Точка зеро

Кто мог бы предположить? Джаред Диксон оказался крепким орешком. Его невозможно было сдвинуть с места. Внешне привлекательный, робкий, снисходительный в духе высшего класса, пахнущий ароматом «Лиги плюща»,[77] так выводящим из себя, ироничный, внутри он был из закаленной стали. Похоже, сейчас Джаред наслаждался собой. Он пренебрежительно отмахнулся от юридической помощи. Даже пошел так далеко, что с наслаждением подтвердил, что именно он отдал по каналам «Пентаметра» приказ взорвать гостиницу в Калате, воспользовавшись компьютерными кодами бедняги Джека Коллинза.

— Джек — пережиток времен Второй мировой войны, — заявил Джаред. — Я хочу сказать, он до сих пор мыслит категориями диверсанта-аквалангиста, каким когда-то был. Коэффициент интеллекта — не больше тридцати пяти в благоприятный день. Военно-морская академия в Аннаполисе, бывший «морской котик», всесильный Афганец, прямиком из кино и книг Киплинга. Привет, тупица! Проснись, понюхай цветы! Тебе нужен человек с мозгами, который рассуждает стратегически и имеет представление относительно того, что должно быть. Гм, кажется, тут я довольно неплохо описал себя самого.

Его нисколько не смутили угрозы наказания.

— Делайте что хотите, — сказал он Нику и его помощнице Чендлер; Окада, Свэггер и Крус наблюдали за допросом по внутреннему монитору. — Предъявляйте любые обвинения. Вызывайте на допрос кого угодно. Мне все равно. Есть такие вещи, ради которых стоит провести остаток жизни за решеткой, и одна из них — вытащить наших ребят из Афганистана. Вы можете сказать: «Он пытался убить двух снайперов морской пехоты». Наверное, это правда, и, не сомневаюсь, тот сержант-морпех сейчас с превеликим удовольствием придушил бы меня. Но я возражу: проблемы национальной безопасности — это очень грязное и кровавое дело. Отозвать снайперов обратно было невозможно. Не воспринимайте это на свой счет, но я просто не мог сидеть сложа руки и смотреть, как человека, который в самом ближайшем времени должен стать нашим главным козырем в этой войне, убьют какие-то сержант и младший капрал. Мерзкое решение? Привет, а чем мы занимаемся? Мерзость — это наше ремесло. Но задумайтесь вот над чем: поскольку мы прослушивали все переговоры разведбатальона и видели снайперов со спутника, я мог бы сделать так, чтобы Виски-2-2 попали в руки талибов. Для меня это стало бы самым простым решением, но только снайперам пришлось бы несладко: допросы, пытки, а в финале — обезглавливание. Я же вместо этого выбрал наемников, которые должны были сделать дело чисто. Ни боли, ни мучений, ни медленной деградации. Черт возьми, да я заслужил премию Жана Хершолта![78] Единственная моя ошибка: кто знал, что этот малыш морпех окажется сержантом Роком и Суперменом в одном лице?

Затем Джаред быстро перешел к разыгрыванию политической стороны дела.

— Итак, вы хотите устроить грандиозный процесс? Чтобы мировая пресса в течение нескольких месяцев копалась в нашем грязном белье? Чтобы Управление, морская пехота и ФБР на глазах у всех сцепились в беспощадной схватке? Но вы должны понимать, что хорошего от этого не будет никому. Я знаю, что администрации это не нужно, и, готов поспорить, самое позднее через неделю там оценят ситуацию, и вы получите приказ идти на попятную. Полагаю, вы обнаружите, что я слишком большая фигура, чтобы дать мне упасть. Потому вот что скажу: слушайте мое предложение. Я немедленно подаю в отставку и исчезаю еще быстрее. У вас нет против меня абсолютно никаких улик, кроме той, что номер моего телефона оказался у какого-то придурка, одержимого оружием. С чего вы решили, что это я дал ему телефон и снаряжение? Вы ни за что на свете не сможете это доказать, потому что, в конце концов, мы — это Управление, и мы наловчились скрывать подобные вещи. И еще задумайтесь вот над чем: по большому счету, я ведь добился своего. Я оказал такое давление на службы безопасности, что хотя Круса и не взяли, никто не смог добраться до Зарси. Он получит свою медаль, — Диксон театральным жестом сверился с часами, — через несколько часов в Белом доме, который является неприступным. Завтра он улетает отсюда, и в этой маленькой партии я одерживаю победу. И в качестве подарка на прощание я воспользуюсь своим значительным влиянием, чтобы добиться для Окада повышения, хотя, на мой взгляд, ей следовало бы предъявить обвинение в измене. Ее карьера пойдет в гору, возможно, она даже получит мое бывшее кресло, под новым главой афганского отделения. Ее ждет потрясающее будущее, вот только, к сожалению, она не сможет отобедать со мной, что явилось бы для нее такой радостью.

