Три дня Индиго
Часть 2 из 77 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Половина первого, – сказал я и зевнул. – Я рано ложусь.
– Извиняй, – Серега махнул рукой. – Да я сам уже собирался дома быть, опять мамка все мозги проест…
Он с любопытством огляделся, спросил, понизив голос:
– Твоих не разбудим?
– Серега, я не школьник. Я один живу, – ответил я.
Серчер надулся:
– Я тоже не школьник… почти. Короче, я тут кристаллик надыбал, хороший гринк… ну как хороший, неплохой, решил сразу в Комок сбросить…
– На Леонтьевском? – уточнил я.
– Ага.
– Рядом где-то нашел? – поинтересовался я.
Глаза у Сереги забегали. Нашел он кристалл, ясное дело, рядом. На нашей территории. Потому и решил сразу от него избавиться.
– Нет, у нас, на Малой Бронной…
– Забудь, – сказал я. – Ну, нашел, чего дальше?
– Продавец спросил, знаю ли я тебя, – выпалил серчер. – Я, конечно, говорю: «Знаю, бывали вместе!» А он тогда попросил: «Сходи, говорит, к Воронцову домой, передай, чтоб ко мне зашел!»
Да уж, необычно. Продавец чего-то попросил! Понятно, чего Серега такой взбудораженный.
– Что дал за это? – поинтересовался я.
Серега не стал отпираться, очень уж ему хотелось похвастаться.
– Во! – Он бережно достал из кармана джинсов узкий футляр, открыл. Там лежали поисковые очки. С виду обычные зеркалки, только в них кристаллики, за которые у Продавца можно купить что угодно (хоть мотоцикл «Харлей Дэвидсон», хоть бриллиантовое колье для подруги), сразу видны. На дужке очков был крошечный светодиодный фонарик.
Хорошие очки, дорогие. У меня самого такие.
– Подарил? – заинтересовался я.
– Продал, за гринк. А таблетки, которые я хотел купить, подарил. Они еще дороже стоят.
– Ты бы с таблетками завязывал, – сказал я, хмурясь. Что от меня надо Продавцу? Такого срочного, чтобы посылать среди ночи гонца?
– Таблетки не наркота! – оскорбился Серега. – У меня дед – диабетик. Лекарство экспериментальное, восстанавливает поджелудочную, прикинь? Говорят, никакого инсулина больше не надо.
– Молодец, – одобрил я и похлопал Серегу по плечу. – Хороший внук. Ладно, спасибо, я зайду в Комок.
– Ты это… ты сейчас иди! – занервничал Серега. – Он сказал – пусть Максим сразу идет!
Это я и так понял, но надо же было держать марку.
– Подумаю, – сказал я.
– Продавец велел передать: у него есть то, что тебе очень нужно! – выпалил Серега и довольно ухмыльнулся.
– Эй, гонец! – Я не удержался и постучал парня по лбу пальцем. – А что еще важное ты забыл передать?
Серега не обиделся, видать, понял, что перегнул.
– Нет, всё.
– Адрес мой Продавец сказал?
– Нет, я в кафешку заглянул, где ваши сидят. Спросил у Виталия Антоновича.
Я вздохнул.
Мы, конечно, теперь с нашим старшим в особых отношениях. Но плохо, что он знает о неожиданном интересе ко мне со стороны Продавца. Лишнее это.
– Ясно. Спасибо, Серега.
– Нельзя с тобой в Комок? – спросил серчер. Понятное дело, ему было до жути интересно.
– Нет, – ответил я. – У меня с Продавцом свои терки!
Серега и не рассчитывал, конечно, что я его прихвачу с собой. Он и без того был счастлив перепавшим на халяву очкам, да и что рассказывать в компании ему теперь найдется.
– Пойду, – сказал он. – Ты это, сходи сейчас. Продавец все-таки.
Я кивнул, закрыл за ним дверь.
Прислонился к косяку. Постоял. А потом сказал тихонько:
– О, да!
От Продавца мне была «очень нужна» только одна вещь. У них, конечно, можно купить всё, что есть на свете, – статую Венеры Милосской, шапку Мономаха или пригоршню изумрудов.
Но мне-то нужно другое.
