Училка и миллионер

Она ещё бледная, но румянец на щеках от радостной новости играет. Уверен, скоро приведёт себя в порядок. И волосы отрастит после стольких курсов химии, и тело спортом в порядок приведёт. А то, что в груди теперь имплант — ничего страшного, Лина всегда умела обратить свои недостатки в достоинства. И меня научила.

— Что Сергей?

— Он заканчивает проект, а потом возьмёт отпуск. На целый месяц, представляешь? — улыбается. — И мы хотим, чтобы он сдал сперму, её тоже заморозят, как и мои яйцеклетки. А как только мой врач разрешит, будем беременеть.

— Отлично.

Настя как раз приносит кофе. Лина делает глоток и отставляет чашку.

— Ну а ты как, Костя? Рем говорил, дела в поисках твоей Катерины продвинулись.

— Да. Он вроде бы нашёл её. Точнее, где работает. У ребёнка её брата в Сочи день рождения через три дня, там её и поймаю.

— И как же ты выдержишь три дня?

— Выдержу. К отцу съезжу.

— Давно пора! Привет дяде Лёве передавай.

— Обязательно.

Лина прощается, целует в щёку и уходит, а я прошу секретаршу говорить всем, что меня нет. Надо привести мысли в порядок и подготовиться к встрече.

Я откидываю голову на подголовник кресла и прикрываю глаза, вспоминая свои эмоции полуторагодичной давности.

Лина позвонила, а когда прилетел, окатила новостью, что у неё подозрение на рак. Её придурошный Серёжа растерялся и впал в депрессию, и она осталась с проблемой один на один. Ей нужна была поддержка. А тут Катя каким-то образом узнала, что нас с Линой всё ещё связывают узы официального брака.

Я не мог бросить Лину. Мы были друзьями почти с самого детства. Однажды, когда мне было двенадцать, и отец в очередной раз выпорол меня за четвёрку в четверти, а мать ему только поддакнула, я сбежал на целых два дня к бабушке, которая жила в деревне за городом. И там встретил маленькую худенькую девочку, которая увидела мои слёзы и совсем не посмеялась. “Мальчики тоже могут плакать, когда им больно или очень обидно” — сказала тогда она и предложила пойти к речке поискать раков.

С тех пор мы дружили. Я — сын учёного, мальчик из интеллигентной семьи и Лина — девочка-сирота, у которой была только прабабушка. А в восемнадцать мы поженились.

Не родители, а именно Лина помогла мне поверить в себя, потому что при ней мне не нужно было прятать свои слабости, как при всём мире.

Потом я достиг определённых высот. Пришли деньги, а они, как часто бывает, портят людей. Однажды утром я проснулся в чужой постели, а когда стал копаться в себе, понял, что чувствую только стыд. Мне было стыдно, что я её обманул, да, но чтобы сердце взвыло о измене любимой женщине — нет.

Я пришёл домой и всё ей рассказал. Просил прощения, но увидел на её лице лишь облегчение.

— Кажется, я влюбилась, — сказала тогда Лина, опустив глаза. — В одного инженера у нас на фирме. Костя, прости меня.

Так бывает. Иногда любовь проходит. Иногда в это трудно поверить, но чувства тоже могут иметь срок годности. У наших с Эллиной он вышел.

Но за плечами были годы дружбы и взаимоподдержки, сотни пройденных ступеней наверх рука об руку. И мы не видели смысла это ломать.

Инженеришка, в которого втрескалась моя жена, оказался слабовольным обладателем маленького члена и такого же маленького эго. Он был занят своими разработками, предпочитая не сильно заморачиваться на шикарной женщине, которая провалилась почему-то в него. А Лина слишком любила качественный секс. И, однажды сказав об этом своему Серёже, получила зелёный свет. После того, как первый шок прошёл, она пришла ко мне.

Странно всё это было, особенно поначалу. Мы виделись с ней пару раз в месяц, иногда чаще, трахались, а потом она шла варить куриный супчик и лепить полезные котлетки своему инженеришке. Но так как всех всё устраивало, то париться по поводу перестали.

