Тлеющий огонь

— Зачем мне?… — Она запнулась и начала заново: — Нет, ладно, чисто теоретически…

— Мисс Килбрайд, я… — снова проснулся Нервный Парень.

— Нет, все в порядке, все в порядке. Чисто теоретически, допустим, что это находилось в моей квартире. Зачем мне это там оставлять? Вы считаете, что я выжила из ума? Что мне совсем мозги отшибло? Зачем мне его оставлять? Чтобы вы его нашли?

— Но вы же оставили часы Дэниела, — заметила Бровастая.

— Часами же людей не убивают, черт побери!

— А ножами вы убиваете?

Лора закатила глаза.

— Видите? — сказала она, обращаясь к адвокату. — Видите? Пытаются вложить мне в рот слова, пытаются запутать и провоцируют. Типичная полицейская провокация. Этот нож не мой! Не знаю, откуда он там взялся, но он не мой!

— Итак… что? — поинтересовалась Бровастая. — Что вы скажете? Я не хочу вкладывать вам в рот слова, поэтому скажите, что, по-вашему, произошло.

Лора открыла рот и снова закрыла, точь-в-точь как рыба. Потом всплеснула руками.

— Откуда мне, мать вашу, знать?! Кто-то его туда подбросил. Может, даже кто-то из ваших. Чтобы подставить меня. Потому что прошло две недели с тех пор, как его убили, а вы так ни хрена и не нарыли.

— «Кто-то его туда подбросил», — очень медленно повторила Бровастая. — Вы считаете, что кто-то подбросил нож в вашу квартиру? У кого-нибудь еще есть доступ к вашей квартире, Лора? У кого-нибудь еще есть ключ?

— Что, кроме дворецкого? — огрызнулась Лора. — Кроме моей уборщицы, личного тренера и… Ой, подождите. Мириам! — Она внезапно о ней вспомнила. — У Мириам был мой ключ!

Детективы обменялись быстрыми взглядами.

— Должно быть… черт побери! Послушайте, насчет дворецкого я пошутила, но есть женщина, ее зовут Мириам, она живет на… О, вы ее знаете, вы с ней разговаривали, она сказала, что нашла его, верно? Так вот, у нее был мой ключ.

Детективы вновь обменялись взглядами, и Бровастая наклонилась вперед и уточнила:

— Вы хотите сказать, что у Мириам Льюис был ваш ключ?

— Я не знаю ее фамилии — она живет на барже и сказала, что нашла его. Сколько там может быть Мириам?

— Только одна, и это определенно Мириам Льюис, — ответил Лысый. Он выглядел искренне сбитым с толку. — А почему вы считаете, что Мириам Льюис подбросила нож в вашу квартиру?

Дыхание Лоры участилось и стало поверхностным. Теперь она все видела не так, как раньше, появился лучик света, и она почувствовала — что за странное ощущение? — как забрезжила надежда.

— Мой ключ, — сказала она. — Вы помните, я говорила, что потеряла его? И тогда поранила руку?

Лысый кивнул.

— Так вот, оказывается, он был у нее. Она сказала, что нашла ключ на его барже, но не сказала, зачем его взяла… Выходит, она могла войти в мою квартиру в любой момент после его смерти! И к тому же… — Теперь ей все стало ясно. — И к тому же она имеет зуб на Майерсонов. Вы об этом знали? Она ненавидит их и считает злом. Я не очень понимаю, почему, но она сказала мне, да, точно сказала, что считает убийцей Дэниела Карлу — это ведь тетка Дэниела, верно? Она сказала, что, по ее мнению, Дэниела убила именно Карла, и тогда мне это показалось очень странным. Но теперь я думаю, она просто пыталась перевести стрелки с себя на кого-то другого. В смысле, она говорит, что нашла труп, но откуда вы вообще знаете, что это правда? Может, она нашла его, потому что знала, что он там? Ведь часто говорят, что убийцей оказывается человек, нашедший тело. Я понимаю, это может выглядеть неправдоподобно, потому что она пожилая женщина…

— Ей пятьдесят три года, — уточнил Лысый.

