Тёмные пути
Часть 9 из 36 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Обслуга здесь не годится, – влезла в разговор Изольда. – Она в отдельном флигеле селится, я уже пробила этот момент.
– А как красиво все начиналось, – опечалился я. – Ведь почти поверил в то, что все сложится.
– Я добуду его кровь. – Голос Марфы стал каким-то колючим. – Но мне нужно время, где-то три дня. Или даже меньше.
Три дня – вроде как немного. Правда, уже завтра-послезавтра сны потихоньку станут агрессивно давить мое сознание, но тут ничего не поделаешь.
– Предлагаю договор, Хранитель. – Марфа протянула мне руку. – Я делаю все, что обещано и даже чуть сверх того, а ты в случае удачного завершения дела помогаешь мне добыть клад Нежданы. Особое условие – за те три дня, что мне нужны, ты не принимаешь предложение о помощи от других наших пайщиков. Ты отказываешь им, ссылаясь на меня. Не думаю, что они смогут тебе помочь, но все же.
Интересно, кто такая Неждана? Впрочем, какая разница, тут выбора-то особого нет. Не к отцу же идти, на самом деле. Да и он тут вряд ли помочь сможет.
– Идет. – Я сжал ее ладонь. – Три дня ваши, с коллегами, если что, разбирайтесь сами. И еще одно. Напоминаю, что не все клады получается взять, есть такие, которые и мне не подчиняются. Если я понимаю, что вопрос встает ребром – или моя жизнь, или клад, – я от него отступаюсь. Но у вас останется право прибегнуть к моей помощи еще раз. Просто вас не было на той встрече, где был заключен договор о сотрудничестве, и – мало ли. Вдруг вам про это забыли сказать?
– Справедливо, – подумав, согласилась ведьма и тряхнула мою руку. – Договор заключен.
– Заключен, – ответил я тем же. – Покон и Луна тому свидетели.
– Ты быстро учишься, Хранитель Кладов, – сообщила мне Марфа и встала с табурета. – Это достойно уважения. Ну, я поехала. Изольда, ты останься, приберись здесь.
– Конечно. – Лучезарно улыбнулась красотка и закрутила одну из своих кудряшек на палец. – Все сделаю.
– Не надо, не надо, – заверил я ее, поняв, что останься мы наедине, то мои инстинкты могут взять верх над разумом, и невесть чем это все в результате закончится. Нет, так-то понятно чем, я не о том – я о последствиях. Кто знает, что сотворит Стелла, когда Изольда ей выложит эту новость? Не с ней. Со мной.
Кстати!
– Марфа, и все-таки… – уже в прихожей остановил верховную ведьму я. – Воронецкая. Не надо ее слишком уж тиранить. Да, она взбалмошная, часто сама не ведает, что творит, но… Я к ней правда привык.
– Это последний раз, когда я в подобных вопросах иду тебе навстречу, Валерий. – Марфа погрозила мне пальцем. – А в тот дом с тобой все одно Изольда полезет, ясно? Стелле там делать нечего, она все только испортит. Как, впрочем, и всегда.
Я закрыл за гостьями дверь, вздохнул и пошел в кухню прибирать со стола, а по дороге сообщил в темноту комнаты:
– По-твоему вышло, спровадил я эту милашку. Довольна? Да, слушай, как тебя хоть зовут-то?
Ответа я не получил, только где-то на грани слуха негромко прозвучал искристый девичий смех.
Глава шестая
В свое время, когда я только-только переехал в этот дом и пытался научиться жить так, как все, мне казалось, что самой мерзкой придумкой человечества является сигнал будильника. Неважно, какого именно – встроенного в смартфон, электронного или даже допотопного с двумя чашечками сверху и молоточком, который по ним сандалит. Любой из них являлся олицетворением мирового зла. Будильник вырывал меня из сна, в котором я по-прежнему жил безмятежно и весело, возвращая в новую реальность, где начинался очередной день, полный безрадостных впечатлений, перманентного безденежья, изжоги от сомнительной, зато дешевой пищи и прочих неприятных открытий об окружающем мире, который, как оказалось, я вовсе и не знал.
