Ты не виновата
Часть 5 из 9 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Але было плохо в родном городе: она не могла расслабиться и в свои двадцать два ощутить себя взрослым человеком, а не вечным ребенком сердобольной бабушки и жестокого деда. Поэтому однажды решила покинуть родовое гнездо и уехать в другой город.
В день отъезда зашла в квартиру, увидела лежащего на полу кухни деда и на цыпочках подошла к нему.
– Деда, – позвала она его, – ты живой?
Деда молчал и не шевелился.
Юная внучка склонилась над старым дедом, затаила дыхание и стала смотреть на грудную клетку – так обычно делают испуганные заботливые мамы, только-только вытолкнувшие детей из своих тел. Та медленно поднималась: легкие продолжали принимать кислород. Аля успокоилась и вышла из кухни.
В коридоре около двери стояли рюкзак и чемодан с вещами. Девушка взяла их в руки и неожиданно услышала позади громкий бас:
– Ты никуда не уедешь!
Аля обернулась.
– Я сказал тебе, что ты от нас никуда не уедешь!
– Ну, дедуля, – сказала она спокойно, – меня ждет такси, я опоздаю на поезд.
– Я не позволю тебе уехать.
Несмотря на то, что дедушка Анвар превратил жизнь бабушки и мамы в ад, Аля считала его хорошим: внучку он называл «ангельским творением» и никогда не бил. Она видела его с другой стороны: человеком, который любил животных и ревел как ребенок, когда пришлось усыпить любимую собаку. Человеком, который в растянутой футболке «Я рыбак» сидел на берегу реки с удочкой и подкармливал леща то хлебом, то червем, то опарышем. Человеком, который верил, что он настоящий цыган, хотя над этой байкой все лишь добродушно посмеивались.
Зато теперь, стоя в длинном коридоре родового гнезда, Аля наконец впервые посмотрела на деда иначе. И он предстал перед ней как большой агрессивный мужик, способный одним ударом кулака свалить на пол.
– Де-е-е-е-да, – ласково сказала внучка, – ну ты чего?
И настороженно улыбнулась.
– А вдруг у меня с сердцем было плохо?! – орал он. – Вдруг я там умирал!
– Ты румяный и от тебя разит алкоголем – на человека с инсультом ты не похож.
Аля поняла: он лег на пол, чтобы она испугалась, сдала билет и осталась дома. Если у молодой девушки любимой игрой была молчанка, то у деда – манипуляция.
– Никуда ты, нахер, не уйдешь, – повторил он и преградил ей дорогу.
– Перестань, пожалуйста, отпусти.
Раздался его крик. Потом дикий протяжный ор. Анвар несколько раз грязно выругался, схватил ее за руки и толкнул в гардеробную комнату.
Девушка схватила с тумбы вазу и попыталась его ударить, но Анвар перехватил стеклянный сосуд, отбросил в сторону, вырвал из рук телефон и им же на Алю замахнулся.
– Какой же ты сильный, – удивилась она, – ого!
Нежная внучка продолжила обороняться: она ударила деда по больной коленной чашечке, и тот застонал. Аля быстро выбежала из квартиры, дрожащими руками закрыла дверь на замок и позвонила Елизавете.
– Бабуля, – говорила она, запыхавшись, – не приходи сегодня домой. Дед пьяный, агрессивный.
– Хорошо, – ответила она. – Ты все-таки от нас уезжаешь?
– Да, – виновато произнесла внучка.
– Не уезжай…
Но Аля села в такси и поехала, оставив позади собственный дом и дом матери, ненавистную школу, любимый сквер и до боли знакомую психбольницу. Миновала большой торговый центр, облюбованную туристами пешеходную улицу, истоптанный старушками и нищенками «Колхозный рынок». Добралась до железнодорожного вокзала, добрела до серого перрона и одной из верхних полок длинного поезда. Закинув наверх вещи, поджав ноги и воткнув наушники в уши, она отправилась в Москву.
Уехать было правильным решением: там ждали престижный вуз, карьерные возможности и самое главное – свобода. В новой жизни не было узких коричневых дорог до кладбищ, по которым каждый уходил по-разному: от выстрелов в грудь, удавки на шее, тяжелых болезней. Их хоронили и после смерти за ними ухаживали по-разному: у кого-то могилы сровнялись с землей, у кого-то были окружены ржавыми ограждениями, а у кого-то портрет на большой каменной плите от частых прикосновений маминых рук блестел на солнце как новенький.