— И я про то, но, если она старая, это не означает, что она не могла его убить. А вы в курсе, что у нее проблемы с головой? Я знаю, знаю, вы думаете, кто бы говорил, но свой своего точно разглядит. Вы знали, что ее, по ее же словам, похитил серийный убийца? Что она написала об этом книгу? Она… — Лора покрутила пальцем у виска, — больная на всю голову.

Детективы откинулись на спинки своих стульев и скрестили руки на груди. Казалось, что Лоре удалось перехватить инициативу. Бровастая оправилась первой:

— Этот ключ, который, по вашим словам, находится у нее, она…

— Находился, сейчас нет. Я забрала его у нее.

— Вы забрали его у нее? Вчера? Когда пришли к ней на баржу и напали на нее?

— Когда я что?! Нет, я не нападала на нее, я не…

— Мисс Льюис подала на вас жалобу, Лора, — сообщила Бровастая, — она…

— Да это чушь! Полный бред! Я на нее не нападала! Это она меня толкнула! Видите?! — Лора указала на синяк на лице. — Она толкнула меня, и я упала, но… разве дело в этом? — Она повернулась к Нервному Парню: — Разве вы не должны что-то делать? Что-то говорить? — Она ткнула пальцем в пластиковый пакет с ножом. — Там есть мои отпечатки пальцев? Их ведь там нет, правда?

— Результаты экспертизы еще не готовы.

— «Экспертизы»? Отпечатков пальцев? — Она насмешливо засмеялась. — Вы так ни хрена и не нарыли? Послушайте, вы собираетесь предъявлять мне обвинение или нет? Потому что, если нет…

— Мы собираемся предъявить вам обвинение, Лора.

Надежды рухнули.

— Но… ключ, — пролепетала Лора. — Разве вам это ни о чем не говорит?

— У вас был мотив, возможность и средства преступления, — решительно заявила Бровастая, загибая пальцы. — Вы солгали нам о серьезности своей ссоры с Дэниелом. На вашей одежде нашли его кровь. Среди ваших вещей было найдено орудие убийства.


— Оно не мое! — заплакала Лора. — Ключ, это наверняка… пожалуйста!

Она посмотрела на Лысого, который, казалось, сам едва сдерживал слезы. Чтобы не встретиться с ней взглядом, он посмотрел сначала на стол, а потом на Нервного Парня.

— Сейчас мы отведем ее вниз, где предъявим официальное обвинение, — сказал он.

— Пожалуйста, не надо, — снова попросила Лора. Протянув руки к Лысому, она хотела умолять его, броситься к его ногам, предложить ему себя, но в комнате уже были полицейские в форме, и кто-то помогал ей встать со стула.

Они обращались с ней вежливо, но от их обходительности стало только хуже. Она начала их отталкивать и отбиваться.

— Лора, — слышала она взволнованный голос Лысого, в котором звучал упрек. — Лора, перестаньте, не делайте этого…

Но она хотела этого, хотела драться, хотела, чтобы ее схватили, бросили на землю и вырубили. Хотела забыться.





30




Карла дважды переоделась, три раза начала и бросила писать письмо Тео и на четвертом черновике приняла наконец решение, которое сочла правильным. Она решила, что, вместо того чтобы сбежать, она все-таки придет к нему на ужин и, как обычно, останется на ночь, а утром ускользнет, оставив на столе письмо.

Она заказала такси до вокзала Кингс-Кросс на одиннадцать тридцать утра, так что у нее будет достаточно времени, чтобы заехать на Хейвордс-плейс и забрать вещи, которые она по глупости туда отнесла. Собачий поводок, письма и блокнот Дэниела. Она не могла допустить, чтобы Тео их нашел. Она не хотела, чтобы он столкнулся с той реальностью, в которой оказалась она, у него не было ее твердости духа. Достаточно и того, что эта реальность в конце концов сделала с ней.



