Тринадцатая Мара
Часть 17 из 38 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Наверное, нужно было тихонько потормошить её, чтобы кошмар отступил, а после уснуть самому, но он почему-то мысленно сотворил магна-путь — вязь, способную провести в чужие видения. Проследил, как она с легким свечением впиталась в висок маре, после прикрыл глаза.
В её сне он снова вел её к тем домам, где жили родственники погибших. Он держал её руки за спиной связанными, а Мариза едва волокла ноги. Она знала: сейчас снова будут взгляды-жала, слова-плети, чужое горе, как острый меч, порубит её на куски.
«Не надо! — орало её нутро. — Я все поняла! Я все осознала…»
Но навстречу уже бежал от крыльца человек со стулом, готовый шибануть по лицу…
Сидд отделился от чужого сна и какое-то время смотрел на мокрые от слез щеки. Молчал. Мариза беспомощно вздрагивала. После минуты тишины Аркейн зашевелил губами, и мару накрыла защитная сеть от сновидений. Пусть спит до утра в тишине, в безопасной темноте.
«Почему ты это сделал?» — спросила бы она его, если бы узнала о содеянном.
Наверное, потому что им нужны силы шагать завтра дальше.
Наверное, потому что переживать дважды то, что ты уже пережил, не имеет смысла.
Наверное, потому что часть его гнева все же ушла тогда.
А может, потому что он тоже хотел остаться для себя «кем-то». Как и она на краю колодца.
Глава 12
Мариза
На этот раз мне досталась «своя» банка тушенки, отдельная. Не половинка от каши, как вчера, — наверное, Сидд думал о том же, о чем и я. Сегодня мы дойдем, достигнем цели, и припасы хранить ни к чему. По часам — утро, по ощущениям — все та же глухая ночь. Чаща привычно крала время, свет и настроение.
Мне, как ни странно, удалось поспать, и эти несколько часов в отключке без пробуждений выправили внутреннее состояние настолько, насколько это было возможно. Мой спутник выспался тоже, но отчего-то был хмур и очень сосредоточен, будто бесконечно высчитывал в уме формулы. Ел он молча, дрова в костер подкладывал на автомате — я удивлялась. Их следовало тушить, а не разжигать, разве нам не нужно вскоре выдвигаться?
— Сегодня дойдем, так?
Инквизитор на меня даже не взглянул, занятый своей ментальной работой.
— Мы вчера прошли большую дистанцию. Ты запитаешь меня, и выяснится, что осталось чуть-чуть…
Мне хотелось в это верить: в свет в конце тоннеля, в то, что скоро я увижу Кьяру, в то, что этот сложный поход наконец завершится.
— Да, мы вчера прошли много, — Сидд впервые взглянул прямо на меня, а не мимо, — и мы бы быстро достигли цели, если бы не одно «но».
— Какое?
Пересоленная тушенка встала поперек горла, не хотелось слушать про всякие «но». Они означали, что что-то не так, а у меня силы на исходе — физические и моральные.
Он ел размеренно, накалывал кусочки мяса на кончик ножа, аккуратно отправлял в рот — вилку отдал мне. Жевал, глотал, не чувствовал вкуса.
— Вчера, когда я просил тебя молчать, я сканировал эту местность на предмет опасностей. — Пауза. Это утро казалось темнее обычного, вернулась прежняя «зловещность». — И выяснил, что у всех иллюзий, мороков и кошмаров имеется одна причина. Некое центральное проклятие, назовем его так. Оно и рассылает их, как гончих, по Топи. Я надеялся, что мы сможем не столкнуться с ним к лицу к лицу, но твоя вчерашняя вспышка…
Мне сделалось неуютно под ровным немигающим взглядом Сидда. Оказывается, его словам «заткнись» имелась причина, вот только заткнуться у меня бы все равно не вышло: было слишком плохо.
— В общем, оно движется сюда, — подвел итог Инквизитор. — Если раньше оно принимало нас за обычных путников, так как ты «неопределенная», а на мне стоял щит, то после твоего черного выброса проклятье учуяло тебя как Темную мару и спешит выполнить свою основную функцию — уничтожить тебя, не допустить к дому.
Я забыла про кашу, про банку, которую держала в руках. И отчего-то начала заикаться.
— Если… мы… выдвинемся сейчас, то сможем обойти его по дуге, н-нет?
— Поздно. Оно слишком близко. Подойти вплотную оно не пожелает, но начнет работать так, что тебе станет сложно мыслить, жить, дышать.
«Да и мне тоже», — слышалось в гнетущем молчании.
Так вот почему мрачно, вот почему чаща вернула свой дремучий душный вид.
