Третья пуля

Глава 14




Во время встречи с Ником в далласском кафе Свэггер подвел итоги первого этапа расследования.

– Он не сидит у тебя на хвосте? – спросил Ник.

– Возможно, он не знает, кто я такой, или я еще не попал в поле его зрения.

– Возможно, он вообще не существует.

– Тогда кто же охотится на меня?

– Боб, ты обзавелся кучей врагов. Это может быть кто угодно, разве нет? В данном случае я выступаю в роли адвоката дьявола.

– Тот же самый человек убил Джеймса Эптэптона.

– Да, действительно. Ты устранил его, я получил поощрение, мы с тобой избавили мир от плохого парня. Все очень хорошо.

– Ты выяснил что-нибудь о Кралове? Олигархе, предположительно связанном с измайловской преступной группировкой?

– И да, и нет. Дело в том, что через посредство своих многочисленных компаний, Кралов имеет множество официальных контактов с американскими корпорациями, такими как «Форд», «Макдоналдс», «3M», «Проктор энд Гэмбл» и так далее. Чтобы иметь возможность изучить эти контакты, нам необходимо получить санкцию Департамента юстиции, сформировать группу, наделенную соответствующими полномочиями и приступить к активным действиям. Как ты считаешь, у нас есть с чем идти в Департамент юстиции?

– Конечно, нет, – сказал Свэггер. – А как насчет этого… никак не могу запомнить эту фамилию… Ексовича?

– Иксовича.

– Да. Этот парень владеет оружейной компанией. Все-таки странная у него фамилия.

– Оказалось, что это всего лишь прозвище. Отца Иксовича звали Александр, и когда тот был ребенком – я имею в виду отца, – его младший брат не выговаривал это имя и называл старшего брата «Икс». Это имя пристало к нему на всю жизнь, и его сын стал носить отчество Иксович, которое со временем превратилось в прозвище. В действительности его полное имя Дмитрий Иксович Спазный. Он служил в КГБ, потом помогал Ельцину хоронить коммунизм и, благодаря этому, получив всевозможные льготы и привилегии, стал миллиардером. Он инвестирует средства по всему миру, и, как и в случае с Краловым, для того, чтобы заняться его изучением, необходима санкция на федеральном уровне.

– Есть шанс получить ее?

– Боюсь, что нет. Я – начальник регионального отделения, не очень ладящий с Вашингтоном, ты – секретный агент, работающий по контракту. Я могу оказать тебе определенную поддержку, оставаясь по возможности в тени. Но я не могу предоставить тебе финансовую помощь и не могу тратить на тебя слишком много времени. Иначе мой заместитель будет косо смотреть на меня. Что ты собираешься предпринять дальше?

– Придется опять вступать в контакт с Ричардом Монком. Так или иначе, он связан с тем, кто дергает за веревочки. Я сыграю с ним в одну игру, и посмотрим, что из этого выйдет.

– Метод расследования Свэггера: трясти дерево до тех пор, пока не появятся киллеры. Надеюсь, ты убьешь их раньше, чем они тебя, а потом выяснишь, что они знали. Этот метод никогда не подводит. Шумный, опасный, но надежный.

– Согласен с тобой, точно так же, как мои жена и дочь. Я слишком стар для всего этого дерьма. Но у меня нет выбора. Разве что оставить старика Хью в покое.

– Ты никогда не сделаешь этого. Даже если он опять попытается убить тебя.



Ричард завтракал, сидя за столиком кафе. Перед ним были традиционные яйца «макмаффин», картофельные оладьи и кофе. Неожиданно к нему подсел Джек Брофи с чашкой кофе.

– Привет, Ричард, – сказал он. – Давно не виделись, дружище.

Они обменялись рукопожатием, и Ричард, едва не подавившись, с трудом произнес:

– Рад, что с вами все в порядке, Джек. Вы так неожиданно исчезли…

– А-а, вы об этом. Неожиданно возникли семейные проблемы, требовавшие незамедлительного разрешения.

– Джек, – сказал Ричард, – в ту ночь, когда вы уехали, здесь была перестрелка. Недалеко от того места, где мы с вами встречались. Погиб человек. Говорят, он пытался кого-то убить. Я все беспокоился, не связано ли это каким-либо образом с вами.

– Со мной? – удивился Свэггер. – Я, конечно, люблю оружие, но стреляю только по пушистым зверькам вдали от города или по мишеням на стрельбище.

Он напряг фантазию и поведал Ричарду о том, как, проведя несколько экспериментов у себя в Айдахо, он пришел к твердому убеждению, что человек, стрелявший в Кеннеди, кем бы он ни был, использовал «гибрид» двух пуль разного калибра. Ричард не мог понять, каким образом две пули могли оказаться в одной. Или два патрона в одной гильзе.