Как жаль, что Дэниел не нашел лучшего применения своим талантам! Вот о чем думала Карла в тот день, когда забрала блокнот с баржи и потом листала его, сидя на диване у себя дома. Он так потрясающе рисовал, так тонко передавал выражение лица, улавливая движения и нюансы. На бумаге он проявлял сопереживание и чуткость, которых, казалось, был напрочь лишен в реальной жизни.

Она чувствовала себя виноватой из-за этих мыслей, из-за того, что вообще стала смотреть его блокноты и альбомы: Дэниел всегда подчеркивал, что они не для чужих глаз, что он рисовал для себя. Раньше Карла считала, что причиной являлась его неуверенность в своем мастерстве, но теперь она не была так уверена. Ей становилось не по себе, когда она смотрела на листы со своим изображением, потому что теперь она убедилась в том, что раньше только подозревала: в любви Дэниела к ней было что-то неправильное. Хуже того, она боялась, что и ее любовь к нему была такой же. Чувствуя и вину, и неловкость, и страх, она все же не могла перестать листать страницы, потому что его рисунки были прекрасны.

В них все было идеализировано. Дом на Лонсдейл-сквер, где выросли они с Анджелой, а Дэниел провел раннее детство, больше походил на замок, чем на викторианский особняк. Вокруг него был разбит скорее целый парк, нежели обычный лондонский сад. Молодой Дэниел был изображен шире в плечах и мускулистее, а когда она увидела Бена, у нее перехватило дыхание. Настоящий херувим с ямочками на щеках и наивным взглядом олененка: Дэниел прекрасно уловил щедрость его улыбки, мягкий завиток волос на затылке. Сердце у нее едва не разорвалось.

Она отложила альбом.

Когда Карла снова взяла его в руки и стала разглядывать страницы, пытаясь уловить смысл нарисованной истории, она поняла, что идеализации подверглось далеко не все. Изображения Анджелы, например, были безжалостными: костлявая, полураздетая, опустившаяся пьяница. Но Дэниел не пожалел и себя. Хотя в образе Ареса он представал внешне красивым, душа его была черной. Он был злым, издевался над младшими ребятами в школе, за что сам не раз подвергался побоям. Соблазнял и бросал юных девушек, которых считал либо наивными, либо идиотками. Третировал и унижал свою мать. Карла подумала, как же это странно, как чудовищно и одновременно трогательно видеть Дэниела злодеем, зная, что таким он изобразил себя сам. Почему, вместо того чтобы сделать себя героем своей истории, он превратил себя в негодяя? Это причиняло ей невыносимую боль. Но по мере того как она переворачивала страницы, этот кровоточащий комок боли прямо под грудью начал потихоньку рассасываться, и на смену ему пришли страх и подсознательная уверенность в том, что лучше отложить альбом, закрыть его и никогда больше не открывать. Но где-то на середине она снова увидела себя изображенной с Беном на руках в тот солнечный полдень, когда приехала на Лонсдейл-сквер. Что это за день, она поняла сразу и отвести взгляд уже не могла.



Дэниел изобразил Карлу одетой в платье, ее длинные волнистые волосы ниспадают на голые плечи, а Бен — потрясающий, чудесный Бен — улыбается и смеется, сидя у нее на бедре. На балконе стоит Дэниел — его хмурое лицо наполовину скрыто в полумраке — и наблюдает, как Карла передает Бена Анджеле. Перегнувшись через перила и оказавшись под лучами солнца, Дэниел кричит и машет тете, но та уже отвернулась, не заметив его. Его маленькое личико вытягивается от разочарования и обиды.

