Тьма и пламя. На бескрайней земле

Началась давка. Пассажиры в панике бросились, поползли к выходу, на палубу. В темноте падая и поднимаясь, отталкивая друг друга. Кто-то ударил Габриэля в бок; рядом, схватившись за разбитую голову, завопил мельник. Габриэль увидел, как в потоке воды исчез купец, барахтаясь, крича, пытаясь изо всех сил выпутаться из гамака. Как черная кипящая пучина поглотила сына охотника, а после еще двоих пассажиров.

В ушах звенело от визга пассажиров и грохота воды. Мэйту стало невыносимо холодно. Он был уже по пояс в воде, когда ему наконец-то удалось освободить руку. Но в этот момент трюм накренился еще круче, и все, кто не успел выскочить на палубу, все, кто яростно бился у выхода, желая сохранить жизнь, полетели вниз, хватаясь за болтающиеся гамаки.

Габриэль тоже схватился за сетку гамака, стараясь не пропасть в злой холодной пучине. Но сверху на него кто-то свалился, вцепился в него мертвой хваткой и потащил за собой, увлекая в ледяную бездну. Сеть гамака обожгла ладони. Габриэль вскрикнул, падая вниз.

Он ушел под воду с головой, вынырнул и стал барахтаться, вырываясь из лап стихии. Схватился за свисающую сеть гамака, подтянулся. И опять оказался под водой, которая прибывала быстрее, чем он лез по спасительной сети.

Одежда сковывала движения, делая их неловкими, бессмысленными. И что-то тяжелое ударило по голове, отбирая последние силы. Габриэль сделал последний рывок, чтобы глотнуть воздуха, но уткнулся в чье-то тело. А потом еще в одно. И понял, что пробираться к палубе нет смысла. Тогда он бросился вниз – туда, откуда голодный, беспощадный океан заливался в трюм.

Дыра была страшной. Борт разворотило так, будто его укусила неведомая тварь, вырвав стальными зубами огромный клок. Вода отталкивала Габриэля, но ему удалось уцепиться за колючий край дыры и протиснуться в океан.

Ноги сводило от холода и напряжения; сквозь толщу воды виднелся белый глаз – луна. Оказавшись за бортом, Габриэль отстегнул ремень с тяжелой пряжкой и начал плыть на свет.

Едва он вынырнул, его накрыло волной. Он закрутился, словно в вихре; перед глазами заметались тысячи пузырьков. Он захлебывался, он вымотался, но снова увидел белый равнодушный круглый глаз и рванулся к нему. Мэйту показалось, что кто-то выкрикнул его имя…

Ему все-таки удалось всплыть. Ветер пробирал до костей, хлестал тяжелый дождь, катались высокие, страшные волны, сверкали молнии. В их блеске Габриэль и увидел, как далеко его оттащило от корабля, пожираемого ненасытным океаном.

Плыть было бесполезно. Перекрикивать шторм – тоже. Руки и ноги каменели с каждой звиттой, становились чужими, переставали подчиниться.

Но, к счастью, от корабля оттащило не только его. Из последних сил держась на воде, Габриэль ухватился за деревяшку – не то кусок мачты, не то кусок борта, не то еще чего. И тут же провалился во мрак, холодный и тихий…





Глава 5




Ему снился сон. Снился родной Янтарный остров, лежащий как на ладони среди синего полотна океана. Снились темные скалы, похожие на кривые клыки великана. Снился пихтовый лес, сияющий зеленым пятном посреди серых камней и гор, словно изумруд в перстне. Снились скромные разноцветные сады, овитые сверкающими лентами водопадов. Снились дворцы и замки, по чьим желтым крышам катилось раскаленное солнце.

Он слышал, как шепчет и бранится море, отчаянно наскакивая на скалистые берега. Как кричат голодные серо-белые чайки, широко расправив крылья над волнами. Как воет и гудит ветер в пещерах и шахтах, точно дикий зверь. Как цокают копыта по мостовой – звуки летят, звенят над островом, добираясь до каждого уха. И сам он, мэйт Семи островов, летит, кружится над Янтарным островом, словно вольная птица. Легче перышка. Обгоняя ветер.

Это было прекрасно. Ни боли, ни страха, ни жажды, ни голода. Только он, Габриэль, свободный от тяжести тела, и бескрайнее голубое небо.

