Троллейбус без номеров
Часть 19 из 37 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
She's a very kinky girl,
The kind you don't take home to mother
She will never let your spirits down,
Once you get her off the street.
Rick James, «Super freak»
Когда Сашка встала, мать как раз сидела на кухне и курила в форточку. Руки у нее тряслись, что для такой женщины как она, было весьма странно. Обычно она либо была спокойной и отстраненной, либо кричала и раздражалась на все вокруг: такое удрученное состояние для нее нонсенсом.
– Проснулась? – мать говорила тихо и отрывисто, и Сашка поняла, что у нее, кажется, огромные проблемы.
Потому что на столе лежала упаковка «Донормила», вытащенная из-под матраса, и немного помятые. Пачка наполовину была уже использована, а потому выглядела особенно неаккуратно.
– Да, – тихо сказала Сашка и попятилась в комнату.
Мать покачала головой и указала ей на стул. Если она даже не поливает ее грязью, значит, действительно все очень серьезно. Саша подумала о том, что после такого отличного праздника это логично. Ей всегда не везет, а значит, если вдруг произошло что-то хорошее, необходимо тут же это уравновесить. Простая логика.
– Я вчера весь день пыталась тебя добудиться, – тихо говорила мать. Щелчок. Сигарета в пепельнице. Еще один щелчок. Новая сигарета. – Признаю, я тогда немного переборщила. Не следовало запрещать тебе праздник. Но когда я нашла эти таблетки… скажи, разве я плохо тебя воспитала? Разве я не давала тебе все, чего ты хотела? Зачем тебе это? Мне постоянно звонят из школы, говорят о том, как испортилась твоя успеваемость… ты ведь была такой хорошей девочкой.
– Ну, конечно, – Саша улыбнулась. Это как вызов к директору на ковер: страшно только первые три раза. – Вам всем было удобно, когда я была хорошей девочкой. Когда можно было на меня срываться, бить меня, весело было, правда, мам? Только теперь я изменилась. Я делаю все, что хочу, и это мое право. А что ты мне сделаешь? Доведешь меня до слез? Ты уже делала это неоднократно. Помнишь, как в первом классе я принесла четверку по чистописанию? Я вот отлично помню, как ты лишила меня за это ужина. Я прорыдала всю ночь.
– Я погорячилась тогда, Саш, – вздохнула мать. – Я прошу тебя, чем бы ты не занималась, перестань. Это не заменит реальности.
И тогда в Саше что-то вскипело и в очередной раз с хрустом сломалось.
– Реальность? – закричала она. – На кой черт мне нужна эта ваша реальность? У меня нет друзей, нет никого, кто бы реально обо мне пекся. Попробуй сама походить в эту уродскую школу, где тебя травят, отсиживать пять раз в неделю отвратительные уроки с клоунами-преподавателями, а потом говори мне, что мне делать!
Саша выдохнула, успокаиваясь. Сердце стучало, как будто она пробежала стометровку, в висках стучала кровь, а ноги дрожали. Не может быть. Она только что сорвалась на мать. Нельзя так. Надо успокоиться. Надо успокоиться. Надо…
Но Саша не знала, что надо, а что нет: слишком много всего на нее свалилось. Слишком серая реальность и слишком красочный мир во сне. Слишком злые люди и слишком добрый Владлен. Люди. Да, люди такие смешные, носятся вокруг, требуют что-то от нее и никак не хотят оставить ее в покое.
– Вижу, ты совсем замкнулась в себе, – мать тяжело вздохнула. – К сожалению, у меня нет выбора. Видит бог, я этого не хотела. Придется отправить тебя к детскому психиатру.
* * *
Влад парил над закатным небом, отрываясь от земли все сильнее и сильнее. Саша спешила за ним, тщетно пытаясь сконцентрироваться. Она помнила это чувство свободы и вседозволенности когда, казалось, возможно все. Разбегаешься, машешь руками и летишь.