А потом появилась Катя. Были женщины и до неё, но меня за душу не брало. Лина всегда была в параллель. А вот Катерина всё перевернула. Мелкая вредная училка с охренительным ртом.

С Линой мы условились прекратить спать, да и пора было официально развестись, на что, почему-то, раньше времени мы не нашли. И тут у неё нашли рак груди. Я должен был быть рядом. Обязан. Не знал, как рассказать Кате, да поняла ли она меня бы?

А дальше случилось то, что случилось. Она как-то обо всём узнала и исчезла. Сменила номер, съехала с квартиры, уволилась из своей школы. Рыжая подружка была не в курсе, это точно. Рем бы вытряс из неё, родители Кати со мной общаться отказались, брат в Сочи честно сказал, что знает, где она, но мне стоит пойти на хер.

Давить я не стал. Я же не преследовать Катю собирался, а вернуть. А уж если я прижучу её брата, ситуацию мне это не улучшит.

Было и отрицание, и пьянка в говно с Ремом с утверждениями, что все бабы — сучки. Был и одиночный запой со звонками в “абонент недоступен”.

Чёрт тебя дери, Катерина, как у тебя вышло так мне душу исполосовать?

Так или иначе, я выполз из депресняка, поручил Рему держать руку на пульсе в поисках зайки-Зайченко. Отпускать её не собирался. А сам рванул в делах, чтобы не стухнуть.

И дела эти очень даже пошли в гору. Только вот Катерина моя никак не находилась. Мы искали и понемногу приглядывали за её братом, и вот, наконец, забрежжил свет в окошке. Богдан нашёл в пригороде Краснодара в небольшой школе на полставки молодую учительницу — Екатерину Валерьевну Зернову. Фамилия брата — хитро, Катя. Так сразу и не отыщешь иголку в стоге сена.

Богдан узнал, что в самом посёлке она не живёт, и как раз вознамерился выяснить подробнее, где именно. Но тут у Зерновых наметился праздник — первый день рождения ребёнка. Мы пообщались с поварами, которых пригласили обслуживать торжество, и сделали вывод по количеству и именам гостей на домашнем празднике в доме друзей семьи Зерновых, что Катя тоже приедет.

Там и встретимся, моя хорошая. Буквально через пару дней.





* * *



— Неужели соизволил, — брюзжит отец, не глядя на меня.

Он снимает рыбину с крючка и бросает её в ведро рядом.

— Привет, отец.

Стягиваю лёгкую кожаную куртку и бросаю её рядом прямо на траву, а потом сам опускаюсь на неё. Срываю колосок и, по старой привычке, начинаю его грызть.

— Совсем уже за старика и думать забыл.

— А я тебе давно говорил, чтобы переезжал ко мне ближе. Я тебе квартиру куплю или домик поприличнее. Ты же сам в отказ ушёл, пап. Тебе эта твоя халупа роднее.

— Это не халупа, а дача, которую мне партия выделила, — отвечает сердито. — И не за бабки твои на спекуляции заколоченные.

Отца всегда жутко расстраивало, что я не вышел умом, чтобы стать учёным. Учился хорошо, но вот светочем не стал, к их с мамой разочарованию. Единственный сын, да ещё и такой поздний. Отцу было почти сорок пять, когда я родился, он сам был учёным советской закалки. И слово бизнес для него так и осталось ругательным.

Но как бы там ни было, он мой отец. Старый, брюзжащий, ещё более мною недовольный, чем раньше, но отец. Наверное, он даже по-своему меня любит. Ну а я его.

— Бать, как думаешь, а из меня отец получится?

Папа поднимает на меня светлые, выгоревшие с годами глаза, и смотрит внимательно несколько долгих секунд. Уже жду, что он как всегда фыркнет и выскажет недовольство и претензии. Но, к моему удивлению, он снова переводит взгляд на удочку и говорит тихо:

— Уж куда лучший, чем из меня, Костя.

Не знаю почему, но это его признание для меня оказывается очень ценным. Неужели он жалеет, что за все тридцать лет мы с ним не стали близки?

Ещё какое-то время мы сидим на берегу речки, а потом идём в дом. Отец сетует, что суставы совсем не хотят работать, но от моего стотысячного, наверное, предложения лечь в клинику на лечение, отказывается.

