Убежище

Я сжал кулак, накрыв его второй ладонью, и выдавливал из себя слова.

– Нравится наблюдать за людьми. Эту новую черту я обнаружил в себе недавно. – Я провел рукой по волосам, кончики которых были жесткими от геля для укладки. – Желание стать соучастником, почувствовать то же, что чувствуют они, это даже интереснее, чем непосредственное участие в процессе. – Подняв взгляд, я посмотрел на ширму, которую оставил слегка приоткрытой. – А еще мне нравится прятаться. Я не хочу, чтобы мои друзья думали, что знают меня настоящего, понятия не имею, почему. – Я задумчиво покачал головой. – Просто некоторыми вещами интереснее заниматься тайно.

Опустив глаза, я вздохнул.

– Но как бы я ни заводился, оставаясь незамеченным, из-за этого мне бывает одиноко. У меня ни с кем нет связи.

Если посмотреть со стороны – это не совсем правда. Майкл, Уилл, Дэймон… Мы все в той или иной мере были слеплены из одного теста. Нам нравились безумные авантюры, мы жаждали кайфа, который получали только тогда, когда делали что-то запретное. Я любил аморальные занятия, так же сильно, как мои друзья. Но еще… Еще я любил уединение. Больше, чем мои друзья. Подавив стыд, я очнулся от своих мыслей.

– В общем, я постоянно лгу. Так часто, что не сосчитать.

Всем.

– Помимо этого я большую часть времени злюсь на отца. Я упоминал имя Господа всуе около пятисот раз за последний месяц и занимался сексом вне брака, чтобы хоть как-то разнообразить монотонность каждой свободной минуты, поглощенной непристойными мыслями. – Покачав головой, я тихо засмеялся. – Кара меня не остановит, и я не намерен меняться, поэтому…

Поэтому исповедоваться священнику бесполезно. Повторюсь, мне нравилось все делать неправильно.

Хотя признаться в этом было приятно. По крайней мере, я осознавал, что занимался тем, чем не должен заниматься – и на этом стоит остановиться.

Закрыв глаза, я прислонился спиной к стене и просто дышал в тишине.

Черт, я не мог дождаться вечера. Мысли о катакомбах, или кладбище, или любом другом месте, в котором мы окажемся, пробуждали во мне голод. Моя маска, страх, погоня… Я сглотнул ком, образовавшийся в горле, и почувствовал, как тело начинает гореть.

Где-то в церкви журчал фонтан, чей-то кашель разнесся эхом в стороне. Не знаю, чем займусь в первую очередь: разрушу что-нибудь, трахну кого-нибудь или подерусь с кем-нибудь, но мне хотелось этого прямо сейчас, а ведь еще даже не стемнело. Сегодня для меня будет самый запоминающийся день в году.

– Есть легенда… – внезапно раздался чей-то голос.

От неожиданности я вздрогнул и открыл глаза. Мое сердце рухнуло куда-то в желудок.

– Что за черт? – воскликнул я, выпрямившись. – Кто здесь?

Женский голос прозвучал совсем близко, с противоположного конца исповедальни.

Я подскочил со стула, из-за чего ножки со скрипом проехались по мраморному полу.

– Нет, пожалуйста, не надо, – взмолилась девушка, вероятно подозревая, что я намеревался распахнуть дверь кабинки священника. – Я не собиралась подслушивать, просто сидела тут, когда ты начал говорить. Я не проболтаюсь.

Судя по голосу, она была юна, может, моя ровесница, и нервничала. Я уставился на разделявшую нас ширму и прорычал:

– Ты все это время была здесь? – В голове всплыли все те откровения, которыми я только что поделился. – Какого черта? Кто ты такая?

Я отдернул свою штору, а затем услышал, как ширма с ее стороны полностью открылась.

– Пожалуйста, – попросила шепотом девушка. – Я хочу поговорить с тобой, но не смогу, если ты меня увидишь. Дай мне минуту. Всего одну минуту.

Сжав челюсти, я остановился. Что она там делала, черт побери? Эта девчонка меня знала?

– Ты сможешь меня увидеть. Только дай мне минуту.

Отчего-то ее голос показался таким хрупким. Словно она была так же уязвима, как ваза, балансировавшая на самом краю кофейного столика. Несколько мгновений я неподвижно стоял на месте, взвешивая варианты: стоит ли мне поддаться любопытству и вытащить ее из кабинки или проявить снисходительность?

Ладно. Всего одна минута, значит.

– Есть легенда, – снова начала девушка, осознав, что я не собираюсь ничего предпринимать, – об отеле «Понтифик» в Меридиан-Сити. Тебе знакомо это место?

Я смотрел сквозь ширму, с трудом различая во тьме ее силуэт.

«Понтифик»? Эта громадина в отстойном районе на противоположном берегу реки, в которую напрасно вбухали миллионы долларов?

Задернув штору, я снова сел на стул.

– Кто ты?

– Ходят слухи о двенадцатом этаже, – продолжила она, пропустив мой вопрос мимо ушей. – Он существует, но никто не может туда попасть. Ты слышал эту историю?

Я слегка откинулся назад, хотя мое тело все еще было натянуто как струна в ожидании подвоха.