Он продолжал и далее в таком же духе. Тем временем Сьюзен должным образом проинформировала руководство ЦРУ. Специальная комиссия начала изучать предъявленные Диксону обвинения; срочно созвали совещание, посвященное потенциальным проблемам связи с общественностью, и одновременно с этим в Белый дом и Министерство юстиции направили предложения свернуть расследование и ограничиться отставкой Диксона. Похоже, главным беспокойством стало то, что какой-нибудь журналист пронюхает о случившемся, и тогда разверзнется преисподняя.

— Порой мне кажется, что эти люди полностью растеряли моральные принципы, — заметил Свэггер. — Для меня все ясно как белый день, и рассуждать тут нечего. Этот подонок — убийца. Он убил Скелтона, тридцать одного афганца, полковника Чемберса, девятерых филиппинцев и четверых полицейских. Ему нужно всадить иглу в вену. Конец истории.

— Все не так просто, — возразил Ник. — В морской пехоте есть только «мы» и «они». В Вашингтоне есть «мы», а также «мы, которые с нами», «мы, которые не определились, с нами ли они», и еще всевозможные «мы, которым все равно». А другая сторона — наши заклятые враги. Это «они», и так получилось, что выступают они против «нас, которые мы». Но у этих «они» есть свои «мы», которые против «нас», а также великое множество тех, которым ни до чего нет никакого дела. И, наконец, между двумя крайностями «нас» есть еще тысячи тех, кто пока что не определился и ждет сигнала от администрации, от знающих людей, от прессы, из штаба партии, от профсоюза или из Интернета насчет того, которые из «нас» действительно «мы». И должен еще добавить, что все «мы» всегда правы на сто процентов и еще ни разу, никогда не признали своих ошибок в оценке, анализе, выполнении или связях с прессой. Чертовски нефункциональная система, но, по крайней мере, можно сказать, что она не работает. Никогда не работала и никогда не будет работать. Боб, я тебя предупреждал, чем все закончится. Сержант Крус, сожалею, что вынужден вас шокировать, однако политические соображения сыграют свою роль. Полагаю, нам придется довольствоваться вот чем: Управление хорошенько встряхнут — прощайте, Джек Коллинз и все, кто был в его клике, — а Диксон получит небольшой срок, лет пять, которые он потратит на написание книги, где выставит себя самым умным из присутствующих. Такое вполне возможно.

— А как же скандал? — спросил Боб.

— Ну, сейчас средства массовой информации не особо горят желанием дискредитировать нынешнего президента. Они так усиленно его поддерживали, что завязаны с ним. В любом случае разве ты собираешься свистнуть своего давнего знакомого Дэвида Банджакса? Мне почему-то так не кажется. Так что все это не попадет в газеты и выпуски новостей.

— Можно мне кое-что сказать? — спросил Крус.

— Валяйте.

— И снова мне кажется, что вы принимаете все на веру. Добро одержало маленькую победу, в отношении Два-два восторжествовала хоть какая-то справедливость, но на этом конец, все позади. Однако, быть может, это не конец. Возможно, все только начинается.

— Ну вот, опять карусель с теорией заговоров, — пробормотала Сьюзен.

— Мэм, мне известно, как вел себя в Калате Зарси. Я видел молодых ребят из морской пехоты, разорванных в клочья бомбами, заложенными его людьми, которые после этого укрывались в его неприступном особняке. Не представляю, как с ним могла так быстро произойти эта «перемена», о которой все говорят.

