Тёмные пути

– Нет, – подтвердил антиквар, – все так. Искомый предмет у него, это абсолютно точно.

– Валер, – руки Воронецкой обвили мою шею, – может, нам все же не кулон нужен? Может, кольцо? А?

– Хорошо бы, если так, – вздохнул я. – Только вряд ли.





Глава четвертая




– Я в дом не полезу. – Стелла мигом отстранилась от меня. – И даже не уговаривай меня. Исключено!

– Тебе-то чего бояться? – осведомился у нее Шлюндт, ковыряя десертной ложечкой эклерный крем. – Ты же ведьма, значит, уже проклята, а твоя душа – не твоя, так что смерть – это только начало пути. Нет, есть вероятность того, что ты сможешь перевалить через столетний рубеж, а после найти дурочку, которой свои грехи передашь с частью силы, но они очень невелики. Думаю, тебя убьют гораздо раньше, и у меня есть основания для подобных подозрений.

– Звучит как угроза, – мигом ощетинилась как еж Стелла. Сторонний человек этого не заметил бы, но я уже научился улавливать ту тонкую интонационную грань, которая разделяла душевные состояния моей напарницы.

– Вовсе нет, это просто констатация факта, – немного равнодушно ответил ей антиквар. – Видишь ли, когда ведьма начинает позволять брать чувствам и эмоциям верх над расчетливостью и врожденным эгоизмом, то она обречена. Ты уже пересекла эту черту, совершаешь одну ошибку за другой, то и дело встаешь на чужом пути, наживаешь проблемы там, где их быть не должно, потому долго тебе не протянуть. И – нет, мне тебя не жалко. Более того, я ничего против этого не имею. Когда тебя не станет, Валера от этого только выиграет, а я всецело на его стороне.

– Потому что он для вас… – судя по некоторым скандальным ноткам, появившимся в голосе, Стелла собралась полностью подтвердить все то, что сказал Шлюндт, а это было ни к чему. Ну да, может, без нее мне будет и лучше, но… Не желаю я ее смерти. То ли привык к этой стерве, то ли еще почему. Не знаю. Вот потому я стремительно двинул кресло, на котором сидел, назад, буквально припечатав стоявшую за мной ведьму к стене. – Ай! Больно же! У меня теперь на ногах синяки будут!

– Лучше синева на ляжках, чем цветы на могиле, – сказал ей я, глядя на антиквара. Тот усмехнулся, и его лицо в этот момент мне чем-то напомнило волчью морду. Видел я как-то по «Нэшнл Географик» фильм о жизни волчьей стаи, так там вожак так же скалился, когда на охоте не смог оленя задрать и тот от своры хищников в результате убежал.

Он ее провоцировал, это несомненно, причем весьма грубо и откровенно. Понял, что Воронецкая в данный момент находится в растрепанных чувствах, плюнул на свою обычную манеру неторопливого плетения паутины и решил, так сказать, сократить маршрут.

И сократил бы. Не станет Марфа с ним ругаться из-за какой-то невоздержанной на язык ведьмы, пусть даже та ей и приносит кое-какую пользу. Это я себя имею в виду, то, что Воронецкая информацию из первых рук получает. Опять же – мне ведь новую подругу можно заслать, верно? Мол, на место выбывшей из игры Стеллы приходит… Кого там верховная днем поминала в разговоре? Изольду? Вот она, к примеру.

– Предлагаю на этом пикировку закончить и вернуться к делу, – произнес я, не обращая внимания на ведьму, которая, злобно шипя и ругаясь сквозь зубы, безуспешно пыталась выбраться из-за кресла. – Карл Августович, вы уверены, что кулон в загородном имении Митрохина? Это точно так? Просто туда на самом деле попасть, как мне кажется, будет крайне сложно, и это я мягко выразился.

