Точка зеро

Рей лишь покачал головой, поражаясь непримиримости этого человека. Тот, кто был сержантом, останется сержантом до конца дней своих, что бы ни произошло.

— Знаю, Крус, вы чувствовали бы себя лучше, если бы у вас была винтовка, — наконец сказал Мемфис. — Но вы понимаете, что на это мы не можем пойти.

— А то как же, — усмехнулся Крус. — Буду играть по вашим правилам, хотя меня от этого воротит. Лично я просто вызвал бы «Хищник» и вырыл бы с помощью «Пейвуэй-2» большую воронку. Но в этом городе музыку заказываете вы.



Путь проникновения,

дорога от водохранилища до П-стрит,

Джорджтаун,

Вашингтон, округ Колумбия,

16.00

Микроавтобус подъехал к южной оконечности лесистой местности за стоянкой клиники Джорджтаунского университета. Он притормозил лишь на мгновение, и Рей выскользнул. Пересек аллею, перебрался через невысокую кирпичную стенку и оказался на уходящем вниз склоне, заросшем деревьями, который должен привести к пересечению П-стрит и 37-й, где расставило засаду ФБР, а Рея ждала встреча с Миком Боджером, взявшим его на мушку.

Движения стесняли неудобный маскхалат и бронежилет. Впереди за деревьями виднелись два готических шпиля — вклад университета в узнаваемые силуэты города. Ориентируясь по ним, Рей направился вниз, прислушиваясь к звукам человеческой активности, с достаточным основанием уверенный в том, что камуфляж и медленные движения сделают его невидимым для тех, кто может оказаться здесь, на этом неприступном клочке неухоженного леса.

Но при этом он не мог удержаться от размышлений.

По словам Свэггера, всё решили поступившие совсем недавно материалы с допросами свидетелей. Кому-то из военно-морской разведки под давлением ФБР наконец удалось разыскать пожилую супружескую пару, которая в конце шестидесятых — начале семидесятых была знакома с Томашем и Урлиндой Крусами, когда те жили на военно-морской базе Субик-Бей. Этот же следователь нашел еще двух свидетелей, подтвердивших рассказ.

Сюжет вкратце: Томаш и Урлинда очень переживали по поводу того, что у них нет детей, особенно теперь, когда муж оставил службу и ему уже стало не нужно выходить в море. Он устроился работать в особый отдел флота на зарплату, которая по филиппинским меркам считалась очень неплохой. Однако бывший моряк не мог довольствоваться бездельем: гольф, поездки в Европу, визиты к родственникам жены могли занять его лишь ненадолго. Супруги начали активно заниматься тем, чтобы усыновить ребенка.

Но после Новогоднего наступления и восстания в Сайгоне Томаш и Урлинда исчезли на целый месяц. Вернулись они с трехмесячным малышом. Предложенное ими объяснение, хоть и очень неуклюжее, приняли: якобы Урлинда принимала какие-то специальные препараты, чтобы забеременеть, супруги отправились на лечение в Австралию, где состоялись преждевременные роды, и вот теперь они возвратились домой. Свидетельство о рождении, выданное в Австралии, придало этому объяснению юридическое основание. Рейес Фиденсиу Крус был официально оформлен как родной сын Томаша и Урлинды Крусов, проживавших в живописном жилом районе обширной военно-морской базы, по сути дела, небольшого американского города на Филиппинских островах.

Однако в Государственном департаменте данные о поездке в Австралию отсутствовали. Более того, бесстрашный следователь установил, что сразу же после Новогоднего наступления чета Крусов побывала в Сайгоне. Все указывало на то, что там им удалось купить на черном рынке ребенка со смешанной европейско-азиатской кровью. Никаких вопросов они не задавали, а если бы и задали, вряд ли им смогли бы ответить. Предположительно после кровопролитных боев с большими жертвами среди мирного населения произошел резкий всплеск количества младенцев, выставленных на продажу. Вероятно, свидетельство о рождении — следователь быстро установил, что оно подложное, — также являлось частью сделки, однако в те времена кому было до этого какое дело? Крусы счастливы, сынишка рос смышленым, подвижным и ловким, перенимая лучшее из наследия американской и филиппинской крови.

