Торговец зонтиками
Часть 15 из 27 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Назавтра прилетели штук сорок буревестников. Прилетели и расселись по такелажу.
Седьмого октября настал черед брата Мартина, Висенте. Теперь видения одолевали его и матросов с «Ниньи».
Надежды постоянно сменялись разочарованиями, и моряки совсем пали духом. Одни безоговорочно поверили в то, что им не суждено ступить на твердую землю, другие – так же безоговорочно – в то, что капитан «Санта-Марии» ведет их не пойми куда.
Поскольку птицы чаще всего прилетали с юго-запада, Колон в конце концов решился на пару дней сменить курс и посмотреть, что окажется там, куда мы придем. Ему было известно: большей частью своих открытий португальские мореплаватели обязаны именно наблюдениям за полетом птиц.
Девятого октября я, как обычно, пришел в капитанскую каюту сделать подсчеты продвижения за сутки. И на нас обрушилось неизбежное.
– Ну? Какое расстояние мы прошли за все время пути? – спросил меня Колон, разделавшись с сегодняшними замерами.
– Хорошо идем. Только что перешагнули за восемьсот лье.
– Восемьсот лье? Ох, именно этого я и опасался!
– То есть?
– Мы миновали долготу Сипанго, – ответил растерянный Кристобаль.
– И что теперь делать?
– Идти дальше.
– Докуда? – поинтересовался я.
– До Сипанго.
Вообще-то выбора у нас не было, на обратный путь в Испанию так и так не хватило бы припасов. Либо мы должны были двинуться назад и умереть с голоду на полдороге в Испанию, либо продолжить поход и умереть с голоду на полпути в Сипанго. Из двух вариантов гибели Колон предпочел более достойную…
Десятого октября земли на горизонте по-прежнему не было и настроение у всех упало ниже некуда. Даже адмирал, знавший, что мошенничает с результатами вычислений, потерял уверенность в себе. И экипаж «Санта-Марии» это почувствовал.
Вот-вот закончатся пресная вода и провизия, и это будет роковой день для всех…
50
В ночь с одиннадцатого на двенадцатое октября, когда никто уже ни во что хорошее не верил, молодой матрос по имени Родриго де Триана[42], забравшись в воронье гнездо[43] на верхушке фок-мачты «Пинты», увидел во тьме свет.
– Земля! Земля! – завопил он и сделал знак, предусмотренный адмиралом на случай, если вдруг кому-то берег все-таки откроется.
Все сбежались на крик вахтенного – хотелось собственными глазами увидеть нечто, напоминавшее огонек свечи в темной комнате. От ветра «язычок пламени» слабо колебался. Поскольку до рассвета было еще далеко, адмирал отдал приказ бросить якоря и ждать утра, чтобы попытаться выйти на сушу. Возбуждение на парусниках флотилии было таким, что казалось, от него сгустился воздух. Естественно, уснуть в ту ночь никто уже не смог.
А Колон, поддавшись эгоистическому порыву, записал в судовом журнале, что сам заметил свет раньше матроса – еще в 22 часа. Думаю, дело было не только в тщеславии: очень уж ему не хотелось выплачивать обещанные первооткрывателю десять тысяч мараведи.
На рассвете мы – адмирал, братья Пинсон, нотариус, переводчик и я – погрузились в шлюпку и после совсем коротенького плавания высадились на песчаном берегу. Там нас встретили несколько сбившихся в кучку туземцев.
Мне тогда довелось присутствовать при самом странном разговоре из всех, какие только были в долгой моей жизни. С одной стороны – горсточка смуглолицых людей в набедренных повязках, едва прикрывающих половые органы[44], с другой – Колон, братья Пинсон, нотариус и я. Между нами – переводчик.
Прежде всего Колон спросил обитателей острова, как называется земля, на которую мы только что ступили. Переводчик перевел его вопрос на японский слово в слово. Туземцы долго обсуждали сказанное, потом стали оживленно жестикулировать. Переводчик пожал плечами. Колон повторил вопрос и на этот раз ткнул пальцем в землю, на которой стоял. Туземцы посовещались и ответили:
– Гуанахани[45].