– Год назад точно находился там, – отозвался антиквар. – Оттуда и уверенность в его отсутствии на каком-либо кладбище, поскольку к тому времени Митрохин уже похоронил свою жену. Не стану врать, сам данное украшение в руках не держал, но видоком стал человек, которому в таких вопросах я вполне доверяю.

– Когда именно вы сводите слова «я» и «доверяю» в одну фразу, то… – просопела Стелла, – это просто… Ай! Ну больно же!

– Меньше говори, больше слушай, и больно не будет, – заверил я ее, а после снова обратился к Шлюндту: – Карл Августович, если можно, поконкретней.

Стелла ударила меня по спине кулачком, но дергаться прекратила, поняв, что просто так, не повредив свой гардероб, она из-за широкой спинки кресла не выберется.

– Один из моих, скажем так, коллег выступал в качестве оценщика, – пояснил Карл Августович. – Господин Митрохин решил выяснить, сколько стоят ювелирные украшения и камни, находящиеся в его ведении, уж не знаю, с какой целью. Может, по требованию управляющей компании, может, еще зачем. К слову, сумма вышла преизрядная, оказалось, что в свое время данный бизнесмен вложил часть свободных средств в южноафриканские алмазы. Вариант беспроигрышный, должен отметить, потому как драгоценные камни, особенно алмазы, в цене не падают, в отличие, например, от золота.

– Мне доводилось слышать и обратное мнение, – заметил я. – Карл Августович, прошу вас, не отвлекайтесь.

– Н-да. – Антиквар покивал. – Так вот, среди прочих ценностей имел место быть и массивный кулон с красным камнем. Ну да, таких пруд пруди, но с учетом того, что покойная жена Митрохина ранее точно владела вещицей, о которой мы ведем речь, то двух мнений тут быть не может. Да и приятель мой, на самом деле очень знающий специалист, упомянув его, добавил, что предмет сей определенно работы старых флорентийских мастеров.

– Специалист знающий, а вот как человек ваш приятель так себе, – фыркнула Стелла за моей спиной. – Разве он не должен был сохранять конфиденциальность данного мероприятия? Наверняка ведь она входила в договор с Митрохиным. Ай!

– А вот сейчас зря, Валера, ты ее припечатал. – Улыбнулся антиквар. – Она отчасти права. Даже, пожалуй, не отчасти, а почти во всем. Но, с другой стороны, если бы не разговорчивость моего приятеля, то сейчас мы бы ничего не знали. Еще добавлю в его оправдание то, что таким образом он вернул мне кое-какой должок, то есть я его вынудил нарушить данное клиенту обещание. И вообще, отпусти уже девочку, пусть она сядет за стол.

Я выполнил его пожелание, Стелла еще раз стукнула меня кулачком по спине, а после уселась на то самое место, куда не так давно уже пыталась пристроиться.

– Ну, если все обстоит так, как вы говорите, то все очень и очень печально, – вздохнул я. – Дом Митрохина – та еще крепость, и гостей там не любят.

Сказанное мной было чистой правдой, подкрепленной фактами, статьями в прессе, видеодоказательствами и даже несколькими судами разных инстанций. Впрочем, сейчас о Митрохине уже мало вспоминали, разве что на «Яндекс Дзене» время от времени появлялись заметки, как правило, скомпилированные из статей двух-трехгодовой давности, с их помощью начинающие блогеры пытались заработать первую репутацию на несвежей, но все же горячей теме. А вот раньше – это да.

Как я уже говорил, смерть дочери изрядно вдарила по душевному здоровью Митрохина. Ладно бы причиной таковой стала трагическая случайность вроде автоаварии, от нее никто не застрахован. Тоже великое горе, спора нет, но здесь никому, кроме господа Бога, претензию не предъявишь, судьба есть судьба. Но здесь ничем таким и не пахло, вот бизнесмен и сломался. Не до конца, но тем не менее. Вдобавок на все это наложилась довольно мутная история, произошедшая с одним из калининградских партнеров Митрохина за несколько дней до его личной трагедии. Тот вдруг ни с того ни с сего утонул в собственном бассейне, который был небольшим и мелким. Как после выяснили пронырливые журналисты, утопленник имел наглость запустить руку в глубокий Митрохинский карман, используя кое-какие логистические просчеты, и неплохо на этом заработал. Настолько, что на радостях утонул. При этом у него осталась дочь, которая, как ни странно, являлась ровесницей задушенной матерью Катеньки. Да еще и тезкой.

