Ученица царя обезьян

Когда ничего не понимающий Сунь Укун вышел следом за ней, она сначала накинулась на него с кулаками, но вовремя опомнилась, опустила руки, закрыла глаза, сделала несколько глубоких вдохов и спокойно сказала ему, что он при всех опозорил её, что из-за его дурацкой песенки она больше никогда не придёт в свой любимый паб, к своим любимым барменам, с которыми они вообще были уже почти друзья.

– Почему же? Этим гостеприимным трактирщикам понравилась твоя хвалебная песнь. Они даже начали хлопать в ладоши, чтобы отогнать от тебя демонов. Ты должна была оценить, что эти мужчины пожелали позаботиться о тебе.

– Угу. Не развивай тему, пожалуйста, а то я опять сорвусь. Нам пора на балет, – сквозь зубы прорычала девушка и, развернувшись, быстрым шагом пошла в сторону театра. Теперь уже Сунь Укуну пришлось ловить её за воротник на красном сигнале светофора.

– Опомнись, Аолия, ты же сама учила меня не переходить улицу, когда трёхглазый демон открывает красный глаз!

Но блондинка закусила удила, не ответив ни слова. Она молча дождалась зелёного и перешла дорогу. И даже не обернулась, когда китаец снова увяз в очередном сугробе.



В театре было тепло, светло и по-провинциальному уютно. Царь обезьян восхищённо смотрел на высокие потолки, многоярусную стеклянную люстру, мраморные ступени, покрытые красной ковровой дорожкой. Он низко поклонился гардеробщице, которая с каменным лицом приняла его одежду и без улыбки выдала номерок.

Он ходил по длинному полукруглому коридору, с любопытством рассматривая фотографии ведущих актёров театра, и нервно подпрыгнул, услышав первый звонок. В зал уже заходили люди, которым помогали бдительные билетёрши на входе, но Ольга не спешила, заверив китайца, что звонков будет целых три и только после третьего имеет смысл садиться на места. В общем, без них никак не начнут. Сунь Укун кивал и верил.

Учитывая, что поход в театр теперь рассматривается как культурное мероприятие, Ольга была одета в белый свитер с зайчиками и синие джинсовые брюки, заправленные в высокие сапоги. В более теплое время года она, несомненно, надела бы платье, но зима есть зима.

Сам Великий Мудрец до этого момента ни разу не парился по поводу своей скромной одежды. Да и многие зрители тоже были одеты по-простому, исключая некоторых дам, убеждённых театралок, в длинных красивых платьях с блёстками и их мужчин в строгих костюмах-тройках с бабочками, при галстуках или с шёлковыми шейными платками. Но сейчас он почему-то даже занервничал по поводу своего вида.

– Отчего мы не наряжены достойным образом, Аолия?

– Вообще-то традиционно в театр ходят в праздничной одежде, – проходя к своим местам, шепнула девушка. – Так принято. Но сейчас правила стали более демократичными, так что нас никто не выгонит. Не загоняйся.

– Женщина, ты должна купить мне одежду для театра!

– Разбежалась…

– И себе! – настаивал он, ароматно дыша парами «Гринбергена».

– Хорошо, хорошо, обязательно, – не стала спорить блондинка, боясь, что и здесь её заставят петь. – Только в следующий раз, ок?



Тяньгоу с высунутом языком бегала за голубями. Она пряталась в сугроб, а потом резко выпрыгивала из него на теплотрассу, где они кучковались, чтобы согреться. Сизые голуби все как один взлетали в воздух с тёплых насиженных мест, осуждающе и гневно курлыкая. Тем не менее, сделав небольшой круг, тупоголовые птицы с завидным упорством садились на прежние места.

Собака хохотала заливистым лаем, хватала ртом крупные снежинки и размышляла, не шугануть ли попутно вон ту наглую рыжую кошку, дремлющую на водопроводной трубе. Кошка сонная и толстая, так что вряд ли она сможет быстро убежать…

«Я теряю свою природу! Я забываю, что я – демон!» – внезапно с беспокойством подумала Тяньгоу, но тут же автоматически подняла лапу и с наслаждением почесала себе за ухом. Быть собакой – здорово!



