Убить пересмешника
Часть 14 из 60 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Чтоб они не озябли, – сказала мисс Моди.
– Как цветы могут озябнуть? У них же нет кровообращения?
– Этого я не могу тебе объяснить, Джим Финч. Я знаю одно: если ночью будет мороз, цветы замерзнут, – вот я их и укрываю. Понятно?
– Да, мэм. Мисс Моди…
– Да, сэр?
– Можно мы с Глазастиком одолжим у вас снега?
– О господи, да берите весь! Там под крыльцом есть старая корзинка из-под персиков, наберите в нее и тащите. – Тут мисс Моди прищурилась. – Джим Финч, а что ты собираешься делать с моим снегом?
– Вот увидите, – сказал Джим, и мы перетащили со двора мисс Моди столько снегу, сколько могли. Это была очень мокрая и слякотная работа.
– А дальше что, Джим? – спросила я.
– Вот увидишь, – сказал он. – Бери корзинку и тащи с заднего двора в палисадник весь снег, сколько соберешь. Да смотри зря не топчи, ступай по своим следам.
– У нас будет маленький снеговичонок?
– Нет, настоящий большой снеговик. Ну, давай принимайся, дела много.
Джим побежал на задворки, достал мотыгу и начал быстро-быстро рыть землю за поленницей, а всех червей откидывал в сторону. Потом сбегал в дом, принес бельевую корзину, насыпал в нее доверху земли и поволок в палисадник.
Когда мы натащили туда пять корзин земли и две корзины снегу, Джим сказал – можно начинать.
– Что-то грязь получается, – сказала я.
– Это сейчас грязь, а после будет хорошо, – ответил Джим.
Он стал лепить из земли ком, а на нем второй, все больше и больше, и получилось туловище.
– Джим, разве бывают снеговики-негры? – спросила я.
– Потом он не будет черный, – буркнул Джим.
Он принес из-за дома персиковых прутьев, сплел их по нескольку штук и согнул, получились кости, их надо было облепить глиной.
– Это мисс Стивени Кроуфорд, – сказала я. – Сама толстая, а ручки тоненькие.
– Сейчас сделаю потолще. – Джим облил грязевика водой и прибавил еще земли. Поглядел, подумал и слепил толстый живот, выпирающий ниже пояса. Потом поглядел на меня, глаза у него блестели. – Мистер Эйвери ведь похож на снеговика, верно?
Потом он набрал в горсть снега и налепил сверху. Мне он позволил лепить снег только на спину, а все, что будет на виду, делал сам. Понемногу мистер Эйвери побелел.
Джим воткнул ему сучки на место глаз, носа, рта и пуговиц, и мистер Эйвери стал сердитый. Для полноты картины в руки ему дали полено. Джим отступил на шаг и оглядел свое творение.
– Прямо как живой! – сказала я. – До чего здорово, Джим!
– Правда неплохо? – смущенно сказал Джим.
Мы не могли дождаться Аттикуса к обеду, а позвонили в суд, что у нас для него сюрприз. Он пришел и, видно, удивился, что мы всю землю из-за дома перетащили в палисадник, но сказал – мы отлично поработали!
– Я не совсем понимал, из чего ты его вылепишь, – сказал он, – но впредь я могу за тебя не волноваться, сын, ты всегда что-нибудь да придумаешь.
У Джима даже уши покраснели от такой похвалы, но Аттикус отступил на шаг, и он насторожился. Аттикус разглядывал снеговика. Весело улыбнулся, потом засмеялся.
– Не знаю, что из тебя выйдет, сын, – инженер, адвокат или художник-портретист. Но сейчас тебя, пожалуй, можно судить за публичное оскорбление. Придется этого малого замаскировать.
И Аттикус предложил Джиму поубавить брюшко снеговика, дать в руки вместо полена метлу и повязать фартук.
Джим объяснил, что тогда опять будет не снеговик, а грязевик.
– Ну, сделай по-другому, но что-то сделать надо, – сказал Аттикус. – Ты не имеешь права лепить карикатуры на соседей.
– Это не критикатура, – сказал Джим. – Он на самом деле такой.
– Мистер Эйвери может с тобой не согласиться.
– Придумал! – сказал Джим.
Он побежал через улицу, скрылся за домом мисс Моди и вернулся гордый и довольный. Нахлобучил на снеговика ее широкополую соломенную шляпу, а в согнутую руку сунул садовые ножницы. Аттикус сказал – вот и прекрасно.