– Ничего не бойся. Главное – вспомнить, как ты это делала когда-то, – насмешливо говорил Владлен, паря в воздухе. Для него это очень просто: он даже не задумывался о том, как это – лететь. Он просто парил, как будто это было естественно, находиться в воздухе с самого рождения.
Легко сказать – вспомни! Как будто не висят на Саши все эти гири. Она видела их прекрасно: мама, Аня, школа, отсутствие отца, – все это мертвым грузом отчаянно клонило ее к земле. И тогда Саша поняла, что надо сделать. Взяв себя в руки, она постепенно отсекала одну гирю за другой. Они с грохотом падали, и с каждой упавшей гирей ей становилось все спокойней и легче на душе. Наверное, поэтому Владлен так здорово летает? Ведь у него-то точно нет никаких привязанностей, он свободен, как птица – и потому может все.
Когда у Саши осталась одна гиря, самая тяжелая и самая неподъемная – мать – Владлен ее остановил.
– Не надо сжигать мосты, – сказал он. Непривычно серьезный. – Улетишь так высоко, что не сможешь потом опуститься на землю.
– Но я хотела бы никогда не возвращаться на землю, – Саша повела плечом. – Это же здорово: паришь в закатном небе, никто тебя не трогает, никто не велит тебе вернуться. Никаких обязанностей, никаких расстройств, только воздух и солнце.
– Это только так кажется, Саш. Без привязанностей жить очень сложно. Представь себе, что ты возвращаешься домой, а тебя там никто не ждет. Вообще никто. Никогда бы не подумал, что мне нужно так много людей, как пел Дэвид Боуи. Никто не нальет тебе чаю, пристанет к тебе с разными смешными глупостями, и не
спросит, как у тебя прошел день. И ты сидишь один, чем-то занимаешься, создаешь хоть какой-то шум, чтобы не было так одиноко… а потом ложишься спать. И так целыми днями. Не очень, мне кажется.
– Возможно, ты и прав. Но я не одинока. Теперь не одинока, – Саша неловко улыбнулась. – У меня ведь есть ты… наверное.
– А у меня есть ты, и наша дружба нерушима, как у трёх мушкетеров, – хмыкнул Владлен. – Смотри же, ты отрываешься от земли!
И, в самом деле, Саша постепенно поднималась в воздух. Гири оторвались, осталась только одна, которая сохраняла баланс, не давая ей улететь куда-нибудь в стратосферу. Ей стало так легко на душе, что она расхохоталась.
– Куда мы полетим сегодня? Может, ты нашел какой-нибудь интересный сон?
– Лучше, – Владлен усмехнулся. – Я покажу тебе кое-что. Я нашел это очень давно и всегда хотел показать это другу. Тебе понравится, обещаю.
Саша как будто легла в горячую ванну: ощущение того, что Влад считает ее другом, грело до самой глубины души. Возможно, они и вправду друзья. Возможно, Владу на нее не плевать и он не притворяется. Возможно… к черту эти «возможно», к черту рефлексию и пустые раздумьяВладлен был ее единственным другом – и Саша в очередной раз готова была отдать все за ощущение того, что она кому-то не безразлична.
Именно поэтому она улыбнулась и подала ему руку.
Только-только разгорался рассвет. Панельные дома освещались, тянулись к робкому солнечному свету, будто не веря, что и их коснется часть тепла. Пели первые утренние птицы. Сорный, заброшенный несуществующий город из самых заветных снов спал – и только двое парили в воздухе, с огромной скоростью несясь куда-то вдаль. Худощавый черноволосый мужчина и маленькая рыжая девочка.
