Третья пуля
Часть 13 из 51 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Они работали, стоя на коленях, словно преклоняясь перед лежавшими перед ними документами.
«Станция 14Альфа (1963)» – гласила надпись на табличке коробки. По всей вероятности, это то, что нужно – отчет сотрудников КГБ, работавших в Мехико в 1963 году. Стронский снял ящик с полки и поставил на пол. Все трое склонились над ним.
Боб пытался рассмотреть в луче фонаря Стронского узел на красной ленте, которая стягивала листы бумаги.
– Интересно, его часто развязывали и завязывали вновь? – спросил он.
– Судя по степени износа ленты в этом месте, если его и развязывали, то не очень часто, – сказала Рейли. – Думаю, последний раз это произошло, когда сюда приезжал Норман Майлер в 1993 и 1994 годах. Служащие развязали ленту, нашли отчеты головорезов из КГБ об Освальде и отнесли ему в читальный зал.
– И вы считаете, с тех пор их никто не трогал?
Они вновь внимательно изучили обтрепанные края листов. Некоторые из них слегка возвышались над другими. Стронский осторожно провел по ним пальцем, подняв маленькие облачка пыли, которые заклубились в луче фонаря.
– Похоже, в последнее время к ним не прикасались, – сказал Свэггер. – Вы согласны?
– Давайте сравним с другими, – предложил Стронский. Он поднялся на ноги, сделал несколько шагов в сторону и осветил фонарем другие коробки. – Всюду то же самое, – сказал он, вернувшись. – Пыль, хаос, рваные края.
– Ладно. Что же мы имеем?
– Листы разделены на группы, по месяцам, – произнесла Рейли – Ну, что, начнем с сентября, когда там появился Освальд?
– Думаю, это будет разумнее всего, – согласился Свэггер.
Рейли аккуратно извлекла из коробки листы, стоявшие за пластинкой с надписью «сентябрь», подняв облачка пыли.
Она принялась изучать первый лист.
– Это отчет Костикова от 27 сентября о только что проведенной беседе с Освальдом. Он опубликован Майлером. У меня есть эта книга. Ничего нового.
– Будьте так добры, посмотрите, не содержится ли в этом отчете информация, которую Майлер не включил в свою книгу или просто упустил из виду.
– Да, конечно. – Она внимательно прочитала содержимое документа. – Я ничего не нахожу.
– Там нет никаких заявлений Освальда?
– Нет. Из его слов видно, что он зол и разочарован тем, что они не относятся к нему как к брату, но какие-либо конкретные заявления отсутствуют.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
Свэггер внимательно изучил лист.
– А нет ли, случайно, копии?
– Нет, – ответила она. – Отчет составлен по памяти, а не на основе магнитофонной записи.
– Ладно, хорошо. Пойдем дальше.
Рейли взяла следующий лист и приступила к чтению.
– Это отчет Нечипоренко, еще одного сотрудника КГБ, датированный следующим днем. Он сообщает о том, что Освальду было отказано в возвращении в Советский Союз, описывает его гнев и разочарование.
– Пожалуйста, посмотрите, нет ли здесь каких-либо хвастливых заявлений Освальда.
– Нет. Но здесь имеется вторая страница. – Она прочитала ее содержимое. Ее глаза быстро бегали за стеклами очков по строчкам, в то время как Стронский старался не двигать рукой, в которой держал фонарь. – Это отчет третьего сотрудника КГБ, судя по всему, начальника, по фамилии Яцков. Освальд пришел во второй раз. В субботу 28 сентября он появился на волейбольном матче между командами КГБ и ГРУ, и присутствовавший там Яцков пригласил его в свой кабинет. К тому времени Освальд находился на грани нервного срыва. Он даже вытащил из кармана пистолет. Яцков отобрал у него оружие, и этот идиот разрыдался, закрыв лицо руками. Яцков мог лишь посоветовать ему подать заявление на получение визы в советское консульство. На просьбу Освальда помочь ему установить контакт с кубинцами он ответил отказом. В этот момент в комнату вошел Нечипоренко. Яцков отдал Освальду пистолет и выпроводил его. Чрезвычайно трогательно.