«Что нам делать?» — я не задала этот вопрос вслух, но он был написан на моем лице, и Сидд смотрел на меня долго, после ответил голосом, лишенным всяких эмоций:
— Я дам ему бой. Призову сюда, на эту поляну, и ударю.
— А я? — спросила я хрипло. — Верни мне силы…
— Для чего? Чтобы ты спряталась на изнанке?
— Хватит думать обо мне муть! Я помогу тебе…
— Твоя боевая магия очень слаба. Если бы ты вчера шагнула в черный колодец, то сейчас была бы в десятки раз сильнее. Так?
— Так.
Я не понимала, к чему он клонит.
— А эта тварь создана для того, чтобы пожирать определившихся Темных мар. Понимаешь ее потенциал?
Я шумно втянула воздух. То есть я бессильная пылинка, с включенной магией или нет. Однако с включенной мне все равно было бы спокойнее.
— Я могу попробовать протянуть нас остаток пути через изнанку…
— Изнанка Топи может быть напичкана ловушками, как и её явь. Вряд ли Колдун об этом позабыл.
Значит, бой?
Мне было дискомфортно; тьма снаружи подбиралась все ближе, она опять начала вливать в меня грязную мутную воду, шерудить внутри острой палкой.
Инквизитор смотрел на меня, зная о моих ощущениях, и взгляд его был тяжелым, с завуалированным сарказмом.
— Дальше будет хуже. Просто не мешай мне, — пояснил он, поднимаясь, — держись у тех деревьев… — И махнул в противоположную от приближающегося зловещего чувства сторону.
— Ты… ударишь… — Кажется, моя задница приклеилась к бревну, руки стали холодными. — Но что, если этого окажется недостаточно?
— Тогда оно убьет меня. А следом тебя.
Сидд ответил спокойно, буднично. И я, еще десять минут назад размышлявшая о том, что он все-таки хорош внешне, как в стильном драповом пальто, так и запыленной походной куртке, теперь смотрела на него с надеждой и ужасом.
Он рисовал вокруг себя знаки: один, второй, третий — очень сложные руны. Активировал их — символы наливались светом. Призыв «чудищу» он уже отправил, и этот призыв прошел по лесу, колыхнул на деревьях мертвую листву, поставив волосы на моем загривке дыбом. Проклятие нас услышало, почуяло, что мы желаем «встречу», налилось гневом. В той стороне, откуда оно приближалось, трещали стволы; мне хотелось слиться с почвой.
Я никогда не видела Сидда таким — безучастным внешне, но наливающимся силой внутренне. Мне казалось, я вижу, как разбухают от мощи его невидимые мышцы, как наливаются магией волокна, сосуды, нервы. Воздух вокруг его фигуры начал гудеть, поблескивать от пробегающих разрядов. Страшное зрелище и очень красивое. Жесткое лицо, уверенная поза с расставленными ногами; удар будет не просто сильным — он будет сокрушительным. Но хватит ли этого?
И, боже, вчера он хотел «наградить» меня этим. Да все мои кишки размотало бы по этому лесу. Я бы, конечно, «царапнула» тоже, я бы постаралась…
Сейчас думать об этом не хотелось, сейчас мне хотелось присыпаться листвой или золой, лишь бы то, что приближалось, меня не увидело. А она, тварь, уже издавала жуткие булькающие звуки, она шла прямо на нас, состоящая из сплошной ненависти. Ломались сучья деревьев, дрожала почва, выл стоявший до того неподвижно воздух.
Сидд продолжал концентрировать мощь. Вокруг него горели алым руны, обвитые черным дымом, и в каждой из них мне виделся символ войны. Еще туже деструктивный шар внутри Инквизитора, еще плотнее…
Когда его, монстра, стало видно, я попятилась назад, запнулась, повалилась на землю. Он был огромен. Тело паука, клешни спрута с острыми когтями на концах. Жуть заключалась в том, что центральная часть тела адской твари, имеющей множество пар глаз и еще больше клыков в гнилом рту, вращалась, как детская игрушка, — как спинер, как сумасшедший робот, — и клешни, расположенные веером, рубили стволы ближайших деревьев. Стон, вой, треск, ужас. Клешни метались жгутами, хлыстами, безумными веревками — несколько десятков пар.
Мне стало мутно от ужаса. Тело Сидда налилось красноватым светом, завибрировало. Визжал воздух, визжало небо. Летели кора, сучья и щепы — все, как острые стрелы, — мне оцарапало щеку. Там, откуда вышел «паук», стелилась теперь вырубленная плешь, шириной в четырехполосное шоссе. Кусок тьмы, злобный рот, проклятие, жаждущее смерти…
Секунда застыла.