Затем Свэггер перешел к зданию «Дал-Текс».

– Опять «Дал-Текс»? – с недоумением спросил Ричард. – Да, углы подходящие, но там было полно людей. Невозможно поверить, чтобы кто-то набрался наглости, вошел туда, выстрелил и спокойно вышел. Кроме того, полицейские опечатали здание спустя три минуты после выстрела. Не представляю, как это можно сделать.

– Вы употребили правильное слово. Наглость. Я полагаю, это профессионалы высшей категории, не допускавшие ошибок и обладавшие стальными нервами.

– Боевики мафии! – воскликнул Ричард. – Это поле уже истоптано вдоль и поперек, и никто ничего не нашел.

– Я не произносил слово «мафия». У меня до сих пор нет версии по поводу того, кто стрелял. Все еще выясняю, как стреляли. Если мне удастся это выяснить, я найду и того, кто стрелял.


Именно в связи с этим Джек попросил Ричарда помочь ему найти людей, которые помнили, каким был «Дал-Текс» в те дни. Он хотел удостовериться в том, что существовала возможность проникнуть в здание и выбраться из него. Свэггер поклялся Ричарду хранить тайну в пределах сообщества. Он объявил себя единственным обладателем ценной интеллектуальной собственности.

Ричард пообещал помочь ему, но предупредил, что будет действовать осмотрительно, ввиду ценности его интеллектуальной собственности. Джек сказал, что боится нападения и поэтому в течение двух ближайших дней сам выйдет на связь с Ричардом.

– Если вас схватят и начнут пытать, вы не сможете выдать меня, поскольку не будете знать, где я остановился.

Они рассмеялись, хотя смешного было мало.



– Хорошо, – сказал Ник, – контакт установлен. А теперь мы еще раз проверим Ричарда Монка. У меня есть один парень, Джефф Нил, компьютерный гений. Лучший специалист. Если он ничего не найдет, значит, искать просто нечего. Или эту информацию прятали профессионалы высочайшего класса. Собственно говоря, что мы о нем знаем? Выпускник Брауна, двадцать лет службы в разведке армии США, главным образом в Европе. Хороший послужной список.

– Он вышел в отставку майором, – сказал Боб. – Слишком низкое звание для хорошего послужного списка. Может быть, какая-нибудь ошибка?

– Джефф нашел его документы. Прекрасные отзывы, даже если читать между строк. Дело в том, что после 11 сентября 2001 года во всех структурах военной разведки зашевелились карьеристы, которые увидели в этом быстрый способ подняться по лестнице, и в результате движение вверх застопорилось. Кроме того, Монк служил в Европе, ценился там как специалист, и никто не хотел, чтобы его перевели в Багдад. Он неоднократно подавал рапорты с просьбой о переводе, но начальство не желало отпускать столь ценного специалиста. Так что он пострадал из-за своей компетентности.

Боб хмыкнул:

– Так всегда и бывает.

– Монк прозябал в Германии, в то время как ребята со связями делали карьеру. Рассчитывать на звание подполковника было для него нереально, и, выслужив свои двадцать лет, он вышел в отставку, уехал в Вашингтон и спустя некоторое время связался с левым фондом. Они хорошо платят ему и посылают в Даллас для организации их шоу. Мы не нашли ничего предосудительного в его поведении, кроме коллекции японской порнографии и поездок на отдых в Таиланд.

– Послушай, – сказал Свэггер, – раз дело обстоит таким образом, я тоже мог бы съездить в Таиланд.





Воспоминания секретного агента Хью Мичум


Это очень сложный момент. Я знал, что когда-нибудь мне придется коснуться его. Полагаю, время пришло. Извините, я сделаю еще глоток водки. Мне это хорошо помогает.

…Вот, совсем другое дело. Бедный Лон! Это поистине трагическая фигура произошедших событий. Мне больно наблюдать и еще больнее сознавать, что являешься их автором. Ему было дано так много, и все это отняли столь жестоким образом… Он доблестно воевал и проявил чудеса героизма, а я использовал его и превратил в монстра в глазах общественности. Прошли годы, и он не выдал меня, не нарушил данного им слова. Ему требовалось побыть некоторое время в одиночестве. Он был почтенным человеком, и поэтому я использовал его еще раз. На сей раз устроил так, что он стал убитым. По крайней мере, он умер, не веря, что умрет или может умереть – с винтовкой в руках, в пылу охоты на человека.

Лон Скотт приходился мне кузеном со стороны матери. Его мать – сестра моей жены и принадлежала к семейству Данн; старые деньги, возможно, старше моих. Она вышла замуж за человека, который был гораздо состоятельнее ее, – Джека Скотта, техасского нефтепромышленника, коннектикутского джентльмена-фермера, охотника на крупную дичь, чемпиона по стрельбе из винтовки, выдающегося летчика, героя войны. Пятьдесят вылетов на В-24, включая кошмарный ночной налет на Плоешти.