– Ни хвастовства, ни заявлений?
– Почему это так важно для вас?
– Мне нужно знать, что в его словах о собственной персоне могло заинтересовать этого парня, Джеймса Бонда, которого я ищу.
– А пистолет может иметь какое-то значение?
– Вполне возможно. А там нет никаких специфических выражений, ничего подобного?
– Нет.
– Нет так нет. Теперь посмотрим, кто в последнюю неделю сентября посещал посольство. Я имею в виду профессиональных разведчиков, не являвшихся его сотрудниками. Из КГБ, ГРУ, военной разведки, даже СМЕРШа – почему бы и нет?[26] Возможно, тогда существовали разведслужбы, о которых мне неизвестно, связанные с ВВС, войсками стратегического назначения или войсками связи. Эти подразделения плодятся, как грибы.
– Плодятся в темноте и процветают в дерьме? – вставила Кэти.
– Я думал, что разобрался во всем этом, но, как выясняется, нет. Вы готовы?
Стронский и Рейли дружно кивнули.
– Михаил, держите фонарь, а я буду вынимать листы по одному. Кэти, как только улавливаете суть, говорите мне, и я меняю листы.
Так продолжалось три часа с короткими перерывами, необходимыми для того, чтобы отдохнули колени, глаза, спина. Тяжелая работа. Казалось, что прошло не три, а все шесть или даже девять часов.
Наконец она вынесла свой вердикт:
– Специалисты по сельскому хозяйству, дипломаты, врачи, юристы, и ни один человек не подходит под определение «секретный агент». Может быть, русские использовали коды в своих особо секретных документах, и «доктор Меньшов, профессор-агроном» означает «Борис Баданов, киллер», но я сомневаюсь в этом.
– Я тоже.
Они проверили все документы, относящиеся к сентябрю, октябрю и ноябрю, вплоть до дня убийства Кеннеди. Преступление века породило массу документов, потребовавшую отдельной коробки, но Свэггер не видел смысла в их изучении, поскольку все, что произошло потом, не имело значения.
– Никаких признаков Джеймса Бонда, – сказала Рейли. – Никаких признаков каких-либо планов, действий, встреч – ничего, что позволило бы заподозрить посольство в косвенной или непосредственной причастности к событиям 22 ноября. Никаких признаков контактов со «специальными гостями» из Москвы.
– Вам попадалось название «Кацивели»? – спросил Стронский. – Это тренировочный лагерь спецназа и КГБ на побережье Черного моря. Там проходили подготовку все «мокрые» исполнители.
– Никакого Кацивели, – ответила Рейли, – ни малейшего намека.
– Как бы то ни было, вашего президента, по всей вероятности, убили эти красные ублюдки, – сказал Михаил. – Они занимались подобными грязными делами по всему миру.
– Если это так, то посольство здесь совершенно ни при чем, и никто из его сотрудников не заметил ничего необычного или подозрительного, – сказал Свэггер.
– Михаил, – сказала Рейли, – отчеты пронумерованы в хронологическом порядке. Я внимательно следила за этим. Стало быть, ничего нельзя вставить или извлечь без последующего изменения нумерации всех документов. Я не заметила, чтобы какие-то листы отличались от других состоянием и качеством бумаги. Кроме того, у буквы «Н» на всех документах плохо пропечатана нижняя часть, и это свидетельствует о том, что все они напечатаны на одной машинке. Эта машинка – какая-нибудь бедная русская девушка, по всей видимости, печатала более сорока страниц в день – совершенно изношена. Мне уже хорошо знаком ее стиль. У нее несколько слабоваты безымянный палец и мизинец левой руки, и поэтому буквы, которые она ими печатала, выходили чуть более бледными. Но по понедельникам у нее был выходной, и ее подменяла гораздо менее аккуратная машинистка. По тому, как неуверенно эта сменщица работала на правой стороне клавиатуры, можно заключить, что она левша.