История Анжелики
Все хорошо
В жизни Анжелики все было хорошо – ей часто говорили об этом родственники и подруги. Точно так же о ней думали коллеги и случайные знакомые: молодая двадцатипятилетняя женщина с длинными черными волосами, белоснежной улыбкой и стройными ногами казалась счастливой. Она работала стилистом в одном из столичных салонов красоты, завивала локоны обеспеченным бизнесвумен и наклеивала ресницы счастливым невестам. Каждый вечер к салону подъезжал дорогой автомобиль, в котором сидел широкоплечий мужчина среднего возраста. Он покачивал головой в такт музыке и косился в сторону обложенного серой плиткой крыльца. Коллеги Анжелики завистливо смотрели сквозь панорамные окна на припаркованный внедорожник – им казалось, что девушке необоснованно повезло: муж задаривал ее цветами и подарками, был всегда внимателен и деликатен.
Никто из окружающих не догадывался, что бóльшую часть времени Анжелика жила в страхе и что забота, которой ее одаривал супруг, была способом ежеминутного контроля.
Практически все детство Анжелика провела в съемной квартире; мама занимала комнату с маленьким раскладным диваном и светло-коричневой стенкой, на полках которой стояли хозяйский хрустальный сервиз и фарфоровые статуэтки, дочь спала в большой прямоугольной комнате, где вдоль стены разместилась маленькая деревянная кровать, а напротив – рабочий стол, заваленный стопками учебников и тетрадей.
Женщина работала поваром в школьной столовой, имела плотное телосложение и ноги, покрытые синими венозными сетками. Дочь стыдилась матери и ее толстых ног и в школе старалась лишний раз не выходить из класса, чтобы не столкнуться с ней на глазах у прыщавых соучеников. Анжелика была уверена: она никогда не станет похожа на женщину, которая ее родила, и не повторит ее судьбу.
Маму звали Еленой, и она относила себя к категории сильных, гордых и независимых. Вместе с маленькой дочкой ушла от мужчины, когда тот впервые поднял на нее руку, оставив ему квартиру и скудное свадебное приданое.
Лена наставляла:
– Нельзя позволять мужчине себя обижать. Женщина должна быть смелой и ничего не бояться.
Анжелике казалось, что мать обманывает: вокруг у всех семьи как семьи, во многих ежедневно скандалят и терпят друг друга, но никто не разъезжается. Виновницей развода Анжелика считала маму, втайне ее ненавидела и мечтала, чтобы отец забрал к себе, но тот приходил лишь вначале, а потом перестал. В этом девочка тоже упрекала мать. Ее не интересовали оправдания и причины, по которым та собрала вещи и ушла, а сама Елена долгие годы молчала, изредка повторяя, как важно женщине быть финансово независимой:
– У тебя всегда должны быть деньги на ребенка, на котенка и на новые капронки. Нельзя носить под шелковым платьем дырявые колготки.
Анжелика думала, почему именно под шелковым: мать никогда не носила праздничных платьев, только строгие сарафаны на белые блузки: подробности выяснились неожиданно.
Сидя за столом уже другой, но по-прежнему съемной квартиры, мама с дочкой разговорились:
– Когда мы с твоим отцом играли свадьбу, мне было всего девятнадцать лет. У меня не было родительского благословения; я сшила себе свадебное платье из бежевого шелка, надела под него драные колготки, мамины туфли с бляшкой посередине и в таком виде стояла в ЗАГСе. Мне было одновременно очень хорошо и очень стыдно, и я подумала: не хочу, чтобы мои дети жили в нужде. Не получилось. Не скажу, что я много тебе дала в финансовом плане. Но надеюсь, что ты хотя бы получила мой характер.
Однако прежде всего Елена дала дочери молодость. Густые волосы, выразительные черные брови, тонкая талия, большая грудь и стройные выносливые ноги – Анжелика вовремя оценила собственную привлекательность и, как ей казалось, довольно умело той воспользовалась: перешла от больших букетов белых роз вначале к маленьким подаркам в виде дорогих кружевных чулок, а затем – к путешествиям, съемным квартирам и наконец к собственной машине.
Мужчины начали увиваться за Анжеликой, когда ей исполнилось пятнадцать лет; именно тогда она поняла, что неприступная женщина – желанная женщина, и стала сводить с ума ухажеров отлаженной тактикой поведения.
– Никаких поцелуев на первом свидании, – говорила она подруге. – Пришла в кафе, через полчаса рукой махнула и ушла. Подарил цветы – говоришь, что не в твоих привычках принимать цветы. И постоянно говори «Нет». Подвезти? Нет. Встретить? Нет. А на третий раз нужно сказать «Да», принять букет, положить невзначай руку ему на ногу и улыбнуться. И потом он – абсолютно точно – весь в твоих руках.