* * *
В Библиотеке снов было тихо. И понятно, почему – люди вообще не склонны анализировать то, что им привиделось ночью, особенно грязные и черные кошмары, предпочитая засунуть их подальше в подсознание, а потом вообще забыть. Библиотека возвышалась над пустынным лесом огромным серым зданием. Во дворе гуляли ветра, и остро пахло пылью. Заколоченная и заброшенная, она словно говорила: вот вам ваши знания, только вот вы не хотите ими пользоваться. Блестел на солнце красный облицовочный гранит.
– Здесь собраны все сны, которые когда-либо видело человечество, – шепотом говорил Влад, держа Сашу за руку. – От древних инков и до каких-нибудь современных бизнесменов. Кто владеет информацией, тот управляет всем миром, а представь, сколько информации, сколько потаенных кошмаров и тайн содержит каждая книга в этой библиотеке? Немудрено, что ее закрыли.
Они шли по двору: давно заросший не работающий фонтан, пара скамеек с облупленной краской. В центре парка красовался памятник какому-то бородатому писателю. Саша посмотрела вверх, в лицо статуе, и отшатнулась: слишком уж неприятная и злая у была улыбка. Казалось, будто сейчас Писатель сбросит бронзовый плен, сойдет на них тяжелой поступью властелина миров и передавит, как жалких букашек.
– А почему мы говорим шепотом? – спросила Саша.
– У доппельгангеров везде глаза и уши, – Влад покосился на памятник. – Вообще, это их территория, ведь именно они занимаются тем, что собирают чужие сны. Работа у них такая. Предназначение.
– Я думала, что доппельгангеры хотят занять место людей в человеческом мире.
– И это тоже. Это их, так сказать, символ богатства и успешности. Те, кто смогли остаться в мире людей, радуются и пируют на останках рассудка того бедняг, которые им попались. А те, кому не повезло, занимаются всякими организационными вопросами. Собирают сны, относят их в архив, анализируют и думают, на кого лучше напасть. Согласись, что человек, сны которого говорят о том, что он склонен доверять каждому встречному – легкая добыча.
Саша кивнула. Они обогнули Библиотеку – памятник Писателю остался позади, и Саша облегченно выдохнула – и зашли с черного хода. Одно из окон не было заколочено. Влад влез внутрь и подал Саше руку.
– Это архив. Здесь пылятся сны, которые никак нельзя классифицировать: обрывки, детские воспоминания, чьи-то фантазии, не имеющие продолжения…
Пахло пылью и запустением, а на полках валялись обрывки бумаг и странные черно-белые фотографии. Ветром в руки Саше занесло одну: на фотографии маленький мальчик растерянно держал в руке подтекшее мороженое. Конечно, фотография двигалась, словно ребенок на нней готовился зарыдать. Округлив глаза от удивления, Саша скорее положила фотографию обратно на железную полку.
– Это еще пустяки, – сказал Влад. – Представь, что будет в самой Библиотеке.
Они тихонько вышли из архива и по коридору направились в читальный зал. Там, конечно же, было пусто, только комки пыли летали по аудитории.
«Анализируйте сны правильно» – гласили плакаты на стенах. Маленькая девочка улыбалась, держа в руках толстую книгу, и зубы у нее были мелкие и острые. А черные провалы глаз гипнотизировали, словно бездна – та самая, что вот-вот начнет вглядываться в тебя. Саша поежилась и схватила Владлена покрепче за руку.
Они пересекли читальный зал и направились дальше. И тут Саша открыла рот от удивления. Хранилище занимало несколько десятков этажей, простираясь на много сотен метров вперед. Тут и сны первобытных людей, о мамонтах и богах, и полные буйства и загадок сны египетских фараонов, и древних инков, загадочные сны китайских монахов и суетливые сны российских обывателей. Каждая книга давала какой-то новый сон, и в каждой книге происходило что-то свое. Саша выпустила руку Влада и замерла, пытаясь решить, что же ей выбрать. Сны ранжировались от ярких до совсем блеклых: яркие сны просматривались и анализировались чаще.