А потом с высоты птичьего полета он заметил на берегу тень. Тень не лежала на песке, как ей положено, а стояла, сгорбившись над чем-то. Габриэль не понимал, что за сила тянет его к страшной тени, но сопротивляться ей не мог. Он бросился к берегу, не боясь разбиться, забыв об осторожности и страхе. Тень обладала над ним неизвестной властью. Она управляла им, как капитан управляет кораблем, поворачивая штурвал.

До берега оставалось немного, и Габриэль сумел разглядеть тень. Оказалось, что там, среди рыжеватого песка, стоит самая обычная девушка, закутанная в черные одежды, а не странная тень, как он вначале подумал. На душе стало легче, хотя он до сих пор не понимал, кто им повелевает, заставляя покинуть волшебное небо.

Он замер, повис над берегом напротив девушки, изучая ее заплаканное лицо. И вспомнил его! Это была Лени, худенькая служанка с зелеными глазами. Она почему-то его не замечала, хотя он парил перед ней. Лени, опустив взгляд, тихо вздрагивала от непонятного горя; слезы текли по ее щекам, и в каждой слезинке блестело солнце.

Габриэль хотел позвать ее, но не смог. Вместо этого забулькал, будто у него был полный рот воды. Тогда он приблизился к Лени, прикоснулся к ее плечам. Она вздрогнула, как от озноба, и опять зарыдала, оплакивая кого-то. Прикосновения мэйта были ей неприятны. Габриэль убрал руки с ее плеч и посмотрел туда, куда так упорно глядела убитая горем служанка. И в ужасе увидел себя, лежащего у края моря и завернутого в серый мокрый плащ. Мошкара серой тучей кружила над хладным телом, мелкие рачки ползали по бледному лицу, мухи облепили стеклянные глаза…

Габриэль вздрогнул и проснулся, тяжело дыша. Едва он разлепил веки, как в него острыми когтями, словно стервятник, вцепились воспоминания. Ему казалось, что он до сих пор слышит вопли и визг бездарей, которых топил, перемалывал свирепый поток воды. Перед глазами за несколько звитт промелькнули события печальной ночи. Он ясно увидел, как беспорядочно машет руками в тяжелой воде, среди трупов, пытаясь выбраться на поверхность. Вспомнил, как, изнемогая от нехватки воздуха, вылез из пробитого брюха корабля… Вспомнил огромный белый и круглый глаз, блеск молний, идущий ко дну корабль и его обломок, который в итоге…

Да, он все еще был жив! Он лишился пухлого, кожаного мешочка с монетами, меча, который так старательно ковал Манфрэд, и широкого ремня с красивой тяжелой пряжкой. Но он был жив, вопреки всему. А деньги, клинок и ремень – ничтожная плата за жизнь. Другим, увы, повезло меньше.

Он все еще был жив и, похоже, добрался до Грэйтлэнда. Вопреки отцовской опеке и разгулу морской стихии. Вопреки всему. Он лежал на берегу, на животе, вдыхая запах мокрого песка и соли. Вода лизала ему ноги и тихо шептала за спиной; солнце припекало макушку и золотило песок. Перед глазами бегали рачки, серые, почти прозрачные – мерзкие. Песчаный берег цвета ржи уходил далеко вперед, к зеленой стене неизвестного леса. Увидев полосу леса – настолько широкую, что не хватало взгляда, – Габриэль окончательно убедился, что оказался на великой земле. Пусть и не там, где предполагалось. Но зато не пришлось встречаться с портовыми сверами.

Это не Крабовый берег, понял Габриэль, вспоминая карту Андрии. Рядом с Крабовым берегом не могло быть такого леса. Там были порты и рыбацкие поселки, но не лес. Неужели его донесло до самой Фитии и ее обширных лесов? Нет, вряд ли. Тогда куда?.. Впрочем, решил Габриэль, его местонахождение было не самой серьезной проблемой.

Мысленно поблагодарив богов за свое невероятное спасение, мэйт попробовал пошевелиться. Каждое движение отзывалось резкой болью. Ныли мышцы, гудела голова, а в руках и ногах, казалось, раздробили все кости. Пылал бок, горели ладони, напоминая о ночном хаосе. По ребрам врезал один из отчаявшихся пассажиров, ладони обожгла сеть гамака. После долгого сна чувства обретали прежнюю твердость, обостряя жгучую боль. Мучительно хотелось пить. А плеск и шорох волн позади только усиливали жажду.