— Сержант Крус, — сказала Сьюзен, — должна вам напомнить, что наши люди несчетное количество раз проверяли Зарси со всех ракурсов, используя все имеющиеся в нашем распоряжении технологии, от специальных препаратов и полиграфов до психологической оценки и лишения сна. Он сам вызвался на это — и легко прошел все испытания. Если он и скрывает что-то, нашей науке не по силам это обнаружить, а лично для меня, по крайней мере, это означает, что он ничего не скрывает.

— Сержант Крус, вы выдающийся человек, — сказал Ник. — Мужественный, стойкий, на мой взгляд, единственный, кто может сравниться с присутствующим здесь сержантом Свэггером. Однако у нас нет ни крупицы доказательств того, что на сегодняшний вечер что-то намечено. Если бы у нас было хоть что-то, поверьте, я действовал бы без промедления. Но я…

Зазвонил телефон. Гм-м. Ник помнил, как он распорядился, чтобы никто его не беспокоил.

Он снял трубку.

— Ник, это ты? Господи, как же трудно было тебя найти!

— Извини, Джим, но у нас сейчас…

— У меня есть кое-что для тебя на этого Зарси.



Редакционная статья «Нью-Йорк таймс»,

утренний субботний выпуск

Нужно поздравить нашу администрацию за ее героическое решение, несмотря ни на что, провести запланированную церемонию награждения кандидата на пост президента Афганистана Ибрагима Зарси «Медалью свободы». На это никак не повлияли кровавые события, произошедшие вчера вечером в Вашингтоне, в ходе которых четверо полицейских убиты и многие ранены двумя вооруженными целым арсеналом самого современного оружия боевиками, чьи личности до сих пор не установлены. Остается непоколебимым решение администрации добиться мира в регионе, раздираемом нескончаемыми войнами, и тем самым обеспечить вывод американских войск.

Хотя подробности пока неизвестны, характер действия боевиков однозначно свидетельствует о том, что это или ультраправые доморощенные террористы, или сионистские экстремисты, а может быть, и то и другое вместе. На самом деле у тех, кто придерживается крайних взглядов, гораздо больше общего друг с другом, чем у ответственных умеренных последователей тех же течений.

Необходимо также отметить самого мистера Зарси за проявленное мужество и стойкость. Можно только восхищаться его беззаветной преданностью делу мира, стремлением восстановить свое доброе имя, запятнанное его политическими противниками, пытавшимися повесить на него прозвище Палач, и готовностью стать символом миролюбивого ислама, открытого к сотрудничеству. Нашей администрации несказанно повезло, что она нашла такого человека, а ему повезло, что администрация его поддержала, и все мы в выигрыше от таких плодотворных отношений.



Гостиница «Четыре времени года»,

номер люкс 500,

Северо-западная М-стрит,

Вашингтон, федеральный округ Колумбия,

18.00

Костюм от одного из лучших нью-йоркских портных Джея Коса, из легкого темно-серого итальянского шелка, сидел превосходно, но не с кричащим, а приглушенным изяществом; слишком светлый для похорон, слишком темный для ночного клуба, как раз то, что надо. Золотые запонки от Тиффани, большое вам спасибо. Да будет тебе слава, Аллах, и воздадим тебе хвалу.

Носки: египетский хлопок, черные, от Джона Фейтца. Ботинки, опять же сшитые на заказ Дж. Клеверли, поставщиком двора Ее Величества, с Джермин-стрит, Лондон. Галстук — красный, с мельчайшими, едва различимыми золотыми блестками, от «Андерсон и Шеппард», также с лондонской Джермин-стрит. Сорочка, разумеется, тоже сшитая на заказ, ослепительно-белая, как зубы голливудских кинозвезд, опять же от «Андерсон и Шеппард» с Джермин-стрит.


Во имя Аллаха, бесконечно милостивого и милосердного, хвала Аллаху, господину всех миров, милостивому, милосердному, повелителю в Судный день.

Одеколон: «Шанель». Мусс: «Ревлон». Лак для ногтей (бесцветный): «Ревлон». Нижнее белье: стопроцентный шелк, «Андерсон и Шеппард», Джермин-стрит, Лондон.

