Убегай!
Часть 26 из 90 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Мама… – послышался ее приглушенный плач.
«Все будет хорошо, – чуть было не сказал он, – с ней все будет в порядке», но он не захотел больше лгать. Открыл глаза. В приемном покое появилась Ивонна, подошла к нему и поцеловала в щеку – он все еще обнимал Аню.
– Роберт уже едет, чтобы забрать Сэма, – сказала она.
– Спасибо тебе.
Потом в помещение вошел человек в хирургическом костюме.
– Саймон Грин? – громко спросил он.
Аня ослабила объятие и отпустила отца.
– Это я.
– Прошу вас, следуйте за мной. Доктор хочет вас видеть.
Глава двенадцатая
Мы часто слышим, что для врача-профессионала такт, этика общения с пациентом – штука необязательная и даже излишняя. Предполагается, что нам нужен такой врач, который хладнокровно, как робот, делает свою работу и не отвлекается на эмоции, который придерживается старинных взглядов, что, мол, любой из нас предпочитает такого хирурга, который умеет резать, а остальное его не заботит.
А вот Ингрид – Саймон знал это – считает как раз наоборот.
Врач прежде всего должен быть личностью, человеком отзывчивым и чутким, таким, кто всего себя отдает пациенту. Врач должен видеть в нем ближнего, которому страшно, который нуждается в его поддержке и утешении. Ингрид считала это первейшей обязанностью врача и относилась к этому очень серьезно. Когда родители приводят на прием своего ребенка, посмотри на ситуацию со стороны и подумай вот о чем: когда ты наиболее уязвим? Когда находишься в состоянии стресса, напуган, растерян. Врач, который этого не понимает и ведет себя так, будто перед ним всего лишь анатомический объект, требующий починки, наподобие компьютера, – такой врач не только усугубит страдания человека, но и может ошибиться в диагнозе.
Иногда, вот как сейчас, например, ты страшно напуган, у тебя все болит, ты потрясен, ошарашен и растерян, ты садишься напротив врача, и он говорит тебе слова, которые изменят всю твою жизнь. Они могут стать для тебя самыми страшными в мире словами, или, наоборот, самыми прекрасными, или же, как в данном случае, где-то посередине между этими двумя крайностями.
Так что доктор Хезер Груи точно понравилась бы Ингрид: видно было, что она очень устала, но от нее шла теплая волна искреннего сочувствия. Используя в речи сочетание практической терминологии с медицинским жаргоном, Груи всячески старалась успокоить его. А Саймон, со своей стороны, старался сосредоточиться на ключевых моментах и выводах.
Ингрид жива.
Но на грани.
Она сейчас в коме.
Следующие двадцать четыре часа будут решающими.
Саймон слушал и кивал, и в каком-то смысле слова доктора сделали свое дело: ему стало несколько легче. Он пытался удержать нить разговора, но его все время куда-то уносило. Сидящая рядом Ивонна лучше держала себя в руках. Задавала уточняющие вопросы, вероятно разумные, но они не меняли и не проясняли смысла туманного диагноза. Здесь врачи открываются перед тобой еще одной своей стороной. Порой мы склонны относиться к ним как к богам, но, увы, знания их ограниченны и возможности поразительно скромны.
За состоянием Ингрид внимательно наблюдают, но в данный момент сделать ничего нельзя, остается только ждать. Доктор Груи встала и протянула руку. Саймон тоже встал и пожал ее руку. То же самое проделала и Ивонна. К больной еще никого не пускали, и они устало побрели обратно по коридору в помещение для посетителей.
Фагбенл тут же перехватил Саймона и отвел его в сторону.
– У меня к вам одна небольшая просьба, – сказал он.
Саймону, которого все еще пошатывало, удалось кивнуть:
– Хорошо.
– Я хочу, чтобы вы кое на что взглянули.
Он вручил Саймону лист картона с шестью фотографиями, три фото в верхнем ряду и три в нижнем. Никаких надписей, только номер под каждой.
– Посмотрите внимательно и скажите, нет ли…
– Номер пять, – сказал Саймон.
– Позвольте мне закончить. Я хочу, чтобы вы посмотрели очень внимательно и сказали мне, узнаете ли вы кого-либо из этих людей.
– Я узнаю человека под номером пять.
– Откуда вы знаете человека под номером пять?
– Этот человек стрелял в мою жену.
Фагбенл кивнул:
– Я бы хотел, чтобы вы официально опознали его личность.
– А этого, – Саймон ткнул пальцем в картон, – что, недостаточно?
– Думаю, лучше сделать это лично.