Много лет все именно так и работало – девушка жила в окружении наборов дорогой косметики, туфель и шляп. А потом встретила Давида; ей было двадцать два, ему тридцать семь. Он жил недалеко от Старого Арбата в двухэтажной квартире, занимался бизнесом и любил тратить деньги.
Анжелике он сразу понравился: подошел в ресторане, подозвал официанта и заказал для нее мороженое.
– Но я не хочу мороженое, – сказала девушка.
– Хочешь, – уверенно заявил мужчина и поднес маленькую ложку с длинной ручкой к ее розовому рту.
Анжелика посмотрела ему в глаза и покачала головой.
– Я не ем из чужих рук, – стала кокетничать она, но Давид лишь улыбнулся.
– Пробуй, – приказал он, и она послушно приоткрыла рот. – Вкусно? – Она кивнула. – Я так и думал.
Мужчина встал из-за столика и молча ушел. Анжелика осталась сидеть в растерянности. Допила кофе, рассчиталась и вышла из ресторана.
Там, сидя на ступеньке, курил Давид.
– Поедешь ко мне?
– Нет, – улыбнулась она.
– Почему?
– Я тебя совсем не знаю.
– А что ты хочешь обо мне узнать?
– Хотя бы имя.
– Давид. А твое?
– Анжелика.
– Поехали ко мне, Анжелика?
– Нет.
– А завтра? – спросил он.
Девушка улыбнулась в ответ. Она посмотрела на его белоснежную улыбку, дорогие часы, идеально выглаженную рубашку и ответила:
– Посмотрим.
Он вытащил визитную карточку и сказал:
– Позвони, если захочешь увидеться.
Вечером она ему позвонила. Сама. Впервые в жизни. Он заехал за ней, отвез гулять на Воробьевы горы, есть в дорогой ресторан, а заниматься сексом в бывший компьютерный класс недалеко от МГУ. Это был один из его первых бизнесов, ныне – лишь дань времени и большое офисное пространство в собственности.
Они поженились через семь месяцев после знакомства; свадьба прошла в Санкт-Петербурге, родном городе жениха. На торжество собралась вся родня будущего супруга, невеста же была почти в полном одиночестве: в ресторане, украшенном по желанию будущего мужа в золотисто-белой гамме, присутствовала только лучшая подруга Анжелики. Девушка обманула маму, сказав, что никакой свадьбы не будет – только регистрация в ЗАГСе, что нет никакой необходимости тратить деньги на «Сапсан».
В день отъезда зашла в квартиру, увидела лежащего на полу кухни деда и на цыпочках подошла к нему.
– Деда, – позвала она его, – ты живой?
Деда молчал и не шевелился.
Юная внучка склонилась над старым дедом, затаила дыхание и стала смотреть на грудную клетку – так обычно делают испуганные заботливые мамы, только-только вытолкнувшие детей из своих тел. Та медленно поднималась: легкие продолжали принимать кислород. Аля успокоилась и вышла из кухни.
В коридоре около двери стояли рюкзак и чемодан с вещами. Девушка взяла их в руки и неожиданно услышала позади громкий бас:
– Ты никуда не уедешь!
Аля обернулась.
– Я сказал тебе, что ты от нас никуда не уедешь!
– Ну, дедуля, – сказала она спокойно, – меня ждет такси, я опоздаю на поезд.
– Я не позволю тебе уехать.
Несмотря на то, что дедушка Анвар превратил жизнь бабушки и мамы в ад, Аля считала его хорошим: внучку он называл «ангельским творением» и никогда не бил. Она видела его с другой стороны: человеком, который любил животных и ревел как ребенок, когда пришлось усыпить любимую собаку. Человеком, который в растянутой футболке «Я рыбак» сидел на берегу реки с удочкой и подкармливал леща то хлебом, то червем, то опарышем. Человеком, который верил, что он настоящий цыган, хотя над этой байкой все лишь добродушно посмеивались.
Зато теперь, стоя в длинном коридоре родового гнезда, Аля наконец впервые посмотрела на деда иначе. И он предстал перед ней как большой агрессивный мужик, способный одним ударом кулака свалить на пол.
– Де-е-е-е-да, – ласково сказала внучка, – ну ты чего?
И настороженно улыбнулась.
– А вдруг у меня с сердцем было плохо?! – орал он. – Вдруг я там умирал!
– Ты румяный и от тебя разит алкоголем – на человека с инсультом ты не похож.
Аля поняла: он лег на пол, чтобы она испугалась, сдала билет и осталась дома. Если у молодой девушки любимой игрой была молчанка, то у деда – манипуляция.