Но эти летние месяцы немного сменили вектор неприязни. Теперь я не любил дверной звонок. Будильник что, к нему я привык, как, впрочем, и ко всему остальному. Но вот к тому, что ко мне теперь через день кто-то по утрам таскается в гости, приспособиться пока не получалось.
Я глянул на экран смартфона и застонал – шесть утра! Вашу маму, рань какая! Полчаса сна у меня сперли, а я, между прочим, только в час с копейками угомонился. Сначала, после ухода ведьм, пришлось успокаивать Анисия Фомича, изрядно взволнованного визитом ко мне столь высокопоставленной в Ночи особы, потом со стола убирать, а после я еще минут двадцать ворочался, поскольку сон не шел. Да и там, в царстве Морфея, покоя и воли тоже не оказалось, поскольку мне пришлось созерцать разные картины из жизни Джованны Первой, где кровавые, а где и вовсе порнографические. Мне такое с ранней и относительно непорочной юности не снилось, между прочим.
А вот вам и вишенка на торте – кто-то снова трезвонит в мою дверь. Хотя почему «кто-то»? Ясно кто. Я сам проявил ненужное благородство и спас шкурку одной вечно недовольной всем ведьмы. Вот, получите и распишитесь за благодарность сей особы. Причем как только я открою дверь, то сразу же буду окачен холодным душем ее презрения и взбодрен десятком-другим каких-то просто школьных колкостей.
Нет, в следующий раз пальцем не шевельну, даже если ее на костре сжигать станут.
Я распахнул дверь, даже не посмотрев в глазок, и, потирая заспанные глаза, пробурчал:
– Воронецкая, как же ты мне надоела!
– Полностью с тобой согласен, Валерий, – сообщил мне бодро Карл Августович. – На редкость неприятная особа твоя подруга. Ее назойливость и самоуверенность даже меня, привычного ко всему, время от времени невероятно раздражают. Ты разрешишь мне войти?
– Конечно. – Кивнул я ошарашенно. – А вы тут как?
– Валера, денежные дела не терпят отлагательств, – удивился он моему вопросу. – Странно, что мне тебе подобные азы приходится объяснять, поскольку кто-кто, а ты это должен знать наверняка, учитывая то, кем являются твои родители. Вернее, отец. Марина Леонидовна, несомненно, человек другого свойства, она живет эмоциями и впечатлениями. Кстати, надо будет ей передать через тебя подарок – один из поздних набросков Поля Эллё. Он достался мне случайно, я все думал, что с ним делать. По всему выходит, что лучшего применения этой работе не найти.
– Она наверняка обрадуется. – Я подтянул трусы, ощущая себя довольно дискомфортно. – Эллё, если не ошибаюсь, из импрессионистов? Это ее пунктик. Знали бы вы, сколько времени я потерял в юности на их выставках.
– Валерий, применительно к искусству словосочетание «потеря времени» употреблять недопустимо.
– Еще как допустимо. – Я зашел в комнату и натянул на себя джинсы, а после футболку. – Лично мне визиты в музей Орсе всегда очень хотелось променять на одну-две вечерних прогулки по Булонскому лесу. Ну да, место сомнительное, но тамошние обитательницы смотрели на мой возраст куда более снисходительно, чем охранники веселых заведений на площади Пигаль.
– Неплохое знание предмета, – рассмеялся Шлюндт и потрепал меня по плечу. – Что же до твоего первого вопроса… Вечер у меня весь расписан, а днем ты работаешь. Остается утро, потому я здесь.
– Чайку? – предложил я. – Или кофе? Но сразу скажу – у меня растворимый. Я просто помню, насколько в данной области у вас взыскателен вкус.
– Я гость в этом доме. – Изобразил полупоклон антиквар. – Чем хозяин угостит, то с благодарностью и приму. Но прежде мне бы взглянуть на монеты. Пока чайник вскипит, пока ты сходишь в душ… Это все время, которого вечно не хватает.
В душ? И оставить его наедине с имуществом? Ну, не знаю, не знаю… Хотя не тот это человек. Не станет он монеты поценнее по карманам распихивать, ему легче меня после в момент сделки надуть.
– Конечно. – Я выдвинул один из ящиков шкафа и вытащил оттуда полотняный мешочек, в который ссыпал свою недавнюю добычу. Ну, нет у меня сейфа. Да и не собираюсь я его покупать, баловство это все. – Пойдемте на кухню.
