Твоей любви отрава

Обратно к дому всю дорогу снова молча. Зато есть время подумать. А заодно и смириться с тем, что дальше свою проблему лучше решать как-то самостоятельно.

— Знаешь, Марк, я, наверное, не буду больше тебя обременять, — сказала, как только зашли в дом и сын ушел в комнату. — Сейчас соберу вещи и мы уйдем.

А он посмотрел так, будто разозлился еще сильнее. Даже прищурился. И подошел ближе, нарушая личное пространство и так некстати обдавая своим исключительным запахом с древесными, пряными нотками. Так пахнет настоящий мужчина.

— Серьезно? И куда пойдешь?

— Попрошу сестру снять для нас номер в отеле. Олег вряд ли найдет.

— Ему и не нужно искать, достаточно дождаться дня суда.

Не выдержав его внимательный взгляд, Марина опустила глаза. И ведь понимала, что Марк прав. Их встреча с Олегом неизбежна, как и его давление. Будет одна — не отобьется. Ей жизненно важна его поддержка — его.

— Тогда, можно хотя бы попросить тебя поехать со мной на суд?

— Нет, — резко и слишком быстро ответил он.

Она даже вздрогнула. Не ожидала. А ведь нужно было спрашивать первым делом, хочет ли он вообще ей помогать.

— Ладно… — произнесла Марина, уже разворачиваясь, чтобы отойти.

Но Марк вдруг схватил ее за предплечье и дернул на себя.

— Я сказал — нет. Ты никуда не пойдешь. Раз уж втянула меня в свои проблемы, терпи мои правила.

— Но меня не они беспокоят, а твоя ярость, — честно ответила она. — Это слишком больно. Понимаешь?

Марк приподнял свой подбородок. Ослабил хватку крепких пальцев. Будто действительно ее услышал, только сейчас осознавая эту правду. Но все-таки ответил:

— Не надо мне рассказывать про боль. Я уже давно с ней живу…

А он снова за свое. Так и хочет, чтоб она захлебнулась своим сожалением. Невыносимо! Так, что она сорвалась сама. И перебила:

— Да сколько раз мне вымаливать твое прощение? Марк, перестань! Я правда сожалею, обо всем, каждый Божий день… я… прости еще раз, слышишь, прост…

Она не успела договорить, когда рот накрыла крепкая мужская ладонь, вжимая пальцы в щеки. И все тот же свирепый взгляд впился в ее испуганное лицо.

— Замолчи, — выпалил он. — Замолчи… — повторил почти шепотом. — Не хочу это слышать…

Он стоял так близко, что она во всех красках могла разглядеть эмоции на мужском лице. Там была боль, ужасно мучительная. А еще то, что испугало ее и вызвало трепет во всем теле — там была настоящая страсть, лютая и опасная. Та самая, на которую смотрела так много раз, которую знала наизусть, могла угадать по каждой черточке родного лица.

— Марк… — проговорила она с испугом, когда поняла, что он вот-вот ее поцелует.

И вздрогнула, когда услышала взволнованный голос своего ребенка:

— Мама?..

Марк отпустил так резко, что Марина пошатнулась. Но приходить в себя времени не было. Шагнув в сторону, она подошла к сыну, который явно испугался увиденного.

— Да, малыш, — произнесла, забирая его на руки и унося обратно в комнату. — Все хорошо. Мы с моим другом просто разговаривали.

— А когда мы поедем к папе? — вдруг спросил он, напрочь выбивая ее из колеи.

