Только с тобой. Антифанатка

– Обувь сними, – строго велела я. – Это тебе не Нью-Йорк.

– А если здесь пол грязный?

– Вот тебе одноразовые тапочки.

– Перемой пол, – велел Кезон. – Я не доверяю таким квартирам.

У меня в голове взорвалась молния.

– Издеваешься?

– Нет. У нас же договор. Я плачу тебе деньги, а ты играешь роль моей девушки и выполняешь поручения, – спокойно ответил музыкант.

– Перемою, – грозно пообещала я. Но дело было не только в деньгах – он ведь действительно спас меня. Увез в другой город.

В итоге Кезон выбрал большую спальню с огромной кроватью, вычурным комодом и плазмой на стене, и пока он валялся, я, как Золушка, драила пол – благо в кладовке оказалось много чистящих средств. Я занималась уборкой до глубокой ночи – меня это успокаивало. А после сделала себе кофе – в квартире неожиданно обнаружилась кофеварка. На запах кофе из комнаты появился Кезон, который переоделся в свободную футболку и бриджи.

– Тоже хочу, – заявил он, и я глазом не успела моргнуть, как схватил мою горячую кружку. Разумеется, Кезон обжегся – кофе попал ему на грудь, но, слава богу, совсем чуть-чуть. Остальное оказалось на полу, и я снова взялась за швабру. А Кезон уселся на диванчике, что стоял на кухне, сложил ноги на пуфик и включил небольшой телевизор, висящий над круглым обеденным столом.

– Сделай мне кофе, как закончишь, – попросил Кезон, и я мысленно пожелала ему провалиться. Но сделала. Даже принесла – на деревянном подносике.

– Лапуля, ты сахар забыла положить, – улыбнулся он.

– А ты забыл положить себе в голову серое вещество. Но это же тебе не мешает, – вернула ему улыбку я.

– Я хочу сладкий кофе. Сделай, будь добра.

Скрипнув зубами, я положила ему сразу четыре ложки. Пусть засахарится, скотина.

– А это слишком сладко, – поморщившись, объявил Кезон, снова попробовав напиток.

– Тогда не пей, – попыталась я забрать у него кофе.

– Нет уж, – воспротивился он. Не отдал кружку. – Люблю, знаешь ли, на ночь бахнуть кружечку кофеина. Кстати, что это за дерьмовый сорт?

– Без понятия. Что было, то и сварила. Не хочешь – не пей, сказала же.

– Какая ты ворчливая, – заботливо заметил Кезон. – Знаешь, мы только въехали в эту квартирку, а мне уже кажется, что мы муж и жена. И ты все время меня пилишь и пилишь.

– А ты все время меня бесишь и бесишь, – бросила я. – Спокойной ночи.

– Эй, куда ты?! А как же я?

– Надеюсь, ты сумеешь чем-нибудь себя занять. Я спать. Доброй ночи.

– Сомневаюсь, что в этом доме она может быть доброй.

Не отвечая ему, я скрылась во второй спальне – небольшой, с нежно-серыми стенами и белой мебелью. В комнате был выход на застекленную лоджию, которая протянулась вдоль нескольких комнат.

Я наскоро разобрала свои вещи и, чувствуя свинцовую усталость в мышцах, легла в кровать. Слишком много всего произошло за эти сутки. Мне нужно было отдохнуть. И с новыми силами идти в бой с судьбой.





Глава 24




Я вошла в залитую светом комнату с распахнутыми окнами, за которыми цвела нежная желтая мимоза. И увидела сидящего там Сережу с гитарой в руках – его любимой гитарой, которую он так холил и лелеял. Он что-то наигрывал, склонив голову к струнам – светлые растрепанные волосы закрывали его глаза, а когда он услышал мои шаги, поднял голову и тепло улыбнулся.

– Сережа, ты здесь? – прошептала я, чувствуя, как ноет сердце – то ли от тоски, то ли от этого прекрасного солнечного света, заливающего комнату.

Он кивнул и провел рукой по струнам. А после похлопал по табуретке рядом с собой, и я села на нее, глядя на Сережу глазами, полными слез. Я очень скучала, очень. И он тоже скучал, только молчал. Но это было неважно – главное, Сережа находился рядом. И внутри все звенело и пело. Я вернулась в наш дом, в котором мы жили с детства, во времена учебы, веселой и беззаботной, наполненной мечтами и азартом безбашенной, гордой, свободной юности.

– Ты сыграешь мне? – спросила я, погладив Сережу по волосам. Он кивнул и отстранился. Пальцы его левой руки зажали струны, пальцы правой легко заскользили по струнам. Полилась музыка: нежная, теплая, солнечная. Будто пело за окном чистое голубое небо, а обласканная солнцем мимоза, что цвела за окном, подпевала ему.

Я слушала музыку с упоением, покачивая в такт головой. И смотрела на Сережу, чувствуя легкость и спокойствие, которых мне так не хватало. Время застыло, и я застыла вместе с ним в этом прекрасном моменте. Однако спустя то ли пару минут, то ли пару часов, вдруг поняла странную вещь. Сережа играл на гитаре, а музыка была фортепианная.

– Как же так? – выдохнула я, чувствуя, как начинаю задыхаться. – Как так, Сережа?