Вроде бы и не было меня минут семь-десять, а шустрый Шлюндт успел за этот короткий отрезок времени все монеты перебрать, разложить их по кучкам и теперь с видимым удовольствием глазел на результаты своего труда.
– Очень, очень недурственный улов. – Он с нежностью погладил одну из кучек. – Не знаю, что еще было в том сундучке, но твое решение одобряю. Ты забрал то, что можно выгодно и без особых проблем реализовать. За украшениями частенько тянутся следы, тебе ли этого не знать. И криминальные, и из прошлого – разные. А монеты – это только монеты, равно как и золото – всего лишь золото. Вещь в себе.
– Все так. – Я подвинул пару брякнувших кучек и поставил на стол две чашки, а следом за ними последовали тарелки с выпечкой, что осталась от ночных посиделок. – Все верно. Еще раз извиняюсь за качество кофе, чем богат. Вам сколько ложечек?
– Три, – отозвался Шлюндт, взял один пирожок, понюхал его и с интересом глянул на меня. – Свежий, словно только что из печи. С малиной?
А вот тут я лоханулся. Антиквар, похоже, понял, откуда тут у меня эдакая вкуснота взялась. С другой стороны, мало ли кто меня выпечкой балует? Может, я с какой-то женщиной из категории «хозяюшка» время от времени сожительствую.
– Возможно. – Я отгрузил нужное количество кофе в его чашку, а после залил его кипятком. – Не знаю. Разные в них начинки, так просто не угадаешь.
Карл Августович усмехнулся и положил пирожок обратно на тарелку.
– Я бы взял все, – сообщил он мне после того, как ополовинил чашку пахучего напитка. – Монеты в пристойном качестве, покупатели найдутся. Может, не на каждую из них, но найдутся. Что до цены – она будет справедливой, я с тобой дела веду прозрачно. Если есть сомнения, можешь походить по онлайн-аукционам, посмотреть динамику лотов с аналогичными экземплярами. Еще, если хочешь, я могу взять монеты, скажем так, на комиссию, но это муторный процесс, мне придется вести дополнительные записи…
– Если честно, вообще не собирался это добро продавать, – прожевав кусок ватрушки, ответил ему я. – Как-то об этом не думал. Лежат и лежат. Нет, у нас был разговор о жетоне, но…
– А что проку в подобных вещах, если они просто лежат? – изумился Шлюндт. – Валера, если все будут думать так, как ты, коллекционирование умрет. Отпусти этих золотых птичек на волю, не держи их в клетке.
– Пусть летят, – согласился я, понимая, что старичок все равно теперь от меня не отстанет. Он будет нудить каждый день, пока не добьется своего. А мне, по сути, все едино – что монеты, что купюры. – Только парочку себе на память оставлю, ладно? Вот эту и… Вот эту.
– Эту не надо. – Антиквар вынул у меня из пальцев один из рублевиков. – Это не самый редкий, но все же нечастый год. На тебе другую монетку, она и номиналом побольше – целый червонец. И новенькая совсем, смотри, как блестит! А теперь посчитаем.
Кофе был отодвинут в сторону, Карл Августович положил перед собой смартфон, в котором был открыт калькулятор, и углубился в расчеты, то и дело перекладывая денежки из стороны в сторону.
– Вот как-то так, – сообщил он мне минут через десять, развернув телефон таким образом, чтобы я увидел цифру в графе «Итог». – Как тебе? Это в рублях.
– Впечатляет, – признался я, – и даже очень. Не сразу такая цифра в голове укладывается.
– Неплохой улов, Хранитель кладов. – Похлопал меня по плечу Шлюндт, вставая. – Очень неплохой. И ведь это только начало.
Он открыл наплечную сумку, с которой пришел и которую не оставил в прихожей, а после начал выкладывать на стол пачки денег в банковской упаковке, причем речь я сейчас веду не о рублях.
– Мне подумалось, что так будет лучше, – словно прочтя мои мысли, произнес он. – Компактнее. И потом – деньги и есть деньги. Можешь не пересчитывать, здесь столько, сколько нужно. Даже чуть больше, это, скажем так, маленькая премия за твою готовность к деловому диалогу.