Разбитый горем отец и муж узрел в этом некие мистические знаки, тем более что накануне ему показали репортаж калининградского регионального телеканала, где крупным планом взяли плачущую девчушку, кричащую в камеру: «Пусть умрет тот, кто убил папу! Пусть вся его семья умрет». Как по мне, просто совпадение, не более того. Да и, зная журналистскую породу, могу предположить, что бедной малышке кто-то просто слова нашептал, а та их повторила. Ради хорошего кадра это племя на все пойдет, для них святого нет, мне ли не знать? Была бы у малышки мать – она бы не дала такого сделать, но покойный жулик, как назло, был отцом-одиночкой.

Но Митрохин рассудил по-другому, он, как я уже сказал, увидел в произошедшем некий божий промысел, а потом со свойственным ему прагматизмом и упорством начал строить свою новую жизнь.

Первым делом он отмазал жену от тюрьмы. Не знаю, в какие деньги ему это встало, учитывая резонансность дела, но тем не менее женщине вместо серьезного срока присудили лишь принудительное заключение в психиатрической клинике, в которой, как позже выяснилось, увы, не оказалось койко-мест. Они все были заняты, вот какая беда. И отправилась жена Митрохина отбывать наказание по месту проживания.

Хотя, думаю, экспертизу никто не подделывал, женщина эта на самом деле тронулась умом, что, впрочем, не слишком и удивительно, учитывая обстоятельства. И лично я не уверен, что ее смерть была, скажем так, естественной. Нет, муж тут ни при чем, думаю, она сама на себя руки как-то да наложила, и ее можно понять.

Только все равно правду, кроме самого Митрохина и нескольких его приближенных, никто не узнает. Хоронили супругу бизнесмена в закрытом гробу, а могилу не закопали, а залили бетоном, вот так-то. Хотя для приличия потом земли сверху набросали, разумеется, чтобы холмик образовался. Так что истинные причины ее смерти знают только стены дома, в котором она умерла, того, в котором и по сей день проживает ее муж, названный «подмосковным затворником». Дома, в который нет хода вообще никому, включая даже представителей органов власти. Не знаю, как Митрохин этого добился, но факт есть факт.

Он начал строить его еще до трагедии, хотелось товарищу иметь поместье в староанглийском стиле – добротное, многоэтажное, многокомнатное, с парком, конюшней и всем таким прочим. Когда случилась беда, стройка не остановилась, а, напротив, ускорилась, но в проект был внесен ряд изменений, превративших уютное изначально строение в довольно мрачное здание, по ряду признаков напоминавшее то ли крепость, то ли тюрьму.

Пока шли суд да дело (причем в самом прямом смысле), Митрохин заключил договор с одной известной своей деловой репутацией управляющей компанией, передав им права на ведение своего бизнеса, устроил судьбу дочери утонувшего делового партнера, назначив ей изрядных размеров пенсион и отправив все в ту же Англию, отбил изрядное количество поклонов в старых церквях и сломал десятка два ребер наиболее назойливым акулам пера. А как только дом достроили, переехал туда и с тех пор, насколько мне известно, территорию его не покидал. На похороны жены он и то не поехал. Про интервью любым изданиям и все такое прочее можно даже и не упоминать.