Разглядывая полку с ними, Саша увидела, как мелькнул на одной из обложек рыжий кудрявый мужчина. Она раскрыла книгу некой Марии – и увидела его, а рядом с ним черноволосую женщину. Он играл что-то на гитаре, пахло весной и ярким солнечным светом, в воздухе кружили пылинки, и Саша радостно улыбнулась. Хороший сон. Она не знала, кто эти люди – хотя рыжий почему-то напоминал ей Президента – но от собственного присутствия в чужих снах стало как-то неловко. Раньше она об этом не задумывалась, но вдруг стало как-то неудобно подглядывать за незнакомцами и выведывать самое сокровенное.
– Влад, – шепотом позвала она. – Влад, ты тут?
– Иди сюда, – шепотом откликнулись откуда-то слева.
Влад обнаружился, рассматривающий сны на «К». В книге человек, похожий на Влада, танцевал безумную польку прямо в картинной галерее, и отчего-то Саша подумала, что у него очень странные сны. Правда, что-то во Владе было особенное, но Саша не могла понять, что. Какая-то неправильность черт лица, что-то с щетиной… Ей это все не нравилось.
– Уже хочешь уйти? – прошептал Влад. – Брось, Сашка, мы только начали получать удовольствие. – Представляешь, я нашел сон, где я еще студент! Это великолепие какое-то, так скрупулезно все это собрать… Саш, ты чего?
Саша, нахмурившись, наставила на него канцелярский ножик, вытащенный из кармана джинсовой куртки.
– Ты не Влад, – процедила она, выставляя оружие вперед. – У Влада не такие черные синяки под глазами, а у тебя, как будто ты их тушью намазывал. А еще у Влада родинка на левой щеке, а не на правой.
– Вот как? – силуэт поплыл, меняясь, и перед Сашей предстала она сама. Злая и огненно-рыжая. – Не думал, что ты настолько хорошо его изучила. Влюбилась, что ли? Девочки твоего возраста, особенно выросшие без отца, склонны влюбляться в своих старших друзей.
Влюбиться? Во Владлена? Бред какой. Саша помотала головой, но доппельгангер не отступал.
– Да брось, я могу быть за него, ты даже не заметишь разницы, – перед ней был снова Владлен. Родинка поплыла и переместилась на левую щеку, побледнели синяки под глазами, и теперь Влад был, будто настоящий: только вот у Влада не было таких злых глаз. – Я и поцеловать тебя могу, и всякое такое… Только скажи «да».
– Ах ты, педофил, – рявкнула Саша и со всего размаху вогнала нож в доппельгангера. Тот зашипел и вытащил нож из-под ребра.
– Саша, нас заметили, надо бежать! – откуда-то из недр библиотеки вынырнул Влад, чертовски настоящий Влад с теплыми руками и испуганными глазами. Он схватил Сашу за руку и потащил прочь.
– Вон! Пошли вон из моей библиотеки! – заверещал доппельгангер, и, повинуясь его голосу, из-под пола вылезали все новые и новые существа. Обгоняя непрошенных гостей, у них под ногами пронеслась толпа шишиг. – Убирайтесь прочь отсюда, человеческие создания, и чтобы духу вашего тут не было!
Доппельгангер рычал, постепенно оплывая и теряя человеческий облик. Саша крепко держалась за Влада, и тот несся вперед, чтобы вылезти из библиотеки. Они добежали до заднего входа, вылезли через окно и полетели.
В библиотеке царил самый настоящий хаос. Кто-то визжал нечеловеческим голосом, кто-то хрипел, кто-то громко плакал. Не было Писателя на постаменте: и Саша надеялась, что потом он не придет к ней в ее самых жутких кошмарах.
Долетев до ближайшей скамейки, они опустились на землю. Саша упала на скамейку, пытаясь отдышаться, Владлен прислонился к стене и закурил.
– Да, – пробормотал он. – Что-то я сглупил. Не думал, что доппельгангеры проснутся в это время суток.
