Тьма императора

— Аарону — нет. — Император начал настраивать магтелескоп, ощущая интерес и сочувствие Софии. — У нас с ним вообще было мало общего. Он не любил ничего, что требовало усидчивости и спокойствия. Аарону, например, нравились скачки и азартные игры. Скачки я не понимаю совсем, а из азартных игр уважаю только шахматы. Ты умеешь играть в шахматы, Софи?

— Конечно.

— В институте на семинаре научили? — улыбнулся Арен, вспомнив ее замки из песка.

— Ну там тоже, да. Но вообще меня папа учил, еще когда я маленькой была, примерно как Агата сейчас.

— Папа? — Император, настроив магтелескоп, застыл рядом с ним, глядя на Софию. Не хотелось прерывать ее рассказ. — Он, как я понимаю, у тебя тоже любил азартные игры.

— Да, но менее успешно, чем ваш брат.

— Аарон тоже проигрывал деньги. Просто у нашей семьи их больше. Какие отношения у тебя были с отцом, Софи?

— Ну… — Она задумалась, чувствуя неуверенность. — Я не знаю, как объяснить одним словом…

— Объясни не одним.

— М-м-м… мама с папой поженились, когда она уже была беременна мной. Они дружили с детства, и он, когда узнал, что она в положении, предложил заключить брак. Она ему нравилась. Мама согласилась, взяв с него обещание, что он будет считать меня своей дочерью и заботиться. В принципе, папа сдержал слово, но мы никогда не были с ним близки, как с мамой. И он, я думаю, не слишком-то любил меня. Его можно понять…

— Нельзя, — отрезал Арен. — Ты стала его дочерью в тот же миг, как он женился на твоей матери.

— Формально — да, — кивнула София. — И его отношение ко мне именно формальным и было. Но любовь нельзя включить или выключить по желанию. Это просто невозможно. Отец не смог меня полюбить. Мне кажется, он до конца своих дней видел во мне… Атора Вагариуса.

— А он знал его?

— Не знал. Видел. По крайней мере так мне сказала мама, когда я в подростковом возрасте выяснила, что не дочь своего отца.

Теперь Софии стало неприятно — наверное, она вспомнила обстоятельства, при которых это случилось, — и Арен поспешил произнести:

— Смотри в окуляр, моя драгоценность. Луна сейчас видна как на ладони.

Девушка наклонилась над магтелескопом и через секунду выпалила:

— О-о-о, как близко! В институте у нас были менее мощные телескопы…

— Здесь есть и мощнее, но долго настраивать, не хочу возиться. Они больше для научных целей, а так, посмотреть, лучше этот. Ну-ка, подвинься…

Арен, улыбаясь, проделал тот же фокус, что и в прошлый раз, прижавшись к щеке Софии и положив ладонь ей на талию, чтобы не отшатнулась. Какая нежная кожа. И пахнет потрясающе. Коснуться бы ее губами и языком… Но это не сегодня. От девушки волнами шел чувственный трепет, и она так замерла, что Арен понял — про Луну явно уже забыли, сосредоточившись на ощущениях. Ему и самому хотелось забыть про астрономию и заняться чем-то более интересным.

— Софи, отомри, — шепнул он, погладив ее по спине, — я тебя не съем.

Она вздохнула.

— Конечно, вы меня не съедите. Но покусаете.

Арен фыркнул, понимая, что София имела в виду совсем не то, о чем он подумал, и сама не осознает, на что похожа эта фраза. Намекнуть ей, что ли?..

— Обязательно покусаю, — сказал он тихо, опустив ладонь с талии немного ниже. Не слишком неприлично, но Софии и этого оказалось достаточно — от яркой вспышки желания у него самого на миг дыхание перехватило. — Но не сегодня, моя драгоценность. Сегодня мы смотрим на Луну. Как тебе кажется, на что она похожа?

— На сыр, — пробормотала София, пытаясь чуть отодвинуться, и император ей это позволил, вернув ладонь на талию. — И желтая, и в дырочках.

— А мне всегда казалось, что Луна больше похожа на морскую губку. Это такое растение.

— Я знаю. Растет на дне моря, а если его достать, застывает и становится очень твердым. Да, похоже, ваше величество. Только морские губки зеленые, а Луна…

— Это ты верно заметила. Но и я не художник. Посмотрела? Давай я теперь наведу магтелескоп на Сарниус. Помнишь, что это?

— Вторая планета от нашей, — ответила София, выпрямляясь, и Арен сделал то же самое. — С очень красивыми кольцами из мелких частичек льда и пыли.

Император покачал головой.

