Ученица царя обезьян

– Она сейчас спрыгнет с той стороны! Все туда! – крикнул кто-то.

«Конечно. Удачи вам, вшивые яогуаи, постарайтесь найти меня…» – подумала Тяньгоу, опускаясь в снег на четыре собачьи лапы и быстро уносясь в ближайшие кусты.

Она пролежала в грязном снегу ещё минут двадцать. Видимо, в спешке что-то пошло не так и ей не удалось стать полностью белой. Голова оставалась чёрной, а на морде, от левого глаза к носу, почему-то расползлось большое коричневое пятно. В результате морду пришлось зарывать в сугроб или прятать за ветками.

Её искали. Бегали во все стороны, переговаривались по рации, пожимали плечами и разводили руками, ведь рыжеволосой китаянки нигде не было видно. Потом появился сержант Останин. Он вёл Носа на таком коротком поводке, что её передние лапы периодически не доставали до земли, и несчастная овчарка кое-как ковыляла на двух задних.

Конечно же Нос сразу её нашла, но старательно отвернулась в другую сторону, лишь укоризненно стрельнув бровями в сторону спрятавшейся Тяньгоу.

«Досталось тебе?» – одновременно с сочувствием и усмешкой спросила Тяньгоу.

«Да», – честно ответила прямолинейная овчарка.

«Таскает тебя теперь, как тупого щенка. Не обидно?»

«Нет. Так мне и надо, я плохая девочка».

«Ну, вообще-то он говорил в твой адрес совсем иные слова, Нос. Плохая девочка – это слишком уж мягко, верно?» – усмехнулась белая собака в снегу.

Но поисковая группа уже развернулась и направилась в другую сторону. Овчарка, оказавшись повёрнута к её укрытию задом, высоко подняла хвост, недвусмысленно показывая китаянке то, что под ним. Это было откровенно.

«Хм, оскорбление засчитано… – мысленно подтвердила секретарь У Мована. – Но я ведь не обещала, что у тебя не будет проблем. Я лишь сказала, что твой долговязый человек будет жить. И я держу своё слово».

«Сейчас сюда придут другие собаки. Много. Уходи».

Наверное, Тяньгоу следовало бы поблагодарить овчарку. Но, с другой стороны, она ведь помогла ей не от чистого сердца, а из чувства страха за жизнь своего никчёмного хозяина. И если бы обстоятельства сложились хоть чуточку по-другому, эта самая Нос сдала бы её с потрохами. Хотя кто может знать наверняка? У собак своё братство…

На маленькой железнодорожной станции, куда ей удалось добраться из аэропорта, было мало людей. Конечно, она могла бы добежать до Москвы пешком, но, честно говоря, лапы дико замёрзли. Да и грудь, и бёдра, и хвост, и даже нос!

Несмотря на то что она выбрала обличье весьма крупной тайваньской собаки, её мощное мускулистое тело всё равно по самый живот проваливалось в снег. Она аккуратно прошла вдоль железнодорожных путей и забралась под какой-то там третий или четвёртый вагон с конца. Опасно, конечно. Придётся ехать в скрюченном состоянии, без всякого комфорта. Но, с другой стороны, а какие у неё ещё варианты?

Через час электричка встала. Заносы были такими, что ехать дальше не было никакой возможности. Белая собака последние полчаса и так дышала через раз, то и дело погружаясь с головой в снег и благодаря судьбу за то, что её демоническая сущность может долго обходиться без кислорода, который так остро необходим несчастным жалким живым тварям.

Она вылезла из-под вагона, прорыв тоннель в снегу, высунула из снега чёрно-коричневую голову и быстро огляделась по сторонам. Так. Это явно какая-то дыра. Много-много путей. Некоторые из них заняты товарняками. И один как раз сейчас движется на неё!

Тяньгоу выпрыгнула на перрон, отряхнулась и прошла прямиком к указателю. Что у нас тут написано? Москва-Товарная-Павелецкая. Так, значит, отсюда отправляются грузовые поезда? Интересно, есть ли здесь поезд, который пойдёт в незнакомый Саратов?

Секретарь растерянно повертела головой, она ведь даже не знает, в какую сторону ей ехать. Собака села на перрон, подогнув хвост, а минутой позже с того же места встала уже рыжеволосая девушка с аккуратным каре, в коротенькой курточке и юбке, с шарфом на шее, но… с босыми ногами. Её туфли, как помнится, остались в туалете пекинского аэропорта.