На сухих губах ощущался привкус соли. Во рту настолько сухо, будто всю влагу из него выпарили, выжгли неизвестной магией. Габриэль тихо ухмыльнулся, распугивая рачков и вспоминая очередное глупое убеждение бездарей. Они считали, что маг, миркль, способен силой мысли наполнить кувшин вином и из ничего, из пустоты, сотворить хоть каравай, хоть копченую рыбу. Если бы бездари были правы… Ему бы не пришлось сейчас изнемогать от всепоглощающей жажды.

Нужно подниматься, подниматься… Габриэль оперся на руки и, поминая бездарей недобрым словом, приподнялся. Боль наросла, накатила обжигающей волной, из глаз посыпались искры, взор затуманился. Габриэль тяжело задышал и замер, надеясь, что боль хоть немного спадет.

После мьюны ожидания боль и вправду немного стихла. Но только для того, чтобы наброситься с новой силой. Габриэль попытался встать на колени… Но бок обожгло так, будто в него сунули раскаленный нож! В глазах на мгновение потемнело. Габриэль опять застыл, глядя на зеленую полосу леса.

Очередной приступ пронзительной боли мэйт встретил улыбкой, представив себя со стороны – себя, будущего мэнжа, покоренного, стоящего на коленях перед стеной зеленого леса Грэйтлэнда.

Ребра сломаны? Скорее всего. Но это ничего, три-четыре заговора, и кости срастутся. Главное – он жив!

У него есть ноги, чтобы передвигаться, пусть и ослабевшие. И он, вернув силы, пересечет песчаный берег, двинется в сторону леса и пройдет бескрайнюю зеленую стену. Если его не убил океан, не размазал шторм, то он преодолеет и лес, сколько бы времени ни потребовалось.

У него есть руки. С их помощью он совьет заклинание и залечит раны. А потом поймает рака или рыбу и поест, дабы восполнить силы и утолить голод.

У него есть глаза, чтобы видеть.

И, конечно, у него есть нос, чтобы чуять опасность.

Мысль о том, что ему удалось уцелеть, придала сил. Габриэль, постанывая, уперся кулаком во влажный песок. Зашипел, как кот в гневе. И, опасно шатаясь, встал на ноги. Он пришел в Грэйтлэнд поверженным и измученным, но он еще покорит дремучую землю, пообещал себе Габриэль, распрямляя спину.


Он посмотрел по сторонам, вдохнул полной грудью, кашлянул. Слева, в тридцати шагах от него, из песка торчала раковина огромного моллюска. Бледно-розовая, в два человеческих роста, пугающая при мысли о ее владельце.

Габриэлю почудилось, что он уловил человеческий дух. Мэйт опять втянул носом воздух. И опять кашлянул. Запахи и запахи. Несколько десятков запахов. Моря, рыбы, соли, горячего песка, нагретых камней, собственного тела, промокших сапог и… человека.

Возможно, не только ему удалось выжить? Быть может, не только его пощадила стихия? Габриэль бросил взгляд вдоль берега. Пустынная темно-рыжая лента простиралась далеко-далеко, поблескивая под солнцем. Ничего, кроме раковины.

Габриэль сделал первый шаг, и тело содрогнулось от боли. Но он не остановился. Еще один шаг, и еще один. Он медленно пошел по запаху, который еле заметной паутинкой висел, качался над берегом. Исчезал и появлялся вновь.

Солнце жгло нещадно, одежда быстро сохла; воздух над берегом подрагивал от пекла. Запах усиливался возле раковины. Габриэль остановился, переводя дыхание. Еще пять кабитов, всего лишь пять шагов, и он узнает, почему от старой раковины гигантского моллюска тянет человеческим духом.

Раковина оказалось горячей и шершавой. Мэйт оперся на нее одной рукой и заглянул в тень.

В тени бледно-розовой раковины, похожей на колпак, сидел спиной к Габриэлю еле живой светловолосый мальчишка лет десяти, припав к шершавому панцирю плечом. Малец тихо всхлипывал, зарыв одну ладонь в мокрый песок, а другой что-то теребил у груди. На ухе мальчишки запеклась кровь, в растрепанных волосах подсыхали мелкие водоросли; рубаха на спине была порвана в двух местах, обнажая кровоподтеки и ссадины.

