Торговец зонтиками

Все так же, взглядом, я пригласил ее последовать за мной к задней двери резиденции. Дверь эта выходила на громадную террасу, оттуда мы по лестнице спустились в сад, прошли по узенькой вьющейся меж деревьев тропке и оказались на опушке леса. Мы шли бок о бок, молча, и в тишине слышны были только наши шаги. И я – впрочем, как и она, – ни единого раза не ощутил нужды в том, чтобы нарушить этот покой словами.

На повороте тропинки наши руки соприкоснулись и прогулка внезапно прервалась. Я взял руки Софии в свои, затем, после минутного смущения, обнял ее и впился в ее губы долгим поцелуем. Мое стариковское сердце забилось в безумном ритме, и это напомнило мне, что, несмотря на внешность, я старше любимой на несколько веков.

Когда наша эскапада закончилась, София отправилась обратно на кухню, а я потихоньку смешался с гостями, которые о чем-то спорили в салоне.

Она даже не спросила, как меня зовут! Наверное, уже знала…





56




Господину случаю было угодно, чтобы дела все чаще приводили меня в Пресбург, и вскоре я выучил наизусть все повороты дороги, ведущей туда из Вены, все деревья на обочинах, все мосты и все окружавшие дорогу пейзажи.

Софии несколько раз удалось отпроситься у герцогини, и это позволило нам познакомиться ближе.

Отец моей пассии, Богуслав Хотек[60], был чешским дипломатом, представлявшим интересы многих политиков в Штутгарте, Дрездене, Берлине, Лондоне, Мадриде и Брюсселе. Путешествуя вместе с отцом, София выучила несколько языков, а занятия музыкой, танцами и этикетом превратили ее в светскую даму.

Но в те времена лучше было быть либо совсем бедным, либо очень богатым, а сбережения, накопленные Богуславом Хотеком, помещали его, к несчастью, где-то посередине. Служебные обязанности вынуждали дипломата ежедневно встречаться с государями и весьма состоятельными дипломатами, и ему, чтобы не повредить своей репутации и не потерять влияния на сильных мира сего, приходилось вести образ жизни, аналогичный образу жизни собеседников, это требовало огромных расходов, и профессия в конце концов Хотека разорила. В 1888 году он остался без гроша в кармане с восемью детьми на руках. Среди которых была и София. За несколько лет до того дипломату удалось организовать женитьбу сына императора и наследника трона Рудольфа на принцессе Стефании Бельгийской (последняя не была красавицей, что, прямо скажем, задачу осложняло), но, увы, карьера его завершилась скромной должностью посла при саксонском дворе. Правда, брак Рудольфа и Стефании позволил младшей сестре Софии, Зденке, стать фрейлиной принцессы.

Самой Софии было тогда двадцать лет, она уже готовилась к тому, чтобы уйти до конца своих дней в монастырь, но ей повезло, и она получила место у эрцгерцогини, где мы и встретились.

Отношениям нашим суждено было развиваться по секрету от Изабеллы, потому что, узнав, что у Софии завелся возлюбленный, она немедленно принялась бы искать ей замену. Ну а кроме того, на нас стало бы давить семейство Хотеков, а может, даже и эрцгерцогиня, вынуждая заключить брак, а мне хотелось любой ценой избежать женитьбы, ибо я слишком любил Софию, чтобы приговорить себя к неизбежному: в таком случае она увядала бы, старела и испускала дух у меня на глазах…





57




Бесконечные предосторожности позволили мне сохранить тайну наших встреч в течение следующих месяцев.

София и с самого начала была в центре моего внимания, а очень быстро стала единственным моим интересом, моя привязанность к ней обернулась навязчивой идеей, что, конечно же, сказалось на делах. Но мысли у меня блуждали далеко от низких меркантильных забот.

В конце концов, я давным-давно очень богат, а с недавних пор еще и страстно влюблен, можно ли надеяться на лучшее?

Казалось, надо опасаться проблем со стороны Изабеллы, но принес их – вот неожиданность! – мой манускрипт.

Мы уже привыкли всякий раз, как Софии удавалось освободиться, назначать свидание в окрестностях Пресбурга, неподалеку от дороги, ведущей к Вене, и проводить там, на постоялом дворе, сутки, иногда двое, а то и трое – в зависимости от щедрости эрцгерцогини. Эти встречи порождали во мне настолько бурные эмоции, что отныне, несомненно, я проживал не одну, а две жизни сразу: первую – с Софией, вторую – в ожидании первой.

София, как истинный жаворонок, всегда просыпалась раньше меня. Однажды утром, открыв глаза, я обнаружил ее сидящей в изножье кровати. Моя подруга, похоже, глубоко задумалась, и такой я Софию никогда еще не видел. Напрасно я щекотал ей спину большими пальцами ног, напрасно бросал в нее подушками, на мою возлюбленную это не производило ни малейшего впечатления. Я потянулся к ней, заглянул через плечо, и… и оказалось, что она неотрывно, будто под гипнозом, смотрит на предмет, лежащий у нее на коленях.

Это, разумеется, была моя книга!

Я тяжело упал обратно на подушку. Продолжение обещало быть мучительным.

Несколько минут спустя София вроде бы очнулась и, отвернувшись от книги, обратилась ко мне:

– Это ты все там написал? – По тону я понял, что она заинтригована.