– Нет.

– Говорят, семья, которая владеет «Понтификом», спроектировала двенадцатый этаж в каждой построенной ею гостинице и использует его только для своих личных нужд. Это их фамильная резиденция во всех городах с такими отелями. Но другим гостям туда доступ закрыт. Лифт там не останавливается, а когда провели расследование, обнаружили, что это вообще невозможно. Весь этаж замурован. – Голос девушки стал ровнее, и я уловил в нем восторженные нотки. – И с лестницы тоже доступа нет.

– Как же тогда члены семьи попадают на свой секретный этаж?

– В том-то и вопрос, не так ли? – продолжила она. – Это тайна. Долгое время люди полагали, что это всего лишь миф, придуманный владельцами и служащими, чтобы подогреть интерес к отелю. – Девушка сделала паузу. Я услышал, как она вдохнула. – Но потом гости начали замечать ее.


– Ее?

– Танцующую женщину.

– Танцующую? – повторил я. Внезапно у меня начал просыпаться интерес.

Секретный этаж? Потайной ход? Женщина-призрак?

Мне показалось, что девушка кивнула.

– После полуночи, когда практически все гости уютно устраиваются в своих номерах и здание, погруженное в тишину, окутывает ночная мгла, люди говорят, что видят ее… – тихо произнесла незнакомка. По голосу стало понятно, что она улыбается. – Одинокую балерину, танцующую под тоскливую колыбельную в мрачном, залитом лунным светом бальном зале.

Я наблюдал за движениями ее губ. Девушка была скрыта в тени, однако я смутно различал ее очертания.

– Другая история гласит, что балерина до сих пор танцует на балконе двенадцатого этажа, – продолжила она. – Постояльцы сверху видят ее из своих окон. Легкий дождь, капли которого сверкают в свете уличных фонарей, танцует вместе с ней, пока она кружится и взмывает в воздух. С годами слухи, предположения и вопросы накапливались… Эта девушка не регистрируется ни при заселении, ни при отъезде, прячется днем и танцует ночью. – Ее голос затих до шепота, отчего волоски на моих руках встали дыбом. – Всегда одна, всегда скрывается.

Это не могло быть правдой, но я отчасти хотел поверить в эту историю. Что-то вроде охоты за сокровищами. Женщина скрывается и прячется от всего мира. Прямо у всех под носом.

– Почему ты мне все это рассказываешь?

– Потому что она все еще там, – ответила девушка. – Прячется на потайном этаже. Одна. По крайней мере, мне нравится в это верить. Секреты и загадки делают жизнь интереснее, так ведь?

Я улыбнулся, наклонившись вперед и вновь облокотившись на колени.

– Да.

Она коснулась пальцами ширмы. Я наконец-то увидел хоть что-то. Ее тонкое запястье, кончики пальцев, короткие ногти.

– Мне нравятся твои секреты, – выдохнула незнакомка. – Ты ведь никому не вредишь, храня все в тайне, правда?

Аромат морского бриза окутал меня, и я понял, откуда он исходил. Это ее я почуял, едва переступив порог исповедальни. Она уже была здесь.

– Ты часто слушаешь исповеди других людей? – спросил я, отчасти забавляясь.

– Иногда.

Ее ответ последовал так быстро. Я не мог не восхититься этой девчонкой. Мне нравилось, что искренность давалась ей с такой легкостью, и я надеялся, что сам был тому причиной.

– Я тоже лгу, – призналась она.

– Кому?

– Своей семье. Постоянно их обманываю.

– О чем ты им лжешь?

– Обо всем, лишь бы они были счастливы. Говорю, что со мной все в порядке, когда на самом деле это не так. Вижусь со своей матерью, хотя мне это запрещено. Я лгу о том, каких усилий мне стоит преданность.

– Утаивать от них правду так необходимо?

– Да, это так же обязательно, как их желание знать о каждом моем шаге… – Девичьи пальцы заскользили вниз по ширме, легко царапая ее ногтями. – Они до сих пор видят во мне беспомощного ребенка.

– Похоже, так и есть, – предположил я. – То есть по голосу слышно, что ты очень юна.

Она усмехнулась, словно бросая мне вызов.

– Я уже в шесть лет была старухой. Ты это слышишь?

Прищурившись, я пытался во всем разобраться. Ее голос, все, что она сказала, кто она… В шесть лет была старухой. Она слишком быстро повзрослела. Вот, что хотела сказать незнакомка.

Отклонившись назад, я наблюдал, как двигается темный силуэт по ту сторону ширмы. Мне не терпелось увидеть ее, но не хотелось заканчивать разговор.

Девушка сказала, что не сможет говорить со мной, если я ее увижу. Означало ли это, что мы знакомы?

– Мы ведем себя хорошо только потому, что боимся последствий. Если их устранить, каждый покажет свою истинную сущность. Снимет маску.

– Или наденет, – ответила она. – В конце концов, прячась, ты обретаешь свободу, не так ли?

Да, полагаю…

– Тебе нравится ощущать на себе маску? – прощебетала девчонка, сменив тему.

Это оказалось так неожиданно, что мое сердце пропустило удар.