Лон появился на свет, чтобы стать героем, и он стал им, будучи еще молодым. В четырнадцатилетнем возрасте, в Британской Восточной Африке, он застрелил раненого льва, бросившегося на него, его отца и профессионального охотника. Его реакция оказалась самой быстрой, и когда зверь вышел из высокой травы в пяти метрах от них, Лон всадил в него две пули.470 «нитро экспресс», убив наповал. Лон никогда не рассказывал и не описывал эту историю. Хотя он был прекрасным писателем: почитайте его ставшую классикой «Охоту в Африке в пятидесятых годах», которая, кажется, была недавно переиздана. Она сохранилась лишь благодаря тому, что ее часто рассказывали другие. Это делало последовавшую трагедию еще страшнее.

Лон родился среди богатства и винтовок. Первое он никогда не выставлял напоказ, всегда проявляя щедрость. Второе составляло смысл его жизни. Наверное, он унаследовал эту страсть от отца, но, на мой взгляд, существует ген любви к огнестрельному оружию, который передается из поколения в поколение, независимо от расовой, национальной и классовой принадлежности. Я думаю, им обладали великие снайперы Запада и некоторые головорезы тридцатых годов. Например, Клайд Бэрроу или Претти Бой Флойд[35]. Обладал им, вне всякого сомнения, и Лон.

В начале тридцатых годов это увлечение не считалось зазорным – напротив, в определенных кругах оно прославлялось и поощрялось. Отец подарил Лону первую винтовку калибра.22, когда ему едва минуло пять лет, а к десяти годам его стрелковое искусство достигло таких высот, что он стал настоящей легендой. Каждое лето он проводил на ранчо в Техасе, где превратился в заправского ковбоя. Когда ему исполнилось восемнадцать и он уехал учиться в Йель, его коллекция включала множество рогатых и безрогих трофеев – лев, три носорога, два буйвола и дюжина антилоп разных видов, – добытых во время приключений в Восточной Африке. Я уверен, в этой дикой части света его благородство, привлекательность и смелость снискали ему достойное вознаграждение на шелковых простынях во время вечеринок в Счастливой Долине, где собирались ссыльные британские набобы и их сварливые, но прекрасные женщины, чтобы покурить, выпить и предаться блуду.

Подлинной его страстью была стрельба на дистанции тысячу метров. Он завоевал свой первый кубок Уимблдона в 1951 году, затем год пропустил, а в 1953 и 1954 годах взял два подряд. Это очень серьезная дисциплина, требующая проявления всех имеющихся навыков – не только способность сохранять одно и то же положение в течение длительных промежутков времени, но и умение определять скорость ветра и принимать ее в расчет, а также быстро перезаряжать винтовку. К тому времени Лон с отличием закончил Йель. Многие считали, что он пойдет по стопам другого великого стрелка, довоенного национального чемпиона в стрельбе по тарелочкам Роберта Стэка, и со временем начнет сниматься в кино. Стройная, мужественная фигура с винтовкой в руке – непременный атрибут американской киноиндустрии той эпохи, – печать интеллекта на лице, доброжелательность, придававшая ему невыразимый шарм – все это наглядно свидетельствовало о его высоких шансах добиться успеха на этом поприще. Он смотрелся лучше, чем Рок Хадсон, и при этом мог поразить быстро движущуюся цель на дистанции сто ярдов девяносто девять раз из ста. К 1955 году он был уже знаменит и ждал дальнейших подарков судьбы.

11 октября 1955 года, когда Лону исполнилось тридцать лет, пуля, выпущенная его отцом, попала ему в позвоночник.

Он рухнул на землю и больше уже не смог ходить.

Что весьма характерно, Лон никогда не делал из этого трагедии. Что случилось, то случилось, нужно жить с этим дальше. Разумеется, о стрельбе на дистанции тысяча ярдов уже не могло быть речи, как и об охоте на крупную дичь. Он занялся новым для себя видом спорта, который называется «бенчрест» – стрельба по бумажным мишеням, и его прикладной версией – стрельбой в поле по мелким животным-вредителям. Отныне лето он проводил в своем поместье в Вайоминге, стреляя по живым целям на дистанции до тысячи ярдов со скамейки и проводя эксперименты с целью улучшения результатов. Лон многому научился, и наступил момент, когда можно было сказать, что он знал о стрельбе на дальние дистанции больше, чем кто-либо на свете. С отцом у него сохранились хорошие отношения. Официально считалось, что произошел несчастный случай. Модель 70 под патрон.30-06, первоклассное охотничье ружье, упало на землю и выстрелило, хотя и было на предохранителе. Не оставалось ничего другого, кроме как срочно доставить Лона в травматологический пункт, что и сделали его отец и другие стрелки. Врачи спасли ему жизнь, но нижняя часть тела утратила подвижность. Всю последующую жизнь он провел в инвалидном кресле.