Он в последний раз посмотрел на меня, ударил по струнам ладонью, коснулся моей щеки и… стал солнечным светом, скользящим по стене. Растворился в воздухе, снова оставив меня одну. А фортепиано все продолжало звучать – только издалека. Пронзительно и искренне.


По моим щекам потекли слезы, и я распахнула глаза.

Что за ужасный сон.

И такой прекрасный одновременно.

Я села в кровати, вытирая слезы, а музыка все продолжала играть. И она так манила к себе, что я встала с кровати и босиком вышла из комнаты в одной лишь длинной футболке, в которой спала.

Музыка раздавалась из гостиной, и я вошла в нее, легонько толкнув застекленные белые двери. За фортепиано в углу сидел Кезон и самозабвенно играл. Его пальцы легко и быстро порхали по клавишам, и он что-то тихо напевал, улыбаясь самому себе. Солнечные лучи скользили по его лицу, и Кезон щурился, но не переставал играть, полностью растворившись в мелодии. Иногда он сбивался и начинал заново, что-то себе говорил, кусал губы или улыбался, или останавливался и взлохмачивал волосы, или вдруг начинал смотреть куда-то поверх фортепиано, в одну точку, словно видел там партитуру, которую другие никак не могли увидеть.

Я тихо опустилась на диван, не замечая, как высохли слезы и как стало тепло на душе. А он, не слыша меня, продолжал исполнять музыку.

Это была неидеальная игра. И это был неидеальный человек. Но это был первый раз, когда я увидела его настоящим. Самим собой. Без всех этих масок, сотканных из фальши и смеха.

Не знаю, сколько прошло времени. Мы просто сидели вместе – он и я, люди разных миров. Кезон играл, а я слушала. И улыбалась вместе с ним.

Он закончил внезапно и, обернувшись, вздрогнул, увидев меня. От неожиданности.

– Ты… Что ты здесь делаешь? – выдохнул Кезон.

– Слушаю твою музыку, – ответила я мягко. – Так здорово.

– Правда? – почему-то обрадовался он, вставая из-за инструмента и захлопывая крышку. – Тебе действительно понравилось?

– Да. Очень.

– Круто! А я уже хотел наехать на тебя. Но раз тебе нравится, не буду этого делать.

– Спасибо за оказанную честь, – хмыкнула я.

– Не за что, – величественно кивнул Кезон. – Я добрый парень. Голодная? – без перехода спросил он.

– Нет, – зачем-то ответила я.

– Тогда я сам все съем.

– Все – это что? – удивленно спросила я. Еды в доме не было. Мы ведь не закупились продуктами.

– Все, что приготовил, пока ты храпела, лапуля, – вернулся в свое прежнее амплуа Кезон. – Идем, хватит выделываться.

Он взял меня за руку и потянул за собой – мне пришлось встать с дивана. Футболка хоть и была довольно длинной, в стиле оверсайз, и даже прикрывала бедра, но сейчас, как назло, задралась. Кезон, разумеется, увидел. И, конечно же, не смог не заострить на этом внимание.

– Ух ты, черное бельишко, – присвистнул он и пригляделся к надписи – разве что только не согнулся ко мне, чтобы прочитать ее, и мне пришлось его оттолкнуть.

– Отойди, – раздраженно бросила я. Все волшебство момента куда-то пропало.

– Там написано «королева»? – заржал Кезон, а я спешно натянула футболку пониже. Вот придурок, а.

– Да.

– Прикольно! Буду твоим королем, окей?

– Ты больше чем на роль шута не тянешь.

– А ты опасная девочка, лапуля, – заржал Кезон, глядя на меня, игриво прищурившись.

– Чего это вдруг? – нервно спросила я, поймав себя на мысли, что мне хочется смотреть не в его глаза, а на его губы.

– У моего друга Марса есть классификация девчонок по их нижнему белью, – выдал Кезон, в который раз проверяя мою реакцию на свои слова. Явно ведь провоцировал. – Белое любят простушки, красное – стервы, розовое – романтичные барышни. Серое любят мышки, желтое – любительницы экспериментов. Бордовое носят развратницы. А черное – страстные и властные.

Я с жалостью на него посмотрела.

– Что за глупости?

– Это не глупости, а опыт, лапуля, – поднял он указательный палец вверх. – Ты любишь доминировать?

– Интеллектуально – да. И с тобой это очень легко получается, – уела его я и гордо удалилась в свою спальню, где, мысленно ругая Кезона, быстро переоделась – нацепила шорты и топик. Все эти годы я жила либо с девушками, либо одна, и у меня из головы вылетело, что нужно переодеться, прежде чем покинуть спальню. Умывшись и быстро приведя себя в порядок, я пришла на кухню, откуда вкусно пахло кофе. На столе стояли криво, но заботливо нарезанные бутерброды, а в тарелке меня ждал омлет. На столешнице высилась целая гора каких-то продуктов и несколько бутылок с водой.

– Откуда это все? – опешила я.

– Сходил в магазин, – пожал плечами Кезон. – Тут в соседнем доме супермаркет есть. Я целую вечность в наших супермаркетах не был. Ну чего ты стоишь? Садись и давай завтракать. У нас сегодня насыщенный день.

Я опустилась на стул напротив парня.

– В каком плане?