Из дому вышла мисс Моди и остановилась на крыльце. Поглядела через улицу. И вдруг усмехнулась.
– Джим Финч, ах ты, чертенок! – крикнула она. – Подайте сюда мою шляпу, сэр!
Джим поглядел на Аттикуса, Аттикус покачал головой.
– Она это не серьезно, – сказал он. – Просто она поражена твоими… талантами.
Аттикус перешел улицу, и они с мисс Моди оживленно заговорили о чем-то, размахивая руками; до меня донеслось только:
– …выставить во дворе самого настоящего Мофродита! Хорошо же ты их воспитываешь, Аттикус!
Днем снег перестал, похолодало, и к ночи сбылись худшие предсказания мистера Эйвери: Кэлпурния не переставая, топила все печи, а мы все равно мерзли. Вечером Аттикус сказал: плохо наше дело – и спросил Кэлпурнию, может, ей лучше остаться у нас ночевать. Кэлпурния обвела взглядом большие окна и высокие потолки и сказала – у нее дома, наверно, теплее. И Аттикус отвез ее в автомобиле.
Перед сном Аттикус подбросил угля в печку у меня в комнате. Он сказал – сейчас шестнадцать градусов, он не упомнит такого холода, а наш снеговик совсем заледенел.
Мне показалось, прошло совсем мало времени, и вдруг кто-то трясет меня за плечо. Я проснулась и увидела поверх одеяла пальто Аттикуса.
– Разве уже утро?
– Вставай, малышка.
Аттикус протянул мне мой купальный халат и пальто.
– Сперва надень халат, – сказал он.
Рядом с Аттикусом стоял Джим, весь встрепанный, его качало. Одной рукой он придерживал ворот, другую сунул в карман. Он был весь какой-то толстый.
– Быстрее, дружок, – сказал Аттикус. – Вот твои носки и башмаки.
Я ничего не поняла, но обулась.
– Уже утро?
– Нет еще, второй час. Ну-ка, побыстрее.
Наконец до меня дошло: что-то не так.
– А что случилось?
Но теперь ему уже незачем было объяснять. Как птицы знают, что пора укрыться от дождя, так я знала, когда на нашу улицу приходила беда. Я услышала какое-то шелковистое шуршанье, шорохи, приглушенную суету, и мне стало страшно.
– У кого это?
– У мисс Моди, дружок, – мягко сказал Аттикус.
С веранды мы увидели, что у мисс Моди из окон столовой рвется пламя. И словно затем, чтоб мы скорей поверили своим глазам, взвыла над городом пожарная сирена – все тоньше, визгливее – и никак не умолкала.
– Все сгорит? – жалобно спросил Джим.
– Наверно, – сказал Аттикус. – Теперь вот что. Подите оба к дому Рэдли и стойте там. И не вертитесь под ногами, слышите? Видите, с какой стороны ветер?
– О-о! – сказал Джим. – Аттикус, может, надо уже вытаскивать мебель?
– Пока еще рано. Делай, что я велю. Ну, бегите! Смотри за сестрой, Джим, слышишь? Не отпускай ее ни на шаг.
И Аттикус подтолкнул нас к воротам Рэдли. Мы стояли и смотрели, нашу улицу все тесней заполняли люди и автомобили, а тем временем огонь молча пожирал дом мисс Моди.
– Ну что они так долго, что они так долго… – бормотал Джим.
Но мы понимали, в чем дело. Старая машина не заводилась на морозе, и целая толпа катила ее по улице, просто подталкивая руками. А когда шланг прикрутили к водоразборной колонке, он лопнул, струя брызнула вверх и окатила мостовую.
– Ой, Джим!..
Джим обнял меня за плечи:
– Тише, Глазастик. Подожди волноваться. Я тебе тогда скажу.
Жители Мейкомба, более или менее одетые, через двор выносили мебель мисс Моди на улицу. Аттикус тащил тяжелую дубовую качалку, и я подумала, какой он умный, спас ту самую вещь, которую мисс Моди любит больше всего.
По временам слышались крики. Потом в окне мансарды появился мистер Эйвери. Он выкинул под окно тюфяк и бросал на него разные вещи, пока все не закричали:
– Спускайтесь, Дик! Лестница горит! Уходите оттуда, мистер Эйвери!