– Я не хочу сейчас оставлять жену.
– Этого и не требуется. Подозреваемый тоже находится здесь, лечится от огнестрельного ранения. Пойдемте.
Фагбенл направился к коридору. Саймон оглянулся на Ивонну, и та кивнула ему: мол, все в порядке, он может идти. Идти было недалеко, до конца коридора.
– А Рокко вы тоже поймали? – спросил Саймон.
– Да, он тоже здесь.
– И что он говорит?
– Что вы с женой явились к нему в заведение, он стоял лицом к вам, за спиной раздались выстрелы и он побежал. Что он понятия не имеет, кто стрелял, в кого стреляли, и прочее.
– Чушь собачья.
– Правда? Рокко, крупный торговец наркотиками, говорит нам неправду? Ну надо же… лично я потрясен.
– Вы спрашивали у него про мою дочь?
– Он ее не помнит. Сказал, что белые девушки для него все на одно лицо, особенно наркоманки.
Услышав это, Саймон и бровью не повел.
– Вы можете задержать его? – спросил он.
– А что мы ему предъявим? Вы же сами сказали, что Рокко на вас не нападал, верно?
– Верно.
– Это Лютер спустил курок. К слову сказать.
Фагбенл остановился перед дверью палаты, рядом с которой сидел полицейский в форме.
– Привет, Тони, – сказал он.
– А это кто? – спросил тот, посмотрев на Саймона.
– Муж потерпевшей.
– О, – вздохнул Тони, кивая Саймону. – Мне очень жаль.
– Спасибо.
– Он сделает опознание, – сказал Фагбенл. – Подозреваемый все еще без сознания?
– Нет, очухался.
– Давно?
– Где-то минут пять-десять.
Фагбенл повернулся к Саймону:
– Возможно, сейчас делать это не стоит.
– Почему?
– Таковы правила. Большинство свидетелей боятся встречи с подозреваемым.
Саймон нахмурился:
– Давайте сделаем это сейчас.
– И вас не беспокоит, что он вас увидит?
– Он видел меня, когда стрелял в мою жену. И вы думаете, я буду волноваться сейчас?
Фагбенл пожал плечами, мол, как вам будет угодно, и открыл дверь. В телевизоре показывали что-то на испанском языке. Лютер сидел на кровати, плечо его было перевязано. Он бросил на Саймона злой взгляд.
«Все будет хорошо, – чуть было не сказал он, – с ней все будет в порядке», но он не захотел больше лгать. Открыл глаза. В приемном покое появилась Ивонна, подошла к нему и поцеловала в щеку – он все еще обнимал Аню.
– Роберт уже едет, чтобы забрать Сэма, – сказала она.
– Спасибо тебе.
Потом в помещение вошел человек в хирургическом костюме.
– Саймон Грин? – громко спросил он.
Аня ослабила объятие и отпустила отца.
– Это я.
– Прошу вас, следуйте за мной. Доктор хочет вас видеть.
Глава двенадцатая
Мы часто слышим, что для врача-профессионала такт, этика общения с пациентом – штука необязательная и даже излишняя. Предполагается, что нам нужен такой врач, который хладнокровно, как робот, делает свою работу и не отвлекается на эмоции, который придерживается старинных взглядов, что, мол, любой из нас предпочитает такого хирурга, который умеет резать, а остальное его не заботит.
А вот Ингрид – Саймон знал это – считает как раз наоборот.
Врач прежде всего должен быть личностью, человеком отзывчивым и чутким, таким, кто всего себя отдает пациенту. Врач должен видеть в нем ближнего, которому страшно, который нуждается в его поддержке и утешении. Ингрид считала это первейшей обязанностью врача и относилась к этому очень серьезно. Когда родители приводят на прием своего ребенка, посмотри на ситуацию со стороны и подумай вот о чем: когда ты наиболее уязвим? Когда находишься в состоянии стресса, напуган, растерян. Врач, который этого не понимает и ведет себя так, будто перед ним всего лишь анатомический объект, требующий починки, наподобие компьютера, – такой врач не только усугубит страдания человека, но и может ошибиться в диагнозе.
Иногда, вот как сейчас, например, ты страшно напуган, у тебя все болит, ты потрясен, ошарашен и растерян, ты садишься напротив врача, и он говорит тебе слова, которые изменят всю твою жизнь. Они могут стать для тебя самыми страшными в мире словами, или, наоборот, самыми прекрасными, или же, как в данном случае, где-то посередине между этими двумя крайностями.