– И вот куда мне столько? – Я взял одну из пачек, вынул из середины евровую «двухсотку» и пропустил ее между пальцами, ощутив привычную шершавость. Рефлексы есть рефлексы, не начать бы только на автомате в трубочку ее скатывать. Шутка.
– Живи, – посоветовал Шлюндт. – Просто живи. Не обижайся, но сейчас ты все же существуешь. Из разговора с Мариной Леонидовной я понял, что после некоего инцидента ты выбрал для себя путь схимника. Это достойно уважения, но… Жизнь проходит мимо, а с ней тебя покидают лучшие годы. Вернись в большой мир, Валера. Он ждет тебя. А эти бумажки помогут вспомнить о простых радостях бытия.
– Вы просто змей-искуситель, Карл Августович, – усмехнулся я. – По-другому не скажешь.
Антиквар вдруг застыл на месте, после забавно качнулся влево-вправо и издал горлом звук, более всего похожий на шипение. Следом за этим он расхохотался.
– Похож? – уточнил он у меня. – По лицу вижу, что похож. Нет, мой мальчик, я не он. Но если для того, чтобы ты был счастлив, мне придется покрыться зеленью с разводами, я это сделаю. Да, ты не против, если я прихвачу этот мешочек? Спасибо!
Он сгреб большинство монет в выпрошенную тару, а оставшиеся разложил по сафьяновым футлярам, обнаружившимся все в той же сумке. Что до жетона – он отправился в миниатюрный прозрачный куб довольно тонкой работы.
Интересно, насколько сильно он меня надул? В процентном соотношении? Наверняка ведь неслабо. Впрочем, я не в претензии, потому что на самом деле не очень понимаю, что с этими деньгами делать стану. Да, признаться, я своими-то их не считаю. Не получается. Они есть – и все, я их храню, не более того. Для кого? Для чего? Без понятия. Просто вот так разложился пасьянс. Мне положен какой-то процент за хранение, я им пользуюсь, а остальное трогать не хочу, не выйдет из этого ничего путного. Сначала думал, что создаю запас на будущее, а теперь и эти мысли испарились, будто их не было.
Да и о Стрече с Нестречей, что свились в кольца близ моего сердца, я не забываю. И они обо мне наверняка тоже.
– Теперь перейдем к другому не менее важному вопросу, – застегнув сумку, промолвил антиквар. – Валера, ты же помнишь, что за тобой числится… мнэ-э-э… Скажем так, одно желание? Желание в виде клада? Я о своем гонораре за помощь в поисках перстня.
– Разумеется. И готов его выплатить, договор есть договор.
– Вот и славно. – Потер ладошки Шлюндт. – Значит, завтра с утра мы с тобой кое-куда отправимся.
– Не отправимся, – вздохнул я. – По крайней мере с утра. Карл Августович, как вы верно заметили несколько минут назад, я работаю, и отгул мне никто сейчас не даст. Я же только-только из отпуска вышел. Да и вечером, скорее всего, тоже не получится. У нас завтра мероприятие – день рождения Галины Семеновны. Мне непременно на нем надо присутствовать.
– А? – антиквар крайне изумился. – Ты о чем?
– Вам это, скорее всего, смешным покажется, но все обстоит именно так. Мои коллеги очень обижаются, если я пропускаю эти их маленькие праздники. Обижаются и расстраиваются. Они все дамы немолодые, им приятно мое общество. Опять же – шампанское надо открывать кому-то, а после их по такси рассаживать. Про именинницу я вообще молчу, она, как подгуляет, все рвется песни петь в караоку. Ну, вот так она караоке называет. Так что завтра никак.
– Н-да. – Шлюндт смотрел на меня, переваривая услышанное, а после постучал пальцем по одной из денежных пачек. – Валера, к слову: ну о какой работе ты говоришь? Зачем она тебе теперь? Ты уже богат.
– Да все равно сегодня к вечеру дождь пойдет, – уклонился я от ответа. – Точно вам говорю. Я в пятнадцать лет правую руку здорово сломал, теперь, как дело к сильным осадкам идет, она ныть начинает.
– Так. – Антиквар встал с табурета. – Ясно. Хорошо, отложим все до выходных. Надеюсь, на субботу у тебя ничего не запланировано? Ты не отправишься к какой-то из своих немолодых подружек огород перекапывать?