– Никуда ты, нахер, не уйдешь, – повторил он и преградил ей дорогу.
– Перестань, пожалуйста, отпусти.
Раздался его крик. Потом дикий протяжный ор. Анвар несколько раз грязно выругался, схватил ее за руки и толкнул в гардеробную комнату.
Девушка схватила с тумбы вазу и попыталась его ударить, но Анвар перехватил стеклянный сосуд, отбросил в сторону, вырвал из рук телефон и им же на Алю замахнулся.
– Какой же ты сильный, – удивилась она, – ого!
Нежная внучка продолжила обороняться: она ударила деда по больной коленной чашечке, и тот застонал. Аля быстро выбежала из квартиры, дрожащими руками закрыла дверь на замок и позвонила Елизавете.
– Бабуля, – говорила она, запыхавшись, – не приходи сегодня домой. Дед пьяный, агрессивный.
– Хорошо, – ответила она. – Ты все-таки от нас уезжаешь?
– Да, – виновато произнесла внучка.
– Не уезжай…
Но Аля села в такси и поехала, оставив позади собственный дом и дом матери, ненавистную школу, любимый сквер и до боли знакомую психбольницу. Миновала большой торговый центр, облюбованную туристами пешеходную улицу, истоптанный старушками и нищенками «Колхозный рынок». Добралась до железнодорожного вокзала, добрела до серого перрона и одной из верхних полок длинного поезда. Закинув наверх вещи, поджав ноги и воткнув наушники в уши, она отправилась в Москву.
Уехать было правильным решением: там ждали престижный вуз, карьерные возможности и самое главное – свобода. В новой жизни не было узких коричневых дорог до кладбищ, по которым каждый уходил по-разному: от выстрелов в грудь, удавки на шее, тяжелых болезней. Их хоронили и после смерти за ними ухаживали по-разному: у кого-то могилы сровнялись с землей, у кого-то были окружены ржавыми ограждениями, а у кого-то портрет на большой каменной плите от частых прикосновений маминых рук блестел на солнце как новенький.
История Анжелики
Все хорошо
В жизни Анжелики все было хорошо – ей часто говорили об этом родственники и подруги. Точно так же о ней думали коллеги и случайные знакомые: молодая двадцатипятилетняя женщина с длинными черными волосами, белоснежной улыбкой и стройными ногами казалась счастливой. Она работала стилистом в одном из столичных салонов красоты, завивала локоны обеспеченным бизнесвумен и наклеивала ресницы счастливым невестам. Каждый вечер к салону подъезжал дорогой автомобиль, в котором сидел широкоплечий мужчина среднего возраста. Он покачивал головой в такт музыке и косился в сторону обложенного серой плиткой крыльца. Коллеги Анжелики завистливо смотрели сквозь панорамные окна на припаркованный внедорожник – им казалось, что девушке необоснованно повезло: муж задаривал ее цветами и подарками, был всегда внимателен и деликатен.
Никто из окружающих не догадывался, что бóльшую часть времени Анжелика жила в страхе и что забота, которой ее одаривал супруг, была способом ежеминутного контроля.
Практически все детство Анжелика провела в съемной квартире; мама занимала комнату с маленьким раскладным диваном и светло-коричневой стенкой, на полках которой стояли хозяйский хрустальный сервиз и фарфоровые статуэтки, дочь спала в большой прямоугольной комнате, где вдоль стены разместилась маленькая деревянная кровать, а напротив – рабочий стол, заваленный стопками учебников и тетрадей.
Женщина работала поваром в школьной столовой, имела плотное телосложение и ноги, покрытые синими венозными сетками. Дочь стыдилась матери и ее толстых ног и в школе старалась лишний раз не выходить из класса, чтобы не столкнуться с ней на глазах у прыщавых соучеников. Анжелика была уверена: она никогда не станет похожа на женщину, которая ее родила, и не повторит ее судьбу.
Маму звали Еленой, и она относила себя к категории сильных, гордых и независимых. Вместе с маленькой дочкой ушла от мужчины, когда тот впервые поднял на нее руку, оставив ему квартиру и скудное свадебное приданое.
Лена наставляла:
– Нельзя позволять мужчине себя обижать. Женщина должна быть смелой и ничего не бояться.
Анжелике казалось, что мать обманывает: вокруг у всех семьи как семьи, во многих ежедневно скандалят и терпят друг друга, но никто не разъезжается. Виновницей развода Анжелика считала маму, втайне ее ненавидела и мечтала, чтобы отец забрал к себе, но тот приходил лишь вначале, а потом перестал. В этом девочка тоже упрекала мать. Ее не интересовали оправдания и причины, по которым та собрала вещи и ушла, а сама Елена долгие годы молчала, изредка повторяя, как важно женщине быть финансово независимой:
– У тебя всегда должны быть деньги на ребенка, на котенка и на новые капронки. Нельзя носить под шелковым платьем дырявые колготки.