– Вот это да, – произнес Свэггер с восхищением. – Кэти, вы выбрали не ту профессию. Вам бы быть аналитиком в разведке.
– Я видела на своем веку множество русских документов и хорошо изучила их стиль и бюрократическую культуру. Если в этой стране что-то и изменилось с 1963 года, то только не это. Документы выглядят подлинными, и я не думаю, что кто-то мог прийти сюда и изъять свидетельства визита Джеймса Бонда в советское посольство в Мехико осенью 1963 года.
– Этот чертов Джеймс Бонд, – пробурчал Свэггер. – Вечно его нет, когда он нужен.
На следующий день Боб в качестве «агента Хомана» имел беседу с крупным специалистом по организованной преступности из московской полиции, хорошо известным в международных кругах и в московском представительстве Интерпола, который свободно изъяснялся на английском. Они сидели в его погруженном в сумерки кабинете, на четвертом этаже здания ГУВД Москвы.
– Этот Бодонский – племянник лидера измайловской группировки, на их языке «авторитета», тоже Бодонского, – пояснил инспектор, показывая фотографию из толстого досье.
Свэггер тут же узнал человека, который намеревался переехать его на автомобиле в Далласе. Симпатичное лицо, густые темные волосы, пронзительный взгляд. Наверняка пользовался успехом у женщин. Когда он видел этого человека в первый и единственный раз, его лицо напоминало разбитый о кирпичную стену подгнивший арбуз, застрявший в западне из разбитого пластика и искореженного металла. Не позавидуешь.
– Это был настоящий головорез, очень способный парень. Значит, тот, кому удалось одолеть его, оказался еще способнее.
– Инспектор, он просто застрелил его, – заметил Свэггер. – Это не схватка. Оружие всегда обладает несколько большими возможностями, нежели человек. Даже если тот сидит в автомобиле.
– Как я слышал, автомобиль ехал прямо на человека.
– Да, это так.
– Если бы этот человек испугался и побежал, как происходит в большинстве случаев, Бодонский сломал бы ему позвоночник. Здесь он проделывал это не раз. На нем висит пятнадцать наездов, поэтому-то его дядя и предложил ему убраться из города. Но ваш человек не растерялся и пристрелил его. Браво. Мои поздравления.
– Я обязательно передам ему ваши слова.
– Измайловская группировка – самая жестокая в Москве. Другие преступные сообщества, участники которых называют себя «братва», представляют нечто вроде гильдий, коммерческих организаций, конкурирующих друг с другом[27]. Но только не измайловские. Это настоящие гангстеры. Они специализируются на заказных убийствах, вымогательствах и похищениях людей с целью выкупа. Они гораздо более дисциплинированны, опасны и малочисленны – их всего триста-четыреста человек, тогда как банды братвы насчитывают до пяти тысяч человек. Они не афишируют свои религиозные убеждения и этническую принадлежность. Серьезные ребята, киллеры, чрезвычайно опасные люди. Они действуют открыто, не таясь, и зарабатывают много денег. Если вам нужно избавиться от своего босса, вы обращаетесь к ним.
– У них есть связи? Гангстеры обычно процветают тогда, когда у них имеются полуофициальные связи с представителями властей.
– Ходят слухи. Громко об этом никто не говорит. Из этой банды можно выйти только так, как это сделал Бодонский, – через морг. Внедриться в нее со стороны невозможно. В ней существует строгая иерархия, выражаемая количеством вытатуированных звезд и драконов. Члены банды должны неукоснительно соблюдать внутренний кодекс – иначе можно очутиться в Москве-реке с прикованной цепями к ногам чугунной раковиной. Говоря откровенно, я не хочу влезать в это дело, поскольку иначе рискую оказаться среди тех, кому ломают позвоночник на улице. Но, по слухам, они имеют связи с олигархами. Чаще всего называют имя Виктора Кралова.