– Э-э… чё ж ты тут босиком-то?! – неожиданно спросил проходивший мимо рабочий в оранжевом жилете. – И одета-то так легко…

На вид лет шестидесяти, прокуренный, смуглый, грязный. Тяньгоу решила, что он не представляет опасности, но пока не знала, какую выгоду извлечь от этой случайной встречи.

– Чё молчишь-то? – Мужчина уселся прямо на рельс и, достав пачку сигарет, закурил. – Ты как сюда попала-то, а?

– Поездом из аэропорта.

– Отстала, что ль? А вещички-то твои что, тю-тю, в Москву укатили?

Рыжая девушка кивнула, переминаясь с ноги на ногу.

– Ба-а-абы!!! – вдруг заорал мужик в неизвестное никуда. – У нас тут подкидыш! Обувку-то поищите какую, босиком на снегу стоит-то, все кишки застудит! Тебе куда надо-то, в Москву, за вещами?

– Не совсем. Мне бы в Саратов.

– Ну так то всё по-любому из Москвы-то. Там штук пять поездов в твой Саратов каждый день ходят-то.

– А отсюда? – по-собачьи глядя ему в глаза, спросила Тяньгоу.

Рабочий присвистнул, затянулся, зажмурился, наслаждаясь дымом в носу.

– Приключений захотелось? На товарняке, поди, покататься-то решила? Ну так прямиком-то до Саратова ты товарняком-то не доберёшься отсюда. Пересаживаться-то придётся раза четыре. Ты бурятка, что ль?

– Да, – не стала спорить рыжеволосая секретарь.

– Да, я-то так сразу и понял, слышал я, что бурятки-то красивые…

– Мне бы в Саратов, – упрямо напомнила о себе девушка.

– Да не возьмёт тебя никто на товарняк-то. Сейчас проверок-то столько, страх божий! Не, никто не захочет работой-то рисковать. Дураков-то нет сейчас, времена-то непростые. Ты послушай, тебе-то проще до Москвы добраться, а оттуда уж на пассажирском-то как белый человек.

– Ну да, спасибо… А отсюда какой поезд в сторону Саратова идёт?


– Вот упёртая-то. Губья-то уже синие, а ей всё Саратов подавай. Ну вон тот состав идёт. И вон тот ещё. И вон к тому сейчас вагоны-то зацепят, через пару часов-то и он отправится. Да только не возьмёт-то тебя никто. А может, ещё и пошлют матерно. – Седой мужик выбросил бычок в снег и достал вторую сигарету. – А вот если ты-то вон там пройдёшь да на шоссе-то машину какую-нить поймаешь, так тебя до Москвы-то и подкинут, оттуда-то уж и уедешь в свой Саратов-то.

Он огляделся по сторонам, подумал и убрал сигарету обратно в пачку.

– Чё бабы-то, заснули там, что ли? Ладно. Пойду сам тебе обувку-то поищу да куртку какую потеплей. Будешь как бомжиха, зато тепло. Стой тут пока, меня-то дождись.

Железнодорожный рабочий развернулся и пошёл вперёд, хрустя снегом под ногами. Тяньгоу снова приняла облик белой тайваньской собаки с чёрной головой, добежала до ближайшего из трёх поездов, на которые он указывал, и аккуратно пошла вдоль состава, выбирая подходящий вагон. А потом поезд внезапно тронулся и начал набирать скорость.

Собака зло сплюнула и запрыгнула в первый попавшийся открытый вагон, понадеявшись, что там не уголь. Ага, конечно. Демоническое везение известно всем, и она с головой ушла в серо-чёрную угольную массу. Зато едем. Пусть так.



– Долго нам ещё идти? – спросил Сунь Укун.

– Да нет, через один перекрёсток свернём. – Ольга старательно стряхивала снег со спины китайца, отведя его в сторонку к «Детскому миру». – Вообще-то я думала сразу в книжный магазин пройти, но у тебя, наверное, стресс. Потому что у меня точно стресс. Не каждый день моего парня… в смысле моего иностранного друга сбивает детский паровозик. Тем более что тебя возили по снегу и ты наверняка замёрз. Так что пойдём сначала греться, а потом уже махнём в книжный!