Будто понимал, что именно здесь только что происходило. Даже больше нее самой, которая не понимала ничего. Ведь уже смирилась с гневом своего давнего друга. Поэтому совершенно не ожидала увидеть на его лице нечто противоположное, что когда-то так часто ее мучило — чувством вины ли, ответным и в то же время запретным желанием, которое распалялось от искр его огня. Тогда это было так некстати. Ведь у нее рядом другой, тогда еще любимый мужчина. А у них с Марком куча совместных планов и целей, которые можно было добиться, не смешивая танцы с отношениями. Ведь им было так хорошо просто дружить. Так важно. Но что, если тогда, несколько лет назад, она совершила ошибку, когда сказала ему «нет»…





* * *


В эту ночь снова без сна. В тишине собственной кухни. С бокалом коньяка, чашкой кофе и початой плиткой горького шоколада. Второй час он мусолит в руках красную бархатную коробочку. В эти выходные планировал сделать Лизе предложение. Планировал еще несколько недель назад. До того, как в его жизнь влезла давняя любовь. Теперь сомневался. Только вот до конца не понимал — почему именно. Ему хорошо с Лизой, и достаточно просто. У них общие интересы. А Марина… она в прошлом. Да и проблема какого-то выбора даже не стояла. Просто любил он эту женщину до сих пор. Подумаешь, какая незначительная «мелочь». Отвратительная. И уже совершенно ненужное чувство в его возрасте, в его ситуации.

А ведь сегодня едва не сорвался. Едва не поцеловал ее. Если бы не мальчишка, он бы взял Марину прямо там, в коридоре. Соскучился. По теплу ее, по стройному телу, да просто — по ней. Когда-то они проводили вместе массу времени. Будто прожили целую жизнь. Постоянные, порой каждодневные тренировки. Соревнования, совместный отдых в кругу друзей. Тогда она была больше с ним, нежели с Олегом. Это льстило, создавало иллюзию, что именно он самый важный мужчина в ее жизни. А все равно ревновал так адски, что кровь закипала. Стоило только представить Марину в объятьях Олега…

Сейчас уже плохо понимал, зачем же терпел все это. Ведь не слабый, не ущербный какой-то — был в тот момент, до аварии. Тогда у него еще не было шрамов, включая самый некрасивый — на лице. Не было инвалидности после травмы позвоночника. Тогда он вполне мог бы побороться за любимую женщину. Да и сейчас может себе это позволить. Только не хочет. Марина сделала свой выбор. Точка поставлена. Все… с него хватит. Лишь бы в самом деле не сорваться, так не вовремя.

Да только глупо все это. Разрешить Марине поселиться у него и надеяться на собственное благоразумие. Это сложно. Это невыносимо. Слушать ее шаги в тишине дома. Слушать, как принимает душ. И встречаться глазами, когда заходит на кухню в тонком халатике и с мокрыми волосами. Такая домашняя и родная…

— Не помешаю? — робко спрашивает она.

— Нет.


Зайдя внутрь, Марина готовит себе чай. Не спеша, напряженно под его взглядом, осторожно. И садится напротив, сразу замечая красную коробочку в его руках. Момент испуга в ее глазах удивляет. И настораживает. Ведь никогда не волновали его личные дела. Это было ясно с самого начала, еще несколько лет назад. Даже сейчас она ворвалась в его жизнь без стука, не спрашивая насколько это удобно. Она просто пришла, чтобы снова его замучить.

— Это для Лизы? — хватает наглости спросить.

— Да.

— Можно посмотреть?

Такая простая просьба, а пальцы сами собой сжимаются на маленьком комочке из бархата. Странно ли, но ему не хочется выполнять эту просьбу. Чтобы смотрела, чтобы лезла. Они давно уже не друзья. Да и никогда ими не были. Просто любовь в одни ворота.

Просто любовь…

— Ничего интересного, — говорит он.

Такой ответ Марину расстраивает. Будто и правда обидел. Опускает глаза. Пытается улыбнуться.

— Извини, что лезу. Но когда ты планируешь делать предложение?

Ее вопрос злит еще больше. А вернее — хладнокровное любопытство. Что Марину вообще никак не волнует то, что он собирается жениться на другой женщине. Ее отстраненность всегда убивала. Пусть даже никогда не была безразличной до конца. Ведь там, на паркете, все чувства и эмоции, вся неподдельная страсть, были правдой — он знал это, он верил. Да только там и были. И остались тоже там.

— Еще не решил, — соврал он.

— Я точно этому не мешаю?