– Я уже слышал это имя. По-моему, у нас тоже имеются свои олигархи.
– Они повсюду. Одни и те же ушлые ребята, умеющие раньше других урвать кусок пожирнее. Со временем они набирают силу, и их уже не остановить. Если я, к примеру, пойду против олигарха, моей жене придется искать нового мужа.
– Ответьте мне, пожалуйста, на такой вопрос. Поскольку у Бодонского не могло быть личных мотивов для убийства нашего человека, значит, он выполнял чей-то заказ. Каким образом вы бы наняли его? Из Москвы или это можно сделать из Нью-Йорка?
– Хороший вопрос. Мне нужно подумать. Видите ли, с крупными группировками ситуация проще. На их содержании состоит целая армия адвокатов, маклеров, директоров рекламных агентств и журналистов. К ним имеется множество подходов. С измайловскими дело обстоит иначе. Это небольшая, узкоспециализированная организация. Нужно знать конкретно, к кому обращаться. Приемом заказов у них занимается один человек.
– У вас нет источника, из которого вы могли бы узнать имя этого парня в Нью-Йорке?
– Для этого требуется время. Как долго вы намереваетесь пробыть здесь? Вы не хотите принять участие в рейде? Каждую неделю мы устраиваем показательные рейды, дабы продемонстрировать свои возможности в деле борьбы с братвой. Это всего лишь спектакль, полицейские и бандиты смеются и потом идут вместе пить водку. Из рук в руки переходят довольно крупные суммы денег… Вы шокированы?
– Нет. Спасибо за откровенность, инспектор.
– Агент Хоман, я не хочу изображать героя. Я тоже получаю свой конверт. Мне известны правила. Знаю, что можно спрашивать, а что нельзя. На какие вопросы можно давать ответы, а на какие нельзя.
«Станция 14Альфа (1963)» – гласила надпись на табличке коробки. По всей вероятности, это то, что нужно – отчет сотрудников КГБ, работавших в Мехико в 1963 году. Стронский снял ящик с полки и поставил на пол. Все трое склонились над ним.
Боб пытался рассмотреть в луче фонаря Стронского узел на красной ленте, которая стягивала листы бумаги.
– Интересно, его часто развязывали и завязывали вновь? – спросил он.
– Судя по степени износа ленты в этом месте, если его и развязывали, то не очень часто, – сказала Рейли. – Думаю, последний раз это произошло, когда сюда приезжал Норман Майлер в 1993 и 1994 годах. Служащие развязали ленту, нашли отчеты головорезов из КГБ об Освальде и отнесли ему в читальный зал.
– И вы считаете, с тех пор их никто не трогал?
Они вновь внимательно изучили обтрепанные края листов. Некоторые из них слегка возвышались над другими. Стронский осторожно провел по ним пальцем, подняв маленькие облачка пыли, которые заклубились в луче фонаря.
– Похоже, в последнее время к ним не прикасались, – сказал Свэггер. – Вы согласны?
– Давайте сравним с другими, – предложил Стронский. Он поднялся на ноги, сделал несколько шагов в сторону и осветил фонарем другие коробки. – Всюду то же самое, – сказал он, вернувшись. – Пыль, хаос, рваные края.
– Ладно. Что же мы имеем?
– Листы разделены на группы, по месяцам, – произнесла Рейли – Ну, что, начнем с сентября, когда там появился Освальд?
– Думаю, это будет разумнее всего, – согласился Свэггер.
Рейли аккуратно извлекла из коробки листы, стоявшие за пластинкой с надписью «сентябрь», подняв облачка пыли.
Она принялась изучать первый лист.