Сомнений не было: хнычущий в тени раковины парнишка тоже выбрался с того злополучного корабля.

– Эй, – тихо сказал Габриэль, чтобы не напугать паренька.

Мальчишка застыл, замолк. Потом медленно-медленно повернулся на голос. И заорал, увидев Габриэля. От пронзительного крика у мэйта затрещала голова, словно с жуткого похмелья. Парень резко крутанулся и в испуге начал выползать из тени, перебирая руками по мокрому песку, но не сводя взгляда с незнакомца.

Габриэль узнал мальчишку. Именно этот малец всю дорогу страдал от качки, ко всеобщему раздражению. Удивительно, что он выжил: море и до шторма истощило его. Мэйт вспомнил, как парнишка, крича и размахивая руками, полетел вниз, в прожорливую пасть стихии…

– Эй, я тебе ничего не сделаю, – произнес Габриэль, оставаясь на месте. Он вновь закашлял, затем продолжил убеждать испуганного мальчугана: – Ты ведь сын охотника, верно? Я тоже был на том корабле. Мы оба спаслись.

Вода качалась и пенилась вокруг испуганного сына охотника, когда он наконец-то остановился. Испуг сменился настороженностью, что уже было неплохо.

– Выбирайся оттуда, – махнул рукой Габриэль, кашлянул и положил ладонь на бок, где боль разгоралась от любого движения или слова. – Не бойся. Я тебя не трону.

К удивлению Габриэля, мальчишка не последовал разумному совету. Вместо этого сын охотника взял свой серебристый литус, сверкающий на груди, и внимательно посмотрел сквозь кольцо на Габриэля. И, видимо, остался доволен результатом. Веревочка дернулась, серебристый круг с четырьмя короткими лучами скатился на грудь.

Парень наконец-то поднялся на ноги, но шагать навстречу незнакомцу не спешил, предпочитая оставаться в воде, которая не так давно его едва не убила. Габриэль знал, что литус – своего рода единственный оберег для бездарей, другие им носить запрещено. Круг и четыре луча символизировали солнце, а оно, в свою очередь, соотносилось с Литом. Но что пытался сделать парень, разглядывая незнакомца сквозь круг, мэйт не представлял.

Сын охотника не спеша вылез из воды и, продолжая настороженно глазеть на Габриэля, подошел к раковине. Глаза у парнишки были ярко-голубые, нос и щеки густо усеивали веснушки. Мэйт решил не обижаться на подозрительность парня, представив себя на его месте.

Мальчишка еще раз смерил Габриэля взглядом, затем указал ему в грудь пальцем и четырежды прочертил в воздухе круг.

– Я смотрел на вас, смотрел и подумал, вы мортвый, – произнес сын охотника.

Малец гнусавил не то от простуды, не то от природы и говорил хоть и на олдише, как и большинство бездарей, но заметно окал.

– Я тоже, – шепотом, дабы не разжигать боль в боку, сказал Габриэль. – А почему ты так решил?

– Вы долго там лежали, не двигались.

– Так надо было проверить, – не без упрека сказал Габриэль и грустно улыбнулся.

– Ога, я мертвецов, знаете, как боюсь!

– Не знаю. – Габриэль покачал головой. – Слушай, а что ты там делал? Ну, когда смотрел сквозь литус на меня?

– Проверял.

– Что проверял?

– Не утопля ли вы.

– А-а-а, – произнес Габриэль.

– Вы разве не знали? – с недоверием спросил малец. – У нас в селе всякий знает, как утоплю распознать.

– Никогда не сталкивался с утоплями, поэтому…

– Ваш литус, – мальчишка кивнул Габриэлю на грудь.

– Океан унес, – соврал мэйт.

– Плохо. Недобрый знак.

– Да, – вздохнул Габриэль. – Но Лит нам помог, – решил подыграть он. – Мы оба все еще живы.

Он шагнул и осторожно опустился, сползая по раковине. Стало полегче: ноющую спину подпирал панцирь гигантской твари, тень и влажный песок немного сбивали жару. Сын охотника тоже сел и прислонился спиной к раковине, обхватив колени руками. После чего уронил на них растрепанную светловолосую голову и тихо засопел, бездумно глядя на воду.

Солнце, яркое и огненно-красное, висело над линией горизонта, слепя глаза. Ветер нежно касался моря, катая мелкие волны.