Мешаешь… так и хотелось ответить именно так. Ночами спать мешаешь. Днем не даешь покоя. Но чувство собственного достоинства разрешает сказать только это:

— Нет.

— Хорошо, — отвечает со скромной улыбкой. — Я за тебя рада. Лиза… интересная девушка.

Интересная… да не ты.





* * *


Она всегда умела притворяться. Что все хорошо, что ничего особенного не происходит. В семейной жизни после измен Олега, когда было смертельно обидно. После аборта, когда сердце кровоточило. И рядом с Марком, когда душила внутри себя обжигающие чувства по отношению к нему. Вот и сейчас Марина привычно старалась сделать вид, что внутри нее все под контролем. Что так и надо — улыбаться старому другу, который обустраивает свою личную жизнь.

А ведь злая ревность все равно кольнула где-то в груди. Ведь это Марк — ее Марк. Кто был с ней когда-то всецело и преданно. Кто держал крепкими руками настолько уверенно, что его поддержка буквально окрыляла, заставляя жить на паркете так, словно за минуты до смерти. Именно для него хотелось быть идеальной, самой лучшей.

Шаг за шагом. Круг за кругом. Словно вплавь по облакам, не чувствуя под собой земли. Обнаженные щиколотки ласкают розовые перья пышной юбки. Талия — в тисках мужского жара. Если прильнет — расплавится. Если закроет глаза — потеряет последнюю связь с реальностью. С Марком так легко, будто они одно целое. Будто каждый вдох и тот в унисон. Каждое биение сердец.

Это медленный вальс — это их нежность.

Ее партнер даже не волнуется. В нем нет ни капли напыщенного старания, как у прочих. А лоск погибает под натиском врожденного мужества. Он так эффектен, естественен и красив, что завораживает. С ним перестает существовать абсолютно все вокруг. Он само благородство. Она — изящество и грация. Они идеальная пара. Но до тех пор, пока музыка играет. И только последний аккорд, словно камень, разбивает весь мираж вдребезги, заставляя отскочить друг от друга…

Так грустно теперь вспоминать. Особенно те самые, волнительные моменты. Это всегда было чем-то необыкновенным. Каждый их танец. Не зря они так часто завоевывали приз зрительский симпатий. Даже когда стояли на втором, третьем месте пьедестала. Их неподдельная страсть обжигала другие сердца. Что уж говорить про самих, кто находился в эпицентре пожара. Но все резко устремилось к концу, когда они дали этой страсти волю. Когда Марина позволила Марку любить ее по-настоящему. Та ночь изменила абсолютно все. Она запустила череду ошибок и страданий. И их пожар потух, оставив после себя горстку уродливого пепла. А невинная смерть осталось неоправданной, вечной болью в ее грешной душе.





* * *


Второй день в четырех стенах чужой квартиры. В ожидании суда по бракоразводному процессу. И каждый день уговаривая себя, что поступает правильно. Что она не эгоистка, которая сына лишает отца.

— Ты обещала, что мы поедем к папе! — истерил любимый ребенок перед сном. — Я хочу к папе! Я хочу домой!

В такие моменты возникал вопрос — почему должен страдать ее сын, а не она? Ведь для него отец — второй центр вселенной. Ведь это ей с Олегом плохо, не ему. Это ее унижает и обманывает собственный муж. А у Димки — отобрали отца и привычную, комфортную жизнь. Именно она отбирает в данный момент. Возможно, погорячилась? Или не подумала. Или как раз подумала, да только о самой себе.

— Сегодня снова приходил Олег, — говорила ей сестра по телефону. — Тебя ищет.

— Злой?

— Конечно. Но я ему сказала, что вас вообще нет в городе.

— Не представляю, как пройдет суд и вообще наш развод. Такого от меня он вряд ли ожидал. Он не простит. Возможно даже и Димка.

— Хватит себя корить, Марин. Ты все правильно делаешь. Ребенок должен расти в счастливой семье, в нормальных, здоровых отношениях между папой и мамой. А если папа изменяет маме, даже бьет ее, что это за отношения? Хочешь, чтоб Димка вырос таким же?