The kind you don't take home to mother
She will never let your spirits down,
Once you get her off the street.
Rick James, «Super freak»
Когда Сашка встала, мать как раз сидела на кухне и курила в форточку. Руки у нее тряслись, что для такой женщины как она, было весьма странно. Обычно она либо была спокойной и отстраненной, либо кричала и раздражалась на все вокруг: такое удрученное состояние для нее нонсенсом.
– Проснулась? – мать говорила тихо и отрывисто, и Сашка поняла, что у нее, кажется, огромные проблемы.
Потому что на столе лежала упаковка «Донормила», вытащенная из-под матраса, и немного помятые. Пачка наполовину была уже использована, а потому выглядела особенно неаккуратно.
– Да, – тихо сказала Сашка и попятилась в комнату.
Мать покачала головой и указала ей на стул. Если она даже не поливает ее грязью, значит, действительно все очень серьезно. Саша подумала о том, что после такого отличного праздника это логично. Ей всегда не везет, а значит, если вдруг произошло что-то хорошее, необходимо тут же это уравновесить. Простая логика.
– Я вчера весь день пыталась тебя добудиться, – тихо говорила мать. Щелчок. Сигарета в пепельнице. Еще один щелчок. Новая сигарета. – Признаю, я тогда немного переборщила. Не следовало запрещать тебе праздник. Но когда я нашла эти таблетки… скажи, разве я плохо тебя воспитала? Разве я не давала тебе все, чего ты хотела? Зачем тебе это? Мне постоянно звонят из школы, говорят о том, как испортилась твоя успеваемость… ты ведь была такой хорошей девочкой.
– Ну, конечно, – Саша улыбнулась. Это как вызов к директору на ковер: страшно только первые три раза. – Вам всем было удобно, когда я была хорошей девочкой. Когда можно было на меня срываться, бить меня, весело было, правда, мам? Только теперь я изменилась. Я делаю все, что хочу, и это мое право. А что ты мне сделаешь? Доведешь меня до слез? Ты уже делала это неоднократно. Помнишь, как в первом классе я принесла четверку по чистописанию? Я вот отлично помню, как ты лишила меня за это ужина. Я прорыдала всю ночь.
– Я погорячилась тогда, Саш, – вздохнула мать. – Я прошу тебя, чем бы ты не занималась, перестань. Это не заменит реальности.
И тогда в Саше что-то вскипело и в очередной раз с хрустом сломалось.
– Реальность? – закричала она. – На кой черт мне нужна эта ваша реальность? У меня нет друзей, нет никого, кто бы реально обо мне пекся. Попробуй сама походить в эту уродскую школу, где тебя травят, отсиживать пять раз в неделю отвратительные уроки с клоунами-преподавателями, а потом говори мне, что мне делать!
Саша выдохнула, успокаиваясь. Сердце стучало, как будто она пробежала стометровку, в висках стучала кровь, а ноги дрожали. Не может быть. Она только что сорвалась на мать. Нельзя так. Надо успокоиться. Надо успокоиться. Надо…
Но Саша не знала, что надо, а что нет: слишком много всего на нее свалилось. Слишком серая реальность и слишком красочный мир во сне. Слишком злые люди и слишком добрый Владлен. Люди. Да, люди такие смешные, носятся вокруг, требуют что-то от нее и никак не хотят оставить ее в покое.
– Вижу, ты совсем замкнулась в себе, – мать тяжело вздохнула. – К сожалению, у меня нет выбора. Видит бог, я этого не хотела. Придется отправить тебя к детскому психиатру.
* * *
Влад парил над закатным небом, отрываясь от земли все сильнее и сильнее. Саша спешила за ним, тщетно пытаясь сконцентрироваться. Она помнила это чувство свободы и вседозволенности когда, казалось, возможно все. Разбегаешься, машешь руками и летишь.