– Это отчет Костикова от 27 сентября о только что проведенной беседе с Освальдом. Он опубликован Майлером. У меня есть эта книга. Ничего нового.
– Будьте так добры, посмотрите, не содержится ли в этом отчете информация, которую Майлер не включил в свою книгу или просто упустил из виду.
– Да, конечно. – Она внимательно прочитала содержимое документа. – Я ничего не нахожу.
– Там нет никаких заявлений Освальда?
– Нет. Из его слов видно, что он зол и разочарован тем, что они не относятся к нему как к брату, но какие-либо конкретные заявления отсутствуют.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
Свэггер внимательно изучил лист.
– А нет ли, случайно, копии?
– Нет, – ответила она. – Отчет составлен по памяти, а не на основе магнитофонной записи.
– Ладно, хорошо. Пойдем дальше.
Рейли взяла следующий лист и приступила к чтению.
– Это отчет Нечипоренко, еще одного сотрудника КГБ, датированный следующим днем. Он сообщает о том, что Освальду было отказано в возвращении в Советский Союз, описывает его гнев и разочарование.
– Пожалуйста, посмотрите, нет ли здесь каких-либо хвастливых заявлений Освальда.
– Нет. Но здесь имеется вторая страница. – Она прочитала ее содержимое. Ее глаза быстро бегали за стеклами очков по строчкам, в то время как Стронский старался не двигать рукой, в которой держал фонарь. – Это отчет третьего сотрудника КГБ, судя по всему, начальника, по фамилии Яцков. Освальд пришел во второй раз. В субботу 28 сентября он появился на волейбольном матче между командами КГБ и ГРУ, и присутствовавший там Яцков пригласил его в свой кабинет. К тому времени Освальд находился на грани нервного срыва. Он даже вытащил из кармана пистолет. Яцков отобрал у него оружие, и этот идиот разрыдался, закрыв лицо руками. Яцков мог лишь посоветовать ему подать заявление на получение визы в советское консульство. На просьбу Освальда помочь ему установить контакт с кубинцами он ответил отказом. В этот момент в комнату вошел Нечипоренко. Яцков отдал Освальду пистолет и выпроводил его. Чрезвычайно трогательно.
– Ни хвастовства, ни заявлений?
– Почему это так важно для вас?
– Мне нужно знать, что в его словах о собственной персоне могло заинтересовать этого парня, Джеймса Бонда, которого я ищу.
– А пистолет может иметь какое-то значение?
– Вполне возможно. А там нет никаких специфических выражений, ничего подобного?
– Нет.
– Нет так нет. Теперь посмотрим, кто в последнюю неделю сентября посещал посольство. Я имею в виду профессиональных разведчиков, не являвшихся его сотрудниками. Из КГБ, ГРУ, военной разведки, даже СМЕРШа – почему бы и нет?[26] Возможно, тогда существовали разведслужбы, о которых мне неизвестно, связанные с ВВС, войсками стратегического назначения или войсками связи. Эти подразделения плодятся, как грибы.
– Плодятся в темноте и процветают в дерьме? – вставила Кэти.
– Я думал, что разобрался во всем этом, но, как выясняется, нет. Вы готовы?
Стронский и Рейли дружно кивнули.
– Михаил, держите фонарь, а я буду вынимать листы по одному. Кэти, как только улавливаете суть, говорите мне, и я меняю листы.
Так продолжалось три часа с короткими перерывами, необходимыми для того, чтобы отдохнули колени, глаза, спина. Тяжелая работа. Казалось, что прошло не три, а все шесть или даже девять часов.
Наконец она вынесла свой вердикт:
– Специалисты по сельскому хозяйству, дипломаты, врачи, юристы, и ни один человек не подходит под определение «секретный агент». Может быть, русские использовали коды в своих особо секретных документах, и «доктор Меньшов, профессор-агроном» означает «Борис Баданов, киллер», но я сомневаюсь в этом.
– Я тоже.