Рубашку я надел яркую – сине-желтую «гавайку» чуть больше размером, чем мне нужно. Подумав, набросил подаренный когда-то Продавцом плащ. Во-первых, ему будет приятно, во-вторых – плащ хорошо спрячет кобуру.
Да, времена сейчас стали поспокойнее, но придурков ночами все-таки хватает.
Пару недель назад я на таких наткнулся у самого Комка. Но в тот момент, как я теперь понимаю, во мне проявился пришелец, Высший, разбиравшийся в происходящей на Земле заварушке. Если бы незадачливые грабители этого не почувствовали, им бы пришел конец.
Теперь Высшего не было.
Я сам по себе.
А мне нельзя умирать по-глупому. У меня очень большие планы на эту жизнь.
Ночь и впрямь стояла хорошая. Я дошел до памятника Тимирязеву, насчитав по пути десятка два одиноких прохожих и несколько больших компаний. Люди просто гуляли, шли из гостей и ресторанов. Доносился смех, взбудораженные алкоголем, но не агрессивные голоса. Прошла целая группа китайских туристов, фотографирующих ночные улицы. Гид что-то певуче им рассказывал. Центр, даже после полуночи народ гуляет…
Над головой сияло лунное кольцо. Наш бедный спутник, разваленный Инсеком на фрагменты, вращался вокруг планеты в виде пояса астероидов. Среди мелких и крупных обломков плыл угловатый осколок – Селена, самый большой кусок прежней Луны. Где-то на нем было место посадки «Аполлона-11», но американцы утверждали, что в процессе разрушения Луны историческое место было утрачено. Не знаю, как так вышло, если с Земли смотреть – так все кратеры на месте, поверхность казалась не сильно поврежденной. Селена походит на широченный конус, вырезанный в Луне поворотом исполинского лезвия и навечно обращенный к Земле основанием.
Со спутников снимали обратную сторону Селены. Там неровным багровым шаром светится остывающее ядро, расползшееся, раскинувшее застывшие каменные острия. Красиво и жутко.
А еще где-то там космический корабль Инсека.
Я на нем был.
Жаль, что ничего не видел, кроме одного-единственного коридора и полудохлого пришельца…
Шел я по Тверскому бульвару, идти тут всего ничего, и минут через десять собрался завернуть перед МХАТом в Шведский тупик.
Тут меня и окликнули с бульвара – в очень знакомой манере:
– Друг мой, друг мой юный, дорогой!
Я остановился и увидел спешащего ко мне от памятника Есенину человека, одновременно нелепого и трогательного. Андрей, литературный бомж, кочующий между памятниками поэтам, оделся по погоде и даже с некоторым шиком: почти чистые бермуды, яркая рубаха с закатанными рукавами, повязанный вокруг шеи пестрый платок. Немного портило впечатление то, что он был босиком и что ему стоило бы постричься с год назад.
Но поэтам и душевнобольным такие мелочи простительны.
– В городе вялом и старом – лица молодого лезвие! – воскликнул бомж. – Словно в дурмане пьяном слово услышать трезвое!
– Здравствуйте, Андрей, – сказал я. – Как ваши дела?
– Дела? Дела? – забормотал бомж, озираясь. – Говорить ты хочешь об этом? Какие дела могут быть у голоса мертвых поэтов?
– С лутом хорошо? – терпеливо спросил я.
Андрей потряс головой, будто выбрасывая из нее рифмы-паразиты. Сказал уже спокойнее:
– С лутом хорошо, без лута плохо. А как у вас дела, добрый друг мой?
– Всё в порядке, – ответил я. – Надо заглянуть в Комок.
– Не люблю Продавцов, – вздохнул Андрей.
– Именно Продавцов, не Инсеков? – полюбопытствовал я.
– Всё это договор, договор зверей окраски разной, – бомж хихикнул. – Пойду я к Сереже, посижу до утра, почитаю ему… А вы приходите на новоселье! Там, дальше по бульварам! К Володе я пойду, к Высоцкому. Пил он еще больше Есенина, но надрыв у него другой, деятельный. Да, деятельный у него надрыв! А Сережу я не выдерживаю, всего-то день с ним провел – в глазах черная жуть! Но надо, надо и его навещать![1]
Он побрел обратно к памятнику, недовольно отмахнувшись от бибикнувшей и притормозившей машины.