Погасла большая люстра в полном зале, под классическую музыку и поощряющие аплодисменты разъехался занавес. Специальные прожекторы разноцветными огнями осветили сцену. Почему-то знаменитый балет по бессмертной пьесе Шекспира был подан в славяно-готической произвольно авангардной манере. Скифские бабы, египетские пирамиды, солярные знаки и животные боги. В общем, что курили декораторы – загадка почище бинома Ньютона…

– Смотри, дело происходит в Вероне, это Италия. Вон то семейство – Монтекки, а это – Капулетти. Они друг друга не любят, – на ухо шептала блондинка китайцу. – А вон тот, в серых колготках, с высокомерным лицом, – за Монтекки. Не помню, как его зовут. Но не важно, его всё равно скоро убьют.

Сунь Укун осторожно указал на подпрыгивающего танцора, изящно отставившего ножку:

– Этого?

– Да. А этот, с неприличной попкой (блин, какие мышцы!), – сам Ромео, он любит Джульетту. Нет, не ту красивую, а ту, которая худая, слева в белом. Не тычь пальцем в артистов, это неприлично.

– Штаны этих танцующих мужчин тоже неприличны, – резонно заметил китаец. – Они же обтягивают все изгибы их тела, сжимая органы! Видишь, как они выпирают?! Это же опасно, кровь застоится, станет мёртвой, и у несчастного сначала посинеет, а потом и отвалится самое мужское естество!

Он кивком головы указал на вертящегося на одной ножке Ромео.

– Не переживай, ничего ему там не пережимает, они все туда вату подкладывают, – махнув рукой, шёпотом успокоила блондинка. – Смотри лучше. Сейчас они познакомятся.

– Они молчат?

– Да, они знакомятся молча, в балете всё молча, тут вообще принято молчать, на нас уже косятся. И не показывай пальцем, говорила же! Ну да, у Джульетты полупрозрачное платье, и что с того?

– Мне за неё холодно.

– А ей там жарко! Вон смотри, Ромео с другом пришёл на праздник к Капулетти в их родовой дом.

– А почему на стенах этого дома висит золото египтян?

– Потому что художник так нарисовал декорации, не придирайся к мелочам!

– Но он нарисовал неправильно!

– Он художник, он так видит, ну или пьяный был, отстань, следи за действием. Все пляшут, всем весело. Но им пора линять. Тот, который племянник, в коричневых колготках, явно что-то подозревает. Видишь, какое у него высокомерное лицо и презрительные прыжки?


Недовольная женщина с театральным биноклем, сидящая рядом с Ольгой, возмущённо цокнула, напомнив, что в театре нужно соблюдать тишину. Девушка извинилась, а потом снова повернулась к китайцу:

– Сейчас, смотри, он в неё влюбляется.

– Женщина, ты посмотри, как он бьётся в конвульсиях, как выгибается всё его тело! Какая любовь? Этот несчастный просто обезумел!

– Нет, я тебе говорю, он так влюбляется и пытается это показать своим танцем.

Великий Мудрец недоверчиво фыркнул.

– А я тебе говорю, что это танец. Прекрати всё критиковать. Бесишь меня. Всех бесишь. Вон они уже вышли на улицу. Сейчас там будут пляски и дуэль.

…На сцене дружно танцевали девушки в итальянских нарядах, призывая к себе танцовщиков-мужчин. Но мужчины, видимо, решили, что просто танцы – это скучно, а вот выяснять отношения в танце – намного веселее и интересней.

Один сказал другому что-то обидное, обличительно указав на него пальцем. Второй кинулся было в драку, но его удержали друзья в смешных коротеньких плащиках. Первый тоже отошёл к своей компании, и они все картинно замерли под музыку. Пауза несколько затягивалась….

– Вспомнила! Тибальд! Сейчас Тибальд убьёт его друга, а Ромео в свою очередь замочит Тибальда! Ну и всё! Стоп… А это ещё кто?!

