Три дня Индиго

Глава девятая




Милана считала меня мастером на все руки. Честно говоря, незаслуженно – я всего-то однажды при ней заштукатурил трещины в стене, а еще один раз поджал пассатижами разогнувшийся крючок на ее… ну, скажем, одежде. Иногда совсем немногое нужно, чтобы произвести впечатление.

Руки у меня, впрочем, растут из правильного места. Но глядя, как Лихачев управляется с «болгаркой», я понял, что полковник не только бумажки перебирает и пистолет чистит.

– Любите работать с инструментом? – спросил я.

Лихачев посмотрел на меня с недоумением.

– Я? Ненавижу!

– Вы так тщательно готовитесь…

Полковник ткнул пальцем в шрам на щеке:

– Доставал одного типа из машины после аварии… кусок железа отскочил. С тех пор не спешу.

А я-то думал, что это след от пули!

Я торопливо поправил защитные очки и на всякий случай отступил на шаг.

Примерившись, Лихачев включил «болгарку» и коснулся диском цилиндрического корпуса Продавца. «Болгарка» визжала, диск скользил по корпусу. Наконец Лихачев выключил пилу, отложил в сторону. Сказал:

– Что и следовало ожидать.

На металле не осталось даже царапины.

– Даже если мы его распилим, вряд ли нам это поможет, – сказал я.

– Конечно, не поможет. Но я бы хотел знать, насколько они прочные, – свирепо сказал Лихачев. – Мало ли…

– Лучше жидкость изучить.

– Я уже, – тихо сказала Милана. – Это кремнийорганический гель.

– Круто, – согласился я.

– Да ничего крутого! – Лихачев до обидного насмешливо глянул на меня. – Совершенно обычная штука. В гидравлических приводах и муфтах используется. У меня в боевом костюме тоже есть.

– А этот гель может поддерживать жизнь? – Я ткнул пальцем в голову Продавца.

– Наш не может. У Продавцов – кто ж их знает?

Лихачев взял со стола сверло, ткнул в пробоину. Подцепил комок геля, потянул – тот растянулся длинной синей соплей. Полковник посмотрел на нее с отвращением. Сказал:

– Я всю жизнь мечтал, что нам попадется какой-нибудь инопланетный артефакт. Мы его изучим и… – Он не стал заканчивать, но всем было понятно и так: «Сможем выгнать пришельцев к черту». – И вот лежит артефакт. Артефактище! Дохлый инопланетный киборг. Ну и что с того?

– Не любите вы их, – сказала Елена.

– Все они одним дерьмом мазаны, – скривился Лихачев. – Я себя чувствую полинезийским дикарем, к которому на остров упал военный самолет. И вот он пытается его изучать, детальки отрывает, обшивку царапает, керосин пробует на вкус, патрон случайно открыл и тупо смотрит на порох… А от него всё племя ждет, что он сумеет понять, как эта железная птица летала.

– Никто от вас ничего не ждет, полковник, – отчего-то я разозлился.

– Как это «не ждет»? – возмутился Лихачев.

– Вы только извините, пожалуйста, – сказал я. – Но вы человек старшего поколения. Вы привыкли к тому, что везде и всегда есть какая-то сверхзадача. Общая цель. Идеология. Глобальные планы.

– А их нет? – ледяным голосом спросил полковник.

– Извините, – повторил я. – Но их нет. Может, у коммунистов были когда-то, они верили в дружбу народов и пролетариат. И у капиталистов, когда люди верили в конкуренцию и инициативу. Но потом мы всё просрали. И коммунизм, и капитализм. В России коммунизм превратился в пародию на капитализм, а в других странах капитализм – в пародию на социализм. Вот никаких идеологий и не осталось, только жить от рождения до смерти, желательно получше.

– Что за чушь ты несешь, Максим! – обиделся Лихачев. – Всегда есть идеалы и цели!

Он даже очки снял и очень неодобрительно на меня глянул.