Впрочем, рассказ Шлюндта о том, что его коллега каким-то образом с Митрохиным имел беседу, меня особо не удивил. За закрытыми глухими воротами имелся гостевой домик, эдакое место свиданий с большим миром. Волей-неволей затворнику все же приходилось с ним общаться, туда то и дело наведывались сотрудники управляющей компании, некоторые деловые партнеры из числа ключевых, которые с посредниками разговаривать не желали, кое-какая родня, большей частью дальняя, рассчитывающая отщипнуть крошку от состояния спятившего свойственника, ну и органы правопорядка, разумеется. Эти наведывались чаще всего. И по старым делам, экономического свойства, и по новым, связанным чаще всего с нанесением травм различной степени тяжести.


Ясное дело, что для журналистов вход за ворота был закрыт, о чем, кстати, их извещала специально повешенная табличка. Но это только распаляло пыл сочинителей, особенно тех, что помоложе, которые грезили скорой мировой славой, открывающей им врата великих возможностей. Потому время от времени будущие звезды прессы ночной порой пробовали перебраться через забор, чтобы забабахать убойный репортаж.

Подавляющее большинство из них попадало в недобрые руки охраны, получало несколько ударов в живот и по почкам, а после выбрасывалось за ворота. На камерах и иных устройствах слежения Митрохин не экономил, потому сложностей тут никаких не возникало. Впрочем, находились иногда удальцы, которые обнаруживали «мертвые зоны» или подменяли сигналы, а после умудрялись проникнуть на территорию придомового парка. Им везло меньше, до них добирались собаки, которых выпускали на ночь. Одного такого погрызли сильно здорово, он после в больнице пару месяцев лежал.

Ну а двоим довелось попасть в дом, где проживал миллионер-затворник. Один проживал, к слову, с тех пор как умерла жена. Охране, как и малочисленной обслуге, были выделены отдельно стоящие флигеля.

И вот тут начинается самое непонятное. Никто не знает, что эти двое увидели в доме, но всем известно, что с ними стало. Они спятили. Оба. С ума сошли в смысле, причем настолько крепко, что до сих пор в него и не вернулись, только таращились на окружающих испуганно да время от времени под себя ходили. В разное время разные люди, а результат один на двоих. И ведь это не девочки-припевочки какие-то, это пусть молодые, но журналисты, товарищи с железными нервами и полным отсутствием свойственных большинству обычных людей принципов.

После этих случаев снова случился небольшой вал статей, в основном в интернет-изданиях, несколько спутниковых каналов выдали передачи-расследования на этот счет, в которых не прозвучало ничего нового, но тем все и кончилось, про Митрохина опять забыли.

Вот и мне бы про него не вспоминать, ан нет, пришлось. И, скажу честно, радости я от этого не испытал никакой. В свете того, что я узнал за последнее время о нашем мире, до того насквозь реалистичном и материалистичном, кое-какие нюансы этой истории расценивались мной немного не так, как раньше. Зачем, например, могилу цементом залили? Чтобы туда кто не забрался? Или наоборот – чтобы кто-то из нее не выбрался? Почему Митрохин в дом никого не пускает? Потому что видеть никого не хочет? Или же чтобы кто-то не увидел то, что для чужих глаз не предназначено?

– В этом доме гостей не просто не любят – их там попросту не бывает, – произнес Шлюндт, как мне показалось, с удовольствием. – И это тот случай, Валерий, когда все мои связи и знакомства бессильны. Рад бы помочь, но не могу.

– Печально, – вздохнул я. – Но если ваша наводка сработает и предмет станет моим, то гонорар вы получите, как и было оговорено.

– Само собой. – Покивал старичок. – А теперь, молодежь, я вас оставлю, а сам поеду. День к вечеру клонится, а у меня еще полно дел. Хотелось бы еще вопрос с монетами, конечно, разрешить, но есть у меня такое ощущение, Валера, что тебе сегодня уже не до меня. Но завтра мы все же по этому поводу встретимся. И еще надо бы обсудить одно дельце… Ладно, все завтра.