– Ничего не бойся. Главное – вспомнить, как ты это делала когда-то, – насмешливо говорил Владлен, паря в воздухе. Для него это очень просто: он даже не задумывался о том, как это – лететь. Он просто парил, как будто это было естественно, находиться в воздухе с самого рождения.
Легко сказать – вспомни! Как будто не висят на Саши все эти гири. Она видела их прекрасно: мама, Аня, школа, отсутствие отца, – все это мертвым грузом отчаянно клонило ее к земле. И тогда Саша поняла, что надо сделать. Взяв себя в руки, она постепенно отсекала одну гирю за другой. Они с грохотом падали, и с каждой упавшей гирей ей становилось все спокойней и легче на душе. Наверное, поэтому Владлен так здорово летает? Ведь у него-то точно нет никаких привязанностей, он свободен, как птица – и потому может все.
Когда у Саши осталась одна гиря, самая тяжелая и самая неподъемная – мать – Владлен ее остановил.
– Не надо сжигать мосты, – сказал он. Непривычно серьезный. – Улетишь так высоко, что не сможешь потом опуститься на землю.
– Но я хотела бы никогда не возвращаться на землю, – Саша повела плечом. – Это же здорово: паришь в закатном небе, никто тебя не трогает, никто не велит тебе вернуться. Никаких обязанностей, никаких расстройств, только воздух и солнце.
– Это только так кажется, Саш. Без привязанностей жить очень сложно. Представь себе, что ты возвращаешься домой, а тебя там никто не ждет. Вообще никто. Никогда бы не подумал, что мне нужно так много людей, как пел Дэвид Боуи. Никто не нальет тебе чаю, пристанет к тебе с разными смешными глупостями, и не
спросит, как у тебя прошел день. И ты сидишь один, чем-то занимаешься, создаешь хоть какой-то шум, чтобы не было так одиноко… а потом ложишься спать. И так целыми днями. Не очень, мне кажется.
– Возможно, ты и прав. Но я не одинока. Теперь не одинока, – Саша неловко улыбнулась. – У меня ведь есть ты… наверное.
– А у меня есть ты, и наша дружба нерушима, как у трёх мушкетеров, – хмыкнул Владлен. – Смотри же, ты отрываешься от земли!
И, в самом деле, Саша постепенно поднималась в воздух. Гири оторвались, осталась только одна, которая сохраняла баланс, не давая ей улететь куда-нибудь в стратосферу. Ей стало так легко на душе, что она расхохоталась.
– Куда мы полетим сегодня? Может, ты нашел какой-нибудь интересный сон?
– Лучше, – Владлен усмехнулся. – Я покажу тебе кое-что. Я нашел это очень давно и всегда хотел показать это другу. Тебе понравится, обещаю.
Саша как будто легла в горячую ванну: ощущение того, что Влад считает ее другом, грело до самой глубины души. Возможно, они и вправду друзья. Возможно, Владу на нее не плевать и он не притворяется. Возможно… к черту эти «возможно», к черту рефлексию и пустые раздумьяВладлен был ее единственным другом – и Саша в очередной раз готова была отдать все за ощущение того, что она кому-то не безразлична.
Именно поэтому она улыбнулась и подала ему руку.
Только-только разгорался рассвет. Панельные дома освещались, тянулись к робкому солнечному свету, будто не веря, что и их коснется часть тепла. Пели первые утренние птицы. Сорный, заброшенный несуществующий город из самых заветных снов спал – и только двое парили в воздухе, с огромной скоростью несясь куда-то вдаль. Худощавый черноволосый мужчина и маленькая рыжая девочка.
* * *
В Библиотеке снов было тихо. И понятно, почему – люди вообще не склонны анализировать то, что им привиделось ночью, особенно грязные и черные кошмары, предпочитая засунуть их подальше в подсознание, а потом вообще забыть. Библиотека возвышалась над пустынным лесом огромным серым зданием. Во дворе гуляли ветра, и остро пахло пылью. Заколоченная и заброшенная, она словно говорила: вот вам ваши знания, только вот вы не хотите ими пользоваться. Блестел на солнце красный облицовочный гранит.