– А как красиво все начиналось, – опечалился я. – Ведь почти поверил в то, что все сложится.
– Я добуду его кровь. – Голос Марфы стал каким-то колючим. – Но мне нужно время, где-то три дня. Или даже меньше.
Три дня – вроде как немного. Правда, уже завтра-послезавтра сны потихоньку станут агрессивно давить мое сознание, но тут ничего не поделаешь.
– Предлагаю договор, Хранитель. – Марфа протянула мне руку. – Я делаю все, что обещано и даже чуть сверх того, а ты в случае удачного завершения дела помогаешь мне добыть клад Нежданы. Особое условие – за те три дня, что мне нужны, ты не принимаешь предложение о помощи от других наших пайщиков. Ты отказываешь им, ссылаясь на меня. Не думаю, что они смогут тебе помочь, но все же.
Интересно, кто такая Неждана? Впрочем, какая разница, тут выбора-то особого нет. Не к отцу же идти, на самом деле. Да и он тут вряд ли помочь сможет.
– Идет. – Я сжал ее ладонь. – Три дня ваши, с коллегами, если что, разбирайтесь сами. И еще одно. Напоминаю, что не все клады получается взять, есть такие, которые и мне не подчиняются. Если я понимаю, что вопрос встает ребром – или моя жизнь, или клад, – я от него отступаюсь. Но у вас останется право прибегнуть к моей помощи еще раз. Просто вас не было на той встрече, где был заключен договор о сотрудничестве, и – мало ли. Вдруг вам про это забыли сказать?
– Справедливо, – подумав, согласилась ведьма и тряхнула мою руку. – Договор заключен.
– Заключен, – ответил я тем же. – Покон и Луна тому свидетели.
– Ты быстро учишься, Хранитель Кладов, – сообщила мне Марфа и встала с табурета. – Это достойно уважения. Ну, я поехала. Изольда, ты останься, приберись здесь.
– Конечно. – Лучезарно улыбнулась красотка и закрутила одну из своих кудряшек на палец. – Все сделаю.
– Не надо, не надо, – заверил я ее, поняв, что останься мы наедине, то мои инстинкты могут взять верх над разумом, и невесть чем это все в результате закончится. Нет, так-то понятно чем, я не о том – я о последствиях. Кто знает, что сотворит Стелла, когда Изольда ей выложит эту новость? Не с ней. Со мной.
Кстати!
– Марфа, и все-таки… – уже в прихожей остановил верховную ведьму я. – Воронецкая. Не надо ее слишком уж тиранить. Да, она взбалмошная, часто сама не ведает, что творит, но… Я к ней правда привык.
– Это последний раз, когда я в подобных вопросах иду тебе навстречу, Валерий. – Марфа погрозила мне пальцем. – А в тот дом с тобой все одно Изольда полезет, ясно? Стелле там делать нечего, она все только испортит. Как, впрочем, и всегда.
Я закрыл за гостьями дверь, вздохнул и пошел в кухню прибирать со стола, а по дороге сообщил в темноту комнаты:
– По-твоему вышло, спровадил я эту милашку. Довольна? Да, слушай, как тебя хоть зовут-то?
Ответа я не получил, только где-то на грани слуха негромко прозвучал искристый девичий смех.
Глава шестая
В свое время, когда я только-только переехал в этот дом и пытался научиться жить так, как все, мне казалось, что самой мерзкой придумкой человечества является сигнал будильника. Неважно, какого именно – встроенного в смартфон, электронного или даже допотопного с двумя чашечками сверху и молоточком, который по ним сандалит. Любой из них являлся олицетворением мирового зла. Будильник вырывал меня из сна, в котором я по-прежнему жил безмятежно и весело, возвращая в новую реальность, где начинался очередной день, полный безрадостных впечатлений, перманентного безденежья, изжоги от сомнительной, зато дешевой пищи и прочих неприятных открытий об окружающем мире, который, как оказалось, я вовсе и не знал.
Но эти летние месяцы немного сменили вектор неприязни. Теперь я не любил дверной звонок. Будильник что, к нему я привык, как, впрочем, и ко всему остальному. Но вот к тому, что ко мне теперь через день кто-то по утрам таскается в гости, приспособиться пока не получалось.