Вот в какую историю верил сам Рей до тех пор, пока ему не рассказал нечто совсем другое человек, назвавшийся его родным отцом.

По словам Свэггера, тот находился во Вьетнаме во второй командировке. К тому времени уже звезда морской пехоты, он был передан в распоряжение Центрального разведывательного управления для выполнения одной специальной операции, для которой отбирались лучшие и самые храбрые сержанты и младшие офицеры, в основном из войск особого назначения, но также из морской пехоты и «Морских котиков». Сам Боб отзывался об этом как о чем-то несущественном, вроде наряда на кухню, словно ему просто приходилось допоздна отдраивать кастрюли. Однако Рей знал, что в специальную группу брали элиту спецназа, которая отправлялась в длительные рейды на территорию Лаоса, где устраивались засады на путях снабжения.

Бойцы без колебаний вступали в бой с вьетконговцами.[65] Они выполняли свой долг, и даже больше. Но во время одного задания сержанта Свэггера ранили, и его отправили в Сайгон лечиться.

Там он познакомился с некоей Тиен Дынг, старшей дочерью полковника Нгуена Тань Дынга из 13-й воздушно-десантной дивизии армии Южного Вьетнама, и влюбился в нее. Это было не обычное мимолетное увлечение военного времени. Свэггер встретился с родителями Тиен, открыл свои намерения и официально попросил руки дочери. Они с Тиен поженились. Боб долго обивал пороги, чтобы получить для жены визу, намереваясь после окончания командировки вернуться вместе с ней в Штаты. Однако бюрократическая волокита оказалась очень долгой, так что ему пришлось продлить командировку и устроить так, чтобы Тиен рожала в военно-морском госпитале.

Все разбило вдребезги Новогоднее наступление. Свэггер находился в Лаосе, командовал «топором», взводом, чья задача заключалась в том, чтобы затаиться в засаде и внезапно обрушиться на отступающие под натиском главных сил подразделения вьетконговцев и северовьетнамской армии. Работа опасная, но очень действенная; и многие считали, что специальная оперативная группа наглядно демонстрировала, как нужно вести войну, чтобы одержать победу.

Когда Боб возвратился, выяснилось, что квартал, в котором проживало семейство Дынг, подвергся жестокой бомбардировке. В живых почти никого не осталось. Никаких архивов. Свэггер так и не узнал, успел ли родиться ребенок до того, как все сокрушила война.

Остальное осталось невысказанным, но Рей восстановил это, скользя через погружающийся в сумерки лес к стене вдоль П-стрит. Догадавшись, что Свэггер потерял во Вьетнаме жену и ребенка, он попытался представить ту яростную горечь утраты. Может быть, именно поэтому Боб потратил столько сил, чтобы овладеть искусством меткой стрельбы; именно поэтому сам вызвался снова отправиться на вражескую территорию, где сражался так, как в то десятилетие сражались лишь считаные единицы.

И, может быть, именно этим объяснялись двадцать лет беспробудного пьянства и горького одиночества, прежде чем он смог возродиться заново и каким-то образом найти обратную дорогу в большой мир, вернуться к нормальной жизни.

Свэггер настаивал на том, чтобы провести сравнительный анализ ДНК, однако он наперед был уверен в результатах: по его словам, в определенном освещении и ракурсе Рей так похож на его собственного отца, Эрла, что становилось чуточку жутко. Наклон головы, руки, то, как он прищуривался в минуту задумчивости, категорическое нежелание демонстрировать гнев, возбуждение, восторг — любые чувства, кроме сухого смешка и тонкой иронии. Вылитый Эрл, точная копия Эрла, в гораздо большей степени Эрл, чем сам Боб.

«Ему-то хорошо, — размышлял Рей. — Ну а я? Кто я такой? Американец, сын Боба и внук Эрла, или филиппинец, сын Томаша? А может быть, я вдруг нежданно-негаданно оказался вьетнамцем?»

Но тут Крус понял, кто он такой: переняв это от отца, он был до мозга костей снайпером.