Они проверили все документы, относящиеся к сентябрю, октябрю и ноябрю, вплоть до дня убийства Кеннеди. Преступление века породило массу документов, потребовавшую отдельной коробки, но Свэггер не видел смысла в их изучении, поскольку все, что произошло потом, не имело значения.
– Никаких признаков Джеймса Бонда, – сказала Рейли. – Никаких признаков каких-либо планов, действий, встреч – ничего, что позволило бы заподозрить посольство в косвенной или непосредственной причастности к событиям 22 ноября. Никаких признаков контактов со «специальными гостями» из Москвы.
– Вам попадалось название «Кацивели»? – спросил Стронский. – Это тренировочный лагерь спецназа и КГБ на побережье Черного моря. Там проходили подготовку все «мокрые» исполнители.
– Никакого Кацивели, – ответила Рейли, – ни малейшего намека.
– Как бы то ни было, вашего президента, по всей вероятности, убили эти красные ублюдки, – сказал Михаил. – Они занимались подобными грязными делами по всему миру.
– Если это так, то посольство здесь совершенно ни при чем, и никто из его сотрудников не заметил ничего необычного или подозрительного, – сказал Свэггер.
– Михаил, – сказала Рейли, – отчеты пронумерованы в хронологическом порядке. Я внимательно следила за этим. Стало быть, ничего нельзя вставить или извлечь без последующего изменения нумерации всех документов. Я не заметила, чтобы какие-то листы отличались от других состоянием и качеством бумаги. Кроме того, у буквы «Н» на всех документах плохо пропечатана нижняя часть, и это свидетельствует о том, что все они напечатаны на одной машинке. Эта машинка – какая-нибудь бедная русская девушка, по всей видимости, печатала более сорока страниц в день – совершенно изношена. Мне уже хорошо знаком ее стиль. У нее несколько слабоваты безымянный палец и мизинец левой руки, и поэтому буквы, которые она ими печатала, выходили чуть более бледными. Но по понедельникам у нее был выходной, и ее подменяла гораздо менее аккуратная машинистка. По тому, как неуверенно эта сменщица работала на правой стороне клавиатуры, можно заключить, что она левша.
– Вот это да, – произнес Свэггер с восхищением. – Кэти, вы выбрали не ту профессию. Вам бы быть аналитиком в разведке.
– Я видела на своем веку множество русских документов и хорошо изучила их стиль и бюрократическую культуру. Если в этой стране что-то и изменилось с 1963 года, то только не это. Документы выглядят подлинными, и я не думаю, что кто-то мог прийти сюда и изъять свидетельства визита Джеймса Бонда в советское посольство в Мехико осенью 1963 года.
– Этот чертов Джеймс Бонд, – пробурчал Свэггер. – Вечно его нет, когда он нужен.
На следующий день Боб в качестве «агента Хомана» имел беседу с крупным специалистом по организованной преступности из московской полиции, хорошо известным в международных кругах и в московском представительстве Интерпола, который свободно изъяснялся на английском. Они сидели в его погруженном в сумерки кабинете, на четвертом этаже здания ГУВД Москвы.
– Этот Бодонский – племянник лидера измайловской группировки, на их языке «авторитета», тоже Бодонского, – пояснил инспектор, показывая фотографию из толстого досье.
Свэггер тут же узнал человека, который намеревался переехать его на автомобиле в Далласе. Симпатичное лицо, густые темные волосы, пронзительный взгляд. Наверняка пользовался успехом у женщин. Когда он видел этого человека в первый и единственный раз, его лицо напоминало разбитый о кирпичную стену подгнивший арбуз, застрявший в западне из разбитого пластика и искореженного металла. Не позавидуешь.
– Это был настоящий головорез, очень способный парень. Значит, тот, кому удалось одолеть его, оказался еще способнее.
– Инспектор, он просто застрелил его, – заметил Свэггер. – Это не схватка. Оружие всегда обладает несколько большими возможностями, нежели человек. Даже если тот сидит в автомобиле.
