Троица. Охотники на ведьм

Троица. Охотники на ведьм.

Часть I - Троица.

Часть II - Охота на ведьм.

Часть III - Проклятие графа.

Часть IV - Последний тамплиер.





* * *





Троица. Охотники на ведьм.

Джейсон Свэггер





Часть I - Троица.




Глава I.



Сентябрь, 1484 год. Где-то в австрийских Альпах.



Путник вел под уздцы жеребца цвета вороного крыла. Мощные мускулы скакуна вздулись от напряжения, пока он боролся со свирепо завывающим ветром и сугробами, в которых он и его хозяин утопали, пока брели посреди заснеженной горной местности. Неустанный вихрь грубо бросался крупными хлопьями снега, а вечернее небо затянуло плотными облаками, что здорово ухудшало обзор. В такое время нетрудно было и заблудиться, но путник упорно продолжал двигаться вперед, хотя сам устал не меньше, чем его конь.

Мужчина был облачен в толстую шерстяную накидку с капюшоном, под которой скрывался легкий дублет[1] и небогатое вооружение, состоящее из небольшого кинжала и короткого одноручного меча. Руки путника защищали плотные кожаные перчатки с шерстяной подкладкой, а устойчивость его поступи обеспечивалась походными сапогами добротного военного качества. Это был далеко не первый день его путешествия. Запасы пищи истощились, но до цели оставалось совсем немного, и мужчина не собирался останавливаться. Уже сегодня он обогреется у камина в твердыне ордена, поест ароматное жаркое с горячим бульоном и завалится на кровать, покрытую мягким тюфяком. Он шел, и только эти мысли успокаивали его, поддерживая в нем последние силы.

На седле жеребца что-то зашевелилось и застонало. Что-то, укрытое тяжелыми шкурами и туго связанное веревками.

– Тише там, – путник, не церемонясь, ударил по свертку ребром ладони, – осталось ещё немного.

– Выпусти меня, проклятый демон! – мужской голос из-под свертка звучал глухо. – Ты еще поплатишься за свое поведение, клянусь всеми святыми!

– Да-да, это я уже слышал. Десятки раз.

Путник решил ненадолго остановиться, чтобы перевести дух. Он обнажил голову пленника, позволив тому вдоволь подышать холодным, щипающим кожу воздухом гор, и присел прямо в сугроб, предварительно бросив на снег одну из шкур.

– Кто ты? Зачем ты меня похитил? – пленник тщетно пытался рассмотреть лицо своего похитителя, но не смог разглядеть ничего кроме надвинутого на глаза капюшона, из-под которого виднелась темная щетина и жесткая нить посиневших от холода губ. – Тебе за меня заплатили, так? И кто? Ты знаешь, что я могу заплатить вдвое больше? Ты ведь знаешь, кто я? Отвечай!

– Я не знаю, – спокойно возразил человек в капюшоне. – И да, мне за тебя заплатили. А тот, кто заплатил, куда богаче и влиятельнее тебя, господин. Не пытайся уговорить меня. Единственное, что я могу для тебя сделать – это рассказать твою участь, но не потому, что ты мне нравишься, а потому, что я делаю это со всеми, когда мы приближаемся к твердыне ордена.

– Ордена?! Какого еще ордена?

– Троицы. Слыхал про такой?

Пленник вдруг разразился глухим смехом, в котором проскользнуло что-то фальшивое. Очередная неудачная попытка скрыть страх. Похитителю это было давно знакомо.

– Орден святой Троицы? Так ты тринитарий[2]? Зачем же, во имя Господа, ты похитил меня, добрый монах?!

Человек в капюшоне лишь слегка покачал головой и встал со своего места, вновь подбирая коня под уздцы.

– Не той Троицы, что ты думаешь, господин. Эта Троица далеко не святая... Но хватит разговоров. Нам пора.