А после Сидд ударил.
Мне показалось, что случился ядерный взрыв. Все на мгновение стало белым, слепящим: белые стволы, белое небо, белая хвоя под ногами. Через меня с ужасающим чувством пронеслась соскребающая внутренности наждачной бумагой волна. И, Боги, это ведь даже не мне предназначалось, я находилась под защитой, и все равно боль адская …
Как в замедленном сне, я, стоящая на карачках, подняла голову — тело паука, разодранное на части, разлеталось в разные стороны. Куски, кровавые ошметки, черные комья, слизь… Все еще вились кольцами щупальца, силились отыскать добычу. Как обрубленные веревочные куски, они цеплялись за деревья, ударялись о стволы, падали в траву, сворачивались там змеями.
Надо мной что-то просвистело, ударилось за спиной, что-то хлюпнуло рядом.
А после я увидела, как один из толстых обрубков, имеющий на конце коготь, летит, вращаясь, в сторону Инквизитора. Как прорывается сквозь истончившийся щит (уже мертвая, не принадлежащая пауку клешня, все равно живет своей жизнью), как он чиркает Сидда по животу. Противный звук, ощущение вспоротой плоти, мужские руки, прижавшиеся к ране.
Он стоял какое-то время, и я даже успела подумать, что все обошлось.
А после Инквизитор начал падать.
Сначала тяжело опустился на колени, после, качнувшись назад, завалился на землю спиной. Ударился головой о хвойный ковер, замер.
* * *
Любое проклятие, чья структура разрушена, теряет физическую форму. Так случилось и с «пауком». Теперь его части и обрубки медленно становились призрачными, расплывались, исчезали. Я с удивлением наблюдала за тем, как очищается от сгустков тьмы поляна, как светлеет над рощей небо. Каким чистым здесь, оказывается, был изначально воздух, теперь даже дул свежий ветерок.
Морок исчезал. А рана осталась.
Я держала её, зажимая тряпкой, ощущая смесь отчаяния, досады, печали и злость. Кажется, беспомощность стала моим вечным, постоянным спутником. Глядя на бледное лицо Сидда, мне хотелось выть волком: сложно было включить мне перед боем магию? Сейчас она пригодилась бы, сейчас я могла бы срастить края раны. Будь я наполненной марой, я могла бы шепотком склеить волокна, остановить толчками идущую наружу кровь… Но я была марой пустой. Чертов упертый Инквизитор! Сложно ему было?!
В её сне он снова вел её к тем домам, где жили родственники погибших. Он держал её руки за спиной связанными, а Мариза едва волокла ноги. Она знала: сейчас снова будут взгляды-жала, слова-плети, чужое горе, как острый меч, порубит её на куски.
«Не надо! — орало её нутро. — Я все поняла! Я все осознала…»
Но навстречу уже бежал от крыльца человек со стулом, готовый шибануть по лицу…
Сидд отделился от чужого сна и какое-то время смотрел на мокрые от слез щеки. Молчал. Мариза беспомощно вздрагивала. После минуты тишины Аркейн зашевелил губами, и мару накрыла защитная сеть от сновидений. Пусть спит до утра в тишине, в безопасной темноте.
«Почему ты это сделал?» — спросила бы она его, если бы узнала о содеянном.
Наверное, потому что им нужны силы шагать завтра дальше.
Наверное, потому что переживать дважды то, что ты уже пережил, не имеет смысла.
Наверное, потому что часть его гнева все же ушла тогда.
А может, потому что он тоже хотел остаться для себя «кем-то». Как и она на краю колодца.
Глава 12
Мариза
На этот раз мне досталась «своя» банка тушенки, отдельная. Не половинка от каши, как вчера, — наверное, Сидд думал о том же, о чем и я. Сегодня мы дойдем, достигнем цели, и припасы хранить ни к чему. По часам — утро, по ощущениям — все та же глухая ночь. Чаща привычно крала время, свет и настроение.
Мне, как ни странно, удалось поспать, и эти несколько часов в отключке без пробуждений выправили внутреннее состояние настолько, насколько это было возможно. Мой спутник выспался тоже, но отчего-то был хмур и очень сосредоточен, будто бесконечно высчитывал в уме формулы. Ел он молча, дрова в костер подкладывал на автомате — я удивлялась. Их следовало тушить, а не разжигать, разве нам не нужно вскоре выдвигаться?
— Сегодня дойдем, так?
Инквизитор на меня даже не взглянул, занятый своей ментальной работой.