А я покачал головой и двинулся дальше.
– Извиняй, – Серега махнул рукой. – Да я сам уже собирался дома быть, опять мамка все мозги проест…
Он с любопытством огляделся, спросил, понизив голос:
– Твоих не разбудим?
– Серега, я не школьник. Я один живу, – ответил я.
Серчер надулся:
– Я тоже не школьник… почти. Короче, я тут кристаллик надыбал, хороший гринк… ну как хороший, неплохой, решил сразу в Комок сбросить…
– На Леонтьевском? – уточнил я.
– Ага.
– Рядом где-то нашел? – поинтересовался я.
Глаза у Сереги забегали. Нашел он кристалл, ясное дело, рядом. На нашей территории. Потому и решил сразу от него избавиться.
– Нет, у нас, на Малой Бронной…
– Забудь, – сказал я. – Ну, нашел, чего дальше?
– Продавец спросил, знаю ли я тебя, – выпалил серчер. – Я, конечно, говорю: «Знаю, бывали вместе!» А он тогда попросил: «Сходи, говорит, к Воронцову домой, передай, чтоб ко мне зашел!»
Да уж, необычно. Продавец чего-то попросил! Понятно, чего Серега такой взбудораженный.
– Что дал за это? – поинтересовался я.
Серега не стал отпираться, очень уж ему хотелось похвастаться.
– Во! – Он бережно достал из кармана джинсов узкий футляр, открыл. Там лежали поисковые очки. С виду обычные зеркалки, только в них кристаллики, за которые у Продавца можно купить что угодно (хоть мотоцикл «Харлей Дэвидсон», хоть бриллиантовое колье для подруги), сразу видны. На дужке очков был крошечный светодиодный фонарик.
Хорошие очки, дорогие. У меня самого такие.
– Подарил? – заинтересовался я.
– Продал, за гринк. А таблетки, которые я хотел купить, подарил. Они еще дороже стоят.
– Ты бы с таблетками завязывал, – сказал я, хмурясь. Что от меня надо Продавцу? Такого срочного, чтобы посылать среди ночи гонца?
– Таблетки не наркота! – оскорбился Серега. – У меня дед – диабетик. Лекарство экспериментальное, восстанавливает поджелудочную, прикинь? Говорят, никакого инсулина больше не надо.
– Молодец, – одобрил я и похлопал Серегу по плечу. – Хороший внук. Ладно, спасибо, я зайду в Комок.
– Ты это… ты сейчас иди! – занервничал Серега. – Он сказал – пусть Максим сразу идет!
Это я и так понял, но надо же было держать марку.
– Подумаю, – сказал я.
– Продавец велел передать: у него есть то, что тебе очень нужно! – выпалил Серега и довольно ухмыльнулся.
– Эй, гонец! – Я не удержался и постучал парня по лбу пальцем. – А что еще важное ты забыл передать?
Серега не обиделся, видать, понял, что перегнул.
– Нет, всё.
– Адрес мой Продавец сказал?
– Нет, я в кафешку заглянул, где ваши сидят. Спросил у Виталия Антоновича.
Я вздохнул.
Мы, конечно, теперь с нашим старшим в особых отношениях. Но плохо, что он знает о неожиданном интересе ко мне со стороны Продавца. Лишнее это.
– Ясно. Спасибо, Серега.
– Нельзя с тобой в Комок? – спросил серчер. Понятное дело, ему было до жути интересно.
– Нет, – ответил я. – У меня с Продавцом свои терки!
Серега и не рассчитывал, конечно, что я его прихвачу с собой. Он и без того был счастлив перепавшим на халяву очкам, да и что рассказывать в компании ему теперь найдется.
– Пойду, – сказал он. – Ты это, сходи сейчас. Продавец все-таки.
Я кивнул, закрыл за ним дверь.
Прислонился к косяку. Постоял. А потом сказал тихонько:
– О, да!
От Продавца мне была «очень нужна» только одна вещь. У них, конечно, можно купить всё, что есть на свете, – статую Венеры Милосской, шапку Мономаха или пригоршню изумрудов.
Но мне-то нужно другое.