Пока они шли, пленник все не затыкался. Сначала он проклинал своего похитителя на чем свет стоит, обзывая его самыми разнообразными ругательствами на нескольких языках. Позже он вернулся к тактике подкупа, обещая горы золота, а потом и вовсе стал плакать и умолять отпустить его обратно к жене и детям. Но бесстрастные и краткие ответы похитителя не обнадеживали на хороший исход. Их путь повернул влево и пошел круто в гору. Конь выбивался из последних сил и, казалось, даже его раздражали увещевания пленника, хотя он и должен был привыкнуть к подобному за последнее время.

– Тогда расскажи мне... Расскажи, что меня там ждет. Почему этот твой орден Троицы так хочет заполучить меня?

Путник пожал плечами.

– Меня не интересует, почему. Я не спрашивал. Но знаю, что тебя ждет и представляю, что ждет твою семью после твоей мучительной кончины, – хрипловатый голос мужчины стал отдавать металлом. – Они будут долго пытать тебя, выбивать признание в связях с дьяволом. Как только они почувствуют, что ты ослаб, тебя бросят в темницу и дадут восстановить силы для следующей пытки. Это будет повторяться до тех пор, пока ты не сдашься или не сгинешь. Я советую сделать это как можно раньше.

По мере его рассказа на глаза пленника наворачивались слезы, а потом он и вовсе забился в панической истерике. Тем временем человек в капюшоне продолжал:

– Затем они возьмутся за членов твоей семьи, пока не оставят их без всего. Твоя жена и дочь уйдут в бордель, а сын, быть может, пойдет по миру, а может просто погибнет. Это уже не зависит ни от меня, ни от тебя. Ваш приговор подписан.

– Так ты из инквизиции? Но за что?! – пленник обреченно разрыдался, срываясь на хрип и натужно крича, стараясь перекричать шум ветра. – Что мы такого сделали? Я всегда был набожным человеком и не предавал веру! Всю жизнь я трудился честным трудом и никому не переходил дороги!

– Ты уверен в этом?

Путник остановился и вгляделся вдаль, выискивая какие-то ориентиры, известные только ему. Он увидел едва заметные вдали вершины скал и разглядел три макушки гигантских сосен. Последним ориентиром был шпиль мучеников, но он пока не вырисовывался в поле зрения, либо же оказался совсем незаметен из-за бури. Мужчина тихо выругался себе под нос и продолжил путь, тяжело дыша и временами спотыкаясь.

– О! Кажется, я вспомнил! – заверещал пленник после недолгой паузы. – Это все тот священник, который приставал к моей дочери! Этот грязный развратник! Это он натравил на меня твой проклятый орден Троицы или как там его кличут...

Похититель не отозвался, будто вовсе не расслышал последних слов, и лишь ускорил шаг.

Оставшийся путь до крепости они проделали молча. Связанный мужчина время от времени издавал всхлипы и тяжелые вздохи из-под своего свертка, но человек в капюшоне не обращал на него ни малейшего внимания. Он сделал все возможное, предупредив пленника о том, что последует по прибытию. Помочь ему как-то еще он был просто не способен. На этот раз орден не хотел чьей-то смерти. Заказ был особенным: жертва должна быть доставлена в твердыню, где ее проведут через круги ада, дабы убедиться в ее виновности или же наоборот, выявить невинность. Видимо, тот священник говорил очень убедительно, называя свои подозрения о связях жертвы с самим дьяволом. Но человек в капюшоне не верил в дьявола, хотя и не особо распространялся об этом. Это могло стоить ему шкуры, а он не торопился ее терять.



Крепость ордена расположилась высоко в горах, в царстве, где в это время года уже правили лед и снег. Ее острый шпиль, называемый местными обитателями шпилем мучеников, высился между зубьями скал и мощными вершинами горных хребтов, уходя в самые облака; на безмолвных серых стенах не было видно ни знамен, ни гербов. Когда-то твердыня служила укрепленным монастырем, хорошо защищенным со всех сторон крутыми склонами гор и каменистыми утесами. Теперь же монастырь превратился в обитель тайного ордена Троицы и ночным кошмаром узников, которым не посчастливилось попасть в эти места, где помимо чуть ли не вечного хлада царили боль и страдания.