Антиквар положил на стол две тысячные купюры, после подумал, заменил одну из них на пятисотрублевку, помахал нам ручкой и вышел за дверь.

– Вот же жлоб! – усмехнулась Стелла. – Съел больше всех, даже Арвидовский стейк расковырял, а денег оставил с гулькин нос.

– Натура у него такая, – заступился я за Шлюндта. – Да и не видела ты настоящих жлобов, поверь. Ладно, это все мелочи. Что с Митрохиным делать – вот вопрос, я даже не представляю пока, с какого конца надо заходить. Тут взлом с проникновением, и то, по ходу, не вариант.

Я врал. Некая идея посетила меня почти сразу же, но была немедленно отметена в сторону, как полностью нереалистичная.

– Свою точку зрения на данный вопрос я уже изложила, – отозвалась Стелла, успевшая прихватить второй эклер, не тронутый Шлюндтом, и теперь с аппетитом его уплетавшая. – Как было сказано ранее, на меня не рассчитывай, я в этот дом не полезу. Понятия не имею, что с ним не так, но тут явно припахивает чем-то очень нехорошим. Не просто же так те журналисты рехнулись?

– Хорошо, – согласился я, – как скажешь. Но тогда и доли твоей в кладе, что я после отыщу для Шлюндта, не будет. До коммунизма, когда все достается всем поровну, наша страна так и не добралась, потому материальные блага распространяются исключительно среди тех, кто что-то делает, а не ровно сидит на попе. Но ты, если хочешь, можешь для отведения души погалдеть на тему «все разворовали, сволочи», я минутку-другую тебя послушаю.

– Валер, дело не в том, что я ничего делать не желаю, – задушевно сообщила мне ведьма, промокнув уголки губ салфеткой. – Мне страшно. Знаешь, я доверяю своей интуиции, она меня почти никогда не подводит. В последний раз я ее не послушалась месяц с лишним назад, когда решила съездить к одному старому дубу и около него кое-какой ритуал провести. Она тогда просто орала: «не делай этого», но я плюнула и поступила по-своему. В результате я сижу здесь и общаюсь с тобой, вместо того чтобы заниматься чем-нибудь по-настоящему интересным и полезным. В смысле для меня полезным, а не для Великого Полоза или мерзкого старикашки Шлюндта. Сейчас происходит то же самое, интуиция в голос вопит, что туда мне соваться нельзя. Не знаю, что там ждет тебя, но мне точно придется лихо, это факт. Так что обойдешься без меня.

– Говорю ведь – без проблем. – Передернул плечами я. – Ты не идешь, потому не получаешь долю. Все ровно, все краями. Да и вообще, рано мы этот разговор затеяли, делим шкуру неубитого медведя. И не какого-нибудь, а гризли, которого не каждая пуля возьмет. Блин, я вообще не представляю, что делать.

– Знаешь, что мне в тебе нравится и не нравится одновременно? – поинтересовалась Стелла. – То, как ты подходишь к возникшим проблемам. Сначала ты впадаешь… Нет, не в панику, такого за тобой не водится мне на радость, скорее в некую прострацию, после чего начинаешь напоминать девственника, впервые увидевшего красивую голую женщину, которая не против с ним порезвиться. Это бесит. Но через какое-то время начинаешь генерировать идеи, одна из которых в конце концов оказывается результативной. Это здорово, это мне нравится.

– Так выпьем за то, чтобы пароксизмы беспомощности сократились до минимума, – грустно пошутил я. – Ладно, давай рассчитаемся, да поехали уже. Чего тут сидеть?

Вроде бы не так долго мы посидели в ресторане, а яркое дневное солнце за это время поблекло, став предвечерним. Само собой, и машин на Кутузовском проспекте прибавилось, причем изрядно.

– Настоимся сейчас, – сообщил я Стелле, которая напялила на себя огромные противосолнечные очки и повязала косынку, снова превращаясь в архимодную автоледи, – по полной.