– Какие? – спросил я. – Религия? Их много, после Перемены стало еще больше, все верят в свое и ненавидят чужое. И вообще, религию придумали Прежние, чтобы людей держать в узде. Неужели вы этого не понимаете? Ну, еще космос был. Маск, помните, такой? Всё обещал на Марс людей отправить, только даты переносил. А где он сейчас? Космоса нет. Даже спутниковая связь накрылась. Спутники-разведчики остались, да? Которые капсулы с фотографиями на парашютах сбрасывают. Лунное кольцо сфоткали с внешней стороны, вот и все научные успехи. Пилотируемую космонавтику Инсеки запретили… Остались только маленькие идеалы, игрушечные. Для личного употребления.


– Лена, ты слышишь? – спросил Лихачев. – И это ведь из лучших представителей молодежи!

– Слышу, – Елена вздохнула. – А ты можешь ему предложить идеалы?

– Могу, – Лихачев кивнул на мертвого Продавца. – Разобраться в этой дряни. Узнать, как Земле освободиться!

– Да разве я против, – согласился я. – Только про дикаря и самолет вы сами сказали.

Лицо полковника побагровело.

– Сам-то ты ради чего живешь, Максим?

– Не ради чего, – поправил я. Даже не знаю, почему так завелся полковник и почему стал заводиться я. – Ради кого! Я живу ради мамы с папой, чтобы они могли делать вид, будто всё в мире нормально. Ради Дарины, у нее никого больше нет на свете. Ради Наськи, ей хочется быть обычной девочкой. Ради Миланы тоже… ну и пусть у нас не сложилось, но мы друзья и даже больше! Ради всех своих друзей-приятелей! Ради Виталия Антоновича, ради Василия, ради Елены, и ради вас, полковник, тоже! Что, мало? Ну так чем могу!

Наступила тишина.

– Мальчики, не ругайтесь, – попросила Елена. – И тебя, Игорь, это касается в первую очередь.

Блин, а я даже не удосужился узнать, как зовут Лихачева! Он для меня все время был либо по званию, либо по фамилии. Слишком уж старый и суровый.

– Мы не ругаемся, – сказал я. Подумал и добавил: – Извините, полковник. Нервы. Но я правда такой, какой я есть.

– Тоже извини, – ответил Лихачев. Крякнул. – Да, я старый упрямый пень. И верю в идеалы. Таким, наверное, и помру.

Мы виновато улыбнулись друг другу.

Милана внезапно обняла меня за плечи и сказала:

– А вы всерьез его слова не принимайте. Да, Максим такой. Мы все такие. Мы не верим ни во что. Но это не значит, что не хотим поверить.

– За себя говори, – мрачно сказал я.

Милана рассмеялась и растрепала мне волосы.

– Вот, такая бука…

Получилось как-то слишком интимно. Милана быстро и виновато убрала руку.

– Тебе повезло, что Наськи нет, – я аккуратно отодвинулся. – Она бдит!

Полковник вздохнул. Спросил:

– Ну что, будем ковырять дальше? Может, засунуть в него эндоскоп?

Мы уставились на корпус Продавца.

– Хорошая мысль, – без энтузиазма заметила Елена. – У нас нет эндоскопа? Заказать?

Лихачев посмотрел на Продавца. Спросил:

– Ну что, больной, обследоваться будем?

И похлопал по щеке.

Веки Продавца дрогнули и открылись.

– Мать твою! – рявкнул Лихачев, отшатываясь.

Я тоже отступил на шаг, запустил руку за пазуху, нащупывая пистолет.

– Кто здесь? – спросил Продавец.

Это было так нелепо, что даже жуть происходящего рассеялась.

– Мы друзья, – сказал Лихачев, мучительно скривившись. – Не волнуйтесь. Нас вызвал ваш коллега.

– Какой коллега? – Голова дернулась, повернулась влево-вправо. Я увидел расширенные зрачки, слепо мечущийся взгляд. – Какой еще коллега? Димка Артюхов, ты?

Милана зажала ладонью рот, явно давя крик.

– Успокойтесь, – сказал Лихачев. – Всё в порядке, я полицейский, рядом врач.

– Какой еще полицейский? – Голова дернулась, пытаясь приподняться, но стержень оставался неподвижным. – Милиционер, что ли? Где я? Меня жена убьет…