Мистер Эйвери стал вылезать в окно.
– Как цветы могут озябнуть? У них же нет кровообращения?
– Этого я не могу тебе объяснить, Джим Финч. Я знаю одно: если ночью будет мороз, цветы замерзнут, – вот я их и укрываю. Понятно?
– Да, мэм. Мисс Моди…
– Да, сэр?
– Можно мы с Глазастиком одолжим у вас снега?
– О господи, да берите весь! Там под крыльцом есть старая корзинка из-под персиков, наберите в нее и тащите. – Тут мисс Моди прищурилась. – Джим Финч, а что ты собираешься делать с моим снегом?
– Вот увидите, – сказал Джим, и мы перетащили со двора мисс Моди столько снегу, сколько могли. Это была очень мокрая и слякотная работа.
– А дальше что, Джим? – спросила я.
– Вот увидишь, – сказал он. – Бери корзинку и тащи с заднего двора в палисадник весь снег, сколько соберешь. Да смотри зря не топчи, ступай по своим следам.
– У нас будет маленький снеговичонок?
– Нет, настоящий большой снеговик. Ну, давай принимайся, дела много.
Джим побежал на задворки, достал мотыгу и начал быстро-быстро рыть землю за поленницей, а всех червей откидывал в сторону. Потом сбегал в дом, принес бельевую корзину, насыпал в нее доверху земли и поволок в палисадник.
Когда мы натащили туда пять корзин земли и две корзины снегу, Джим сказал – можно начинать.
– Что-то грязь получается, – сказала я.
– Это сейчас грязь, а после будет хорошо, – ответил Джим.
Он стал лепить из земли ком, а на нем второй, все больше и больше, и получилось туловище.
– Джим, разве бывают снеговики-негры? – спросила я.
– Потом он не будет черный, – буркнул Джим.
Он принес из-за дома персиковых прутьев, сплел их по нескольку штук и согнул, получились кости, их надо было облепить глиной.
– Это мисс Стивени Кроуфорд, – сказала я. – Сама толстая, а ручки тоненькие.
– Сейчас сделаю потолще. – Джим облил грязевика водой и прибавил еще земли. Поглядел, подумал и слепил толстый живот, выпирающий ниже пояса. Потом поглядел на меня, глаза у него блестели. – Мистер Эйвери ведь похож на снеговика, верно?
Потом он набрал в горсть снега и налепил сверху. Мне он позволил лепить снег только на спину, а все, что будет на виду, делал сам. Понемногу мистер Эйвери побелел.
Джим воткнул ему сучки на место глаз, носа, рта и пуговиц, и мистер Эйвери стал сердитый. Для полноты картины в руки ему дали полено. Джим отступил на шаг и оглядел свое творение.
– Прямо как живой! – сказала я. – До чего здорово, Джим!
– Правда неплохо? – смущенно сказал Джим.
Мы не могли дождаться Аттикуса к обеду, а позвонили в суд, что у нас для него сюрприз. Он пришел и, видно, удивился, что мы всю землю из-за дома перетащили в палисадник, но сказал – мы отлично поработали!
– Я не совсем понимал, из чего ты его вылепишь, – сказал он, – но впредь я могу за тебя не волноваться, сын, ты всегда что-нибудь да придумаешь.
У Джима даже уши покраснели от такой похвалы, но Аттикус отступил на шаг, и он насторожился. Аттикус разглядывал снеговика. Весело улыбнулся, потом засмеялся.
– Не знаю, что из тебя выйдет, сын, – инженер, адвокат или художник-портретист. Но сейчас тебя, пожалуй, можно судить за публичное оскорбление. Придется этого малого замаскировать.
И Аттикус предложил Джиму поубавить брюшко снеговика, дать в руки вместо полена метлу и повязать фартук.
Джим объяснил, что тогда опять будет не снеговик, а грязевик.
– Ну, сделай по-другому, но что-то сделать надо, – сказал Аттикус. – Ты не имеешь права лепить карикатуры на соседей.
– Это не критикатура, – сказал Джим. – Он на самом деле такой.
– Мистер Эйвери может с тобой не согласиться.
– Придумал! – сказал Джим.
Он побежал через улицу, скрылся за домом мисс Моди и вернулся гордый и довольный. Нахлобучил на снеговика ее широкополую соломенную шляпу, а в согнутую руку сунул садовые ножницы. Аттикус сказал – вот и прекрасно.