Рубашку я надел яркую – сине-желтую «гавайку» чуть больше размером, чем мне нужно. Подумав, набросил подаренный когда-то Продавцом плащ. Во-первых, ему будет приятно, во-вторых – плащ хорошо спрячет кобуру.
Да, времена сейчас стали поспокойнее, но придурков ночами все-таки хватает.
Пару недель назад я на таких наткнулся у самого Комка. Но в тот момент, как я теперь понимаю, во мне проявился пришелец, Высший, разбиравшийся в происходящей на Земле заварушке. Если бы незадачливые грабители этого не почувствовали, им бы пришел конец.
Теперь Высшего не было.
Я сам по себе.
А мне нельзя умирать по-глупому. У меня очень большие планы на эту жизнь.
Ночь и впрямь стояла хорошая. Я дошел до памятника Тимирязеву, насчитав по пути десятка два одиноких прохожих и несколько больших компаний. Люди просто гуляли, шли из гостей и ресторанов. Доносился смех, взбудораженные алкоголем, но не агрессивные голоса. Прошла целая группа китайских туристов, фотографирующих ночные улицы. Гид что-то певуче им рассказывал. Центр, даже после полуночи народ гуляет…
Над головой сияло лунное кольцо. Наш бедный спутник, разваленный Инсеком на фрагменты, вращался вокруг планеты в виде пояса астероидов. Среди мелких и крупных обломков плыл угловатый осколок – Селена, самый большой кусок прежней Луны. Где-то на нем было место посадки «Аполлона-11», но американцы утверждали, что в процессе разрушения Луны историческое место было утрачено. Не знаю, как так вышло, если с Земли смотреть – так все кратеры на месте, поверхность казалась не сильно поврежденной. Селена походит на широченный конус, вырезанный в Луне поворотом исполинского лезвия и навечно обращенный к Земле основанием.
Со спутников снимали обратную сторону Селены. Там неровным багровым шаром светится остывающее ядро, расползшееся, раскинувшее застывшие каменные острия. Красиво и жутко.
А еще где-то там космический корабль Инсека.
Я на нем был.
Жаль, что ничего не видел, кроме одного-единственного коридора и полудохлого пришельца…
Шел я по Тверскому бульвару, идти тут всего ничего, и минут через десять собрался завернуть перед МХАТом в Шведский тупик.
Тут меня и окликнули с бульвара – в очень знакомой манере:
– Друг мой, друг мой юный, дорогой!
Я остановился и увидел спешащего ко мне от памятника Есенину человека, одновременно нелепого и трогательного. Андрей, литературный бомж, кочующий между памятниками поэтам, оделся по погоде и даже с некоторым шиком: почти чистые бермуды, яркая рубаха с закатанными рукавами, повязанный вокруг шеи пестрый платок. Немного портило впечатление то, что он был босиком и что ему стоило бы постричься с год назад.
Но поэтам и душевнобольным такие мелочи простительны.
– В городе вялом и старом – лица молодого лезвие! – воскликнул бомж. – Словно в дурмане пьяном слово услышать трезвое!
– Здравствуйте, Андрей, – сказал я. – Как ваши дела?
– Дела? Дела? – забормотал бомж, озираясь. – Говорить ты хочешь об этом? Какие дела могут быть у голоса мертвых поэтов?
– С лутом хорошо? – терпеливо спросил я.
Андрей потряс головой, будто выбрасывая из нее рифмы-паразиты. Сказал уже спокойнее:
– С лутом хорошо, без лута плохо. А как у вас дела, добрый друг мой?
– Всё в порядке, – ответил я. – Надо заглянуть в Комок.
– Не люблю Продавцов, – вздохнул Андрей.
– Именно Продавцов, не Инсеков? – полюбопытствовал я.
– Всё это договор, договор зверей окраски разной, – бомж хихикнул. – Пойду я к Сереже, посижу до утра, почитаю ему… А вы приходите на новоселье! Там, дальше по бульварам! К Володе я пойду, к Высоцкому. Пил он еще больше Есенина, но надрыв у него другой, деятельный. Да, деятельный у него надрыв! А Сережу я не выдерживаю, всего-то день с ним провел – в глазах черная жуть! Но надо, надо и его навещать![1]
Он побрел обратно к памятнику, недовольно отмахнувшись от бибикнувшей и притормозившей машины.
А я покачал головой и двинулся дальше.