– Как я слышал, автомобиль ехал прямо на человека.
– Да, это так.
– Если бы этот человек испугался и побежал, как происходит в большинстве случаев, Бодонский сломал бы ему позвоночник. Здесь он проделывал это не раз. На нем висит пятнадцать наездов, поэтому-то его дядя и предложил ему убраться из города. Но ваш человек не растерялся и пристрелил его. Браво. Мои поздравления.
– Я обязательно передам ему ваши слова.
– Измайловская группировка – самая жестокая в Москве. Другие преступные сообщества, участники которых называют себя «братва», представляют нечто вроде гильдий, коммерческих организаций, конкурирующих друг с другом[27]. Но только не измайловские. Это настоящие гангстеры. Они специализируются на заказных убийствах, вымогательствах и похищениях людей с целью выкупа. Они гораздо более дисциплинированны, опасны и малочисленны – их всего триста-четыреста человек, тогда как банды братвы насчитывают до пяти тысяч человек. Они не афишируют свои религиозные убеждения и этническую принадлежность. Серьезные ребята, киллеры, чрезвычайно опасные люди. Они действуют открыто, не таясь, и зарабатывают много денег. Если вам нужно избавиться от своего босса, вы обращаетесь к ним.
– У них есть связи? Гангстеры обычно процветают тогда, когда у них имеются полуофициальные связи с представителями властей.
– Ходят слухи. Громко об этом никто не говорит. Из этой банды можно выйти только так, как это сделал Бодонский, – через морг. Внедриться в нее со стороны невозможно. В ней существует строгая иерархия, выражаемая количеством вытатуированных звезд и драконов. Члены банды должны неукоснительно соблюдать внутренний кодекс – иначе можно очутиться в Москве-реке с прикованной цепями к ногам чугунной раковиной. Говоря откровенно, я не хочу влезать в это дело, поскольку иначе рискую оказаться среди тех, кому ломают позвоночник на улице. Но, по слухам, они имеют связи с олигархами. Чаще всего называют имя Виктора Кралова.
– Я уже слышал это имя. По-моему, у нас тоже имеются свои олигархи.
– Они повсюду. Одни и те же ушлые ребята, умеющие раньше других урвать кусок пожирнее. Со временем они набирают силу, и их уже не остановить. Если я, к примеру, пойду против олигарха, моей жене придется искать нового мужа.
– Ответьте мне, пожалуйста, на такой вопрос. Поскольку у Бодонского не могло быть личных мотивов для убийства нашего человека, значит, он выполнял чей-то заказ. Каким образом вы бы наняли его? Из Москвы или это можно сделать из Нью-Йорка?
– Хороший вопрос. Мне нужно подумать. Видите ли, с крупными группировками ситуация проще. На их содержании состоит целая армия адвокатов, маклеров, директоров рекламных агентств и журналистов. К ним имеется множество подходов. С измайловскими дело обстоит иначе. Это небольшая, узкоспециализированная организация. Нужно знать конкретно, к кому обращаться. Приемом заказов у них занимается один человек.
– У вас нет источника, из которого вы могли бы узнать имя этого парня в Нью-Йорке?
– Для этого требуется время. Как долго вы намереваетесь пробыть здесь? Вы не хотите принять участие в рейде? Каждую неделю мы устраиваем показательные рейды, дабы продемонстрировать свои возможности в деле борьбы с братвой. Это всего лишь спектакль, полицейские и бандиты смеются и потом идут вместе пить водку. Из рук в руки переходят довольно крупные суммы денег… Вы шокированы?
– Нет. Спасибо за откровенность, инспектор.
– Агент Хоман, я не хочу изображать героя. Я тоже получаю свой конверт. Мне известны правила. Знаю, что можно спрашивать, а что нельзя. На какие вопросы можно давать ответы, а на какие нельзя.