На следующем рисунке уже вечер. В игровой комнате Дэниел в одиночестве смотрит телевизор. Он встает и идет наверх, в спальню матери, чтобы пожелать ей спокойной ночи, но ее там нет. Тогда он возвращается в свою комнату и видит, что его маленький кузен проснулся, слез с матраса, на котором спал, и теперь лежит на полу. Он рисует и пишет что-то в альбоме, а вокруг разбросаны другие альбомы, страницы которых испещрены его уродливыми каракулями. На лице Дэниела тщательно прорисовано страдание: Бен испортил все его рисунки, все так старательно и любовно нарисованные комиксы! Вне себя от горя он зовет мать, но никто не приходит. Он ищет ее, заглядывает во все комнаты, пока наконец не добирается до кабинета. Дверь закрыта, но он слышит внутри какой-то шум. Осторожно толкает дверь, и вот она — сидит верхом на мужчине, на каком-то незнакомце, на человеке, которого он никогда раньше не видел. Голова ее запрокинута, рот широко открыт. Она поворачивается, замечает испуганного сына и начинает смеяться. Дэниел со всех ног бросается прочь.

Следующая сцена показывает Дэниела, лежащего в постели. Его мысли изображены в виде облака над головой, в котором разыгрываются различные сцены. В одной он представляет, как бьет любовника матери по голове бутылкой из-под шампанского; в другой — дает пьяной Анджеле пощечину. Затем это облако воображения рассеивается. Дэниел приподнимается на локте и смотрит через комнату на маленького мальчика, который теперь спит на боку: его длинные ресницы касаются скул, а голова окружена ореолом кудряшек.

Утром Дэниел поднимается наверх в комнату матери. Она спит одна. Он уходит, закрыв за собой дверь. Затем возвращается в свою спальню, где осторожно будит маленького мальчика. Ребенок радуется старшему брату, на его лице широкая глупая улыбка. Дэниел помогает ему встать с постели, берет за руку, ведет к кабинету и открывает дверь. Держась за руки, они пересекают комнату, пробираясь мимо следов вчерашнего кутежа: разбросанной одежды, переполненной пепельницы, лежащей на полу пустой бутылки из-под шампанского. Дэниел ведет ребенка к балконной двери, открывает ее и достает из-за спины игрушку — ярко-красный грузовик. Ребенок радостно смеется и протягивает руки, чтобы схватить его, и тогда Дэниел выкатывает грузовик на балкон, к сломанным перилам. И смотрит, как ребенок бежит за ним.

На последнем рисунке Дэниел снова один. Он сидит на краю балкона, свесив ноги, и на его лице улыбка.





31




Айрин сидела на неудобном жестком стуле в гостиной Тео Майерсона. Она сразу поняла, что ей на нем будет неудобно, но все равно выбрала его, потому что он казался относительно высоким и она решила, что сможет встать с него без посторонней помощи, а это было важно. Она не имела никакого желания хоть в чем-то зависеть от Майерсона. Держа стул одной рукой — другой она крепко сжимала сумочку, — Айрин с трудом придвинула его на несколько дюймов ближе к камину. Было ужасно холодно — зима не хотела уходить, не отомстив за изгнание. Утром по радио предупредили, что может пойти снег.

Майерсон на кухне наливал для нее шерри. Она не хотела пить — она всегда мало пила, — но после того как Майерсон неохотно пригласил ее в дом, решила принять его предложение выпить шерри. Сам он пил вино. Один. В разгар дня.

Пока хозяина не было, Айрин любовалась книжными шкафами в его библиотеке. Что ни говори, а книжные шкафы у Тео Майерсона были на загляденье. Дубовые, подумала Айрин, и сделаны на заказ — от пола до потолка по обе стороны от камина, с изящной передвижной библиотечной лестницей, позволяющей доставать книги с самых верхних полок. С того места, где она сидела, Айрин не могла прочитать имена на корешках, что ее огорчало. Ей очень нравилось судить о людях по тем книгам, которые они читают, хотя сейчас для этого было явно неподходящее время.

— С минуты на минуту должна прийти Карла, — предупредил вернувшийся в комнату Тео, протягивая ей небольшой хрустальный бокал. — Мы ужинаем вместе.

Айрин кивнула, беря бокал.

— Я не знала, где она живет, — объяснила она, вспоминая, что уже говорила ему это. — Но ваш адрес я нашла, как уже сказала, на конверте в книге…

Тео кивнул. Он опустился в кресло, стоявшее на другом конце комнаты, и, сделав большой глоток вина, сердито посмотрел на нее.