— Кошмар, Софи. Мне совсем нечего тебе рассказывать. Ты знаешь все лучше меня.

Она неловко улыбнулась, и ее эмоции приятно защекотали ему грудь.

— Что вы, я многого не знаю.

— Например? — поинтересовался Арен, начиная наводить магтелескоп на Сарниус.

— Например, то, что вы вчера рассказывали про эмпатию, я не знала.

— Это не удивительно, Софи. В учебниках об этом не прочитаешь.


— Тогда откуда вы все это узнали?

— От отца, конечно. Он — от своего отца, и так далее. И сейчас я потихоньку буду учить Агату, а затем и Александра.

— Ясно, — София улыбнулась. — Получается, это народный фольклор.

— Что-то вроде, — Арен убедился, что настроил все правильно, и кивнул на магтелескоп: — Смотри. София наклонилась над окуляром, и через секунду от нее к императору пошли волны восхищения.

— Защитница, красиво-то как. Сама планета светло-голубая, а кольца эти… разноцветные… Как радуга, ваше величество.

— Точно.

Она ждала, что он вновь ее обнимет — Арен чувствовал. Но он не стал этого делать.

Полюбовавшись на Сарниус еще полминуты, София выпрямилась, и император ощутил, что она немного расстроена. Прекрасно. Хотела, чтобы обнял. Замечательно.

— Спасибо, ваше величество, — сказала она смущенно, не глядя на него. Скорее всего, понимала, что он все чувствует, и ругала себя. — Очень интересно.

— Я думаю, на сегодня достаточно, Софи, — произнес Арен и протянул ей руку. — Иди ко мне, будем переноситься.

Смущение усилилось.

— Может, мы с вами все-таки пешком до камина дойдем?

— Другим способом приятнее.

Вздох. И шаг вперед.

— Молодец, Софи, — Арен подхватил девушку на руки и понес к камину. — Ты меня сегодня радуешь.

Она не отрывала от него взгляда, как и два дня назад, и глаза ее сверкали, манили и притягивали. Хоть в них и отражалось то, что София чувствовала сейчас — волнение, неуверенность, стыд.

Но нежность там тоже была, и с каждой прошедшей секундой ее становилось все больше и больше. Она будто бы обнимала императора, гладила его по волосам, прижималась и целовала в губы. Иллюзия, но какая приятная…

Ни с кем и никогда он подобного не чувствовал. Вернув Софию в ее комнату, Арен не стал ставить девушку на пол, а дошел до кровати и положил поверх покрывала.

Почувствовав это, София распахнула глаза, и император застыл, впитывая в себя огонь ее желания. Защитник, как же чудесно…

— Не надо, — попросила она тихо, коснувшись Арена морозцем страха. — Пожалуйста.

— Не бойся, — произнес он, медленно выпрямляясь — напоследок только погладил девушку по плечам. — Я не возьму тебя сейчас. Доброй ночи, моя драгоценность.

— Доброй, — прошептала она, привстав с постели, и забавно сжала руки в кулаки — словно собиралась сражаться с ним не на жизнь, а насмерть.

Арен улыбнулся и, наклонившись, поцеловал один из этих кулачков, а потом ушел к себе через камин.





Глава девятнадцатая




София злилась на себя. О-о-о, она уже давно так не злилась, тем более — на себя.

Как так можно?! Понимать, что нельзя, но ждать этого. Осознавать, что невозможно, но хотеть этого. Она полная дура, что ли?! Император воспользуется ею, будет приходить в эту комнату на протяжении парочки месяцев — или даже меньше, — а потом София ему надоест. И неважно, уволит он ее или нет — с разбитым сердцем она останется в любом случае.

Как она может, понимая подобное, желать Арена? Как?! Ну вот, опять это имя. Софи, нельзя, нельзя называть его по имени! Нельзя!

Может, когда император придет в следующий раз, ей попробовать отмалчиваться, не разговаривать с ним? Нет, бесполезно. Во-первых, это не помешает ему провоцировать ее — раз уж она сама начнет провоцировать своим молчанием, — а во-вторых, долго она все равно не продержится. Это же Арен. Он ее разговорит.

А может, лучше сдаться поскорее?.. Подумав так, София поморщилась, ощущая одновременно и досаду на себя, и дикое желание поступить подобным образом. Нет уж. Ни за что!

Выхватив из альбома листок и достав масляную пастель, София лихорадочными движениями пыталась рисовать, стараясь успокоиться. Минут через пятнадцать она поняла, что вся перемазалась, но вместе с тем сердце перестало колотиться, как шальное.

А на листке бумаги в разные стороны разлетались две сияющие кометы…





* * *