— Мы вчера прошли большую дистанцию. Ты запитаешь меня, и выяснится, что осталось чуть-чуть…
Мне хотелось в это верить: в свет в конце тоннеля, в то, что скоро я увижу Кьяру, в то, что этот сложный поход наконец завершится.
— Да, мы вчера прошли много, — Сидд впервые взглянул прямо на меня, а не мимо, — и мы бы быстро достигли цели, если бы не одно «но».
— Какое?
Пересоленная тушенка встала поперек горла, не хотелось слушать про всякие «но». Они означали, что что-то не так, а у меня силы на исходе — физические и моральные.
Он ел размеренно, накалывал кусочки мяса на кончик ножа, аккуратно отправлял в рот — вилку отдал мне. Жевал, глотал, не чувствовал вкуса.
— Вчера, когда я просил тебя молчать, я сканировал эту местность на предмет опасностей. — Пауза. Это утро казалось темнее обычного, вернулась прежняя «зловещность». — И выяснил, что у всех иллюзий, мороков и кошмаров имеется одна причина. Некое центральное проклятие, назовем его так. Оно и рассылает их, как гончих, по Топи. Я надеялся, что мы сможем не столкнуться с ним к лицу к лицу, но твоя вчерашняя вспышка…
Мне сделалось неуютно под ровным немигающим взглядом Сидда. Оказывается, его словам «заткнись» имелась причина, вот только заткнуться у меня бы все равно не вышло: было слишком плохо.
— В общем, оно движется сюда, — подвел итог Инквизитор. — Если раньше оно принимало нас за обычных путников, так как ты «неопределенная», а на мне стоял щит, то после твоего черного выброса проклятье учуяло тебя как Темную мару и спешит выполнить свою основную функцию — уничтожить тебя, не допустить к дому.
Я забыла про кашу, про банку, которую держала в руках. И отчего-то начала заикаться.
— Если… мы… выдвинемся сейчас, то сможем обойти его по дуге, н-нет?
— Поздно. Оно слишком близко. Подойти вплотную оно не пожелает, но начнет работать так, что тебе станет сложно мыслить, жить, дышать.
«Да и мне тоже», — слышалось в гнетущем молчании.
Так вот почему мрачно, вот почему чаща вернула свой дремучий душный вид.
«Что нам делать?» — я не задала этот вопрос вслух, но он был написан на моем лице, и Сидд смотрел на меня долго, после ответил голосом, лишенным всяких эмоций:
— Я дам ему бой. Призову сюда, на эту поляну, и ударю.
— А я? — спросила я хрипло. — Верни мне силы…
— Для чего? Чтобы ты спряталась на изнанке?
— Хватит думать обо мне муть! Я помогу тебе…
— Твоя боевая магия очень слаба. Если бы ты вчера шагнула в черный колодец, то сейчас была бы в десятки раз сильнее. Так?
— Так.
Я не понимала, к чему он клонит.
— А эта тварь создана для того, чтобы пожирать определившихся Темных мар. Понимаешь ее потенциал?
Я шумно втянула воздух. То есть я бессильная пылинка, с включенной магией или нет. Однако с включенной мне все равно было бы спокойнее.
— Я могу попробовать протянуть нас остаток пути через изнанку…
— Изнанка Топи может быть напичкана ловушками, как и её явь. Вряд ли Колдун об этом позабыл.
Значит, бой?
Мне было дискомфортно; тьма снаружи подбиралась все ближе, она опять начала вливать в меня грязную мутную воду, шерудить внутри острой палкой.
Инквизитор смотрел на меня, зная о моих ощущениях, и взгляд его был тяжелым, с завуалированным сарказмом.
— Дальше будет хуже. Просто не мешай мне, — пояснил он, поднимаясь, — держись у тех деревьев… — И махнул в противоположную от приближающегося зловещего чувства сторону.
— Ты… ударишь… — Кажется, моя задница приклеилась к бревну, руки стали холодными. — Но что, если этого окажется недостаточно?
— Тогда оно убьет меня. А следом тебя.
Сидд ответил спокойно, буднично. И я, еще десять минут назад размышлявшая о том, что он все-таки хорош внешне, как в стильном драповом пальто, так и запыленной походной куртке, теперь смотрела на него с надеждой и ужасом.
Он рисовал вокруг себя знаки: один, второй, третий — очень сложные руны. Активировал их — символы наливались светом. Призыв «чудищу» он уже отправил, и этот призыв прошел по лесу, колыхнул на деревьях мертвую листву, поставив волосы на моем загривке дыбом. Проклятие нас услышало, почуяло, что мы желаем «встречу», налилось гневом. В той стороне, откуда оно приближалось, трещали стволы; мне хотелось слиться с почвой.
