Ученица царя обезьян

Бледная, слегка сутулая, белый пушок над верхней губой. Белые волнистые волосы уложены в сложную замысловатую причёску из двух витых рогулек, поднятых над ушами и свёрнутых в спиральки, образуя собой подобие рожек.





«Что за бред овечий… Такие причёски уже давно никто не носит. Никакого вкуса нет у этих травоядных…» – подумала Тяньгоу, но ничего не сказала.

Белобрысая тупо уставилась на экран.

– О-о-ой! С-со-о-об-ба-ачка! – наконец угадала она и засмеялась блеющим хохотом, влюблённо косясь на смеющегося Мована.

– Ты насмешила меня, Тяньгоу, – отсмеявшись и отдышавшись, сказал мужчина. – Отлично выглядишь! Тебе очень идёт!

Он вновь захохотал, а голая девица, проведя ладонью по его животу, опустила руку вниз, за угол обзора камеры.

– Как я понял, ты ещё не нашла Сунь Укуна, – простонал Мован, всхрапнув.

– Нет, господин. Из Москвы до Саратова сложная и долгая дорога, господин. Эта страна огромна, господин. И у меня проблемы с документами, господин.

– И в чём же заключены твои проблемы с документами? – уточнил мужчина, сурово приподняв бровь, но внезапно запрокинул голову назад и коротко промычал.

– В том, что у меня их нет, господин…

– Разбирайся сама, Тяньгоу, меня не интересуют бумажки, мне нужна обезьяна.

– Да, господин…

Но У Мован уже не слушал её.

– Детка, ты не дала мне поговорить с моим секретарём… – сказал он, наклонившись к девушке.

– С к-ка-а-ак-ки-и-им с-се-экретар-рё-ом? Там же б-бы-ыла т-то-ольк-ко соб-ба-а-ачка-а… – удивлённо проблеяла голая девица, медленно опускаясь всё ниже и ниже.

Бабочка схлопнулась и осела в вагонный щебень пригоршней белой пыли.

– Тупая овца… – рыкнула Тяньгоу и, устроившись так удобно, как это только возможно было на куче щебня, свернулась калачиком и закрыла глаза.



– Почему вы хотите видеть повара? – любезно поинтересовался официант. – Вам не понравился вкус блюд?

– Нет, юноша, в вашей харчевне отменный вкус пищи, – сухо ответил китаец. – Меня лишь немного огорчило то обстоятельство, что эта еда отравлена.

– Что? – переспросил парень, тупо заморгав. – Н-не может быть! У нас есть все сертификаты. Наш повар – дипломированный специалист. Все продукты проходят тщательную обработку, мы закупаем их только у проверенных поставщиков, санитарные книжки тоже в порядке и…

– Спасибо, – вежливо перебила его Ольга. – Извините нас. Произошло нелепое недоразумение, я уверена, что мой друг ошибся.

– Нет, я не ошибся, женщина! Я никогда не ошибаюсь, ведь я – Сунь Укун! Где ваш повар, служка?! – вновь обратился он к официанту. – Довольно! Я устал ждать, я найду его сам, по запаху. И уж поверь, ему от меня не скрыться!

Он встал и быстрыми шагами направился к кухне.

Покрасневшая блондинка, ещё раз извинившись перед опешившим официантом, спряталась от реальности в Инстаграм. В «Директе» уже краснела точка нового сообщения от Alice_Manic:

«Привет! Да, можно записаться на послезавтра. Тебе только маникюр?»

«Здорово! – застучала пальцами по экрану Ольга. – Так забегалась, что совсем забыла про ногти!:) Вообще, мне бы и ножки в порядок привести!»

С грохотом распахнув ногой дверь в зал, китаец практически за шиворот выволок из кухни упирающегося желтолицего мужчину лет сорока – сорока пяти с биркой «шеф-повар» на халате и потащил к своему столу. Официанты притихли и напряглись, кто-то из администраторов уже резко набирал номер полиции. Трое посетителей из соседнего зала с любопытством выглядывали из-за своего столика типа «а чё вы тут делаете?».

– Ты хочешь сказать, что эта пища не воняет твоими мерзкими испарениями, смрадный гуй?! – орал Сунь Укун, едва ли не носом тыча несчастного повара в тарелку с фаршированным перцем. – Кто послал тебя сюда?! Говори, если не хочешь до конца миров вылизывать своим языком бесконечные лабиринты грязного Диюя, воняющие мертвечиной и нечистотами так, что глаза даже такого поганого и недостойного существа, как ты, вылезут из глазниц и лопнут, забрызгав серые стены кровью, которая, в свою очередь…

– Фу!!! Прекрати! – возмутилась Ольга, и на мгновение ей показалось, что нарисованные на веерах китайские девушки брезгливо сморщились. – Ты что, реально больной?! Извращенец-маньяк-садюга какой-то, честное слово… Постоянно у тебя то кровища, то вонь, то вонючая кровища, как будто больше поговорить не о чем!