Потом пьём чай в его доме, он рассказывает, что вчера смотрел по телевизору, что продукты снова дорожают, а пенсии так и остаются на одном уровне. Тут он тоже категорически отказывается “брать подачки от спекулянта”.

Уезжаю я уже почти ночью. Это, наверное, наша самая долгая встреча за последние десять лет. И самая продуктивная, потому что отец нехотя соглашается на визит к врачу на следующей неделе.

До Москвы ехать больше часа, и я, следя за лентой дороги, погружаюсь в мысли. А что если Катя нашла кого-то? Полтора года, блть, и это с её-то внешностью. Я-то любому готов ноги переломать, но стоит ли так ломать её? А что если она влюбилась, если собирается замуж или вообще беременна от другого?

От таких мыслей начинает печь огнём в груди.

Дерьмо, я ведь даже надеялся, что а вдруг отпустит со временем. А оно никак. И когда Рем сказал, что кое-что накопал, у меня внутри всё воспламенилось сильнее прежнего. Заболело, заныло. А что если я плохо искал и уже поздно? Надеялся, что сама объявится, хотел дать время.

Дурак.

Это же Катя, она упёртая. И я не знаю, как и что конкретно она узнала. Сбежала, даже объясниться не дала. Но и я идиот, раньше надо было решать это всё. Не успел. Не планировал, сам не заметил, как завис на ней, как влюбился.

И как бы я сказал?

“Катя, я тебя люблю, но я женат, хотя моя жена живёт с другим. Мы иногда трахались, но больше не будем и обязательно разведёмся”

Слала бы она меня далеко и надолго, опыт у неё уже был.

Два дня я собираюсь с мыслями, сгорая от нетерпения. Накануне вылетаю в Геленджик на свою квартиру, там и ночую, а утром уже в Сочи.

Еду в детский магазин за подарком для ребёнка. И вдруг подвисаю. Куклы, машинки, всякие игрушки… Я будто попадаю в какой-то другой мир, совершенно мне незнакомый. Возле стеллажей с детской одеждой парень и девушка с большим животом выбирают будущему ребёнку одежду, а я заглядываю с пары метров как дебил.

Бывают люди, на которых налезают такие микроскопические вещи? Носки как колпачок от ручки, шапки с напёрсток, штаны как на гномов. Всё это как-то непривычно будоражит внутри.

Пара уже странно поглядывает на меня, и приходится ретироваться. Что вообще купить ребёнку на год? Наверное, тот большой медведь или вертолёт на пульте управления не подойдут. Капец, я ведь даже не помню, девочка у Зерновых или мальчик. Рем сказал, они ещё одного ребёнка усыновили, ему тоже надо что-то купить, наверное.

Чувствую себя настолько далёким от всего этого, что даже теряюсь. Хорошо, что девушка-консультант подсказывает. Она совершенно не удивлена, что я не в курсе, к кому иду на день рождения — девочке или мальчику, поэтому предлагает купить универсальный подарок. Короче говоря, через двадцать минут я выхожу с большой коробкой, в которой сложен домик-контруктор зелёного цвета.

К дому друзей Зерновых подъезжаю чуть раньше и как раз через пять минут появляется машина Захара.

— Привет, — выхожу навстречу.

Доктор хмурится и руки не протягивает.

— Ты никак не отвалишь, мужик? — ставит руки в бока.

— Захар, я понимаю твою реакцию, но прошу тебя дать мне поговорить с Катериной. Я знаю, что она приедет.

— И ты не уйдёшь, да? — складывает руки на груди.

— Ну ты можешь попытаться вышвырнуть меня, конечно, но лучше не надо, я ведь снова приду, — пожимаю плечами.

Не знаю, то ли он проникся моим искренним настроем, то ли ему не хочется выглядеть помятым на фотках с дня рождения ребёнка после возможной потасовки, но Зернов кивает мне на ворота.

Я иду за ним, оказываюсь в обустроенном дворике очень приличного дома. Стол тут накрыт под навесом, всякие шарики и прочая детская атрибутика для фоток. Навстречу нам выходит высокий парень со светлыми волосами.