Я глянул на экран смартфона и застонал – шесть утра! Вашу маму, рань какая! Полчаса сна у меня сперли, а я, между прочим, только в час с копейками угомонился. Сначала, после ухода ведьм, пришлось успокаивать Анисия Фомича, изрядно взволнованного визитом ко мне столь высокопоставленной в Ночи особы, потом со стола убирать, а после я еще минут двадцать ворочался, поскольку сон не шел. Да и там, в царстве Морфея, покоя и воли тоже не оказалось, поскольку мне пришлось созерцать разные картины из жизни Джованны Первой, где кровавые, а где и вовсе порнографические. Мне такое с ранней и относительно непорочной юности не снилось, между прочим.
А вот вам и вишенка на торте – кто-то снова трезвонит в мою дверь. Хотя почему «кто-то»? Ясно кто. Я сам проявил ненужное благородство и спас шкурку одной вечно недовольной всем ведьмы. Вот, получите и распишитесь за благодарность сей особы. Причем как только я открою дверь, то сразу же буду окачен холодным душем ее презрения и взбодрен десятком-другим каких-то просто школьных колкостей.
Нет, в следующий раз пальцем не шевельну, даже если ее на костре сжигать станут.
Я распахнул дверь, даже не посмотрев в глазок, и, потирая заспанные глаза, пробурчал:
– Воронецкая, как же ты мне надоела!
– Полностью с тобой согласен, Валерий, – сообщил мне бодро Карл Августович. – На редкость неприятная особа твоя подруга. Ее назойливость и самоуверенность даже меня, привычного ко всему, время от времени невероятно раздражают. Ты разрешишь мне войти?
– Конечно. – Кивнул я ошарашенно. – А вы тут как?
– Валера, денежные дела не терпят отлагательств, – удивился он моему вопросу. – Странно, что мне тебе подобные азы приходится объяснять, поскольку кто-кто, а ты это должен знать наверняка, учитывая то, кем являются твои родители. Вернее, отец. Марина Леонидовна, несомненно, человек другого свойства, она живет эмоциями и впечатлениями. Кстати, надо будет ей передать через тебя подарок – один из поздних набросков Поля Эллё. Он достался мне случайно, я все думал, что с ним делать. По всему выходит, что лучшего применения этой работе не найти.
– Она наверняка обрадуется. – Я подтянул трусы, ощущая себя довольно дискомфортно. – Эллё, если не ошибаюсь, из импрессионистов? Это ее пунктик. Знали бы вы, сколько времени я потерял в юности на их выставках.
– Валерий, применительно к искусству словосочетание «потеря времени» употреблять недопустимо.
– Еще как допустимо. – Я зашел в комнату и натянул на себя джинсы, а после футболку. – Лично мне визиты в музей Орсе всегда очень хотелось променять на одну-две вечерних прогулки по Булонскому лесу. Ну да, место сомнительное, но тамошние обитательницы смотрели на мой возраст куда более снисходительно, чем охранники веселых заведений на площади Пигаль.
– Неплохое знание предмета, – рассмеялся Шлюндт и потрепал меня по плечу. – Что же до твоего первого вопроса… Вечер у меня весь расписан, а днем ты работаешь. Остается утро, потому я здесь.
– Чайку? – предложил я. – Или кофе? Но сразу скажу – у меня растворимый. Я просто помню, насколько в данной области у вас взыскателен вкус.
– Я гость в этом доме. – Изобразил полупоклон антиквар. – Чем хозяин угостит, то с благодарностью и приму. Но прежде мне бы взглянуть на монеты. Пока чайник вскипит, пока ты сходишь в душ… Это все время, которого вечно не хватает.
В душ? И оставить его наедине с имуществом? Ну, не знаю, не знаю… Хотя не тот это человек. Не станет он монеты поценнее по карманам распихивать, ему легче меня после в момент сделки надуть.
– Конечно. – Я выдвинул один из ящиков шкафа и вытащил оттуда полотняный мешочек, в который ссыпал свою недавнюю добычу. Ну, нет у меня сейфа. Да и не собираюсь я его покупать, баловство это все. – Пойдемте на кухню.