– Ты не понимаешь…

– И сейчас же отпусти дяденьку, – кивнув головой в сторону шеф-повара, потребовала она. – Кому говорят?!

– Сначала этот гуй ответит мне за всё! – Великий Мудрец неслабо встряхнул повара за шиворот, так что тот едва не откусил язык лязгнувшими зубами. – Отвечай, собачий сын!

– Насяльника! Моя твоя не понимай, насяльника! Таджкистан, русская язык не сапсем родной! – лепетал несчастный, нелепо дрыгая ногами и пуская насквозь фальшивые слезы.

– Ты лжёшь мне, смрадный гуй! – не унимался грозный китаец. – Я вижу тебя насквозь! Я чувствую твой запах! Я чую отраву в твоей еде, которую ты готовил для меня! Ты хотел отравить меня, мерзкий яогуай?!


– Насяльника… Таджкистан… не понимай… э-э?!

– Отлично, тогда мне придётся объяснить тебе, с кем ты имеешь дело, гуй. – Китаец бросил повара на пол и сел на него сверху. В его глазах полыхало алое пламя…

– Прекрати! Сейчас кто-нибудь полицию вызовет! – упрашивала его Ольга, пытаясь оттащить за плечи, но он не обращал на неё никакого внимания. С его губ слетали хлопья пены, а волосы на голове встали дыбом.

– Перед тобой Великий Мудрец, Равный Небу, Сунь Укун, прекрасный царь обезьян! Тот, кто устроил переполох в небесных чертогах Нефритового императора. Тот, кто съел персики бессмертия. Тот, кто освободил летающих коней из небесных конюшен. Тот, кто разрушил небесную астролябию судьбы. Тот, кто родился на вулкане горы Цветов и Плодов из небесного камня. Тот, кто, бесстрашно хохоча, обмочил перст Золотого Будды, за что и был заперт под горой Пяти Стихий на пять сотен лет! Тот, кто согласился принять тиски золотого обруча Гуаньинь, чтобы вновь вернуться в этот мир просветлённым! Тот, кто терпел унижения от лысого белого монаха, уничтожая мелких бесов, подобных тебе, одним щелчком пальца. И я вновь спрашиваю тебя, о презренный яогуай, так кто же послал тебя отравить меня?!

– Прости, Великий Мудрец, что не сразу узнал тебя, – в то же мгновение на чистом русском, без малейшего акцента ответил желтолицый повар, кланяясь как заведённый. – Но поверь, я никак не ожидал встретить тебя здесь. Да и в этой скромной одежде ты никак не похож на того самого царя обезьян, легендами о котором переполнена вся наша великая страна от сопок Маньчжурии до хижин Гонконга.

Сунь Укун слегка ослабил хватку.

– Никто не посылал меня сюда. И я совершенно не собирался травить кого-либо. Позволь мне приготовить для вас другую еду, лучшую пищу, которую только делали когда-либо с начала времён, только перестань так страшно сверкать глазами, люди нервничают. И слезь с меня, пожалуйста, ты очень тяжёлый.

– Если я захочу, я ещё и попрыгаю на твоих рёбрах, хи-хи-хи! Потому что я – Сунь Укун! – без улыбки предупредил китаец, но тем не менее поднялся и сел за стол к молча хлопающей глазами Ольге.

В мягком освещении стыдливые девушки на веерах словно округлили глаза от удивления и любопытства. Официанты также заткнулись в надежде, что вся эта нехорошая ситуация как-то сама собой разрулится без скандала.

– Пусть это блюдо переделает за тебя любой из твоих специально обученных рабов. А ты, гуй, меж тем будешь прислуживать мне и отвечать на мои вопросы.

Повар согласно поклонился, подозвал администратора зала, что-то прошептал ему и отправил на кухню, а сам присел рядом, но за соседний стол.

– Прекрасная синеокая госпожа не сочтёт моё соседство за оскорбление? – спросил он у девушки и, не дожидаясь ответа, обратился к Сунь Укуну: – Это твоя невеста, о Великий Мудрец?

– Блин, я не его невеста! – вспыхнула блондинка.

– Она не моя невеста, – важно кивнул китаец, отхлёбывая чай. – Но имей в виду, она моя ученица. Это куда почётнее…

– Ну вообще-то не только. Ещё ты у меня живёшь, не забыл? И я тебе вроде как полезна.