Тебе одному мы поклоняемся и тебя одного просим о помощи. Направь нас на путь истинный, путь тех, кто получил твое благословение, а не путь тех, на кого обрушился твой гнев, кто отклонился в сторону.

Драгоценности: золотой перстень с бриллиантом, «Картье»; цепочка на шее с исламским талисманом, из золота высшей пробы, Жак де Ритц; часы… часы? Часы?

Я ищу спасения в Аллахе от сатаны проклятого. Аллах велик.

Часы: черный пластмассовый корпус, «Касио» модель ДУ5600Е-4, противоударные, обычный цифровой дисплей, в сетевом универмаге стоят 37 долларов 95 центов.



— Сэр, прибыл лимузин, который доставит вас в Белый дом.



Центральное управление ФБР,

камера допросов номер 101,

здание имени Гувера,

Пенсильвания-авеню,

Вашингтон, округ Колумбия,

19.00

— Хорошо, Джим, обожди секунду. — Ник прикрыл ладонью трубку. — Это Джим Стэнфорд, главный контрразведчик в Вашингтоне. Его люди ведут всевозможных так называемых «дипломатов», работающих в столице. — Он снова заговорил в телефон: — Джим, мы с ребятами как раз пытаемся определить, что происходит с этим типом. Я могу вывести тебя на громкоговоритель?

— Конечно, конечно, — сказал Джим.

Ему пришлось подождать, пока Ник тщетно пытался разобраться с телефоном, и в конце концов один из молодых агентов подошел к нему и нажал нужные кнопки.

— Отлично, Джим, теперь ты звучишь громко и отчетливо, продолжай, пожалуйста.

— Неделю назад ты разослал по электронной почте конфиденциальное письмо с просьбой всем дружественным разведкам, имеющим представительства в Вашингтоне, сообщать любую свежую информацию о Зарси, какая у них только появится, так?

— Да, разослал. И ничего не получил. Но, если честно, ни на что и не рассчитывал. Просто прикрывал задницу на тот случай, если потом кто-нибудь спросит: «А почему вы не тра-та-та?»

— Все понятно. Но, разумеется, израильский «Моссад» узнал о твоей просьбе не меньше чем из десятка источников.

— Эти ребята знают свое дело, а?

— Со времен холодной войны с ее классическими оперативниками КГБ я не встречал таких толковых парней.

— Ясно.

— Впрочем, тебе, наверное, это и так известно. Но вот что ты не знаешь. У израильтян есть свой человек в «Четырех временах года».

— Ого!

— Этот человек работает за деньги и, наверное, согласился бы работать на кого угодно, но он тоже профессионал своего дела, вольный стрелок, присматривает за останавливающимися в гостинице дипломатами тех стран, чья политика может каким-то боком задеть Израиль.

— Понял.

— И вот он рассказал своим хозяевам, те передали мне, а теперь я говорю тебе то, что может иметь какое-либо значение, а может и не иметь.

— Мы тебя слушаем.

— Где-то с неделю назад Зарси пребывал в очень странном настроении. Не забудьте, это космополит с замашками саудовского принца и моральными принципами кота из подворотни.

— Нам это известно.

— Но тут Зарси делает одну очень странную вещь. Он предлагает слуге выбрать одни из двух часов. В качестве подарка. Зарси никогда не делал ничего подобного ни до, ни после этого. Напротив, он известен прижимистостью и дает минимальные чаевые, а с прислугой обращается как со скотом.

Ник молча обвел взглядом присутствующих.

— И одни, и другие часы дорогие. Но одни по-настоящему дорогие. Ручная работа, сделаны на заказ Полем Берже — за год старик собирает не больше двенадцати штук, их любят богатеи; чтобы получить такие часы, нужно ждать пятнадцать лет и все такое — а время показывают не лучше дешевых кварцевых часов, а может быть, и хуже. Стоят такие сто тысяч долларов или около того. Разумеется, парень выбирает не те часы, хотя другие тоже неплохие, но главный вопрос вот какой: это еще что за хрень?

— Да, — согласился Ник, — что за хрень?

— Быть может, это как-то укладывается в общую картинку. Не знаю. Быть может, это просто говорит о нынешнем психическом состоянии Зарси. Но это совсем не в духе нашего клоуна. Вот и все. Я подумал, вам нужно это знать.