Когда конь и его хозяин наконец достигли крепости, ветер стих, а лучи закатного солнца, с трудом пробиваясь через облака, приятно ласкали лицо путника, который снял капюшон и обнажил голову с коротко стриженными темными волосами. Его лицо имело благородные и сильные черты, серые глаза блестели таким же опасным металлом, что и кинжал на поясе, а волевой подбородок и несколько тонких шрамов на щеке выдавали его принадлежность к людям с опасной профессией солдата или же, наоборот, разбойника. Пленник тщетно пытался определить, к кому именно принадлежал этот странный человек, вглядываясь в его безжалостное, безразличное лицо. Как бы там ни было, изменить что-либо теперь не удастся. Они стояли у самых ворот суровой твердыни. Обдуваемые ветрами и запорошенные снегом башни и стены возносились холодно и гордо, будто благородные дамы голубых кровей. Можно было только представлять, какая в крепости система подземных коридоров и прилегающих к ним темниц. Если то, что рассказал похититель правда, то пленнику предстоит вскоре испытать одну из местных пыточных камер. Он зажмурил глаза и стал молиться. Неужели это все происходит с ним? Неужели это явь, а не сон? Его вытащили из-под балдахина собственной постели прямо посреди ночи, он не успел издать и вскрика, как был связан и жевал неприятно пахнущий кусок грубой материи, сослуживший кляпом. После же он болтался на могучем плече человека в капюшоне, который без труда миновал охрану поместья, перемахнул через стену и был таков. Похититель явно был отлично знаком с землями своей жертвы, покидая их по тем местам, где он вряд ли наткнулся бы на кого-то из крестьян или стражников.

– Ты готов? – вопрос выхватил пленника из раздумий.

– Нет! Отпусти меня, умоляю!

– Я не могу, – покачав головой, мужчина ухватился за увесистое железное кольцо и несколько раз постучал в ворота.

Небольшое окошко на уровне лица путника открылось, и в нем появились два глаза с нависшими кустами седоватых бровей.

– Брат Даймонд, да хранит тебя Господь! Сию же секунду открываю!

Двустворчатые ворота отворились со скрипом, от которого внутренности пленника сжались в комок. Он чувствовал, как его мысли сбиваются, а страх перерастает в панику и безумие. Он всеми силами старался держать себя в руках и быть мужественным, но последние капли хладнокровия истекали слишком быстро. Что же с ним будет, когда его начнут пытать?

Они ступили через открывшийся проход.

– Ты как всегда быстр и точен, брат! – старый хрыч в ветхой одежде конюха принял его коня вместе с пленником и направился вглубь широкого коридора, ведущего во внутренний двор монастыря. – Мы позаботимся о твоем коне и о нашем дорогом госте. Отдыхай, охотник!

Этого Даймонд и хотел. Отдыха. Последние несколько дней выдались напряженными и изнуряющими. Слежка, скрытное перемещение по чужим землям. Затем ему пришлось проникнуть в поместье и отсиживаться там до ночи. Несколько раз он был едва не замечен стражей, но каждый раз успевал вовремя ускользнуть, сменить место укрытия и, в итоге, сумел успешно выполнить задачу.

Он побрел по мрачному коридору, скудно освещаемому тусклым светом масляных ламп на серых стенах. Стены пахли сыростью. Шаги мужчины гулким эхом отдавались в пустующих проходах, ведущих в лабиринты просторных залов, маленьких чуланов и уединенных покоев. Вскоре он дошел до лестницы и поднялся несколькими этажами выше, к комнатам таких же воинов ордена Троицы, как и он. Воинов? Нет, скорее убийц. Или, как их еще называли, охотников. Но Даймонд был убийцей и отдавал себе в этом отчет. Другие охотники фанатично считали, что сражаются со злом, не забывая при этом набивать свои кошельки монетами. Даймонд же знал, что работает за деньги и только за деньги. Его не интересовали ни высокая цель, ни битва с нечистью, в существование которой он все равно никогда не верил.