– Гуанахани, – повторил за ними переводчик и еще раз пожал плечами.
– Гуанахани? – удивился и Колон и посмотрел на переводчика.
– Гуанахани, – снова произнес тот, и в голосе ясно слышалась неуверенность.
– А что это значит – «Гуанахани»? – Колон повернулся к туземцам, как будто надеясь, что испанский им понятнее японского.
– Гуанахани. Сибао[46], – опять сказал туземец и, в свою очередь, ткнул пальцем в землю.
– Вероятно, это один из островов архипелага Сипанго, значит, мы действительно в Индии – заключил сильно озадаченный Колон.
Подозвал нотариуса и после короткой торжественной церемонии, во время которой истинные хозяева острова полностью игнорировались, именем короля Испании вступил во владение только что открытой землей и перекрестил остров в Сан-Сальвадор, чтобы отблагодарить Господа нашего Иисуса Христа[47] за то, что помог ему добраться наконец до Сипанго. Колона вдохновляла покорность островитян, и он тут же объявил себя вице-королем и генерал-губернатором острова.
Покончив с завоеванием, новоявленный вице-король перешел к вещам более серьезным и, не теряя времени, спросил у туземцев, где тут золото. Далее последовал диалог, в котором одна реплика была безумнее другой, испанцы при этом размахивали руками, а туземцы неоднократно показывали себе на рты, потом на наши корабли, потом – на морской простор. Переводчик, восседавший, подобно арбитру, посреди всего этого недопонимания, в конце концов пришел к выводу, что золото должно находиться на соседнем острове, где обитают жуткие людоеды. Я для себя расшифровал знаки аборигенов несколько иначе: перестаньте издавать непонятные звуки, вернитесь на свои плавучие повозки, воспользуйтесь ветром с запада и покиньте нашу землю.
Колона, воспользовавшегося вместо западного ветра гостеприимством туземцев, чтобы немножко освежиться, тем не менее вдохновляла мысль о близости золота, и он решил, что соседние острова надо завоевать прямо сейчас. Экипаж доставил вице-королю на борт «Санта-Марии» кое-какие подарки от подданных, в том числе попугая и хлопок, после чего мы отчалили.
Во время короткого перехода к следующему острову Колон несколько раз показывал мне на карте Сипанго, где именно – к востоку от Катая – мы находимся. Абсолютно убежденный, что мы бодро-весело идем меж островов японского архипелага, он вычертил даже подробный график.
Победа следовала за победой без промедлений, и 28 октября Колон «завоевал» еще один остров архипелага, названный им Хуаной[48]. Большие размеры нового испанского владения позволяли думать, что на этот раз мы пришли на главный остров Сипанго. Везде тут можно было встретить следы описанных Марко Поло богатства и государственности, и Колон отправил Родриго де Хереса и Луиса де Торреса[49] вглубь только что открытой им земли на поиски великого хана, с которым Марко Поло заключал сделки. Те вернулись ни с чем[50].
Шестого декабря экспедиция высадилась на следующем острове.
– Аити, – ответил на этот раз вождь туземцев на вопрос Колона.
– Аити, – повторил за ним переводчик и пожал плечами.
– Аити? – переспросил адмирал.
– Аити, – без малейших колебаний подтвердил переводчик, желая уверенностью тона убедить нас, что понимает происходящее.
– Аити так Аити, – заключил, даже и не пытаясь понять происходящее, Колон.
Он здесь тоже призвал нотариуса в качестве свидетеля, вступил во владение островом и нарек его Испаньолой. Местные жители посчитали нас пришельцами с небес, и благодаря этому матросам удалось-таки вытянуть из них немножко золота.
После нескольких дней отдыха на песчаном побережье я вдруг вспомнил, что сбылись ведь не все записанные мной в книгу под диктовку Веспуччи несчастья, пока еще не случилось кораблекрушения. Но и оно не преминуло случиться, застав врасплох всю команду «Санта-Марии».