Я никогда не видела Сидда таким — безучастным внешне, но наливающимся силой внутренне. Мне казалось, я вижу, как разбухают от мощи его невидимые мышцы, как наливаются магией волокна, сосуды, нервы. Воздух вокруг его фигуры начал гудеть, поблескивать от пробегающих разрядов. Страшное зрелище и очень красивое. Жесткое лицо, уверенная поза с расставленными ногами; удар будет не просто сильным — он будет сокрушительным. Но хватит ли этого?
И, боже, вчера он хотел «наградить» меня этим. Да все мои кишки размотало бы по этому лесу. Я бы, конечно, «царапнула» тоже, я бы постаралась…
Сейчас думать об этом не хотелось, сейчас мне хотелось присыпаться листвой или золой, лишь бы то, что приближалось, меня не увидело. А она, тварь, уже издавала жуткие булькающие звуки, она шла прямо на нас, состоящая из сплошной ненависти. Ломались сучья деревьев, дрожала почва, выл стоявший до того неподвижно воздух.
Сидд продолжал концентрировать мощь. Вокруг него горели алым руны, обвитые черным дымом, и в каждой из них мне виделся символ войны. Еще туже деструктивный шар внутри Инквизитора, еще плотнее…
Когда его, монстра, стало видно, я попятилась назад, запнулась, повалилась на землю. Он был огромен. Тело паука, клешни спрута с острыми когтями на концах. Жуть заключалась в том, что центральная часть тела адской твари, имеющей множество пар глаз и еще больше клыков в гнилом рту, вращалась, как детская игрушка, — как спинер, как сумасшедший робот, — и клешни, расположенные веером, рубили стволы ближайших деревьев. Стон, вой, треск, ужас. Клешни метались жгутами, хлыстами, безумными веревками — несколько десятков пар.
Мне стало мутно от ужаса. Тело Сидда налилось красноватым светом, завибрировало. Визжал воздух, визжало небо. Летели кора, сучья и щепы — все, как острые стрелы, — мне оцарапало щеку. Там, откуда вышел «паук», стелилась теперь вырубленная плешь, шириной в четырехполосное шоссе. Кусок тьмы, злобный рот, проклятие, жаждущее смерти…
Секунда застыла.
А после Сидд ударил.
Мне показалось, что случился ядерный взрыв. Все на мгновение стало белым, слепящим: белые стволы, белое небо, белая хвоя под ногами. Через меня с ужасающим чувством пронеслась соскребающая внутренности наждачной бумагой волна. И, Боги, это ведь даже не мне предназначалось, я находилась под защитой, и все равно боль адская …
Как в замедленном сне, я, стоящая на карачках, подняла голову — тело паука, разодранное на части, разлеталось в разные стороны. Куски, кровавые ошметки, черные комья, слизь… Все еще вились кольцами щупальца, силились отыскать добычу. Как обрубленные веревочные куски, они цеплялись за деревья, ударялись о стволы, падали в траву, сворачивались там змеями.
Надо мной что-то просвистело, ударилось за спиной, что-то хлюпнуло рядом.
А после я увидела, как один из толстых обрубков, имеющий на конце коготь, летит, вращаясь, в сторону Инквизитора. Как прорывается сквозь истончившийся щит (уже мертвая, не принадлежащая пауку клешня, все равно живет своей жизнью), как он чиркает Сидда по животу. Противный звук, ощущение вспоротой плоти, мужские руки, прижавшиеся к ране.
Он стоял какое-то время, и я даже успела подумать, что все обошлось.
А после Инквизитор начал падать.
Сначала тяжело опустился на колени, после, качнувшись назад, завалился на землю спиной. Ударился головой о хвойный ковер, замер.
* * *
Любое проклятие, чья структура разрушена, теряет физическую форму. Так случилось и с «пауком». Теперь его части и обрубки медленно становились призрачными, расплывались, исчезали. Я с удивлением наблюдала за тем, как очищается от сгустков тьмы поляна, как светлеет над рощей небо. Каким чистым здесь, оказывается, был изначально воздух, теперь даже дул свежий ветерок.
Морок исчезал. А рана осталась.
Я держала её, зажимая тряпкой, ощущая смесь отчаяния, досады, печали и злость. Кажется, беспомощность стала моим вечным, постоянным спутником. Глядя на бледное лицо Сидда, мне хотелось выть волком: сложно было включить мне перед боем магию? Сейчас она пригодилась бы, сейчас я могла бы срастить края раны. Будь я наполненной марой, я могла бы шепотком склеить волокна, остановить толчками идущую наружу кровь… Но я была марой пустой. Чертов упертый Инквизитор! Сложно ему было?!