Прямо у входа в его комнату стоял молоденький парень невысокого роста с выбритой головой с ободком светлых волос по кругу. У него было совсем юное лицо, большие глаза глядели на охотника с немым восхищением и покорностью. Едва пробивающийся на лице пух придавал ему еще более нелепый вид, чем мешковатая, подобранная не по размеру ряса послушника монастыря. Послушник учтиво поклонился и поприветствовал Даймонда.

– Кто ты? – кратко осведомился Даймонд, открывая дверь в свои скромные покои.

– Меня зовут Ганс, я буду служить вам, брат Даймонд. Меня назначили на этот пост вчера, после того как ваш прежний послушник убыл из крепости в Ватикан.

– Отлично. Принеси чего-нибудь поесть и поменяй воду в моем кувшине, да поскорее. Я хочу подкрепиться и лечь уже наконец спать.

– Будет сделано, брат Даймонд! Я распорядился по поводу еды, скоро я все принесу.

Даймонд хлопнул тяжелой дверью перед носом паренька и прошел вглубь комнаты, где уже горел очаг. Ставни единственного окна были плотно закрыты от ветра, комната освещалась при помощи лампы и нескольких восковых свеч, расставленных на небольшом столике из букового дерева. Охотник принялся стягивать с себя вооружение и промерзшую одежду. На сундуке рядом с камином лежали сухие штаны и рубаха для смены. Видимо, Даймонда ждали. Знали, что он придет вовремя, без задержек и опозданий, как и всегда. Откуда-то снизу раздавались болезненные вопли мужчин. Это лекари обрабатывали раны вернувшихся с заданий убийц Троицы. У кого-то выдалась плохая ночка! Даймонд даже улыбнулся. Неспроста он слыл лучшим из них.

Ему принесли горячее жаркое из мяса рябчика и кружку крепкого монастырского эля, отлично прогревающего кости. Даймонд сытно поел, усевшись на жесткой крышке сундука, пока послушник, устроившись за столом с письменными принадлежностями и бумагой, записывал каждое слово из рассказа охотника. Когда они закончили, и Даймонд стал готовиться ко сну, Ганс поднялся со своего места и водрузил на себя вооружение охотника.

– Я заберу ваше оружие и отнесу его на склад, где его приведут в порядок, а после передам отчет инквизитору. Как только вы отдохнете, он просил вас к себе, брат Даймонд.

– Я буду у него рано утром.

Ганс кивнул и покинул помещение, тихонько прикрыв за собой дверь.



Инквизитор Якоб Шульц был статным и крепким мужчиной за пятьдесят лет. Когда Даймонд вошел в его кабинет, расположенный на вершине самой высокой башни монастыря, Якоб сидел за большим столом, окруженный кипами священных книг и свитков. На его свежем для столь почтенного возраста лице застыло задумчивое выражение, тонкие губы напряженно сжались, а белесые, почти бесцветные брови съехали на изящную переносицу. Слишком крупный для таких тонких черт лица нос, казалось, вовсе жил своей жизнью, время от времени нервно подергиваясь и морщась. Несмотря на то, что в кабинете было прохладно, на его гладко выбритом черепе блестели капельки пота

Не обращая на вошедшего ни малейшего внимания, инквизитор неторопливо шуршал бумагой, делая короткие заметки пером и чернилами. Лишь спустя затянувшееся мгновение он поднял взгляд своих широко посаженных глаз на подчиненного и смерил его долгим, пристальным взглядом, от которого даже Даймонду стало немного не по себе. Он представил, как съеживались нутра молодых, еще зеленых охотников, когда они оставались наедине с начальством.