Совершенно беззаботный в канун Рождества капитан каракки доверил руль юнге. Бедолага-мальчишка сделал какой-то не тот маневр, и «Санта-Мария» ткнулась носом в коралловый риф. Бо́льшую часть груза команде с помощью туземцев удалось спасти, но корабль был полностью разрушен, и адмирал распорядился, использовав деревянные обломки судна, построить на берегу форт.
Шестнадцатого января Колон, видя, что его люди раздражены и ожесточены, принял решение возвращаться в Испанию. Теперь в распоряжении адмирала было всего лишь два корабля, и пришлось оставить на острове тридцать девять человек – правда, за ними пообещали вернуться.
Обратный путь оказался куда более тяжелым и опасным, чем предполагалось. Три дня нас швыряло туда-сюда штормами, «Пинта» и «Нинья» потеряли друг друга из виду, командующий сократившейся на треть флотилии написал уже нечто вроде завещания, где изложил все наши приключения, приказал положить свиток в бочку и бросить эту бочку в море.
«Нинья», на которой находились мы с Кристобалем, зашла в порт на Азорских островах, затем пережила еще один сильный шторм, это существенно увеличило сроки, Португалии мы достигли только четвертого марта и, к нашему удивлению, выяснили, что подробности экспедиции Колона всем здесь известны. Разгадка, впрочем, оказалась совсем простой: «Пинта» пришла в Байону раньше нас.
Король Португалии Жоан II, воспользовавшись случаем, пригласил мореплавателя к себе и во время аудиенции отстаивал собственные права на открытые им земли, но на этот раз я предоставил Кристобалю самому выпутываться из своих сложных отношений с монархами.
Возвращение на родину не для всех оказалось радостным. Где-то месяц спустя после нашей швартовки в порту сифилис отнял жизнь у Мартина Алонсо Пинсона…
Однако надо было готовить почву для новой экспедиции, и Колон написал длинное письмо Сантанхелю. В письме он восхвалял открытые им земли как населенные кроткими, послушными туземцами и как территории с реками, полными золотого песка. Я принимал к сведению все эти посулы, не подозревая, что немного времени спустя мне и самому придется к ним прибегнуть.
Но сейчас я нахлебался более чем достаточно, пережил куда больше приключений, чем предполагал, и мне не терпелось поскорее вернуться домой. Это желание одолевало меня с того момента, как ступил на землю Европы, и при первой же возможности я отправился в путь.
51
Конечным пунктом была, естественно, Генуя, но я задержался в Севилье, где жил теперь Америго Веспуччи, чтобы повидаться с ним.
Веспуччи, конечно же, знал все подробности моего морского «круиза» в мельчайших деталях, для этого ему достаточно было ежедневно открывать манускрипт на последней странице, так что цель моего визита состояла отнюдь не в передаче «заказчику» какой-либо информации, а только в попытке вернуть себе книгу.
Дело обещало быть весьма заковыристым, ибо я не сомневался, что, скорее всего, увижу Веспуччи в страшной ажитации.
И впрямь.
– Вы снова самым плачевным образом все провалили! – заорал он вместо приветствия. – Несмотря на все ваши обещания, этот чертов Колон сумел-таки добраться до Индии! Это неслыханно!
– Утешьтесь тем, что вы сделали возможное и невозможное, чтобы его цель не была достигнута, – ответил я. – И если он своей цели достиг, то лишь потому, что вы не сумели ему помешать.
– Ничего себе утешение! Короли наперебой приглашают Колона к себе, чтобы увенчать его славой, а мне остается лишь разглагольствовать в своей гостиной! Ваша проклятая книга ни к черту не годится! Впрочем, как и вы сами!
– Заметьте тем не менее: все, вами продиктованное, произошло, – старался я оправдаться.
– Ну и что вы хотите этим сказать?
– В течение веков книга ни разу не ошиблась. То, что я записывал на ее страницах, неизбежно происходило в полном соответствии с записью. Более ничего.
Но Веспуччи не мог справиться с гневом. Он буйствовал, он рычал, он вертел головой справа налево и слева направо. А потом вдруг сел в кресло и, достав из ящика манускрипт, открыл его на последней странице.
– А вот и нет! – торжествующе воскликнул он, не отрываясь от чтения. – В одном ваша книжка оказалась вам неподвластной.