Вроде бы и не было меня минут семь-десять, а шустрый Шлюндт успел за этот короткий отрезок времени все монеты перебрать, разложить их по кучкам и теперь с видимым удовольствием глазел на результаты своего труда.
– Очень, очень недурственный улов. – Он с нежностью погладил одну из кучек. – Не знаю, что еще было в том сундучке, но твое решение одобряю. Ты забрал то, что можно выгодно и без особых проблем реализовать. За украшениями частенько тянутся следы, тебе ли этого не знать. И криминальные, и из прошлого – разные. А монеты – это только монеты, равно как и золото – всего лишь золото. Вещь в себе.
– Все так. – Я подвинул пару брякнувших кучек и поставил на стол две чашки, а следом за ними последовали тарелки с выпечкой, что осталась от ночных посиделок. – Все верно. Еще раз извиняюсь за качество кофе, чем богат. Вам сколько ложечек?
– Три, – отозвался Шлюндт, взял один пирожок, понюхал его и с интересом глянул на меня. – Свежий, словно только что из печи. С малиной?
А вот тут я лоханулся. Антиквар, похоже, понял, откуда тут у меня эдакая вкуснота взялась. С другой стороны, мало ли кто меня выпечкой балует? Может, я с какой-то женщиной из категории «хозяюшка» время от времени сожительствую.
– Возможно. – Я отгрузил нужное количество кофе в его чашку, а после залил его кипятком. – Не знаю. Разные в них начинки, так просто не угадаешь.
Карл Августович усмехнулся и положил пирожок обратно на тарелку.
– Я бы взял все, – сообщил он мне после того, как ополовинил чашку пахучего напитка. – Монеты в пристойном качестве, покупатели найдутся. Может, не на каждую из них, но найдутся. Что до цены – она будет справедливой, я с тобой дела веду прозрачно. Если есть сомнения, можешь походить по онлайн-аукционам, посмотреть динамику лотов с аналогичными экземплярами. Еще, если хочешь, я могу взять монеты, скажем так, на комиссию, но это муторный процесс, мне придется вести дополнительные записи…
– Если честно, вообще не собирался это добро продавать, – прожевав кусок ватрушки, ответил ему я. – Как-то об этом не думал. Лежат и лежат. Нет, у нас был разговор о жетоне, но…
– А что проку в подобных вещах, если они просто лежат? – изумился Шлюндт. – Валера, если все будут думать так, как ты, коллекционирование умрет. Отпусти этих золотых птичек на волю, не держи их в клетке.
– Пусть летят, – согласился я, понимая, что старичок все равно теперь от меня не отстанет. Он будет нудить каждый день, пока не добьется своего. А мне, по сути, все едино – что монеты, что купюры. – Только парочку себе на память оставлю, ладно? Вот эту и… Вот эту.
– Эту не надо. – Антиквар вынул у меня из пальцев один из рублевиков. – Это не самый редкий, но все же нечастый год. На тебе другую монетку, она и номиналом побольше – целый червонец. И новенькая совсем, смотри, как блестит! А теперь посчитаем.
Кофе был отодвинут в сторону, Карл Августович положил перед собой смартфон, в котором был открыт калькулятор, и углубился в расчеты, то и дело перекладывая денежки из стороны в сторону.
– Вот как-то так, – сообщил он мне минут через десять, развернув телефон таким образом, чтобы я увидел цифру в графе «Итог». – Как тебе? Это в рублях.
– Впечатляет, – признался я, – и даже очень. Не сразу такая цифра в голове укладывается.
– Неплохой улов, Хранитель кладов. – Похлопал меня по плечу Шлюндт, вставая. – Очень неплохой. И ведь это только начало.
Он открыл наплечную сумку, с которой пришел и которую не оставил в прихожей, а после начал выкладывать на стол пачки денег в банковской упаковке, причем речь я сейчас веду не о рублях.
– Мне подумалось, что так будет лучше, – словно прочтя мои мысли, произнес он. – Компактнее. И потом – деньги и есть деньги. Можешь не пересчитывать, здесь столько, сколько нужно. Даже чуть больше, это, скажем так, маленькая премия за твою готовность к деловому диалогу.