Отряд контрактников,

П-стрит, чуть выше Висконсин-авеню,

Джорджтаун,

Вашингтон, округ Колумбия,

20.30

Они посмотрели кино. Дерьмово. Сходили в массажный салон. Дерьмово. Поужинали в хорошем ресторане. Дерьмово. Вернулись на такси обратно в Джорджтаун. Дерьмово. Они нервничали. И это тоже дерьмово. И вот, скрючившись в тесной машине, стоящей на тихой улице в двух кварталах от полицейского кордона, перегородившего П-стрит, они натянули бронежилеты поверх черных курток и штанов. Нахлобучили на головы шапки, закрывая уши.

— Почти все готово, твою мать, — сказал Тони Зи.

— Зи, слушай сюда. Если меня зацепят, не делай никаких глупостей вроде того, чтобы возвращаться ко мне или болтаться рядом, прикрывая меня огнем. Как только мы завалим этого козла, наступит время смываться, и если тебе придется уходить в одну сторону, в то время как я буду уходить в другую, ничего страшного. И если ты сможешь уйти, а я — нет, тоже ничего страшного. Стыкуемся в Майами.

— Ничего не случится, Мик. Мы замочим Круса, а тупоголовые фараоны будут гадать, откуда пришел этот звуковой удар. Отправимся в аэропорт, оставив в машине бомбу с часиками, чтобы рвануло в полночь, и спокойно улетим. Какой-нибудь садовник только через несколько недель обнаружит Круса, застрявшего между оградой и стеной. Все будут гадать, что это еще за чертовщина и кто прикончил Рея Круса. А тем временем у нас с тобой целый год девочек, джина и наркоты, круглые сутки все семь дней в неделю. И вот в чем лучшее: долбаная вселенная разваливается на части, подпорки, державшие ее, трещат и ломаются, но мы сделали свое дело, выполнили свое предназначение. И разве могло быть иначе? Определенно, это круче, чем преподавать английский в школе или торговать компьютерными программами.


— Тут ты прав. Просто чтобы ты знал: вы с Карлом — лучшие, с кем я когда-либо работал. Жаль его, но ты можешь быть уверен, братишка, я буду у тебя за спиной.

— То же самое, Адонис.

— А теперь давай прикончим этого недоноска.

Они снова устроились в задней части джипа. Бинокль и «Сако» «ТРГ-42» под патрон «Лапуа магнум» калибра.338 со здоровенным оптическим прицелом «Найтфорс» уже лежали на месте. Подельники заняли позиции. Тони прильнул к биноклю, а Мик взял винтовку.

— Так, постой-ка, — вдруг спохватился он. — Проверь Свэггера. Посмотри, где он. Возможно, это окажется кстати.

— Тут ты прав, — согласился напарник.

Перекатившись назад, он достал из кармана портативный компьютер и включил питание. Словно по волшебству, на экране появилась сеть улиц, где они сейчас находились, и еще через несколько секунд ожила мигающая точка, неизменно сообщающая астрономические представления спутника о том, где в настоящий момент находится Свэггер.

— Точно, он на месте. В библиотеке. Наверное, федералы устроили там командный пункт.

— Хорошо, — сказал Боджер. — Если федералы что-то задумали, Свэггер должен находиться здесь, неподалеку. Крус у нас в кармане. Я преисполнен уверенностью. Операция завершится успешно.

— Отлично. Свэггер двигается, не очень сильно, но движение есть. — Тони сверился с часами. — Хорошо, это означает, что выступление подходит к концу. Свэггер понимает, что приближается момент максимальной опасности, и старается занять место поближе к Зарси.

— Бери бинокль, братишка.

Тони снова прильнул к окулярам бинокля. Он увидел каменную стену, покрытый травой склон, уходящее под прямым углом кованое ограждение, аллею, ведущую в студенческий городок, еще одну ограду и затем дорогу, предположительно ведущую к стоянке. Ярдах в тридцати дальше по 37-й стояли двое полицейских, рядом, разговаривая друг с другом, спиной к дорожке и воротам.

Дистанция была шестьсот ярдов, и к этому времени уже заметно стемнело. Для прибора ночного видения расстояние слишком большое, однако оптика давала превосходное разрешение, и отраженного света от фонарей студенческого городка и домов на противоположной стороне Тридцать седьмой было достаточно.

— У меня отличная картинка.

— У меня тоже, — сказал Боджер.