– Это в чем же?
Седьмого октября настал черед брата Мартина, Висенте. Теперь видения одолевали его и матросов с «Ниньи».
Надежды постоянно сменялись разочарованиями, и моряки совсем пали духом. Одни безоговорочно поверили в то, что им не суждено ступить на твердую землю, другие – так же безоговорочно – в то, что капитан «Санта-Марии» ведет их не пойми куда.
Поскольку птицы чаще всего прилетали с юго-запада, Колон в конце концов решился на пару дней сменить курс и посмотреть, что окажется там, куда мы придем. Ему было известно: большей частью своих открытий португальские мореплаватели обязаны именно наблюдениям за полетом птиц.
Девятого октября я, как обычно, пришел в капитанскую каюту сделать подсчеты продвижения за сутки. И на нас обрушилось неизбежное.
– Ну? Какое расстояние мы прошли за все время пути? – спросил меня Колон, разделавшись с сегодняшними замерами.
– Хорошо идем. Только что перешагнули за восемьсот лье.
– Восемьсот лье? Ох, именно этого я и опасался!
– То есть?
– Мы миновали долготу Сипанго, – ответил растерянный Кристобаль.
– И что теперь делать?
– Идти дальше.
– Докуда? – поинтересовался я.
– До Сипанго.
Вообще-то выбора у нас не было, на обратный путь в Испанию так и так не хватило бы припасов. Либо мы должны были двинуться назад и умереть с голоду на полдороге в Испанию, либо продолжить поход и умереть с голоду на полпути в Сипанго. Из двух вариантов гибели Колон предпочел более достойную…
Десятого октября земли на горизонте по-прежнему не было и настроение у всех упало ниже некуда. Даже адмирал, знавший, что мошенничает с результатами вычислений, потерял уверенность в себе. И экипаж «Санта-Марии» это почувствовал.
Вот-вот закончатся пресная вода и провизия, и это будет роковой день для всех…
50
В ночь с одиннадцатого на двенадцатое октября, когда никто уже ни во что хорошее не верил, молодой матрос по имени Родриго де Триана[42], забравшись в воронье гнездо[43] на верхушке фок-мачты «Пинты», увидел во тьме свет.
– Земля! Земля! – завопил он и сделал знак, предусмотренный адмиралом на случай, если вдруг кому-то берег все-таки откроется.
Все сбежались на крик вахтенного – хотелось собственными глазами увидеть нечто, напоминавшее огонек свечи в темной комнате. От ветра «язычок пламени» слабо колебался. Поскольку до рассвета было еще далеко, адмирал отдал приказ бросить якоря и ждать утра, чтобы попытаться выйти на сушу. Возбуждение на парусниках флотилии было таким, что казалось, от него сгустился воздух. Естественно, уснуть в ту ночь никто уже не смог.
А Колон, поддавшись эгоистическому порыву, записал в судовом журнале, что сам заметил свет раньше матроса – еще в 22 часа. Думаю, дело было не только в тщеславии: очень уж ему не хотелось выплачивать обещанные первооткрывателю десять тысяч мараведи.
На рассвете мы – адмирал, братья Пинсон, нотариус, переводчик и я – погрузились в шлюпку и после совсем коротенького плавания высадились на песчаном берегу. Там нас встретили несколько сбившихся в кучку туземцев.
Мне тогда довелось присутствовать при самом странном разговоре из всех, какие только были в долгой моей жизни. С одной стороны – горсточка смуглолицых людей в набедренных повязках, едва прикрывающих половые органы[44], с другой – Колон, братья Пинсон, нотариус и я. Между нами – переводчик.
Прежде всего Колон спросил обитателей острова, как называется земля, на которую мы только что ступили. Переводчик перевел его вопрос на японский слово в слово. Туземцы долго обсуждали сказанное, потом стали оживленно жестикулировать. Переводчик пожал плечами. Колон повторил вопрос и на этот раз ткнул пальцем в землю, на которой стоял. Туземцы посовещались и ответили:
– Гуанахани[45].
– Гуанахани, – повторил за ними переводчик и еще раз пожал плечами.