– И вот куда мне столько? – Я взял одну из пачек, вынул из середины евровую «двухсотку» и пропустил ее между пальцами, ощутив привычную шершавость. Рефлексы есть рефлексы, не начать бы только на автомате в трубочку ее скатывать. Шутка.
– Живи, – посоветовал Шлюндт. – Просто живи. Не обижайся, но сейчас ты все же существуешь. Из разговора с Мариной Леонидовной я понял, что после некоего инцидента ты выбрал для себя путь схимника. Это достойно уважения, но… Жизнь проходит мимо, а с ней тебя покидают лучшие годы. Вернись в большой мир, Валера. Он ждет тебя. А эти бумажки помогут вспомнить о простых радостях бытия.
– Вы просто змей-искуситель, Карл Августович, – усмехнулся я. – По-другому не скажешь.
Антиквар вдруг застыл на месте, после забавно качнулся влево-вправо и издал горлом звук, более всего похожий на шипение. Следом за этим он расхохотался.
– Похож? – уточнил он у меня. – По лицу вижу, что похож. Нет, мой мальчик, я не он. Но если для того, чтобы ты был счастлив, мне придется покрыться зеленью с разводами, я это сделаю. Да, ты не против, если я прихвачу этот мешочек? Спасибо!
Он сгреб большинство монет в выпрошенную тару, а оставшиеся разложил по сафьяновым футлярам, обнаружившимся все в той же сумке. Что до жетона – он отправился в миниатюрный прозрачный куб довольно тонкой работы.
Интересно, насколько сильно он меня надул? В процентном соотношении? Наверняка ведь неслабо. Впрочем, я не в претензии, потому что на самом деле не очень понимаю, что с этими деньгами делать стану. Да, признаться, я своими-то их не считаю. Не получается. Они есть – и все, я их храню, не более того. Для кого? Для чего? Без понятия. Просто вот так разложился пасьянс. Мне положен какой-то процент за хранение, я им пользуюсь, а остальное трогать не хочу, не выйдет из этого ничего путного. Сначала думал, что создаю запас на будущее, а теперь и эти мысли испарились, будто их не было.
Да и о Стрече с Нестречей, что свились в кольца близ моего сердца, я не забываю. И они обо мне наверняка тоже.
– Теперь перейдем к другому не менее важному вопросу, – застегнув сумку, промолвил антиквар. – Валера, ты же помнишь, что за тобой числится… мнэ-э-э… Скажем так, одно желание? Желание в виде клада? Я о своем гонораре за помощь в поисках перстня.
– Разумеется. И готов его выплатить, договор есть договор.
– Вот и славно. – Потер ладошки Шлюндт. – Значит, завтра с утра мы с тобой кое-куда отправимся.
– Не отправимся, – вздохнул я. – По крайней мере с утра. Карл Августович, как вы верно заметили несколько минут назад, я работаю, и отгул мне никто сейчас не даст. Я же только-только из отпуска вышел. Да и вечером, скорее всего, тоже не получится. У нас завтра мероприятие – день рождения Галины Семеновны. Мне непременно на нем надо присутствовать.
– А? – антиквар крайне изумился. – Ты о чем?
– Вам это, скорее всего, смешным покажется, но все обстоит именно так. Мои коллеги очень обижаются, если я пропускаю эти их маленькие праздники. Обижаются и расстраиваются. Они все дамы немолодые, им приятно мое общество. Опять же – шампанское надо открывать кому-то, а после их по такси рассаживать. Про именинницу я вообще молчу, она, как подгуляет, все рвется песни петь в караоку. Ну, вот так она караоке называет. Так что завтра никак.
– Н-да. – Шлюндт смотрел на меня, переваривая услышанное, а после постучал пальцем по одной из денежных пачек. – Валера, к слову: ну о какой работе ты говоришь? Зачем она тебе теперь? Ты уже богат.
– Да все равно сегодня к вечеру дождь пойдет, – уклонился я от ответа. – Точно вам говорю. Я в пятнадцать лет правую руку здорово сломал, теперь, как дело к сильным осадкам идет, она ныть начинает.
– Так. – Антиквар встал с табурета. – Ясно. Хорошо, отложим все до выходных. Надеюсь, на субботу у тебя ничего не запланировано? Ты не отправишься к какой-то из своих немолодых подружек огород перекапывать?