– Верно, – снова согласился царь обезьян. – Поэтому её нельзя есть, гуй. И убивать никаким способом тоже. И высасывать душу. И сморкаться в её чай. Понятно?

– В смысле?!! – Девушка на всякий случай отставила свою чашку подальше.

– Аолия, это гуй. – Сунь Укун конкретно указал рукой на повара. – Мелкий паразит, низшее звено в сложной иерархии демонов Поднебесной. У гуев мало талантов, чаще они никчёмны и бестолковы. Демоны их презирают, боги и богини не замечают вообще. Нефритовый император… – Тут он на мгновение задумался. – Возможно, он вообще не знает о существовании таких мелких клопов. А потому любимое занятие их – просто пакостить людям на каждом шагу. Высморкаться в хороший чай, чтобы он стал плохим, отравить еду, чтобы человек мучился болезнями живота, испортить воздух в тесной комнатке, чтобы….

Ольга вытаращилась на смущённого повара и брезгливо положила обратно ещё один орешек кешью из гунбао, который только что планировала съесть.

– Однако этот гуй, возможно, самый талантливый из всего своего жалкого племени. Он сумел обучиться возвышенному ремеслу приготовления пищи. Он травит еду с таким чудесным изяществом, чтобы люди привыкали к ней и не могли уже насытиться ни в каком другом месте! А лишь всегда возвращались к нему, принося ему много звонких монет и денежных бумажек. Как ты сама можешь убедиться, если твои глаза и уши открыты…

– Ну… tempora mutantur et nos mutantur in illis…[2] – пожав плечами, сказала блондинка.

Сунь Укун лишь раздражённо отмахнулся.

– Я не понимаю твоих странных колдовских заклинаний на чуждом мне и любому разумному существу языке, о женщина, выращивающая плесень так, как прекрасные китайские девушки растят дивные розовые хризантемы в своих маленьких садах.

– Как это? Ты же говорил, что знаешь все языки на свете? – ехидно напомнила блондинка, но китаец спокойно проигнорировал её вопрос.

– Мне известно, что время течёт, как река, и меняется, подобно нескончаемым речным водам. А все мы – лишь маленькие, безымянные рыбки, влекомые потоком и всегда меняющиеся вместе с его направлением…

– Э-э… ну типа примерно это она и говорила, о Великий Мудрец, – прошептал повар. – Но другими словами, нет?

– Я знаю, поганый гуй. Не поучай меня!

Официант, поставив в центр стола тарелку сразу с тремя фаршированными перцами, разрезанными пополам и уложенными в форме шестилепесткового цветка, что-то шепнул повару. Повар отрицательно помотал головой.

– Что сказал тебе твой раб? – подозрительно спросил Сунь Укун, когда официант удалился.

– У меня нет рабов, господин Сунь, – с поклоном ответил гуй, и Ольга хихикнула, насадив половинку перца на вилку. – Это всего лишь официант, работник зала.

– То есть это раб какого-то другого господина?

– Не совсем. Он свободный человек. И волен уйти в любую минуту.

– Мир так изменился… – пробормотал царь обезьян, сокрушённо покачав головой.



Тяньгоу сидела на бревне и яростно чесала ухо задней лапой. Поезд тряхнуло, она, удивлённо рявкнув, не удержала равновесие и скатилась с бревна, едва не вылетев из вагона. Три часа назад она сменила четвёртый поезд. Собака уже сама плохо помнила, как нашла его, кто ей подсказал, кто отходил мокрой тряпкой, кто пытался накинуть удавку ей на шею.

Ей запомнился только мальчик лет пяти, поделившийся с ней мороженым. Мороженое было холодное, но жирное, поэтому Тяньгоу просто заглотила его в надежде хоть как-то наполнить пустой желудок. А потом мама мальчика прогнала её, ударив ботинком под рёбра. Не так уж больно, скорее обидно.

Вообще-то Тяньгоу могла разорвать женщину на куски и съесть живьём, слушая последние испуганные хрипы, вылетающие из её горла, но ей почему-то было жалко пугать мальчика. В конце концов, этот ребёнок был добр к голодной собачке…

В поезде оказался открытым только вагон с лесом. На липких сосновых брёвнах не очень удобно лежать, но куда ей деваться? В любом случае скоро всё закончится. Надпись кириллицей «Саратов» настолько воодушевила девушку, что она подпрыгнула и начала суетливо скакать по вагону взад-вперёд, нетерпеливо поскуливая. Состав резко остановился, и, влетев боком в бревно, одновременно чудом увернувшись от не до конца обрубленного сучка, рыжеволосая секретарь У Мована растянулась пластом и поймала на язык снежинку. Вкусно и бодрит, хочу ещё…