– Гуанахани? – удивился и Колон и посмотрел на переводчика.
– Гуанахани, – снова произнес тот, и в голосе ясно слышалась неуверенность.
– А что это значит – «Гуанахани»? – Колон повернулся к туземцам, как будто надеясь, что испанский им понятнее японского.
– Гуанахани. Сибао[46], – опять сказал туземец и, в свою очередь, ткнул пальцем в землю.
– Вероятно, это один из островов архипелага Сипанго, значит, мы действительно в Индии – заключил сильно озадаченный Колон.
Подозвал нотариуса и после короткой торжественной церемонии, во время которой истинные хозяева острова полностью игнорировались, именем короля Испании вступил во владение только что открытой землей и перекрестил остров в Сан-Сальвадор, чтобы отблагодарить Господа нашего Иисуса Христа[47] за то, что помог ему добраться наконец до Сипанго. Колона вдохновляла покорность островитян, и он тут же объявил себя вице-королем и генерал-губернатором острова.
Покончив с завоеванием, новоявленный вице-король перешел к вещам более серьезным и, не теряя времени, спросил у туземцев, где тут золото. Далее последовал диалог, в котором одна реплика была безумнее другой, испанцы при этом размахивали руками, а туземцы неоднократно показывали себе на рты, потом на наши корабли, потом – на морской простор. Переводчик, восседавший, подобно арбитру, посреди всего этого недопонимания, в конце концов пришел к выводу, что золото должно находиться на соседнем острове, где обитают жуткие людоеды. Я для себя расшифровал знаки аборигенов несколько иначе: перестаньте издавать непонятные звуки, вернитесь на свои плавучие повозки, воспользуйтесь ветром с запада и покиньте нашу землю.
Колона, воспользовавшегося вместо западного ветра гостеприимством туземцев, чтобы немножко освежиться, тем не менее вдохновляла мысль о близости золота, и он решил, что соседние острова надо завоевать прямо сейчас. Экипаж доставил вице-королю на борт «Санта-Марии» кое-какие подарки от подданных, в том числе попугая и хлопок, после чего мы отчалили.
Во время короткого перехода к следующему острову Колон несколько раз показывал мне на карте Сипанго, где именно – к востоку от Катая – мы находимся. Абсолютно убежденный, что мы бодро-весело идем меж островов японского архипелага, он вычертил даже подробный график.
Победа следовала за победой без промедлений, и 28 октября Колон «завоевал» еще один остров архипелага, названный им Хуаной[48]. Большие размеры нового испанского владения позволяли думать, что на этот раз мы пришли на главный остров Сипанго. Везде тут можно было встретить следы описанных Марко Поло богатства и государственности, и Колон отправил Родриго де Хереса и Луиса де Торреса[49] вглубь только что открытой им земли на поиски великого хана, с которым Марко Поло заключал сделки. Те вернулись ни с чем[50].
Шестого декабря экспедиция высадилась на следующем острове.
– Аити, – ответил на этот раз вождь туземцев на вопрос Колона.
– Аити, – повторил за ним переводчик и пожал плечами.
– Аити? – переспросил адмирал.
– Аити, – без малейших колебаний подтвердил переводчик, желая уверенностью тона убедить нас, что понимает происходящее.
– Аити так Аити, – заключил, даже и не пытаясь понять происходящее, Колон.
Он здесь тоже призвал нотариуса в качестве свидетеля, вступил во владение островом и нарек его Испаньолой. Местные жители посчитали нас пришельцами с небес, и благодаря этому матросам удалось-таки вытянуть из них немножко золота.
После нескольких дней отдыха на песчаном побережье я вдруг вспомнил, что сбылись ведь не все записанные мной в книгу под диктовку Веспуччи несчастья, пока еще не случилось кораблекрушения. Но и оно не преминуло случиться, застав врасплох всю команду «Санта-Марии».
Совершенно беззаботный в канун Рождества капитан каракки доверил руль юнге. Бедолага-мальчишка сделал какой-то не тот маневр, и «Санта-Мария» ткнулась носом в коралловый риф. Бо́льшую часть груза команде с помощью туземцев удалось спасти, но корабль был полностью разрушен, и адмирал распорядился, использовав деревянные обломки судна, построить на берегу форт.