– Здесь собраны все сны, которые когда-либо видело человечество, – шепотом говорил Влад, держа Сашу за руку. – От древних инков и до каких-нибудь современных бизнесменов. Кто владеет информацией, тот управляет всем миром, а представь, сколько информации, сколько потаенных кошмаров и тайн содержит каждая книга в этой библиотеке? Немудрено, что ее закрыли.
Они шли по двору: давно заросший не работающий фонтан, пара скамеек с облупленной краской. В центре парка красовался памятник какому-то бородатому писателю. Саша посмотрела вверх, в лицо статуе, и отшатнулась: слишком уж неприятная и злая у была улыбка. Казалось, будто сейчас Писатель сбросит бронзовый плен, сойдет на них тяжелой поступью властелина миров и передавит, как жалких букашек.
– А почему мы говорим шепотом? – спросила Саша.
– У доппельгангеров везде глаза и уши, – Влад покосился на памятник. – Вообще, это их территория, ведь именно они занимаются тем, что собирают чужие сны. Работа у них такая. Предназначение.
– Я думала, что доппельгангеры хотят занять место людей в человеческом мире.
– И это тоже. Это их, так сказать, символ богатства и успешности. Те, кто смогли остаться в мире людей, радуются и пируют на останках рассудка того бедняг, которые им попались. А те, кому не повезло, занимаются всякими организационными вопросами. Собирают сны, относят их в архив, анализируют и думают, на кого лучше напасть. Согласись, что человек, сны которого говорят о том, что он склонен доверять каждому встречному – легкая добыча.
Саша кивнула. Они обогнули Библиотеку – памятник Писателю остался позади, и Саша облегченно выдохнула – и зашли с черного хода. Одно из окон не было заколочено. Влад влез внутрь и подал Саше руку.
– Это архив. Здесь пылятся сны, которые никак нельзя классифицировать: обрывки, детские воспоминания, чьи-то фантазии, не имеющие продолжения…
Пахло пылью и запустением, а на полках валялись обрывки бумаг и странные черно-белые фотографии. Ветром в руки Саше занесло одну: на фотографии маленький мальчик растерянно держал в руке подтекшее мороженое. Конечно, фотография двигалась, словно ребенок на нней готовился зарыдать. Округлив глаза от удивления, Саша скорее положила фотографию обратно на железную полку.
– Это еще пустяки, – сказал Влад. – Представь, что будет в самой Библиотеке.
Они тихонько вышли из архива и по коридору направились в читальный зал. Там, конечно же, было пусто, только комки пыли летали по аудитории.
«Анализируйте сны правильно» – гласили плакаты на стенах. Маленькая девочка улыбалась, держа в руках толстую книгу, и зубы у нее были мелкие и острые. А черные провалы глаз гипнотизировали, словно бездна – та самая, что вот-вот начнет вглядываться в тебя. Саша поежилась и схватила Владлена покрепче за руку.
Они пересекли читальный зал и направились дальше. И тут Саша открыла рот от удивления. Хранилище занимало несколько десятков этажей, простираясь на много сотен метров вперед. Тут и сны первобытных людей, о мамонтах и богах, и полные буйства и загадок сны египетских фараонов, и древних инков, загадочные сны китайских монахов и суетливые сны российских обывателей. Каждая книга давала какой-то новый сон, и в каждой книге происходило что-то свое. Саша выпустила руку Влада и замерла, пытаясь решить, что же ей выбрать. Сны ранжировались от ярких до совсем блеклых: яркие сны просматривались и анализировались чаще.