Из дому вышла мисс Моди и остановилась на крыльце. Поглядела через улицу. И вдруг усмехнулась.
– Джим Финч, ах ты, чертенок! – крикнула она. – Подайте сюда мою шляпу, сэр!
Джим поглядел на Аттикуса, Аттикус покачал головой.
– Она это не серьезно, – сказал он. – Просто она поражена твоими… талантами.
Аттикус перешел улицу, и они с мисс Моди оживленно заговорили о чем-то, размахивая руками; до меня донеслось только:
– …выставить во дворе самого настоящего Мофродита! Хорошо же ты их воспитываешь, Аттикус!
Днем снег перестал, похолодало, и к ночи сбылись худшие предсказания мистера Эйвери: Кэлпурния не переставая, топила все печи, а мы все равно мерзли. Вечером Аттикус сказал: плохо наше дело – и спросил Кэлпурнию, может, ей лучше остаться у нас ночевать. Кэлпурния обвела взглядом большие окна и высокие потолки и сказала – у нее дома, наверно, теплее. И Аттикус отвез ее в автомобиле.
Перед сном Аттикус подбросил угля в печку у меня в комнате. Он сказал – сейчас шестнадцать градусов, он не упомнит такого холода, а наш снеговик совсем заледенел.
Мне показалось, прошло совсем мало времени, и вдруг кто-то трясет меня за плечо. Я проснулась и увидела поверх одеяла пальто Аттикуса.
– Разве уже утро?
– Вставай, малышка.
Аттикус протянул мне мой купальный халат и пальто.
– Сперва надень халат, – сказал он.
Рядом с Аттикусом стоял Джим, весь встрепанный, его качало. Одной рукой он придерживал ворот, другую сунул в карман. Он был весь какой-то толстый.
– Быстрее, дружок, – сказал Аттикус. – Вот твои носки и башмаки.
Я ничего не поняла, но обулась.
– Уже утро?
– Нет еще, второй час. Ну-ка, побыстрее.
Наконец до меня дошло: что-то не так.
– А что случилось?
Но теперь ему уже незачем было объяснять. Как птицы знают, что пора укрыться от дождя, так я знала, когда на нашу улицу приходила беда. Я услышала какое-то шелковистое шуршанье, шорохи, приглушенную суету, и мне стало страшно.
– У кого это?
– У мисс Моди, дружок, – мягко сказал Аттикус.
С веранды мы увидели, что у мисс Моди из окон столовой рвется пламя. И словно затем, чтоб мы скорей поверили своим глазам, взвыла над городом пожарная сирена – все тоньше, визгливее – и никак не умолкала.
– Все сгорит? – жалобно спросил Джим.
– Наверно, – сказал Аттикус. – Теперь вот что. Подите оба к дому Рэдли и стойте там. И не вертитесь под ногами, слышите? Видите, с какой стороны ветер?
– О-о! – сказал Джим. – Аттикус, может, надо уже вытаскивать мебель?
– Пока еще рано. Делай, что я велю. Ну, бегите! Смотри за сестрой, Джим, слышишь? Не отпускай ее ни на шаг.
И Аттикус подтолкнул нас к воротам Рэдли. Мы стояли и смотрели, нашу улицу все тесней заполняли люди и автомобили, а тем временем огонь молча пожирал дом мисс Моди.
– Ну что они так долго, что они так долго… – бормотал Джим.
Но мы понимали, в чем дело. Старая машина не заводилась на морозе, и целая толпа катила ее по улице, просто подталкивая руками. А когда шланг прикрутили к водоразборной колонке, он лопнул, струя брызнула вверх и окатила мостовую.
– Ой, Джим!..
Джим обнял меня за плечи:
– Тише, Глазастик. Подожди волноваться. Я тебе тогда скажу.
Жители Мейкомба, более или менее одетые, через двор выносили мебель мисс Моди на улицу. Аттикус тащил тяжелую дубовую качалку, и я подумала, какой он умный, спас ту самую вещь, которую мисс Моди любит больше всего.
По временам слышались крики. Потом в окне мансарды появился мистер Эйвери. Он выкинул под окно тюфяк и бросал на него разные вещи, пока все не закричали:
– Спускайтесь, Дик! Лестница горит! Уходите оттуда, мистер Эйвери!
Мистер Эйвери стал вылезать в окно.