Так что доктор Хезер Груи точно понравилась бы Ингрид: видно было, что она очень устала, но от нее шла теплая волна искреннего сочувствия. Используя в речи сочетание практической терминологии с медицинским жаргоном, Груи всячески старалась успокоить его. А Саймон, со своей стороны, старался сосредоточиться на ключевых моментах и выводах.
Ингрид жива.
Но на грани.
Она сейчас в коме.
Следующие двадцать четыре часа будут решающими.
Саймон слушал и кивал, и в каком-то смысле слова доктора сделали свое дело: ему стало несколько легче. Он пытался удержать нить разговора, но его все время куда-то уносило. Сидящая рядом Ивонна лучше держала себя в руках. Задавала уточняющие вопросы, вероятно разумные, но они не меняли и не проясняли смысла туманного диагноза. Здесь врачи открываются перед тобой еще одной своей стороной. Порой мы склонны относиться к ним как к богам, но, увы, знания их ограниченны и возможности поразительно скромны.
За состоянием Ингрид внимательно наблюдают, но в данный момент сделать ничего нельзя, остается только ждать. Доктор Груи встала и протянула руку. Саймон тоже встал и пожал ее руку. То же самое проделала и Ивонна. К больной еще никого не пускали, и они устало побрели обратно по коридору в помещение для посетителей.
Фагбенл тут же перехватил Саймона и отвел его в сторону.
– У меня к вам одна небольшая просьба, – сказал он.
Саймону, которого все еще пошатывало, удалось кивнуть:
– Хорошо.
– Я хочу, чтобы вы кое на что взглянули.
Он вручил Саймону лист картона с шестью фотографиями, три фото в верхнем ряду и три в нижнем. Никаких надписей, только номер под каждой.
– Посмотрите внимательно и скажите, нет ли…
– Номер пять, – сказал Саймон.
– Позвольте мне закончить. Я хочу, чтобы вы посмотрели очень внимательно и сказали мне, узнаете ли вы кого-либо из этих людей.
– Я узнаю человека под номером пять.
– Откуда вы знаете человека под номером пять?
– Этот человек стрелял в мою жену.
Фагбенл кивнул:
– Я бы хотел, чтобы вы официально опознали его личность.
– А этого, – Саймон ткнул пальцем в картон, – что, недостаточно?
– Думаю, лучше сделать это лично.
– Я не хочу сейчас оставлять жену.
– Этого и не требуется. Подозреваемый тоже находится здесь, лечится от огнестрельного ранения. Пойдемте.
Фагбенл направился к коридору. Саймон оглянулся на Ивонну, и та кивнула ему: мол, все в порядке, он может идти. Идти было недалеко, до конца коридора.
– А Рокко вы тоже поймали? – спросил Саймон.
– Да, он тоже здесь.
– И что он говорит?
– Что вы с женой явились к нему в заведение, он стоял лицом к вам, за спиной раздались выстрелы и он побежал. Что он понятия не имеет, кто стрелял, в кого стреляли, и прочее.
– Чушь собачья.
– Правда? Рокко, крупный торговец наркотиками, говорит нам неправду? Ну надо же… лично я потрясен.
– Вы спрашивали у него про мою дочь?
– Он ее не помнит. Сказал, что белые девушки для него все на одно лицо, особенно наркоманки.
Услышав это, Саймон и бровью не повел.
– Вы можете задержать его? – спросил он.
– А что мы ему предъявим? Вы же сами сказали, что Рокко на вас не нападал, верно?
– Верно.
– Это Лютер спустил курок. К слову сказать.
Фагбенл остановился перед дверью палаты, рядом с которой сидел полицейский в форме.
– Привет, Тони, – сказал он.
– А это кто? – спросил тот, посмотрев на Саймона.
– Муж потерпевшей.
– О, – вздохнул Тони, кивая Саймону. – Мне очень жаль.
– Спасибо.
– Он сделает опознание, – сказал Фагбенл. – Подозреваемый все еще без сознания?
– Нет, очухался.
– Давно?
– Где-то минут пять-десять.
Фагбенл повернулся к Саймону:
– Возможно, сейчас делать это не стоит.
– Почему?
– Таковы правила. Большинство свидетелей боятся встречи с подозреваемым.
Саймон нахмурился:
– Давайте сделаем это сейчас.
– И вас не беспокоит, что он вас увидит?
– Он видел меня, когда стрелял в мою жену. И вы думаете, я буду волноваться сейчас?
Фагбенл пожал плечами, мол, как вам будет угодно, и открыл дверь. В телевизоре показывали что-то на испанском языке. Лютер сидел на кровати, плечо его было перевязано. Он бросил на Саймона злой взгляд.