Никто не сказал ни слова. Что тут можно было сказать? Трагическая случайность, жестокий каприз судьбы. Что же получается – боги уничтожают тех, кого сами порождают лучшими? Я прихожу к такому выводу. А может быть, во мне говорит водка. Как бы то ни было, здесь явственно прослеживается антиэдиповское развитие событий. Отец, долгое время считавшийся великим стрелком, видит, что сын начинает превосходить его. Он любит своего мальчика, но змей-искуситель – его эго – нашептывает в подсознании: он займет твой пьедестал. Он затмит память о тебе. Ты дал ему все, он все у тебя заберет. Очень скоро ты станешь лишним. И ружье падает на землю. И – по всей вероятности, случайно – предохранитель оказывается в нейтральном положении. И – возможно, в силу рокового стечения обстоятельств – дуло на десятую долю секунды оказывается направленным в нижнюю часть спины Лона. И происходит выстрел.

Я считаю, ему еще повезло. Кресло S4. Никаких проблем с дыханием. Отсутствие потребности в электрическом приводе. Физически сильный и спортивный, Лон быстро адаптировался к новым условиям жизни. Он сохранял ясность сознания, мог относительно свободно перемещаться в пространстве, готовить еду, одеваться, пить, смеяться, читать, стрелять со скамейки. S4 – это гораздо лучше, чем С2. И все же…

Какие процессы происходили в его подсознании? Вероятно, первое время Лон испытывал глухое негодование или даже ненависть по отношению к отцу. Во всяком случае, он подавлял или скрывал свои чувства. Как уже сказано, он приспособился к новому положению. Никто не знает, о чем он думал, и тем более я. Но, возможно, как раз это и объясняет, почему Лон с честью выдержал чудовищные испытания, на которые я его обрек, и до конца сохранял веру. В самом деле: он погиб из-за веры.

В конце октября еще невозможно было представить, что произойдет в ближайшее время. Я сказал себе, что у меня имеется вопрос к Лону, требующий ответа, вероятно, еще не веря в неизбежность спланированного мною развития событий. Звонить из дома или из офиса нельзя, поскольку никто не мог дать гарантии, что этот хитрый проныра Джеймс Джизес Энглтон не прослушивает мои телефоны. Поэтому субботним вечером, надев костюм и повязав галстук, я отправился в центр города, на Пятнадцатую улицу, и смело вошел в подъезд дома номер 1515, на фасаде которого висела табличка с надписью «Вашингтон пост», сделанной готическим шрифтом. В те дни двери газетных редакций были широко распахнуты для публики, особенно если ее представлял человек, выглядевший как Официальное Лицо – в темном костюме, темном галстуке, белой рубашке, очках в роговой оправе, с аккуратной принстонской стрижкой, как она называлась в ту пору. Я вошел, кивнул сонному охраннику-негру и поднялся на лифте на шестой этаж, где располагался отдел новостей.

В помещении было малолюдно. Небольшие группы сотрудников редакции считывали срочные сообщения с телетайпных лент или записывали их со слов корреспондентов, звонивших по телефону. Я подсел к столу Марти Дэниэлса, отвечавшего за новости Министерства обороны и перебиравшего в этот момент стопку листов розовой бумаги. Будучи старшим корреспондентом, он имел прямой доступ к междугородней связи. Я лениво поднял трубку и быстро набрал номер Лона.

К телефону подошла Моника, которая тут же переключила меня на аппарат в комнате Лона. Я поприветствовал его.

– Хью, как поживает мой любимый секретный агент? Ты еще не поймал Доктора Нет?

– Этот грязный ублюдок опять сменил логово. Он нашел новый вулкан. А как поживает мой любимый калека?

– Знаешь, Хью, – сказал Лон, нисколько не обидевшись, – на днях мне почудилось, будто я почувствовал какой-то сексуальный импульс ниже пояса, а оказалось, это мне на колени упала книга.

Мы оба рассмеялись. Лон на пять лет старше меня, и когда я приехал в Нью-Хэйвен, чтобы закончить там последний класс школы, он уже учился в Йеле и блистал на футбольном поле. Однажды мне доставило несказанное удовольствие наблюдать за тем, как он сокрушал на своем пути игроков из команды Гарварда. Это была поистине праведная ярость!

– Серьезно, как у тебя дела, Лон?

– Хорошо, если не принимать во внимание язвы на ноге. Они не болят, но немного раздражают. Я должен закончить статью для «Американского стрелка» к концу недели и собираюсь в следующем месяце на конференцию, посвященную состязаниям в стрельбе из боевых пистолетов. Она обещает быть интересной. А как ты?