Откуда-то из-под потолка на сцену вылетела черноволосая узкоглазая девушка в розовом китайском халате и, размахивая длинными рукавами, как крыльями, упала прямо в объятия Ромео. Танцовщик еле удержал её, удивлённо хлопая глазами и попятившись к кулисам от такого неожиданного утяжеления. По сюжету такого не было…

Мгновением позже из-за кулис, из оркестровой ямы и опять же с потолка на сцену слетелось ещё пятеро девушек, так что теперь у каждого танцовщика на руках была своя китайская красавица в национальном. «Итальянские» девушки слегка поднапряглись. Кое-кто из балерин на всякий случай уже начал засучивать рукава с явным намерением в кулачной драке отстоять своих партнёров.

Зрители взволнованно зашептались.

– Новое прочтение, новое прочтение… – доносился шёпот откуда-то с задних рядов.

– Гениально!

– Какая пошлятина!

– Руки прочь от Шекспира! Он свят!

– Режиссёр, браво!

– Сра-мо-та-а!

Некоторые из убеждённых завсегдатаев возмущённо покидали зал. На сцену выбежала удивлённая Джульетта, которой вообще не должно было быть в этой сцене. Её грозный отец, разодетый в богатое платье, в скифском шлеме а-ля всадник Гондора, с густо подведёнными глазами, вышел из-за кулис вслед за сценической дочерью и с чрезмерно перекошенным от «праведного гнева» лицом попытался стянуть за ногу узкоглазую красотку с рук Ромео.

Тогда китаянки громко рассмеялись противными тонкими голосами и дружно взмыли вверх, отклячив зад. Из-под халатов торчали настоящие хвосты – лисьи, волчьи и один даже львиный с изящной кисточкой.

– Это что такое? Ты что натворил?! – почему-то накинулась на Сунь Укуна блондинка.

– Я просто сидел и смотрел на комедию этих лицедеев, Аолия, ты же видела сама! Я не призывал сюда этих лисиц!

– Это лисицы? И та, что с львиным хвостом, тоже лисица?

– Да! – уверенно кивнул китаец и принялся изо всех сил бить себя ладонью по уху.

– Но почему она лисица, если у неё хвост льва? – Почему-то такая незначительная мелочь очень заинтересовала Ольгу.

– Это Китай, женщина, прими всё как данность! – ответил царь обезьян, вытягивая из уха волшебный посох. Цзиньгубан сразу же увеличился в размерах.

Сидевшая рядом женщина с биноклем возмущённо скривилась и убежала из зала. Да и пусть…

– Я же просила, чтобы ты не носил в ухе эту палку! – крикнула блондинка, потому что соблюдать тишину уже не имело никакого смысла, весь зал шумел, как одесский Привоз. – Фу! Она опять вся грязная! А ты её ещё и руками хватаешь!

Тем временем на сцене шла своя баталия, русские балерины дрались с хвостатыми китаянками. Почему-то молодые мужчины-танцовщики растерянно стояли, манерно разводя руками. Быть может, просто боялись испортить маникюр или косметику.

Ну разве что на помощь к возмущённому отцу Джульетты присоединился не менее рассерженный отец Ромео. Они были уже весьма взрослыми мужиками и вдвоём пытались призвать всех к порядку, забыв о многолетней вражде семейств.

Одна китайская красавица случайно упала в оркестровую яму, и дирижёр под вой и визг самозабвенно лупил её палочкой. То есть и музыка, естественно, пошла под откос…

– Женщина, немедленно уходи отсюда, – приказал Сунь Укун, поудобнее перехватив посох.

– А ты?

– А я буду делать то, что должен – уничтожать демонов!

– Ну уж нет! – Ольга повисла у него на плечах. – Никого уничтожать ты не будешь! Мне проблемы с полицией не нужны!

Она потянула его на выход, но он уже размахнулся посохом, так что девушке пришлось рухнуть на свободный стул, чтобы увернуться. А героический китаец, час назад залитый пивом, встал и прямо по спинкам кресел пошёл к сцене, едва ли не наступая на головы уворачивающимся зрителям с передних рядов. Кое-кто всё ещё щебетал об «оригинальной постановке», но что тут скажешь, театралы – люди особенные, при желании они могут оправдать всё…

– Хи-хи-хи!!! – крикнул Сунь Укун, отталкиваясь посохом от бортика оркестровой ямы, перепрыгивая через неё и эффектно вылетая на сцену.

– Ну уж теперь я точно никуда не уйду, – пробормотала блондинка, усаживаясь поудобнее. – Надо было попкорн взять, что ли…