Винтовка представляла собой фантасмагорию всех новейших фокусов, призванных обеспечить точность стрельбы. Свободно плавающий ствол, казенная часть уложена и утоплена в зеленое пластмассовое ложе, оснащенное всеми необходимыми приспособлениями повышения точности, начиная с первого и по двести тридцать третье, включая прочную пистолетную рукоятку, а также механизмы тончайшей настройки, позволяющие смещать целые элементы, стороны и полусферы в ту или в другую сторону. Внешне винтовка напоминала набор пластмассовых водопроводных труб, собранных вместе группой пьяных клоунов, однако Мику было с нею удобно, словно в сшитой на заказ обуви. Установив ее на двуногой сошке, Боджер приложил к соответствующим местам руку, глаз и плечо. Из опущенного заднего окна высунулся лишь самый кончик навинченного на дуло глушителя, а стекла были так сильно тонированы, что разглядеть внутри машины снайпера можно только в том случае, если целенаправленно его высматривать.

В оптический прицел, установленный на скромное шестикратное увеличение, Мик увидел то же самое, что и Тони, но только в меньшем масштабе. Зато никаких дерганий, колебаний, раздражающей дрожи, связанной с дыханием, что является существенным преимуществом небольшого увеличения.

— Я взял место в прицел, — сказал Мик. — Я чувствую удары своего сердца, чувствую, как движутся атомы в моем теле. Господи, ты не поверишь, какая у меня полная сосредоточенность.

— И у меня тоже, братишка. Точно.

— Теперь в любую секунду, — пробормотал Мик, и оба поняли, что время болтовни прошло.

Они ждали. Дерьмово. Ждали. Дерьмово. Ждали. Очень дерьмово.

— Есть! — вдруг воскликнул Тони, и в его голосе прозвучали торжествующие нотки. — Я его вижу! Господи Иисусе, он только что появился из-за железной ограды у входа на стоянку. Ты раскусил его в самую точку, Мик! Он в двадцати футах от того места, откуда будет стрелять.

— Фараоны, фараонов ты видишь?

— Они пялятся в противоположную сторону, кретины. Похоже, Крус пытается решить, нужно ли их оглушить, прежде чем двигаться к щели в заборе, или же просто идти вперед в надежде на то, что они не обернутся.

— Я его вижу, но он постоянно мечется взад и вперед, так что у меня нет времени взять его на мушку.

— Ты хладнокровен?

— Словно рука смерти, дружище. Пусть ублюдок двигается; как только он замрет — точка, мы его завалим.

Крус скользнул мимо дороги и присел на корточки у разделительного блока между ней и тротуаром.

— Он идет вдоль ограждения. Затем он нырнет в щель. Как только окажется на месте, я его сниму. У меня нет желания стрелять через ограду.

— Ты хладнокровен?

— Я хладнокровен как лед, парниша. Нас ждут великие дела.

Оба видели, как снайпер пробирается вперед, однако проблема заключалась в кованой ограде. Под таким углом промежутки между прутьями получались совсем маленькими, так что глупо рисковать, стреляя сквозь них. Пусть Крус пройдет вдоль ограждения, окажется на месте, и вот тогда его можно будет замочить.

— Он уже почти…

И тут сцену безумными лезвиями вспороли лучи яркого света. Они вырвались из-под крыши здания, три, четыре луча, захватив в перекрестие снайпера, ползущего вдоль ограждения. Из кустов и с земли появились люди, в какие-то доли секунды преодолевшие расстояние до снайпера. Они взяли его под прицелы ружей, кто-то крикнул, но на таком удалении разобрать слова невозможно.

— Проклятье! Это ловушка, твою мать! Ее подстроил Свэггер! Проклятье! — в ярости воскликнул Тони. — Твою мать, твою мать, твою мать, твою…

— Оставайся с биноклем. Быть может, я смогу выстрелить, когда Круса поведут к машине. Сохраняй хладнокровие, черт побери, сохраняй хладнокровие.

— Они его взяли. Их шестеро. Навалились со всех сторон!

Один полицейский отделился от кучи-малы и заговорил в рацию. Через мгновение из ночной темноты вынырнула патрульная машина, мигая красными и синими огнями. Выехав из-за угла, она устремилась к месту действия. Машина затормозила, и из нее выскочили двое полицейских.