётушке в целости и сохранности. Обещаю.
— Я не говорила, что приехала к тёте.
Ага, не в курсе он, не спрашивал.
— Упс. Оператор сам доложил, а я правду сказал — не спрашивал, — шкодно улыбается, становясь похожим на мальчишку. Но меня не обманешь, я помню, что это не школьник, помню его взгляд там в ресторане на Волге.
Нельзя соглашаться. Нельзя. Это глупость, ошибка. Слишком мало пространства на этом катерке, и сбежать в случае чего, не удастся.
Но дельфины…
— Решайтесь, девушка, — подмигивает шкипер. — Времени уже десять, на дельфинов лучше смотреть до одиннадцати, когда они приходят завтракать. Потом вероятность их встретить намного ниже из-за бликов от солнца и не только.
— Хорошо, — соглашаюсь, удивляя сама себя, а Макарский растягивает губы в улыбке и кивает в сторону пирса.
Ступая на шаткую поверхность небольшого катера, я всё ещё сомневаюсь, но действительно очень-очень хочу увидеть дельфинов.
Лодка совсем небольшая. Спереди место шкипера за рулём, за его спиной небольшое углубление под тентом с двумя диванчиками и столиком между ними, его называют кокпит, если не ошибаюсь, а небольшая деревянная хвост-палуба у самой воды. Константин первый спускается с пирса и подаёт мне руку. Лодка качается, и одним видом вызывает волнение и даже лёгкое головокружение, поэтому я принимаю помощь.
Крепкие тёплые пальцы смыкаются на моих, едва я только их вкладываю. Удерживают крепко и твёрдо. Я ступаю на палубу, но он не отпускает и придерживает, пока не оказываюсь в углублении катера за невысоким заграждением. А затем мужчина спускается и сам, присаживаясь напротив.
Мотор гудит громче, катер вздрагивает и начинает движение, а у меня аж дух захватывает, и хочется ухватиться за край диванчика, чтобы крепче и надёжнее прижать пятую точку к нему.
— Я прошу прощения, что без красивой сервировки, но так бы всё остыло, — говорит Макарский и достаёт из-под столика большую термосумку.
Он стелет на столик клеёнчатую скатерть, а потом выставляет на неё пластиковые, запотевшие внутри от горячего, боксы. Выкладывает вилки, салфетки и достаёт из пакета бутылку вина и бокалы.
— А вы подготовились, — не могу сдержать улыбку. — Так уверены были, что я захочу посмотреть на дельфинов?
— Нет, не был, — пожимает плечами, загоняя штопор в пробку. — Я уже понял, Катя, что с тобой ни в чём уверенным быть нельзя. Поел бы сам в компании одних только дельфинов. Но я безмерно рад, что ты согласилась. Кстати, давай уже окончательно переходить на ты.
— Я попробую.