Разглядывая полку с ними, Саша увидела, как мелькнул на одной из обложек рыжий кудрявый мужчина. Она раскрыла книгу некой Марии – и увидела его, а рядом с ним черноволосую женщину. Он играл что-то на гитаре, пахло весной и ярким солнечным светом, в воздухе кружили пылинки, и Саша радостно улыбнулась. Хороший сон. Она не знала, кто эти люди – хотя рыжий почему-то напоминал ей Президента – но от собственного присутствия в чужих снах стало как-то неловко. Раньше она об этом не задумывалась, но вдруг стало как-то неудобно подглядывать за незнакомцами и выведывать самое сокровенное.
– Влад, – шепотом позвала она. – Влад, ты тут?
– Иди сюда, – шепотом откликнулись откуда-то слева.
Влад обнаружился, рассматривающий сны на «К». В книге человек, похожий на Влада, танцевал безумную польку прямо в картинной галерее, и отчего-то Саша подумала, что у него очень странные сны. Правда, что-то во Владе было особенное, но Саша не могла понять, что. Какая-то неправильность черт лица, что-то с щетиной… Ей это все не нравилось.
– Уже хочешь уйти? – прошептал Влад. – Брось, Сашка, мы только начали получать удовольствие. – Представляешь, я нашел сон, где я еще студент! Это великолепие какое-то, так скрупулезно все это собрать… Саш, ты чего?
Саша, нахмурившись, наставила на него канцелярский ножик, вытащенный из кармана джинсовой куртки.
– Ты не Влад, – процедила она, выставляя оружие вперед. – У Влада не такие черные синяки под глазами, а у тебя, как будто ты их тушью намазывал. А еще у Влада родинка на левой щеке, а не на правой.
– Вот как? – силуэт поплыл, меняясь, и перед Сашей предстала она сама. Злая и огненно-рыжая. – Не думал, что ты настолько хорошо его изучила. Влюбилась, что ли? Девочки твоего возраста, особенно выросшие без отца, склонны влюбляться в своих старших друзей.
Влюбиться? Во Владлена? Бред какой. Саша помотала головой, но доппельгангер не отступал.
– Да брось, я могу быть за него, ты даже не заметишь разницы, – перед ней был снова Владлен. Родинка поплыла и переместилась на левую щеку, побледнели синяки под глазами, и теперь Влад был, будто настоящий: только вот у Влада не было таких злых глаз. – Я и поцеловать тебя могу, и всякое такое… Только скажи «да».
– Ах ты, педофил, – рявкнула Саша и со всего размаху вогнала нож в доппельгангера. Тот зашипел и вытащил нож из-под ребра.
– Саша, нас заметили, надо бежать! – откуда-то из недр библиотеки вынырнул Влад, чертовски настоящий Влад с теплыми руками и испуганными глазами. Он схватил Сашу за руку и потащил прочь.
– Вон! Пошли вон из моей библиотеки! – заверещал доппельгангер, и, повинуясь его голосу, из-под пола вылезали все новые и новые существа. Обгоняя непрошенных гостей, у них под ногами пронеслась толпа шишиг. – Убирайтесь прочь отсюда, человеческие создания, и чтобы духу вашего тут не было!
Доппельгангер рычал, постепенно оплывая и теряя человеческий облик. Саша крепко держалась за Влада, и тот несся вперед, чтобы вылезти из библиотеки. Они добежали до заднего входа, вылезли через окно и полетели.
В библиотеке царил самый настоящий хаос. Кто-то визжал нечеловеческим голосом, кто-то хрипел, кто-то громко плакал. Не было Писателя на постаменте: и Саша надеялась, что потом он не придет к ней в ее самых жутких кошмарах.
Долетев до ближайшей скамейки, они опустились на землю. Саша упала на скамейку, пытаясь отдышаться, Владлен прислонился к стене и закурил.
– Да, – пробормотал он. – Что-то я сглупил. Не думал, что доппельгангеры проснутся в это время суток.