Они прошли мимо громкоголосого продавца шапок и варежек, мимо притоптывающей на морозе бабушки, торгующей матрёшками и лаковыми шкатулками. Девушка вновь едва успела поймать царя обезьян за шиворот на светофоре, когда он пошёл ругаться с демоном, не включающим зелёный, возмущённо шикнула на него и повела дальше за ручку как маленького.

– Неужели так трудно запомнить цвета перехода?

– Он первый начал! Он смеялся над царём обезьян, показывая мне свою бесстыжую красную задницу! Пусти меня, женщина, я ему…

– Ой, всё! Идём уже! Вообще-то тут на углу тоже есть книжный, но он дорогой. Мы с тобой в другой пойдём.

– Почему мы идём так далеко? – снова заныл китаец. – Почему мы не взяли самодвижущуюся повозку?

– Тут нельзя ездить машинам, пешеходная зона. Слушай, я знаю, что в Китае тоже бывает холодно и снежно! И ты, если ты действительно древний китаец, должен быть приучен ходить на большие расстояния! Так чего ты тогда ноешь?! – психанула Ольга.

– Да! В моей прекрасной стране тоже есть холодные и снежные зимы! Но они на севере! А я рождён на вулкане из небесного камня, моя вотчина – юг! И я никогда не ходил на север зимой! Когда мне нужно было идти на север, я отправлялся в путь весной или летом! И на большие расстояния я ходил! О да, женщина!

Великий Мудрец остановился прямо посреди улицы, подняв руки к небу и хохоча, как безумец. Проходящая мимо бабка обозвала его наркоманом, но он лишь возвысил голос:

– О изнеженная и капризная Аолия, тебе и не снились такие дороги, такие долгие изнуряющие походы, полные лишений и испытаний, из которых все мы, ученики лысого монаха, вышли просветленными!

– Ага, оно и видно…

– Тебе ничего не видно, потому что я сидел в узилище бестолковой дешёвой игрушки сотни лет! Я просто отвык много ходить, понимаешь ты это?! Я вообще удивлён, как мне удалось не утратить разум и подвижность членов своих! Хотя что в этом удивительного? Я же Сунь Укун, прекрасный царь обезьян!

– Ваше величество, – с тяжёлым взглядом процедила сквозь зубы блондинка, – соизвольте не орать и пройти ещё несколько шагов до дороги, по которой ездят машины. А там мы свернём, и скоро вас ждёт долгожданный, заслуженный и приятный отдых. Шевелись давай! – Она пихнула его кулаком в спину.

Чтобы не перелезать через сугробы вдоль домов и не уворачиваться от метровых сосулек, идти снова пришлось по проезжей части. Китаец внимательно смотрел, как мелькают ноги его спутницы впереди, и старался идти за ней след в след. Она повернула налево, он повернул за ней, поднял голову и увидел три красных столба, на которых держалась красно-зелёная крыша-пагода, и двух золотых львов-стражей, сидящих по разные стороны чёрной лестницы, ведущей вниз. Царь обезьян ахнул, глотнув холодного воздуха, и пустил слезу.

– Это Китай, женщина?! Это дом из моей страны!

– Ну почти. Это китайский ресторан. «Мандарин» называется. Заходи.

Внутри было тепло, пахло незнакомыми специями и играла тихая китайская музыка. Широко улыбающаяся гардеробщица на входе обменяла их куртки на номерки, а такой же улыбчивый официант чисто славянской наружности проводил по длинному коридору и предложил сесть за любой свободный столик. Благо народу оказалось немного.

Стены были украшены рисованными пейзажами в китайском стиле, стеклянными витражами в маленьких декоративных окнах, разнообразными фарфоровыми фигурками богов, военачальников, монахов и мудрецов Китая и большими веерами, на которых были изображены цветы, бабочки и изящные женщины в длинных платьях, с высокими причёсками и завлекающими раскосыми глазами.

Кто виноват, что за окном такие холода,

Кто виноват, что мы расстались навсегда.

Дождь снегом стал, и между нами тьмы стена,

А виновата в этом лишь она одна, одна она…

Зима, зима, зима!

Весь мир сошёл с ума.

Мы снова видим сны в предчувствии весны…

Зима, зима, зима!

Для всех поёт сама,

Прозрачна и светла, не помнит зла…





– Это очень старая народная песня о неразделённой любви, – умилился царь обезьян, вытирая слезу. – Но я впервые слышу такой перевод. У нас её исполняют без рифмы.