– Судьба. – Девушка вдавила педаль газа в пол, лихо развернулась и двинулась совсем не в ту сторону, куда следовало. Если бы она хотела довезти меня до дома, нам нужно было ехать прямо, без всяких поворотов, а так мы от него, наоборот, удаляться стали. Но я спрашивать у нее ничего не стал, просто достал смартфон и открыл в нем «Яндекс. Карты», чтобы проверить кое-какую догадку.

Когда мы свернули сначала на Минскую, а после и на Кастанаевскую улицу, мои предположения перешли в уверенность.

– Стелла, я тебе ведь рассказывал о том, что мама в детстве меня пыталась воспитывать? – уточнил я. – Не мог я этот факт от тебя утаить.

– Получилось у нее так себе, но вины Марины Леонидовны я в том не вижу. Просто ты по причине своей вздорности плохо поддаешься дрессуре, – отозвалась ведьма. – Ты это к чему спросил?

– Среди массы преподанных мне полезных и бесполезных знаний, относящихся к этикету, имелся постулат, который гласил: «не ходи в гости, если тебя не пригласили». Плюс к нему примыкал другой, повествующий о том, что если настроения нет, то визиты друзьям и знакомым лучше не наносить, толку с этого не жди. С какого же ты меня везешь туда, куда я сам ехать не хочу и куда меня не приглашали? Заметь, я промолчал о том, что вдобавок это делается без моего ведома.

– Считай, что приглашение ты получил. – Стелла свернула на Малую Филевскую улицу, от которой до шоссе было почти рукой подать. А что дальше? Правильно, через какое-то время, не слишком быстрое по причине пробок, но и не слишком долгое, мы бы прибыли в небольшое поселение с уютно-гастрономическим названием «Маслово», где расположена резиденция доброй на вид и стальной внутри старушки Марфы. – Так что не переживай.

– И не думал, – хмыкнул я. – Но приглашения мало. Ты меня слушала вообще? Я еще про свое настроение говорил, а его в помине нет. Мне домой хочется, а не в гости. Там более что с хозяйкой дома, куда ты меня везешь, я только что повидался. Два раза за один день – это перебор.

– Швецов, заканчивай уже, – попросила меня Стелла. – Ну, серьезно. Мне твои закидоны поперек горла уже стоят.

– А мне – твои, – парировал я. – И ничего, терплю. Мало того, защищаю тебя от чужих нападок, глупости сильным мира сего говорить не даю. Ты сегодня столько дров могла наломать, между прочим, что мама не горюй.

– Марфа сказала тебя привезти на разговор. – Пальцы девушки, сжимавшие руль, побелели. – Я ослушаться не могу, за мной и так косяков полно.

– Ты и не ослушалась, – вполне искренне удивился я. – Что могла, то сделала. Не твоя вина, что у меня характер дерьмовый. Так что давай, поворачивай обратно. Ну или вон у «Пионерской» тормозни.

Вышеупомянутая станция метрополитена осталась позади, и разворота машины тоже не последовало. Напротив, Стелла прибавила скорость.

– Воронецкая, тебе что-то неясно? – еще сильнее изумился я. – Не будь дурой, не порти себе жизнь. Ну и наши с тобой отношения тоже, разумеется. Ведь только-только снова более-менее поладили.

Ничего мне ведьма не ответила, только музыку включила погромче.

– Ладно, хочешь по-плохому – будет по-плохому. – Я провел пальцем по экрану смартфона. – Как там Августыч говорил? «По гамбургскому счету»? Получите и распишитесь.

Поразмыслив пару секунд и перебрав три персоналии, имевшиеся в ассортименте, я выбрал Арвида, отыскал его номер и, весело подмигнув Стелле, нажал на вызов.

Этот господин с собрания ушел злой как собака, потому его даже раззадоривать не придется, особенно если правильно подобрать слова.