– Да. Хотя… скорее, частично.

– Между тем все страницы исписаны одним почерком! Кто, в таком случае, второй сочинитель?

– Сложно объяснить, – попытался вывернуться я.

– Но это же твоя история? Имею в виду… ты действительно пережил события, там описанные?

Как-то было непонятно, надо ли сразу открыть Софии правду… Впрочем, какой смысл скрывать? Рано или поздно все равно догадается.

– Открой книгу на последней странице, – предложил я вместо ответа.

– Да погоди! Я же еще в самом начале.

– Нет, говорю тебе, прочти последнюю страницу!


– Ладно.

София открыла книгу там, где я сказал, и углубилась в чтение. По мере того как взгляд скользил по строчкам, она все больше волновалась.

– Там же обо мне! – воскликнула она. – Что еще за штучки? Когда ты успел описать наши… наши занятия в эти последние дни?

– Это не я написал.

– Кто же тогда?

– Книга сама.

– Кончай молоть ерунду. Ты прекрасно знаешь, что такое невозможно.

– Иди ко мне, объясню.

В течение нескольких часов я рассказывал любимой свою немыслимую эпопею, стараясь быть максимально точным, однако после каждого нового приключения София качала головой – дескать, нет, такого быть не могло, и как ее убедить, я не понимал. Даже тогда, когда перед нею прошла череда веков, доверия ни на йоту не прибавилось.

– Дивная история, – подвела она итог моему рассказу. – Прямо-таки чарующая. Только, на мой взгляд, у тебя что ни слово, то ложь.

– Хорошо, твое право верить или не верить, но хотя бы дай мне возможность доказать, что говорю правду!

– Ну и как же ты собираешься это доказывать? – спросила София с насмешкой, хотя было видно, что намерение мое ее заинтересовало.

– Очень просто. Возьми книгу и держи при себе до завтра. Так у тебя не возникнет подозрений, будто я имел к ней доступ. А когда проснешься утром, загляни на последнюю страницу и прочти там запись нашего разговора и всего, что произойдет дальше.

– Более чем странный эксперимент! Я с удовольствием сыграю с тобой в эту игру, только поклянись не забирать у меня книжку ночью и ничего туда не вписывать!

– Клянусь: чтоб у меня руки отсохли, если до нее дотронусь!

Манускрипт с самым невинным видом влез между нами на целую ночь, но я надеялся, что это поможет завоевать полное доверие Софии, а значит, стоило одной ночью пожертвовать.

Остаток дня мы гуляли по полям и лугам в окрестностях постоялого двора. Я старался не думать о досадном эпизоде, правда, получалось не всегда, а София, выглядевшая сильно – сильнее обычного – озабоченной, казалось, вообще не способна забыть о нем ни на минуту.





58




Проснувшись на следующее утро, я застал Софию в той же позе, что накануне. Она точно так же углубилась в чтение.

– Ну и как? – поинтересовался я.

– Там, как ты и говорил, появилась новая страница. Не знаю, какое волшебство помогает тебе это делать, но признаю, ты говорил правду.

– Отлично, стало быть, вопрос закрыт.

– Нет, не совсем… – поколебавшись, сказала она. – Осталось разобраться с одной мелкой подробностью.

– Это какой же?

– По твоим словам, что ты ни напишешь в книге, назавтра сбывается. И мне хотелось бы, чтобы ты…

Я не дал ей закончить фразу:

– Нет! Нет! Умоляю тебя! Ты просто не представляешь, на какие муки этот опыт нас обречет!

– Но мне все происходящее кажется настолько невероятным… Я готова согласиться с тем, что каким-то неведомым путем в книжке каждый день прибавляется по странице, но поверить в то, что ты способен изменить ход событий, вписав в нее несколько строк, просто не в состоянии.

– А я не могу ничего туда вписывать, это слишком опасно! – стоял на своем я.

– Да я же хочу всего лишь убедиться, что можно верить твоему рассказу, честное слово! Попробуй хоть на минутку встать на мое место. Разве ты сам не отнесся бы скептически, пусть даже ненадолго не усомнился бы в моей правдивости, если бы я тебе твердила нечто подобное?

Я молча растянулся на постели. София не виновата. Я чувствовал, сколько сил она прилагает, желая убедить себя в искренности и правдивости любовника, и видел, что все ее усилия оказываются бесплодны. Но использовать книжку, чтобы завоевать ее сердце? Ох, на какую скользкую почву пришлось бы в этом случае ступить… И куда меня обретенная Софией истина приведет?

Я хорошенько подумал и вспомнил, что однажды уже сделал из книги средство достижения своей цели и в тот раз это касалось непосредственно Софии, – имею в виду то, как быстро попал в окружение эрцгерцогини после первой встречи с моей нынешней подругой. Неужели манускрипт озлобится на дополнительное вмешательство в судьбу?

– Будь по-твоему, – сказал я наконец. – Но я – причем только ради того, чтобы не осталось и следа от твоей мнительности, – согласен на одну-единственную, вполне невинную запись. Вряд ли надо устраивать землетрясение, чтобы демонстрация могущества книги оказалась для тебя убедительной.

– Тогда пусть завтра пойдет дождик! – София окончательно потеряла покой. – Дождик только для меня!