Анжелика думала, почему именно под шелковым: мать никогда не носила праздничных платьев, только строгие сарафаны на белые блузки: подробности выяснились неожиданно.
Сидя за столом уже другой, но по-прежнему съемной квартиры, мама с дочкой разговорились:
– Когда мы с твоим отцом играли свадьбу, мне было всего девятнадцать лет. У меня не было родительского благословения; я сшила себе свадебное платье из бежевого шелка, надела под него драные колготки, мамины туфли с бляшкой посередине и в таком виде стояла в ЗАГСе. Мне было одновременно очень хорошо и очень стыдно, и я подумала: не хочу, чтобы мои дети жили в нужде. Не получилось. Не скажу, что я много тебе дала в финансовом плане. Но надеюсь, что ты хотя бы получила мой характер.
Однако прежде всего Елена дала дочери молодость. Густые волосы, выразительные черные брови, тонкая талия, большая грудь и стройные выносливые ноги – Анжелика вовремя оценила собственную привлекательность и, как ей казалось, довольно умело той воспользовалась: перешла от больших букетов белых роз вначале к маленьким подаркам в виде дорогих кружевных чулок, а затем – к путешествиям, съемным квартирам и наконец к собственной машине.
Мужчины начали увиваться за Анжеликой, когда ей исполнилось пятнадцать лет; именно тогда она поняла, что неприступная женщина – желанная женщина, и стала сводить с ума ухажеров отлаженной тактикой поведения.
– Никаких поцелуев на первом свидании, – говорила она подруге. – Пришла в кафе, через полчаса рукой махнула и ушла. Подарил цветы – говоришь, что не в твоих привычках принимать цветы. И постоянно говори «Нет». Подвезти? Нет. Встретить? Нет. А на третий раз нужно сказать «Да», принять букет, положить невзначай руку ему на ногу и улыбнуться. И потом он – абсолютно точно – весь в твоих руках.
Много лет все именно так и работало – девушка жила в окружении наборов дорогой косметики, туфель и шляп. А потом встретила Давида; ей было двадцать два, ему тридцать семь. Он жил недалеко от Старого Арбата в двухэтажной квартире, занимался бизнесом и любил тратить деньги.
Анжелике он сразу понравился: подошел в ресторане, подозвал официанта и заказал для нее мороженое.
– Но я не хочу мороженое, – сказала девушка.
– Хочешь, – уверенно заявил мужчина и поднес маленькую ложку с длинной ручкой к ее розовому рту.
Анжелика посмотрела ему в глаза и покачала головой.
– Я не ем из чужих рук, – стала кокетничать она, но Давид лишь улыбнулся.
– Пробуй, – приказал он, и она послушно приоткрыла рот. – Вкусно? – Она кивнула. – Я так и думал.
Мужчина встал из-за столика и молча ушел. Анжелика осталась сидеть в растерянности. Допила кофе, рассчиталась и вышла из ресторана.
Там, сидя на ступеньке, курил Давид.
– Поедешь ко мне?
– Нет, – улыбнулась она.
– Почему?
– Я тебя совсем не знаю.
– А что ты хочешь обо мне узнать?
– Хотя бы имя.
– Давид. А твое?
– Анжелика.
– Поехали ко мне, Анжелика?
– Нет.
– А завтра? – спросил он.
Девушка улыбнулась в ответ. Она посмотрела на его белоснежную улыбку, дорогие часы, идеально выглаженную рубашку и ответила:
– Посмотрим.
Он вытащил визитную карточку и сказал:
– Позвони, если захочешь увидеться.
Вечером она ему позвонила. Сама. Впервые в жизни. Он заехал за ней, отвез гулять на Воробьевы горы, есть в дорогой ресторан, а заниматься сексом в бывший компьютерный класс недалеко от МГУ. Это был один из его первых бизнесов, ныне – лишь дань времени и большое офисное пространство в собственности.
Они поженились через семь месяцев после знакомства; свадьба прошла в Санкт-Петербурге, родном городе жениха. На торжество собралась вся родня будущего супруга, невеста же была почти в полном одиночестве: в ресторане, украшенном по желанию будущего мужа в золотисто-белой гамме, присутствовала только лучшая подруга Анжелики. Девушка обманула маму, сказав, что никакой свадьбы не будет – только регистрация в ЗАГСе, что нет никакой необходимости тратить деньги на «Сапсан».