Шестнадцатого января Колон, видя, что его люди раздражены и ожесточены, принял решение возвращаться в Испанию. Теперь в распоряжении адмирала было всего лишь два корабля, и пришлось оставить на острове тридцать девять человек – правда, за ними пообещали вернуться.
Обратный путь оказался куда более тяжелым и опасным, чем предполагалось. Три дня нас швыряло туда-сюда штормами, «Пинта» и «Нинья» потеряли друг друга из виду, командующий сократившейся на треть флотилии написал уже нечто вроде завещания, где изложил все наши приключения, приказал положить свиток в бочку и бросить эту бочку в море.
«Нинья», на которой находились мы с Кристобалем, зашла в порт на Азорских островах, затем пережила еще один сильный шторм, это существенно увеличило сроки, Португалии мы достигли только четвертого марта и, к нашему удивлению, выяснили, что подробности экспедиции Колона всем здесь известны. Разгадка, впрочем, оказалась совсем простой: «Пинта» пришла в Байону раньше нас.
Король Португалии Жоан II, воспользовавшись случаем, пригласил мореплавателя к себе и во время аудиенции отстаивал собственные права на открытые им земли, но на этот раз я предоставил Кристобалю самому выпутываться из своих сложных отношений с монархами.
Возвращение на родину не для всех оказалось радостным. Где-то месяц спустя после нашей швартовки в порту сифилис отнял жизнь у Мартина Алонсо Пинсона…
Однако надо было готовить почву для новой экспедиции, и Колон написал длинное письмо Сантанхелю. В письме он восхвалял открытые им земли как населенные кроткими, послушными туземцами и как территории с реками, полными золотого песка. Я принимал к сведению все эти посулы, не подозревая, что немного времени спустя мне и самому придется к ним прибегнуть.
Но сейчас я нахлебался более чем достаточно, пережил куда больше приключений, чем предполагал, и мне не терпелось поскорее вернуться домой. Это желание одолевало меня с того момента, как ступил на землю Европы, и при первой же возможности я отправился в путь.
51
Конечным пунктом была, естественно, Генуя, но я задержался в Севилье, где жил теперь Америго Веспуччи, чтобы повидаться с ним.
Веспуччи, конечно же, знал все подробности моего морского «круиза» в мельчайших деталях, для этого ему достаточно было ежедневно открывать манускрипт на последней странице, так что цель моего визита состояла отнюдь не в передаче «заказчику» какой-либо информации, а только в попытке вернуть себе книгу.
Дело обещало быть весьма заковыристым, ибо я не сомневался, что, скорее всего, увижу Веспуччи в страшной ажитации.
И впрямь.
– Вы снова самым плачевным образом все провалили! – заорал он вместо приветствия. – Несмотря на все ваши обещания, этот чертов Колон сумел-таки добраться до Индии! Это неслыханно!
– Утешьтесь тем, что вы сделали возможное и невозможное, чтобы его цель не была достигнута, – ответил я. – И если он своей цели достиг, то лишь потому, что вы не сумели ему помешать.
– Ничего себе утешение! Короли наперебой приглашают Колона к себе, чтобы увенчать его славой, а мне остается лишь разглагольствовать в своей гостиной! Ваша проклятая книга ни к черту не годится! Впрочем, как и вы сами!
– Заметьте тем не менее: все, вами продиктованное, произошло, – старался я оправдаться.
– Ну и что вы хотите этим сказать?
– В течение веков книга ни разу не ошиблась. То, что я записывал на ее страницах, неизбежно происходило в полном соответствии с записью. Более ничего.
Но Веспуччи не мог справиться с гневом. Он буйствовал, он рычал, он вертел головой справа налево и слева направо. А потом вдруг сел в кресло и, достав из ящика манускрипт, открыл его на последней странице.
– А вот и нет! – торжествующе воскликнул он, не отрываясь от чтения. – В одном ваша книжка оказалась вам неподвластной.
– Это в чем же?